| Софии. Память его до такой степени была драгоценна для новгородцев, что гроб его стал предметом поклонения, и он впоследствии причислен был к лику святых. Современники прозвали его «Храбрым», и это название осталось за ним в истории. И не только храбростью - отличался он и благочестием и делами милосердия, - всеми качествами, которыми в глазах его века могла украшаться княжеская личность. До какой степени современники любили этого князя - показывает отзыв летописца; кроме общих похвал, воздаваемых и другим князьям по летописному обычаю, говоря о нем, летописец употребляет такие выражения, которые явно могут быть отнесены только к нему одному: «Он всегда порывался на великие дела. И не было земли на Руси, которая бы не хотела его иметь у себя и не любила его. И не может вся земля русская забыть доблести его. И черные клобуки не могут забыть приголубления его». Эта-то слава родителя, эта-то любовь к нему новгородцев и всей русской земли проложили путь к еще большей славе его сыну. Мстислав Мстиславич делается известен в истории тем, что, помогая дяде своему Рюрику против черниговского князя Всеволода, храбро защищал против него Торческ, но принужден был уйти из южной Руси. Он получил удел в Торопце, составлявшем часть смоленской земли, и долго проживал там, не выказав себя ничем особенным. Он был уже не первой молодости и имел замужнюю дочь, когда новгородские смятения вывели его на блестящее поприще. Великий Новгород давно вошел в тесную связь, но вместе и в столкновение с суздальско-ростовской землею и с владимирскими князьями, получившими первенство в этой земле. Со времени Андрея Боголюбского князья эти стремились наложить руку на Новгород, стараясь, чтобы в Новгороде были князья из их дома и оставались их подручниками. Новгород упорно отстаивал свою свободу, но никак не мог развязаться с владимирскими князьями, потому что в самом Новгороде была партия, ради выгод тянувшая к суздальской земле. К этому побуждали новгородцев их торговые интересы. Новгородская земля была до крайности бедна земледельческими произведениями. |
| В 2008 году инициативу школы 717 подхватила школа 1215 им. Р. Роллана с углубленным изучением французского языка (ЦАО г. Москвы). Эта школа собирала деньги для Сергея Святкина и Марины Дычкиной, которых навестили дети и учителя. В акциях участие приняли также учащиеся, выпускники и педагоги школ 188 с углубленным изучением экономики (ЦАО г. Москвы) и 233, а также родители, представители фонда Андрея Первозванного, благотворительного фонда «Подари жизнь», инициативной группы «Доноры – детям», управ Войковского и Мещанского районов, управления образования и администрации школ, духовенства, медицинских учреждений, различные творческие коллективы и т.д. Конечно, собранные двумя школами почти 300 тысяч рублей для больных детей – это капля в море. Но умножьте эту сумму на количество школ и вузов в столице и в регионах – и детская лепта станет намного более ощутимой! Если найдется организация, готовая координировать работу детско-юношеских благотворительных организаций, то сбудется мечта великой княгини Елисаветы Феодоровны о том, чтобы по всей России наряду с отделениями Марфо-Мариинской обители милосердия действовали ученические дружины. Хочется надеяться, что опыт московских школ послужит примером для повсеместного возрождения традиций школьной благотворительности, заложенных великой княгиней. Уверена, в каждой школе, в каждом вузе есть неравнодушные люди, готовые помочь и здоровым, и больным детям. Те, кто не может дать деньги, может стать донором крови, подарить книги, игрушки, вещи в хорошем состоянии, просто свое время, душевное тепло. 