| Он, вовсе не знавший греческого языка, решил, однако, делать новые переводы с греческих церковно-богослужебных книг, причем, конечно, сам не мог ни контролировать, ни проверять правильность новых переводов, а всецело зависел в этом деле от случайных переводчиков, которые неизбежно были настоящими господами положения. Главным переводчиком и справщиком книг при Никоне был известный Арсений грек. Защитники старины постоянно и с особой настойчивостью указывают на то обстоятельство, что Арсений грек был еретик, что он научал еретичеству Никона, что он, переводя и исправляя книги, нарочно вносил в них все соблазнительное и еретическое. В действительности же это дело стояло так: Арсений, до своего приезда в Москву, проживая в Киеве, несколько выучился говорить по-малороссийски. Прибыв в Москву и будучи сослан на Соловки, он здесь практически выучился понимать русскую речь и говорить по-русски. Как грека образованного и знающего русский язык, Никон охотно сделал Арсения справщиком книг, поручил в то же время ему вновь переводить книги с греческих. Но несомненно, что Арсений, как иностранец-грек, не настолько, однако, владел русским языком, чтобы постичь все его тонкости, понимать все его особенности и оттенки, уметь всегда подыскать нужное слово, нужный оборот речи, чтобы точно, ясно выразить ту или другую мысль, точно и верно, по строю речи, формулировать известное учение. Многое и, конечно, очень многое для Арсения, как иностранца, оставалось в русском языке непонятным и закрытым, почему его переводы, естественно, во многом отличались от старых, нередко уступали им в ясности, точности, в уместности того или другого выражения, казались иногда двусмысленными и соблазнительными. Но, очевидно, все недочеты книжных переводов Арсения, следует объяснять не его еретичеством, а его недостаточным знанием русского языка, и уменьем владеть им, как следует. Другим видным переводчиком при Никоне и после него, был Епифаний Славинецкий. Этот переводчик известен как крайний приверженец буквализма в переводе, – он, в жертву буквализму, приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания очень искусственные и маловразумительные, лишь бы ближе быть к подлиннику, от чего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом. |
| Понятно после этого, почему Неронов, уже при начале книжных никоновских исправлений заявлял, что исправление русских книг никак не следует поручать таким сомнительным лицам, «яков оный лукавый чернец Арсений, о нем же патриарх иерусалимский писал к тебе, государю, из Путимля, что он, Арсеней, еретик, велел его остерегать. А ныне он, Арсеней, взят к Москве и живет у патриарха Никона в келье, да ево и свидетеля, врага, поставляет, а древних великих мужей и чудотворцев свидетельство отметает и ложно нарицает». Этот упрек Никону, что он доверенным книжным справщиком у себя сделал во всех отношениях подозрительного Арсения грека, был справедлив, не потому конечно, что Арсений был действительный убежденный еретик и мог сознательно вносить какие либо ереси в русские церковные книги, или каким-нибудь образом портить их, но потому, что против него лично существовали очень сильные, на фактах основанные подозрения, Никоном не уничтоженные, вследствие чего Арсений, действительно мог служить соблазном для многих русских. В интересах успеха своего дела Никон обязан был принять во внимание совесть тех немощных, которых крайне смущало доверие патриарха к уличенному в неправославии и сосланному за еретичество на вечное житье в Соловки Арсению. Но Никон, по обычаю, не обращал никакого внимания на существовавшие в обществе подозрения и обвинения против Арсения, не поста- —559— рался их разъяснить и опровергнуть, и потому деятельное участие Арсения в книжных Никоновских исправлениях послужило потом одним из главных оснований для противников реформам Никона признать новоисправленные книги еретическими, так как, говорили они, ведомый всем еретик Арсений грек внес в них, под видом исправления, свои ереси. Таким образом уже одна, так сказать, внешняя постановка книжных исправлений при Никоне, именно, что книги исправлялись по греческим печатным венецианским изданиям, что разные выпуски их разнились между собою, что их исправление совершалось при деятельном участии такого подозрительного и ненадежного человека, каким, в глазах многих, был Арсений грек, помимо самого характера исправления, давала основание противникам реформы Никона предполагать в его исправлениях только порчу русских книг, думать, что в них внесены разные новшества и даже ереси. |
