| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание КАРНЕАД [греч. Καρνεδης; лат. Carneades] (ок. 214/3 г. до Р. Х., Кирена, совр. Ливия - 129/8 г. до Р. Х., Афины), древнегреч. философ, представитель античного скептицизма , руководитель и преподаватель Академии Платоновской ; основатель т. н. Новой, или Третьей, Академии. Жизнь Примерная дата рождения К. вычисляется на основании отнесения Аполлодором Афинским (II в. до Р. Х.) и вслед за ним Диогеном Лаэртским (кон. II - нач. III в.) даты смерти К. к «четвертому году 162-й олимпиады», т. е. к 129/8 г., а также на основании сообщения, что К. скончался «в возрасте 85 лет» ( Diog. Laert. IV 9. 65). Сообщение Марка Туллия Цицерона (I в. до Р. Х.), что К. прожил 90 лет ( Cicero. Acad. II 6. 16), впосл. часто повторявшееся в античной лат. лит-ре, признается совр. исследователями ошибочным ( Arnim. 1919. Sp. 1964; Wi niewski. 1970. S. 92-93; Mette. 1985. S. 121). Карнеад. Гравюра. 1685 г. Карнеад. Гравюра. 1685 г. О жизни К. в Кирене до прибытия в Афины и начала обучения в Платоновской Академии ничего не известно. Его отцом в большинстве источников называется Филоком, однако Диоген Лаэртский предлагает и др. возможное имя - Эпиком ( Diog. Laert. IV 9. 62; CFrM. T1a1; ср.: G ö rler. 1994. S. 851-852). В Афинах К. обучался у схоларха Платоновской Академии Гегесина Пергамского, продолжавшего скептическую философскую традицию основоположника Средней Академии Аркесилая (IV-III вв. до Р. Х.). Согласно Цицерону ( Cicero. Acad. II 30. 98), К. также значительное время обучался у философа Диогена Вавилонского (Селевкийского), представителя стоицизма , к-рый познакомил К. с учением известного стоика Хрисиппа (III в. до Р. Х.). Именно философская критика стоицизма стала делом всей жизни К.; по словам Диогена Лаэртского, К. нередко шутливо говорил: «Не будь Хрисиппа - и меня бы не было» ( Diog. Laert. IV 9. 62). Главным оппонентом К. среди совр. ему стоиков был руководитель афинской стоической школы Антипатр из Тарса, к-рый избегал вступать с К. в открытую устную дискуссию и отвечал на его критику стоицизма в многочисленных сочинениях ( G ö rler. 1994. S. 852). |
| Кудрявцев О. Ф. Ф лорентийская Платоновская Академия. С. 130– 131, 226, 234; Брагина Л. М. Э тические взгляды итальянского гуманиста Кристофоро Ландино (по его трактату «Диспуты в Камальдоли»)//Вестник МГУ. Сер. IX. 5. С. 48–65. 8 Кудрявцев О. Ф. Ф лорентийская Платоновская Академия. С. 67, 144–145. 9 Воспроизведение фрески из Санта-Мария Новелла см.: Кудрявцев О. Ф. У каз. соч. (переплет); Cammelli G. Demetrio Calcondila. Florence. 1954. P. 56; Кудрявцев О. Ф. Ф лорентийская Платоновская Академия. С. 123. 10 Горфункель А. X. «Диспут» Рафаэля. В кн.: Рафаэль и его время. М., 1986. С. 70–71. " Geanakoplos D. Greek Scholars in Venice. Studies in Dissemination of Greek Learning from Byzantium to Wfestern Europe. Cambridge, Mass, 1962. P. 171. 12 Об Иоанне Ласкарисе см.: Knos В. Un ambassadeur de l " hellenisme – Janus Laskaris et la tradition grecobyzantine dans l " humanisme francais. UppsalaParis, 1945. 13 Подробнее см.: Гарэн Э. Византийские и итальянские платоники Кватроченто. В кн.: Гарэн Э. Проблемы итальянского Возрождения. С. 149–172. 14 Geanakoplos D. Greek Scholars. P. 130. 15 Knos В. L " histoire de la litterature neo-grecque. La pferiode jusgúen 1821. Uppsala, 1962. P. 297. 16 Wilson N. From Byzantium to Italy. Greek Studies in the Italian Renaissance. London, 1992. P. 95. 17 Там же. P. 86–97. 18 Там же. P. 98–100; Преп. Максим Грек . Сочинения. Т. 1. С. 321. «Мальчукова Т. Г. Л итературная критика в эпиграмме/Древнегреческая литературная критика. М., 1975. С. 319, 327–329; Греческая эпиграмма. М., 1960; Laskaris G. Epigrammi greci. A cura di A. Meschini (Universtia di Padova, Studi byzantini e neogreci, 9). Padova, 1976. 20 Wilson N. From Byzantium to Italy. P. 98. 21 Там же. P. 99. 22 Буланин Д. M. Переводы и послания Максима Грека . Неизданные тексты. Л., 1987. С. 18–19; его же. Источники античных реминисценций в сочинениях Максима Грека //ТОДРЛ. Т. 33. Л., 1979. С. 67–79. Греческий текст см.: Anthologia graeca. Ed. Н. Beckby. Milnchen, 1958. Т. II. S. 54. |