1 ноября, в день рождения Елисаветы Феодоровны, в разных городах страны можно было бы проводить Елисаветинские детско-юношеские чтения, опыт проведения которых есть у Смоленской областной детской библиотеки, где осенью этого года чтения должны пройти, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, уже в третий раз. Различные детско-юношеские театральные коллективы могли бы поставить спектакль по пьесе Р.В. Кошурниковой «Белый ангел Москвы» , написанной специально к юбилею Марфо-Мариинской обители милосердия. Пьеса была поставлена в школе 717 членом Союза композиторов Е.Н. Подосеновой – руководителем школьного музыкального театра «Робинзон». Актеры – ученики 2–6-х классов. Кроме учащихся школы, спектакль о Елисавете Феодоровне увидели и воспитанники московской школы-интерната 62. |
| Умилительно выражается о нем летопись Новгородская: «сей благоверный Князь Мстислав роста был среднего и благолепен лицом, украшен всею добродетелью и благонравен, ко всем имел любовь, прилежал милостыне, снабдевал монастыри, был крепок в рати, всегда стремился он умереть за Русскую землю и так молвил дружине своей: братия, ничего не помышляйте в уме своём; если ныне умрем за христиан, то очистимся от грехов и Бог вменит кровь нашу с мученическою; если же и ныне не умрем, то не всячески ли должны умереть! Был он любезен своей дружине и не собрал ни злата, ни сребра, но все ей отдавал, или раздавал церквам и убогим. Не было той земли на Руси, которая бы не любила его и не желала его иметь своим Князем». Не важно ли такое свидетельство современной летописи, столь светлыми чертами обрисовывающей облик святого Князя? Мстислав, который, по сказанию современников, боялся лишь единого Бога, явил свое мужество против Великого Князя Андрея Боголюбского, когда тот, отдав сперва столицу южную, Киев, брату его Роману, Князю Смоленскому, хотел опять отнять достояние сие у Ростиславичей и велел Роману выехать из Киева. Повиновался кроткий Князь, но за него вступились братья: Рюрик, Давид и Мстислав Смоленские. Храбрый Мстислав принял особенно к сердцу несправедливость Великого Князя, и, овладев Киевом, отдал его второму брату Рюрику; когда же Боголюбский хотел удалить и Рюрика, юный витязь с бесчестием выслал его посла, с таким словом к его владыке: «доселе мы уважали тебя как отца, но, если, забыв наш княжеский сан, ты хочешь говорить с нами, как с твоими подручниками, не страшимся угроз и идем на суд Божий». До пятидесяти тысяч воев, дружин Суздальской, Рязанской, Новгородской, под предводительством сына Боголюбского, Долгорукова, подступили к Киеву: к ним присоединились и Ольговичи, всегда довольные междоусобием враждебного им дома Мономахова. Братья Ростиславичи оставили Киев, не в силах будучи держаться против такого полчища, но Мстислав Храбрый засел, с малою дружиною, в крепости соседней – Вышгороде, и там выдержал девятинедельную осаду. |
| РНБ. Софийск. 122. Сводный каталог. 284. ГИМ. Син. 159–168. Сводный каталог. 78, 80, 81, 84, 85, 87, 89, 91, 94. РНБ. Софийск. 203 и, очевидно, Софийск. 188. Сводный каталог. 90, 63 (где датировка второй рукописи — нач. XII в.). ГИМ. Син. 319; ГИМ. Воскр. 27, перг. (одна из новоиерусалимских Триодей, упоминаемых митр. Макарием, трудно сказать, какая именно; другая не идентифицируется); очевидно, РНБ. Софийск. 85. Сводный каталог. 106, 136, 316. Рукопись отождествить не удалось. Вероятно, ГИМ. Воскр. 28, перг. Сводный каталог. 120 (но здесь рукопись датирована кон. XII в.). ГИМ. Син. 330. Сводный каталог. 138. Устав Студийский церковный. XII в. РНБ. Софийск. 1136. Сводный каталог. 107; Устав Студийский церковный и Кондакарь. Кон. XI — нач. XII в. ГТГ. К–5349. Сводный каталог. 50. ГИМ. Хлуд. 187; РНБ. Софийск. 1324. Сводный каталог. 