| правильное соотношение мистического существа Церкви и ее исторического бытия. Приближалось страшное испытание обмирщенного понимания государственной власти (эпоха Петра Великого), при котором идея третьего Рима могла получить лишь кощунственно империалистический характер. Православие не отшатнулось от идея третьего Рима, но и не увидело Антихриста в обмирщенной государственной власти, — и это открывало вновь возможность духовно–трезвого сочетания провиденциализма с историческим реализмом… 11. Раскол, говорили мы выше, содействовал освобождению творческих сил, накопившихся в Церкви. Общую характеристику этого надо связать уже не с XVII–ым веком (хотя и в XVII–oм веке этот процесс идет ярко), а уже с XVIII–ым в. Мы обратимся поэтому к этой теме в следующей главе, сейчас же. хотим лишь кратко подтвердить то, что было сказано в начале главы, — что в церковном русском сознании вовсе не было ни пустоты, ни молчания. Работа церковного логоса развивалась все сильнее и разнообразнее, но уже в этот период становится ясно первостепенное значение вопросов историософии и связанных с ними вопросе морального сознания. Однако, рядом с этой основной мыслительной установкой развивается религиозное умозрение в иконописи и иконопочитании. Здесь получает свое выражение чрезвычайная обращенность русского духа к красоте — но не отрешенной, не идеальной, но исторически–конкретной. В иконе духовно фиксируется основная христианская идея мистического реализма, признания двух порядков бытия, сочетанных в надлежащем соотношении в Господе Иисусе Христе. Тайна Боговоплощения (лежащая в основе иконопочитания) есть тайна и исторического процесса, идущего под руководством Божественного Промысла к Царству Божию). Церковное сознание не удержа лось, однако, в охране надлежащего равновесия божественного и человеческого начал — и в историософской поэме о третьем Риме, священной царской власти и. ее вселенской миссии церковное сознание накренилось в сторону такого сближения двух порядков бытия, которое вело к их отожествлению. «Природный» исторический процесс, раз он явно не мог быть понят, как «священное царство», оказывается царством Антихриста. Огромная жертва, принесенная старообрядчеством на алтарь священной мечты, свидетельствует достаточно о том, сколько горячей силы, духовной целостности, безраздельной преданности идее «священного царства» накопилось в церковном сознании. Разрыв с нетрезвым от ношением к истории совершился в муках и напрасных страданиях, но открыл перспективу для нового отношения ко все продолжающейся истории. Приближалась пора «секуляризации» — приближался XVIII–ый век. ГЛАВА II XVIII–ЫЙ ВЕК. ПЕРЕЛОМ В ЦЕРКОВНОМ СОЗНАНИИ ФИЛОСОФИЯ Г. С. СКОВОРОДЫ |
| Письма писались незадолго до революции 1789 года, и предчувствие ее как бы запечатлелось в этих письмах, в этих нарисованных автором страшных картинах разложения французского общества, развращения нравов, беззакония, нищеты народных масс, всеобщей продажности, беспощадной власти денег и т. д. " Ни в чем на свете я так не ошибся, как в мнениях своих о Франции. Радуюсь сердечно, что я ее сам видел... что не может уже никто рассказами своими мне импонировать " . Итогом его размышлений об увиденном на Западе стало убеждение, что " наша нация не хуже никоторой " и даже то, что он готов отдать предпочтение своей, русской нации: " Если здесь прежде нас жить начали, по крайней мере мы, начиная жить, можем дать себе такую форму, какую хотим, и избегнуть тех неудобств и зол, которые здесь вкоренились " . Эта мысль о самобытности русского исторического пути роднит Фонвизина со славянофилами. Есть у Фонвизина забавное вроде бы, но прямо-таки символическое описание одной истории. В Калуге простая русская женщина, " великая богомолка " , молилась за него, " громогласно вопия: Спаси его, Господи, от скорби, печали и от западной смерти! Скорбь и печаль я весьма разумел, ибо в Москве то и другое терпел по крайности, но западной смерти не понимал. По некоторым объяснениям нашел я, что Марфа Петровна в слове ошиблась и вместо внезапной врала об западной смерти " . Судьба спасла Фонвизина от западной смерти. Вольтерианец в молодости, он с годами, освобождаясь от ложного просвещения, все более проникается светом веры и кончает жизнь глубоко религиозным человеком. По рассказу очевидцев, уже в парализованном состоянии, сидя однажды в церкви Московского университета, он говорил университетским питомцам, указывая на себя: " Дети! возьмите меня в пример: я наказан за свое вольнодумство! не оскорбляйте Бога ни словами, ни мыслью! " В истории России XVIII век для Пушкина был особенно захватывающим. Много труда положил он на изучение Петровской эпохи, плодом которого стала " История Петра I " , не завершенная им и не изданная в течение долгого времени после его смерти из-за критических суждений о некоторых сторонах исторической деятельности и личности Петра I. Он также занялся историческими разысканиями в государственных архивах и библиотеках, прежде чем начать " Историю Пугачева " . " Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю, как Пушкин, - писал один из его современников, знаток исторических источников XVIII века, - я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные " . XVIII век России привлекал Пушкина мощью действовавших сил страны, вышедшей на мировой просторы, колоссальностью характеров исторических лиц. |