| Мне думается, что изначала и вы крестились, как мы ныне и как в церкви на иконе у вас и у нас Спасова рука пишется. А то вам написал новый ваш учитель Дамаскин иподиакон и сделал вам в одном кресте три креста, людей велел крестить пятью перстами, а себя тремя; мы же старое предание держим, как пишет блаженный Феодорит. Вы сказали, что армяне так слагают персты, как мы, но если и армянин добро делает и по древнему преданию крестится, чем то виновато? А если и грек изменит старое предание, чем то право?..» Четвертое, и последнее, прение происходило 4 июня. Прение это вели с Арсением патриарший старец Иоасаф и другие греки. Иоасаф: «Не добро у вас на Москве делают, что в другой раз крестят христиан». Арсений объяснил, что на Москве вновь крестят только тех, кто крещен неправильно, чрез обливание, римлян и ляхов, ибо «еретическое крещение несть крещение, но паче осквернение». Иоасаф: «Почему же у вас вновь не крестят греков, когда и они обливаются в крещении, а не погружаются?» Арсений: «Потому что мы не знаем этого, а если сведают в Москве про ваше обливание, то и вас станут крестить». Иоасаф: «Нестаточное то, чтобы нас снова крестить, не гораздо у вас то делают, и наш патриарх хочет писать об этом к другим патриархам, и, согласившись, будут о том в Москву писать к государю и патриарху». Арсений: «Если добре будут писать, ино послушают, а станете писать противно св. апостолам, то на Москве и четырех патриархов не послушают, знают на Москве древнее предание и без четырех патриархов». Иоасаф: «Невозможно не послушати четырех патриархов, о чем ни станут писать один или четверо». Арсений: «Отчего невозможно? Папа и главный был у четырех патриархов, да вот ныне его не слушают». Иоасаф: «Папа — еретик, потому не слушают его». Арсений: «А и то неправославное ж дело, что св. апостолы велели крестить в три погружения, а четыре патриарха обливают или покропляют, и то есть папина ересь». Иоасаф: «Да как вам не послушать четырех патриархов, кого же вам слушать?» Арсений: «Если по преданию св. |
| Но не трудно видеть, что этими словами Неронов имел в виду указать не на школьное учительство Арсения, а на его будто бы инициаторскую роль в церковной реформе Никона. Да и вообще название «учитель» в приложении к Арсению Греку еще не дает права заключать отсюда, чтобы он действительно был у нас основателем и учителем греко-латинской школы. Арсений явился в Москву с официальным титулом «дидаскала» при Иерусалимском патриархе Паисии (с которым он приехал в Москву), и этот титул «учитель» мог потом иногда прилагаться к нему и в Москве, хотя бы он и не был здесь учителем в школе. В доказательство того, что Арсений Грек был в Москве основателем и учителем греко-латинской школы, ссылаются на известное свидетельство иностранца Олеария, который говорит: «В настоящее время к немалому удивлению надо заметить, что по распоряжениям патриарха и великого князя русское юношество начинают обучать греческому и латинскому языкам. Для этого близ патриаршего двора учреждена уже латинская и греческая школа, которою заведывает и управляет один грек по имени Арсений». Но дело в том, что Олеарий в последний раз был в Москве в 1643 году, значит, сам он не видал ни Арсения, ни основанной им школы, а говорит о ней только на основании дошедших до него слухов, которые легко могли возникнуть ввиду того, что Арсений явился в Москву с официальным титулом дидаскала и в Москве оставлен был между прочим и для риторического учения, хотя этим делом ему и не пришлось потом заняться. Во всяком случае, если бы греко-латинская школа Арсения Грека действительно существовала, она необходимо оставила бы по себе какой-либо след и воспоминание, мы знали хотя бы одного ее ученика, так как самая греко-латинская школа в Москве и ее воспитанники, представляя для тогдашнего времени явление новое, небывалое и даже неслыханное у нас, не могли бы укрыться от внимания современников настолько, чтобы об них не дошло до нас никакого современного туземного известия, помимо сомнительного слуха, сообщенного иностранцем Олеарием. |