177 (дату можно читать также как 1262 или 1282 г.), 162. Правильно: Ростислава Рюриковича († 1218), внука ошибочно названного митр. Макарием Ростислава Мстиславича. Ходатайство Верхуславы—Анастасии, дочери владимиро-суздальского князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, относится, надо полагать, уже ко времени вдовства княгини, так как оно обращено к Владимирскому епископу. Ср. попытку пересмотреть эту традиционную датировку в пользу более ранней — ок. 1219 г.: Янин В. Л. К хронологии новгородского летописания. С. 87–96. Ср. коммент. Не исключено, однако, что житие полностью принадлежит перу Нифонта и относится к 70–80-м гг. XVI в., тогда как имя Андрея позаимствовано Нифонтом из летописи (Фет Е. А. Житие Антония Римлянина//Словарь книжников. Вып. 2. Ч. 1. С. 245–247). Ср. также коммент. Принадлежность Слова о любви Клименту Смолятичу остается проблематичной. Уже после кончины высокопреосв. Макария в науку было введено достоверное сочинение Климента — послание к пресвитеру Фоме: Никольский Н. О литературных трудах митр. Климента Смолятича, писателя XII в. СПб., 1892. С. 103–136; Лопарев Хр. Послание митр. Климента к смоленскому пресвитеру Фоме. СПб., 1892 (Памятники древнерусской письменности и искусства. 90); Памятники литературы Древней Руси. XII в. М., 1980. С. 282–289. О приписываемых Клименту Смолятичу сочинениях см.: Podskalsky G. Christentum und theologische Literatur in der Kiever Rus’ (988–1237). München, 1982. S. 94–95. |
| Вспыхнувшие было по разным городам волнения были подавлены. Удовлетворенное политикой Годунова дворянство поддерживало правителя. Придворные спешили перейти на его сторону. С реализацией замысла иметь в Москве патриарха можно было не торопиться, но Годунов не оставил совсем эту мысль, пришедшую в пылу борьбы за власть. Престол для Иова События, связанные с поставлением первого Московского и всея Руси патриарха Иова, нашли отражение во множестве официальных и неофициальных источников, как русских, так и " греческих " , то есть принадлежащих перу православных восточных архиереев. И хотя в каждом из сочинений и документов имеется определенная недосказанность и тенденциозность, вместе они позволяют рассказать о происходившем достаточно полно и достоверно. Известие, полученное в столице от смоленского воеводы в июне 1588 г., было неожиданно для московского правительства. Сам Константинопольский патриарх Иеремия II вместе со своим другом, митрополитом Монемвасийским Иерофеем (известным историком), Елассонским архиепископом Арсением и значительной свитой прибыл в российские пределы и просил у государя позволения ехать в Москву. Легко представить себе, сколько вопросов возникло у Бориса Годунова и уже союзного ему посольского дьяка Андрея Щелкалова, знавших Константинопольского патриарха Феолипта и затруднявшихся определить, кем, собственно, является Иеремия. К чести московского правительства нужно отметить, что оно быстро и верно отреагировало на полученные известия. Иеремии было отправлено царское приглашение пожаловать в Москву. Смоленскому воеводе было велено принимать приезжего " честно, точно так же, как митрополита нашего " . Приставу Семену Пушечникову, который должен был сопровождать Иеремию со спутниками до столицы, приказывалось " честь к патриарху держать великую, такую же, как к нашему митрополиту " . В то же время пристав обязывался " разведать, каким обычаем патриарх к государю приехал, и ныне патриаршество Цареградское держит ли, и нет ли кого другого на этом месте? " Борис Годунов желал знать, " где Феолипт, бывший прежде патриархом? Кто из них двух, по возвращении Иеремии, будет патриаршествовать? И кроме его нужды, что едет за милостынею (о чем сообщалось в патриаршей грамоте царю Федору Иоанновичу. — А. Б.), есть ли с ним от всех патриархов, с соборного приговора, к государю приказ " (то есть решение о благословении создания Московской патриархии). |