| К числу фактографических особенностей александрийского неоплатонизма нужно отнести его повышенный интерес к математике и естественным наукам. 3. Восходящая христианская стихия И, наконец, к числу особенностей александрийских неоплатоников необходимо относить и то, что многие из них переходили в христианство. Это и понятно ввиду того, что у александрийцев, как мы сказали, был вообще пониженный интерес к платоновской ортодоксии, а заодно и к превознесению античных философских традиций. Ясно поэтому, что александрийский неоплатонизм свидетельствовал вообще о прогрессирующем конце античной философии, если ее брать в ее специфике. Да ведь это, кроме того, были уже V – VII века, когда определенно намечались подступы к средневековью. 4. Александрия как культурный и философский центр Не последнюю роль в этом возникновении александрийского неоплатонизма сыграла и его территориальная обособленность. Знаменитые своими философскими традициями Афины явно померкли в это время ввиду закрытия Платоновской Академии Юстинианом в 529 году. У нас имеются прямые сведения о гонениях на языческих философов в V веке, что видно хотя бы из биографии Прокла, которому приходилось даже временно уезжать из Афин. Философские занятия в Александрии были, конечно, гораздо свободнее. Александрия вообще стала крупнейшим культурным центром философии. Тут еще на рубеже обеих эр процветала деятельность Филона, а из первых веков новой эры вообще дошло до нас много имен разного рода платоников, пифагорейцев и аристотеликов. В XIX веке в науке водворился даже термин " александрийские философы " , обозначавший вообще всех философов Александрии, включая даже неоплатоников, хотя Плотин, например, был египтянин и жил в Риме, а другие неоплатоники, вроде Порфирия или Ямвлиха, были сирийцы и работали и в Риме и в Малой Азии. Поэтому не нужно удивляться и тому, что в V – VII веках н. э. в Александрии образовалось оригинальное течение одной из неоплатонических школ и что в те времена философский центр в Афинах померк, а в Александрии неоплатонизм все еще продолжал процветать. Надо думать, что вообще после закрытия в 529 году Платоновской Академии языческим философам стало трудно жить и действовать в Афинах. В Александрии было свободнее и легче, и христианские философы тоже тяготели к Александрии, к этому в то время уже многовековому философскому центру. |
| Что Аристотеля ценили в Академии, можно судить и по тому, что он покинул Афины в сопровождении Ксенократа, человека в высшей степени честного из всех учеников Платона, более других опасавшегося всяких новшеств. Аристотель и Ксенократ отделились от Академии в связи с тем, что Спевсипп, по их мнению, унаследовал не дух Платона, но только его пост главы школы. Аристотель, Ксенократ, а также двое других платоников, Эраст и Кориск, обосновались на первое время в Ассосе (на побережье Троады, северо-западное побережье Малой Азии) ради совместных занятий. Эраста и Кориска Платон упоминает в VI Письме, где он советует им помириться с Гермием, правителем Атарнея и Ассоса, области, откуда оба были родом. Философы, пробывшие несколько лет в Платоновской Академии и вернувшиеся на родину, не могли у себя в провинции не пользоваться большим авторитетом; и нет ничего удивительного, что от них ожидали того, что было в обычае у тогдашних философов: написания новых законов. Пользовались они и милостью Гермия, который сам увлекался философией и был платоником, а за их советы по управлению государством подарил им город Ассос. Очевидно, Эрасту