| Возмущенный против греков, Крижанич включает в число тех из них, которые приходили в Москву за собиранием денег, и М.Грека и нападает на него за отзывы о трудностях грамматического учения; за отзыв об истреблении греческих книг латинами (неправильно переданный Курбским) и даже клевещет на него, когда говорит, что М.Грек называет И.Дамаскина еретиком; но такие мнения вызваны у него соображениями, как интересовавшегося влиянием латинской пропаганды. Кроме того он перевел сочинение Максима Грека об исхождении Св. Духа (из Кирилловой книги, гл. 36 2217 ). Между тем в беседах с раскольниками он оправдывал исправление книг М.Грека и патр. Никона. Он называет даже статью М.Грека об аллилуйи подложной, сочиненной раскольниками 2218 . Известный Арсений Суханов , побывавший на Востоке (1654–1665 г.), по поручению патр. Никона и вывезший оттуда много греческих книг, но заподозривший греков в истинном православии, в своем споре о двуперстии ссылается на авторитет М.Грека 2219 . Мнения последнего об аллилуиа, двуперстии и неприкосновенности бороды, на которые М.Грек смотрел лишь как на обычаи, особенно были дороги в глазах раскольников, которые возвели их как бы в догматы. Поэтому ссылки на М.Грека, как столпа православия, пестрят в раскольничьих произведениях, начиная с первых их писателей до позднейших, причем имя его стоит рядом с отцами церкви и древними русскими церковными писателями, а сам он величается титулом блаженного и святого 2220 . С другой стороны, на М.Грека ссылаются и православные писатели в полемике к. XVII в. (мон. Евфимий) по вопросу о пресуществлении 2221 и тот же Евфимий в своих ответах на вопросы об иконописании приводит слова многих греческих отцов церкви и в том числе М.Грека 2222 . Патр. Адриан переводы М.Грека ставил уже в пример, как образцовые 2223 , хотя с этим, по указанным выше замечаниям, нельзя согласиться. А.И.Соболевский замечает: «Лишь тогда Максим решился писать по-славянски, когда прожил некоторое время в Москве и освоился с ее литературным языком. Но он никогда не мог овладеть последним вполне, и язык даже позднейших его трудов отличается своеобразными словами, необычными синтаксическими сочетаниями, получающими наилучшее объяснение то из греческого, то из латинского, то из болгарского языка, и тяжелой конструкцией фразы (Переводн. литер., 264; примеры, 261–264, в примеч.). Может быть (на основании особенностей языка) часть его оригинальных сочинений первого периода его деятельности в России (до 1525 г.) была написана им на латинском языке и переведена на славянский яз. толмачами или кем-либо другим. По нашему мнению, несомненно написано на латин. яз. послание к вел. кн. Василию» (Сочин., II, 25). Приходится сожалеть, что «язык Толковой Псалтири и других крупных переводных трудов М.Грека остается совершенно неисследованным» (263, примеч. 3). § XII-1 |
| В истории русской церкви высокопреосвященного митрополита Макария причислены к составу никоновских справщиков еще три известных деятеля XVII века – старец Арсений Суханов , Епифаний Славинецкий и грек архимандрит Дионисий святогорец, но приичислены ошибочно, на основании отрывочных данных в печатных трудах других исследователей русской старины 232 . Ни одно из указанных здесь лиц не занимало оффициальной должности справщика при п. Никоне ; в книгах печатного двора за это время имена их вовсе не встречаются ни в списке справщиков при росписании и выдаче денежных окладов за книжную справу, ни при обычном жалованьи книгами; Арсений Суханов и Дионисий грек значатся здесь справщиками уже по удалении Никона с патриаршего престола 233 ; а Епифаний Славинецкий не был книжным справщиком и после Никона. Не смотря на то, что означенные лица не были справщиками печатного двора при п. Никоне , они и в это время помогали делу книжной справы и нуждам печатного двора другими способами. Иеромонах Епифаний Славинецкий всегда пользовался вниманием п. Никона и служил ему составлением церковных канонов и предисловий ко многим изданным при нем богослужебным книгам, также своими переводами с греческого и латинского языка на русский; многие из этих переводов начаты были по указаниям патриарха и назначались прямо к печати; а некоторые из них тогда же вошли в состав никоновских печатных книг 234 . Дионисий греческий архимандрит не был таким плодовитым переводчиком, как Епифаний Славинецкий; в историях литературы указывают на участие его в двух переводных трудах, начатых раньше его другими лицами; но он был близок к п. Никону , как толмач при беседах его с приезжими греческими духовными властями, как знаток греческих церковных обрядов и порядков, как собеседник и советник патриарха при исправлении книг 235 . Русский старец Арсений Суханов не пользовался таким вниманием патриарха, какое умели находить себе греки; в своих источниках мы не нашли ни одного указания на проявление такого внимания к Суханову. |