| Величественный монумент высотою в 23 с лишним метра весил более 220 тонн. По периметру памятника крепились восемь позолоченных медалей «Всевидящее Око Господне». На цилиндре монумента установлены 8 парных колон, на которых крепились 16 декоративных капителей колонны. Сверху колонн водружено 8 малых куполов, поверх которых установлены позолоченные двуглавые орлы. Восьмигранную пирамиду памятника венчал большой купол с шестиконечным крестом. Памятник окружала ограда из железных цепей, подвешенных на 20 круглых чугунных тумбах. На уступе второго яруса, к верхней стороне карниза, привинчена чугунная граната, найденная в земле во время рытья котлована для закладки фундамента. Торжественное открытие Полоцкого памятника Героям Отечественной войны 1812 года состоялось 26 августа 1850 года в памятный день разбития в 1612 году князем Пожарским под Москвой поляков и в день Бородинского сражения в присутствии Его Императорского Высочества Князя и Наследника Цесаревича Александра Николаевича, Его Святейшества Генерал-Губернатора Витебского, Могилёвского и Смоленского Князя Андрея Михайловича Голицына и других высокопоставленных гостей. Более 80 лет памятник Героям Отечественной войны 1812 года украшал уездный город Полоцк, устоял в годы Первой мировой войны, но в 1930-х годах этот величественный монумент, как и остальные памятники, построенные в Российской Империи по проекту Антонио Адамини, был демонтирован для нужд советской промышленности. В первозданном виде до наших дней уцелел лишь памятник в Смоленске, который и был взят за основу для воссоздания разрушенных памятников в Полоцке, Малоярославце и Красном. В июне 2006 года на тридцатой сессии Парламентского собрания Союзного государства России и Беларуси, проходившей в Полоцке, было принято решение восстановить памятники Отечественной войны 1812 года в Полоцке, Малоярославце и Красном. Из бюджета Союзного государства на восстановление полоцкого памятника было направлено более 44 млн российских рублей. Местные проектировщики разработали унифицированную проектно-сметную документацию для восстановления всех трёх памятников героям 1812 года. Все три памятника были отлиты на полоцком литейном заводе «Технолит». 21 мая 2010 года в Полоцке на площади Свободы на своём историческом месте состоялась торжественная церемония открытия восстановленного памятника Героям Отечественной войны 1812 года. В этом же году был восстановлен памятник в городе Малоярославце Калужской области и в 2012 году – в Красном Смоленской области. |
| Придя в столовую, инспектор послал старшего дежурного отнять ложку у этого ученика. Ученик, по фамилии Лосев, не дал ложки. Инспектор стал её требовать. Лосев отвечал: если угодно Вам лишить меня стола, прикажите выйти из столовой или запретите есть, а ложка моя собственность и я её не отдам. За это положили исключить его из семинарии. И я едва отстоял его. Брат его несколько был замешан в этом деле. Викарий, помня это, настоял, чтобы ему не давать священнического места, а потому он и подавал во диакона. Муравьев показал письмо моё митрополиту. Митрополит вырвал письмо из рук его и вышел из себя. Что он говорил, я не знаю. Но Муравьев прямо из скита проехал ко мне и сказал, что митрополит раздражён и говорит: „разве он не имеет сам доступу ко мне. Митрополит приехал в Лавру, и я пошёл к нему. „Что ты?