и Кориску в Малой Азии удалось то, ради чего Платон ездил на Сицилию: установить вместо тиранической более мягкую форму конституционного правления. Реформы были осуществлены еще до смерти Платона, во всяком случае, еще при его жизни Эраст и Кориск получили Ассос в подарок от Гермия, о чем можно догадываться по тому, что Аристотель отправляется к ним прямо в Ассос, а не в соседний Скепсис, откуда они были родом. Гермий проводил с философами значительное время, причем можно предполагать, что в кружке философов шли не случайные беседы, но регулярные занятия. Аристотель становится главой кружка, и именно к нему Гермий испытывает особенное расположение. Дочернее отделение Платоновской Академии в Ассосе стало основой будущей аристотелевской школы. Впоследствии ревностным аристотеликом стал сын Кориска Нелей, а ближайший ученик Аристотеля Феофраст происходил из соседнего Эреса на Лесбосе. Понятно, почему в сочинениях Аристотеля столь часто в примерах встречается имя «Кориск»: Аристотель припоминал то время, когда его друг действительно сидел перед ним во время их занятий в Ассосе. Приязнь Гермия к Аристотелю была столь велика, что он дал ему в жены свою приемную дочь и племянницу Пифиаду. Впрочем, Страбон расказывает сенсационную историю о том, что Аристотель бежал вместе с дочерью Гермия после его свержения. От нее Аристотель имел дочь, тоже Пифиаду, которая родилась примерно в 336 году (то есть во время возвращения Аристотеля из Македонии в Афины) и в последний год жизни отца оставалась еще девочкой 13–14 лет. |
| Другими словами, напрашивается мнение о том, что Аристотель покинул Академию (вероятно, в конце лета 348 года) вовсе не из-за философских расхождений с Платоном, а скорее еще до смерти последнего из-за антимакедонского настроения в Афинах, которое, как и вообще во всей Греции, назревало чем дальше, тем больше. Уже намного позднее, перед смертью, бежавший из Афин на Эвбею Аристотель писал Антипатру, наместнику Александра в Греции, что чужестранцам в Афинах запрещено то, что позволено гражданам, и что вообще в Афинах македонянину жить опасно. Если принять всерьез все такого рода сообщения, то политическая мотивировка отъезда Аристотеля из Платоновской Академии окажется более чем вероятной. Эта мотивировка хороша уже тем одним что рисует Аристотеля не замкнутым в себе философом, преданным одним только абстрактным рассуждениям, но человеком весьма энергичным и даже горячим, даже прямым участником тогдашних бурных политических событий. Кроме того, для такого углубленного философа, каким был Аристотель, вовсе не стояла проблема выбора между одиноким сидением в тихом кабинете и прямым участием в тогдашней острейшей политической жизни. Мы не должны искать здесь какого-нибудь жизненного противоречия. По всей вероятности, Аристотель был одновременно и кабинетным мыслителем, и весьма горячим общественно-политическим деятелем. Конечно подобного рода совмещение возникает в истории отнюдь не часто, и мыслители чаще всего выбирают что-нибудь одно — либо уединенное размышление, либо открытую общественно-политическую борьбу. Но для Аристотеля философия и практика жизни были едины. С этой точки зрения различие между философско-теоретической и политической мотивировкой его отъезда получает для нас второстепенное или даже третьестепенное значение. В конечном счете нам важен сам факт выхода из философского уединения на широкий путь общественной жизни, который открывал перед ним еще не изведанные перспективы. Глава IV. ЛИТЕРАТУРНО-ФИЛОСОФСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В АКАДЕМИИ Мы считаем необходимым остановиться на литературно-философской деятельности Аристотеля в период его пребывания в Платоновской Академии. |