| под., тогда как его противники: по-прежнему веровали в двоеперстие, в сугубую аллилуию, в писание имени Христа «Иисус» и т. под. Ни каков действительной вероисповедной разности между ними не было и обе враждовавшие стороны были одинаково православны, одинаково далеки от каких бы то ни было неправославных, а тем более еретических воззрений и верований. Но Никон, как скоро он уверовал в большую правильность троеперстие, троение, а не двоение аллилуии и под., естественно, как ревностный к процветанию православия архипастырь, постарался энергично реформировать русскую церковную старину сообразно своим новым верованиям, причем Никон вполне искренно верил, что своего реформаторскою дятельностию он только еще более возвышает старое русское православие, несознательно усвоившее было в последнее время кое-что неправое и нововводное в сфере церковного обряда и чипа. В этих именно видах, а не ради своего еретичества, он и начал свои книжные исправления. К сожалению, Никон задачу исправления книг понял не в том смысле, что нужно исправлять в них только ошибки, описки, произошедшие от небрежности или невежества переписчиков, разные темные, неточные и устаревшие слова и выражения, что было бы ему по силам, а значительно шире. Он, вовсе не знавший греческого языка, решил однако делать новые переводы с греческих церковно-богослужебных книг, причем, конечно, сам не мог ни контролировать, ни проверять правильность новых переводов, а всецело зависел в этом деле от случайных переводчиков, которые неизбежно были настоящими господами положение. Главным переводчиком и справщиком книг при Никоне был известный Арсений грек. Защитники старины постоянно и с особою настойчивостию указывают на то обстоятельство, что Арсений грек был еретик, что он научал еретичеству Никона, что он, переводя и исправляя книги, нарочно вносил в них все соблазнительное и еретическое. В действительности же это дело стояло так: Арсений, до своего приезда в Москву, проживая в Киеве, несколько выучился говорить по-малороссийски. |
| Обвинения Никона в отношении Мелетия были признаны недоказанными, несмотря на то, что у сторонников патриарха имелись документы о ненадёжности греческого монаха 830 , а о самом Мелетии ещё до его первой поездки в Константинополь ходили слухи как о человеке хитром и нечестном 831 , в переписке греческих иерархов с московским царём были представлены факты о неосмотрительном поведении Мелетия в Константинополе в 1663 г., о подделке царских грамот и утаивании огромных денежных сумм, предназначавшихся восточным патриархам 832 . Однако забота Никона о репутации царя во время поездки Мелетия на Восток в определённой степени была обусловлена и личными целями: опальный патриарх стремился вернуть к себе расположение Алексея Михайловича и, возможно, повлиять на решение собора. Надеясь обрести в лице вселенских патриархов своих сторонников 833 , Никон опасался, что Мелетий, благодаря своему таланту «на вс руки подписываться и печати поддлывать», может исказить любой документ по «делу» Никона и повлиять на мнение восточных святителей. Не случайно, по-видимому, патриарх Никон совершил попытку помешать Мелетию добраться до Константинополя 834 , а от Алексея Михайловича, принимая решение царя о созыве церковного собора, настойчиво требовал, чтобы предстоящий суд строго соответствовал церковным правилам. Но была, на мой взгляд, и ещё одна причина, по которой патриарх Никон писал царю о Мелетии. Единственным свидетелем, который мог, по словам Никона, подтвердить изложенные в его письме факты, был другой грек – иеромонах Арсений: «А извстно то дло Арсению Греку и инымъ, ихъ же онъ всть» 10, л. 77) При патриархе Никоне Арсений Грек организовал греко-латинскую школу в Москве, был справщиком московского Печатного двора и возглавил дело по исправлению книг. После оставления Никоном патриаршей кафедры Арсений занимался описанием патриаршей библиотеки и переводами книг 835 . Книжная и переводческая деятельность этого образованного греческого иеромонаха, к которому патриарх Никон испытывал нескрываемую симпатию 836 , была хорошо известна царю: его переводы с греческого легли в основу изданных на Печатном дворе книг «Скрижаль» (1655–1656 гг.) и «Анфологион» (1660 г.); в 1656 г. |