“ спросил он. „Я пришёл лично повторить Вам ту просьбу, которую передал чрез Андрея Николаевича“. „Если бы ты прямо пришёл хорошо бы, а то ты пролазничаешь, разве ты не имеешь ко мне доступу, зачем ты вмешиваешь А. Николаевича“? Я сказал, что такое время было, когда я сам не решился беспокоить Вас. А. Николаевич был подле Вас; его я считаю равным себе, а не протекцией какой-либо. „Ты дурно обо мне думаешь“. „Нисколько Владыка“. Он побежал от меня. „Да постойте“, сказал я в след ему, что же Вы скажете на мою просьбу“? Держась за ручку двери, дрожащим от гнева голосом он сказал: „когда просьба придёт, скажи мне“. После Ректору говорил: „зачем я обращаюсь к Муравьеву, разве не имеет он сам ко мне доступа“. Ректор присоветовал мне просить прощения. Я было пришёл, он не принял. Он должен был видеть, что я хлопочу и принимаю неприятности для успокоения другого, а не для себя. Ученик получил место, хотя не то, которое желал. Митрополит вообще тяготится посторонним ходатайством. Один Московский священник явился к нему просить о своём зяте, чтобы его из Смоленска перевели в профессора в Вифанскую семинарию. Митрополит закричал на него и с гневом отослал его. Ректор Академии, желая сделать угодное этому священнику, после этой истории не знал, как доложить митрополиту о переводе Смоленского профессора. |
| Отдав ему многолюдную столицу, всю юго-западную Россию и Новгород, он думал, что Изяслав и наследники его, сильнейшие других Князей, могут удерживать их в границах нужного повиновения и наказывать ослушников. Ярослав не предвидел, что самое Великое Княжение раздробится, ослабеет и что Удельные Владетели, чрез союзы между собою или с иными народами, будут иногда предписывать законы мнимому своему Государю. Уже Всеволод I долженствовал воевать с частным Князем его собственной области, а Святослав II ответствовать как подсудимый на запросы Князей Удельных. Одаренные мужеством и благоразумием, Мономах и Мстислав I еще умели повелевать Россиею; но преемники их лишились сей власти, основанной на личном уважении, и Киев зависел наконец от Суздаля. Если бы Всеволод III, следуя правилу Андрея Боголюбского, отменил систему Уделов в своих областях; если бы Константин и Георгий II имели государственные добродетели отца и дяди: то они могли бы восстановить Единовластие. Но Россия, по кончине Всеволода Георгиевича, осиротела без Главы, и сыновья его совсем не думали быть Монархами. Ярослав разделил Государство на четыре области, кроме Полоцкой, оставленной им в наследие роду старшего брата его: в течение времени каждая из оных разделилась еще на особенные Уделы – и Князья первых стали после называться Великими в отношении к частным, или Удельным, от них зависевшим. Волыния, Галиция, земля Дреговичей отошли от Киева. Княжение Переяславское, весьма знаменитое при Всеволоде I и Мономахе, утратило Суздаль, Ростов, Курск; а Черниговское – Рязань и Муром (кроме Тмутороканя, завоеванного Половцами); Новгород Северский, Стародуб, иногда земля Вятичей во XII веке принадлежали разным Владетелям, нередко обнажавшим меч друг на друга. Смоленское также имело частные Уделы: Торопецкий и Красенский. Самый Новгород, древнее достояние Государей Киевских, славный храбростию и богатством жителей, присвоив себе власть избирать Князей, не мог сохранить целости владений своих. Псковитяне действовали иногда как независимые от него и свободные граждане. |
| Раздав все имущество бедным, Ксения завещала свой дом знакомой девушке-бесприданнице. Та, узнав, упала перед Ксенией на колени: «Где ж ты будешь жить, благодетельница?» На что Ксения ответила: «У Него под покровом птицы небесные не сеют, не жнут. Я не хуже птицы небесной. Пусть на все Его воля будет!» Удивленные родственники кинулись за помощью к царским чиновникам, чтобы те установили ее слабоумие и запретили распоряжаться имуществом. Однако те, побеседовав с вдовой, пришли к обратному выводу. Она отвечала столь убедительно и разумно, что чиновники заключили: «Ксения – человек здравый, обладающий большой духовной силой. На основании же только лишь того, что она хочет жить по законам Христа, нельзя прятать ее в дом умалишенных. Мы не вправе запретить ей служить Богу». Так, освободившись от всех земных попечений, Ксения избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради. Она стала странницей, бездомной нищенкой, поняв, что истинное счастье