| 116 У Евфранора был учеником Евбул Александрийский, у того – Птолемей, у того – Сарпедон и Гераклид, у Гераклида – Энесидем Кносский, написавший восемь книг «Пирроновых речей», у Энесидема – земляк его Зевксипп, у того – Зевксид Кривоногий, у того – Антиох из Лаодикеи, что на Лике, а у Антиоха – Менодот Никомедийский, врач-эмпирик, и Фейод Лаодикейский. Учеником Менодота был Геродот Тарсский, сын Арнея, Геродота слушал Секст Эмпирик, которому принадлежат десять «Скептических книг» и другие превосходные сочинения, а Секста – Сатурнин Кифен, тоже эмпирик 770 . 702 Диоген Лаэрций о скептиках 1.Академики.Обычно мы различаем академических скептиков и Пиррона. Удивительным образом Диоген Лаэрций умудрился ровно ничего не сказать об академическом скепсисе. Текст, посвященный Аркесилаю (IV 28–45), изобилует всякими пустяками, то более, то менее важными; мы много читаем о высоком моральном облике Аркесилая (IV 37–39), о его гомосексуализме (IV 40), о его смерти в пьяном виде (IV 44). Но что касается скептицизма, то, кроме беглых фраз, здесь мы ничего не находим. Аркесилай, например, воздерживался от высказываний ввиду противоречивости суждений (IV 28, ср. 32). Приводится эпиграмма о том, что Аркесилай спереди Платон, сзади Пиррон, а посредине Диодор Кронос. Об основателе неакадемического скептицизма Пиррона у Диогена Лаэрция будет дальше целое рассуждение. Но кто такой Диодор Кронос и каковы его суждения, об этом только некоторые маловразумительные фразы, ничего не говорящие о скептицизме (II, 111). То, что Аркесилай, выражая свое мнение, указывал и на возможность какого-нибудь другого мнения (IV 36), это тоже ничего существенного о скептицизме не говорит. Больше ничего об Аркесилае в смысле скепсиса Диоген Лаэрций не сказал. А что касается основателя позднего скептицизма – главы Новой академии Карнеада (IV 62–66), то о нем говорится у Диогена Лаэрция что угодно, но о скептицизме Карнеада – ни слова. Нечего и говорить о том, что Диогену Лаэрцию и в голову не приходит обратить внимание на странное и непонятное появление скептицизма в недрах такой объективистской философии, которая проповедовалась в Академии. Что общего между платонизмом и скептицизмом? На этот вопрос ответить не так просто. Но Диогену Лаэрцию, как кажется, было бы легче ответить на него, чем нам в настоящее время, поскольку письменные материалы и устные традиции платоновской Академии, конечно, могли быть ему более известны, чем нам. Однако самый-то вопрос о соотношении скептицизма и платонизма не возникает у него. И это тем более странно, что, по приводимой у него эпиграмме, Аркесилай был спереди Платон, а сзади Пиррон. Значит, какое-то соотношение между платонизмом и скептиком Пирроном все-таки мелькало в сознании Диогена Лаэрция, когда он говорил о скептицизме в платоновской Академии. И что значит это «спереди» и это «сзади», об этом можно только гадать, но никаких положительных материалов для решения подобного вопроса у Диогена Лаэрция не содержится. |
| Гранстрем Е. Э. Почему митрополита Климента Смолятича называли «философом»//ТОДРЛ. М.; Л., 1970. Т. 25. С. 24—25. 17 Синицына Н. В. Сказания о преподобном Максиме Греке. М., 2006. С. 76. 18 Там же. С. 89. 19 Там же. С. 93. 20 Там же. С. 78–79. 21 Ржига В. Ф. Неизданные сочинения Максима Грека//Byzantinosla- vica. Prague, 1935–1936. Т. VI. S. 99, 101. 22 DenissoffE. Maxime le Grec et l " Occident. P. 81—90. 23 Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения оригинальные. Изд. Г. 3. Кунцевича//РИБ. СПб., 1914. Т. 31. С. 476. 24 Преп. Максим Грек. Сочинения. Т. 1. С. 84—85. 25 Там же. С. 98–101. 26 Там же. С. 345. 27 РНБ. Соф. 78. 28 " Фонкич Б. Л. Новый автограф Максима Грека. В кн.: Фонкич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России в XIV — начале XVI11 в. М., 2003. С. 74—79; его же. Русский автограф Максима Грека. Там же. С. 80—84. 29 Амфилохий, архим. Палеографическое описание греческих рукописей XV?XVII вв. определенных лет. М., 1880. 