| Понятно после этого, почему Неронов, уже при начале книжных никоновских исправлений заявлял, что исправление русских книг никак не следует поручать таким сомнительным лицам, «яков оный лукавый чернец Арсений, о нем же патриарх иерусалимский писал к тебе, государю, из Путимля, что он, Арсеней, еретик, велел его остерегать. А ныне он, Арсеней, взят к Москве и живет у патриарха Никона в келье, да ево и свидетеля, врага, поставляет, а древних великих мужей и чудотворцев свидетельство отметает и ложно нарицает». Этот упрек Никону, что он доверенным книжным справщиком у себя сделал во всех отношениях подозрительного Арсения грека, был справедлив, не потому конечно, что Арсений был действительный убежденный еретик и мог сознательно вносить какие-либо ереси в русские церковные книги, или каким-нибудь образом портить их, но потому, что против него лично существовали очень сильные, на фактах основанные подозрения, Никоном не уничтоженные, вследствие чего Арсений, действительно мог служить соблазном для многих русских. В интересах успеха своего дела Никон обязан был принять во внимание совесть тех немощных, которых крайне смущало доверие патриарха к уличенному в неправославии и сосланному за еретичество на вечное житье в Соловки Арсению. Но Никон, по обычаю, не обращал никакого внимания на существовавшие в обществе подозрения и обвинения против Арсения, не постарался их разъяснить и опровергнуть, и потому деятельное участие Арсения в книжных Никоновских исправлениях послужило потом одним из главных оснований для противников реформам Никона признать новоисправленные книги еретическими, так как, говорили они, ведомый всем еретик Арсений грек внес в них, под видом исправления, свои ереси. По поводу книжных исправлений при Никоне невольно и сам собою возникает вопрос: каково было личное участие самого Никона в книжных исправлениях? Если мы для ответа на этот вопрос обратимся к предисловию первого новоисправленного служебника, изданного в 1655 году, где подробно излагается история возникновения у нас книжных исправлений при Никоне, то отсюда окажется, что главным инициатором и действительным исполнителем всех книжных исправлений был сам Никон патриарх : ему первому пришла мысль о порче наших книг, о необходимости их исправления по древним славянским харатейным спискам и древним греческим, и что он – Никон первый начал исправлять наши книги с древних славянских и греческих. |
| Правда, в жизнеописании Максима, неизвестно кем написанном, упомянуто 180 , будто бы он Максим сказал Великому Князю нашему Василию Иоанновичу следующее: «Егда убо безбожные Турцы обладаша Царствующим градом, тогда нецыи благочестивые взяша много множество Греческих книг, хотяще соблюсти благочестие Веры, да не до конца угаснет светило Греческое Православие от безбожных и богомерзких Турок. И тако отплыша морем в Рим. И Латинстии людие, тщеславны людие зело, и от многих лет желаху восточных учителей списания видети: по Гречестии Цари не изволиша сему быти ради отступления их от Православия. Егда улучиша время, принесенныя убо от Грек книги в свой Римский язык преложиша, и греческия же книги отнюд все огнем сожгоша. И тако конечно оскуде от Грек Философия». Но слово здесь только о тех книгах, кои были взяты в Цареграде; а сколько книг было инде в Греции, славившейся всегда особеннейшею любовию к просвещению и во всех почти городах имевшей знаменитые библиотеки! Впрочем, исследование о библиографии Греческой нимало сюда не относится; потому что здесь речь о книгах только Церковных, а не о Литературе или философии Греков, как пишется в житии Максима Грека . Притом выше уже подробно сказано, какие именно книги, каких лет и откуда были взяты у нас в России для книжного исправления. На что так беспокоиться о книгах Греческих? Для нас довольно одних Славянских, о коих выше уже сказано. 76) «А у нас, Государь, в Русской земли в Твоем Государстве в Российском Царствии благодатию Христовою по се время того не бывало.» Подлинно не бывало, чтобы все книги были отняты, перепечатаны, и розданы, а старые сожжены. Следственно и нет никакого сомнения, можно ли было, при поправке наших книг, иметь на виду и в руководство книги Русские неиспорченные и самые древние, как то было тогда принято в соображение по сказанному выше. (См. ст. 54). 77) «А кои, Государь, книги у них ныне у Греков выходят вновь, и те многия книги печатают они у Латин в Риме и в Венеции, или где кто хочет.» Так будто бы говорил в Соловках подначальный Арсений Грек. |
|
|