может быть только в Боге. Окрестный народ стекался поглазеть на помешанную. Качали головами, сокрушались, а после привыкли и даже улицу, где жила Ксения, прозвали улицей Андрея Федоровича, как она сама себя величала. Так в Петербурге появилась блаженная Ксения. Речи ее были путаны и неразборчивы и поначалу к словам блаженной особо не прислушивались, лишь жалели ее. Дворовые мальчишки и вовсе глумились над ней, смеясь и швыряя в Ксению камни. Однако прошло совсем немного времени, и смеяться перестали. Как-то раз явилась Ксения к той самой девице, которой подарила дом, и говорит: «Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что Бог послал тебе сына! Иди скорей на Смоленское кладбище, он тебя там дожидается». И так она это сказала, что та, давно и тщетно мечтавшая о ребенке, бросила все дела и побежала на кладбище. Оказывается, прямо у кладбищенских ворот извозчик сбил беременную женщину, которая тут же родила мальчика, а сама скончалась. После безуспешных поисков родственников умершей, девица усыновила новорожденного, воспитав его достойным человеком. |
| Переговоры должны были происходить между Смоленском и Острожками. Воротынский с товарищами должны были сначала изложить неправды короля, начиная с нарушения перемирия при царе Борисе приводом Лжедимитрия. Если паны скажут, что еще при воре князь Василий Иванович Шуйский с братьями и многими боярами бил челом королю, чтоб их от Расстриги оборонил и дал в цари сына своего, то князь Воротынский должен был отвечать: «Я, князь Иван Михайлович, в те поры был в своей братье в боярах честен, и любили меня мои братья все, а Шуйские были мне друзья и ни в чем от меня не скрывались. Вы это теперь говорите для того, что князя Василья Ивановича с братьею нет, и хотите на мертвых что-нибудь затеять; а мы того не делывали и в разуме нашем того не бывало». Если паны скажут, что бояре наказывали об этом королю с Иваном Безобразовым да с Михайлою Толочановым, то отвечать: «Иван Безобразов и Михайла Толочанов Расстриге были из русских людей первые друзья и верники: как еще Расстрига пришел в Монастыревский, то Михайло Толочанов тогда уже учинился у него верником, за Михайлову измену царь Борис жену и детей его разослал по городам по тюрьмам; а Иван Безобразов по воре Федьке Андронове стал Расстриге близок на Москве, а как Расстригу убили, то он с Москвы сбежал и в Тушине у вора был, и с такими как было приказывать?» Если Александр Гонсевский скажет, что после Расстригина убийства он был у князя Дмитрия Шуйского и говорил, чтобы памятовали, о чем к королю приказывали, и князь Дмитрий не запирался, то отвечать: «Князя Дмитрия теперь нет, что захочешь, то на него и затеешь». Воротынский должен был так жаловаться на поведение Гонсевского и поляков в Москве: «Немногие тогда наши братья бояре жили на своих дворах, многих бояр и боярских жен с дворов посослали, а стали жить польские и литовские люди, имением и запасами их завладели. Как гетман пошел под Смоленск, то после его ты, Александр Гонсевский, стал жить на цареве Борисове дворе, а Михайла Салтыков, мимо своего дворишка, – на дворе Ивана Васильевича Годунова, а Федька Андронов – на дворе благовещенского протопопа, на котором никогда никто не стаивал и не живал; меня, князя Ивана, да князя Андрея Голицына, да окольничего князя Александра Засекина подавали за приставов; по воротам по всем поставили сторожей своих, решетки у улиц посломали, и московским никаким людям с саблею не только при бедре, и купцам с продажными и плотникам с топорами ходить и ножей при бедре никому носить не велели, дров мелких на продажу и крестьянам привозить не давали; жен и дочерей брали на блуд и по вечерам побивали всяких людей, кто идет улицею из двора в двор, к заутрени не только мирским людям – и священникам ходить не давали. |
|
|