30 Сочинения преп. Максима Грека. Казань, 1862. Ч. 3. С. 114; итальянский перевод («Narrazione terribile е memorabile del monaco Massimo il Greco e sul perfetto stile di vita monastico») см. в приложении к статье: Sinitsyna N. V. Massimo il Greco, Firenze, Savonarola. In: Giorgio la Pira et la Russia. Firenze?Milano, 2005. P. 265—304. 31 Преп. Максим Грек. Сочинения. М„ 2008. Т. 1. С. 288–289, 177. 32 Там же. С. 345. 33 Казакова Н. А. «Исхождение» Авраамия Суздальского (Списки и редакции)//ТОДРЛ. Т. XXXIII. Л., 1979. С. 55–66. 34 Иконников В. С. Максим Грек и его время. Киев, 1915. С. 114—115; Гарэн Э. Проблемы итальянского Возрождения. Избранные работы. М., 1986. С. 261, 267—269, 274; ШастельА. Искусство и гуманизм во Флоренции времен Лоренцо Великолепного/Пер. с фр. А. И. Зубкова. СПб., 2001. 35 Кудрявцев О. Ф. Флорентийская Платоновская Академия. Очерк духовной жизни ренессансной Италии. М., 2008. С. 261; DenissoffE. Maxime le Grec et l " Occident. P. 249. 36 Кудрявцев О. Ф. Флорентийская Платоновская Академия. С. 130— 131, 226, 234; Брагина Л. М. Этические взгляды итальянского гуманиста Кристофоро Ландино (по его трактату «Диспуты в Камальдоли»)//Вестник МГУ. Сер. IX. 5. С. 48–65. 37 |
| Академия теперь стала институтом только высшего образования с преподаванием лишь высших частей всех наук духовно-школьного образования, тогда как элементарные их части отошли или к семинарии, которая стала институтом лишь среднего образования с курсом по кругу наук тождественным с академическим, по объему же преподавания каждой из наук более элементарным, или к начальным училищам, – институтам низшего образования. Духовное тело старых платоновских Академии и Троицкой семинарии по этому плану должно было быть разорвано на три составных элемента, каждый из которых должен был дать жизнь новому самостоятельному учебному учреждению. Разумеется, что митрополит Платон, сорокалетними трудами возрастивший и вскормивший это духовное тело, как целое, как живое родное детище, не мог решиться или только согласиться на такую радикальную операцию. Промыслу было угодно, чтоб эта исторически-неизбежная операция совершилась не на глазах митрополита Платона: он умер, оплакиваемый обоими еще целыми горячо- любимыми духовными детищами. Другие совершили эту операцию над платоновскими детищами, и здоровые духовные соки последних дали жизнь новой Академии: начала и элементы ученой и научной жизни и жизненного быта платоновских старых Академии и Троицкой семинарии несомненно легли краеугольным камнем и послужили духовной закваской жизни новой, теперешней Академии. Что именно в частности из идейного и нравственного наследия митрополита Платона перешло в новую Академию и какую судьбу пережило это наследие в столетней жизни Академии, по самому существу этого наследия и по скудости данных о начальном периоде этой жизни, невозможно установить документально-объективно. Но когда исследователь жизни и деятельности митрополита Платона сопоставляет ученый и нравственный облик великого иерарха, запечатленный и на созданном им строе духовных матерей новой Академии – старой Академии и Троицкой семинарии, когда, говорю‚ исследователь, сопоставляет ученый и нравственный облик великого иерарха, с историческим ученым и нравственным обликом новой Академии, он наблюдает здесь замечательное совпадение. |
| Кудрявцев О. Ф. Флорентийская Платоновская Академия. С. 67, 144–145. 38 Воспроизведение фрески из Санта–Мария Новелла см.: Кудрявцев О. Ф. Указ. соч. (переплет); Cammelli G. Demetrio Calcondila. Florence. 1954. P. 56; Кудрявцев О. Ф. Флорентийская Платоновская Академия. С. 123. 39 Горфункель А. X. «Диспут» Рафаэля. В кн.: Рафаэль и его время. М., 1986. С. 70–71. 40 См. гл. вторую, прим. 25. 41 DenissoffE. Op. cit. P. 84–86. 42 Wilson N. From Byzantium to Italy. P. 99. 43 Буланин Д. M. Переводы и послания. С. 128—190. 44 Camillscheg Е., Harlfinger D., Hunger Н. Repertorium der griechischen Kopisten 800—1600. 1 Teil. Handschriften aus Bibliotheken Grossbritaniens. Wien, 1981, 287; 2 Teil. Handschriften aus Bibliotheken Frenkreichs. Wien, 1989; 3. Teil. Handschriften aus Bibliotheken Roms mit dem Vatikan. Wien, 1997, 469; Harlfinger D. Codices Cremonenses Graeci. Eine Kurze Neusichtung anlSsslich des V Colloquio Internazionale di Paleografia greca. Cremona. 4—10 ottobre 1998. S. 1—14. 45 Филипп де Коммин. Мемуары. M., 1986. C. 303—304, 460 (коммент. Ю. П. Малинина); Сказкин С. Д. Итальянские войны. В кн.: Сказкин С. Д. Из истории социально–политической и духовной жизни Западной Европы в Средние века. Материалы научного наследия. М., 1981. С. 159—161. 46 Пирлинг П. Россия и папский престол. М., 1912. Кн. 1. 47 Brevia Romanorum Pontificum ad Poloniam spectantia. Collegit et edid- it H. D. Wojtyska, 1986. Ы. I. P. 35. 48 Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). М., 2001. Т. VI. Вып. 1. С. 291; там же. М„ 2000. Т. XII. С. 200. 49 Wilson N. From Byzantium to Italy. P. 100. 50 DenissoffE. Maxime le Grec. P. 92, 170–172. 51 См. выше, прим. 26. 52 Wilson N. From Byzantium to Italy. P. 127—128. Письмо было включено Альдом в одно из своих изданий (1502 года). 53 Буланин Д. М. Переводы и послания. С. 17; Renouard A. Annales de rimprimerie des Aide, ou histoire des trois Manuce et de leurs Editions. 3 6d. Paris, 1834. P. 5–7. 54 Иконников В. С. Максим Грек. С. 283; Буланин Д. М. Переводы и послания. С. 24—25; Нахов И. М. Традиция аллегоризма и «Картина» Кебе- та Фиванского/Традиция в истории культуры. М., 1978. С. 61—78; Кебес. Картина. СПб., 1888 (пер. А. Алексеева). 55 |
| Диалоги в то время писали все слушатели Академии, но Аристотель написал их особенно много. В этом, конечно, сказывалось влияние учителя. Но чем более становилось понятно, что Платон и его сочинения в своем величии неповторимы, тем более сознавалась необходимость изыскания новых форм исследования. Эти новые формы изыскивались прежде всего в устных лекциях. Однако внутренняя близость Платона и Аристотеля объясняет то, что Аристотель начал с диалогов. Аристотеля можно считать творцом новой формы — научного дискуссионного диалога, в котором он до известной степени возродил классический диалогический стиль, исходя из практики своей жизни в Академии, полной философских споров, обмена мнений, ученых бесед. Но личностно-биографический элемент в этих диалогах играл по большей части лишь подчиненную роль, и они в основном напоминали платоновские диалоги позднего периода, то есть современные пребыванию Аристотеля в Академии. Аристотель отнюдь не разрушил структуру диалога, как это часто утверждается в истории литературы, но принял деятельное участие в создании новой, постдиалогической формы, необходимость которой была ясна уже и Платону. Тем не менее «Евдем, или О душе» и «Грилл, или О риторике» могли весьма напоминать платоновские диалоги типа «Федона» или «Горгия». В «Евдеме» ясно еще видна сократическая манера беседы в виде вопросов-ответов. В других же диалогах — «Политике» и «О философии», которые состояли из 2–3 книг, Аристотель, если исходить из отдельных фрагментов, вероятно, вел изложение от своего лица. Эти ступени перехода от сократической манеры (возможной в «Евдеме») к почти строгому монологическому изложению являются внешним выражением философского развития самого Аристотеля. Параллели между его диалогами и диалогами Платона часто очень ясны. Так, «Евдем» восходит к «Федону», «Грилл» — к «Горгию». «О справедливости» — к «Государству». «Софист», «Политик», «Пир» и «Менексен» восходят также к одноименным платоновским диалогам. В не-диалогическом «Протрептике» вплоть до буквальных совпадений прослеживается увещательная часть платоновского «Евтидема». |
|
|