| В русской литературе конца XVIII века классицизм уступает место сентиментализму (от фр. sentiment - чувство). Сентиментализм присущ и радищевскому " Путешествию " с " уязвленностью " души рассказчика " страданиями человечества " , патетической чувствительностью, экзальтированностью его реакции на угнетение людей, эмоциональными воспоминаниями. Но в более полном своем развитии сентиментализм связан с именем Н. М. Карамзина (1766 - 1826). Свои " Письма русского путешественника " , написанные почти одновременно с " Путешествием " Радищева, он назвал " зеркалом души моей " - все увиденное за границей пропущенное им через свои переживания, " мечтания " . В описании автором достопримечательностей Франции, Англии, Германии, его встреч с европейскими знаменитостями, с людьми разных сословий, в передаче подробностей культурной, общественной, политической жизни много восторженного, чувствительного. Благоговейное отношение к Франции, Западу, однако, омрачается, а затем сменяется глубоким разочарованием ходом французской революции. А. Герцен в своей книге " С того берега " , называя " странной судьбой русских - видеть дальше соседей " , приводит " огненные и полные слез " " выстраданные строки " Карамзина о XVIII веке: " Конец нашего века почитали мы концом главнейших бедствий человечества и думали, что в нем последует соединение теории с практикой, умозрения с деятельностью... Где теперь эта утешительная система? Она разрушилась в своем основании: XVIII век кончается, и несчастный филантроп меряет двумя шагами могил свою, чтоб лечь в нее с обманутым, растерзанным сердцем своим и закрыть глаза навеки... Век просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийства и разрушений я не узнаю тебя " . Так же и Радищев в своем стихотворении " Осьмнадцатое столетие " говорит: " Мощно, велико ты было, столетье! " , " столетье безумно... Ах, омоченно в крови ты ниспадаешь во гроб " . И как противодействие кровавому революционному разгулу Радищев называет Петра и Екатерину (так сурово наказавшую его): " Но зри, две вознеслися скалы во среде струй кровавых - Екатерина и Петр " . |
| Весьма легко догадаться, что основа воззрений публицистов XVI и XIX в. одна и та же, и что искать ее следует в более глубокой древности, чем XVI в. в русской истории, приведенный нами на справку исключительно как яркая аналогия с позднейшими явлениями русской жизни. Действительно, как указанные только что факты в древней русской литературе, так и вся эта литература, поскольку она носила религиозный характер, свою главную причину имели в христианском просвещении Руси, в священных и религиозно-нравственных книгах, перешедших к нам вместе с христианством из Византии. В Св. Писании и святоотеческих творениях можно указать источник многих памятников древней нашей письменности. К этой же основе в конце концов сводится и религиозно-философское мировоззрение Киреевского, который дает нам это понять и своим определением характера русской философии, долженствующей основаться на святоотеческой основе, и своим сочувственным отношением к древнерусским монастырям, распространявшим просвещение в духе святоотеческой письменности, и своим сочувственным отзывом о некоторых представителях этой письменности, особенно ему близких. К изложению святоотеческой мысли, применительно к интересующим нас вопросам, мы далее и обратимся. Но прежде, чем это сделать, необходимо уделить внимание судьбам интересующего нас мировоззрения в XVIII и XIX в. 303 , так как Киреевский принадлежит XIX веку и ближайшее отношение к нему в историко-генетическом смысле имеет век XVIII-й. С XVIII века в жизни России особенно заметно начинают действовать западные влияния; свое, русское начинает сильно мешаться с чужим, так что в образовавшейся путанице понятий легко признать иногда свое за чужое. Скажем кратко о наиболее заметных обнаружениях своего, русского, в области мировоззрения (собственно в области религиозно-морального взгляда на жизнь) за указанное время. Несомненным преемником религиозно настроенных, русских людей древней Руси в XVIII в. может считаться Н. И. Новиков. Поставление религии во главу угла в жизни, понимание Новиковым христианства не только, как теории, но и как соответствующей деятельности, оправдание такого понимания христианства широкою филантропическою деятельностью, интерес Новикова к быту древней Руси (отсюда собирание им материалов для русской истории) несомненно, роднят Новикова с представителями православного мировоззрения в древней русской литературе. |
| Отчего это происходит? Еще больше затруднений испытывает историк, описывая XVIII в., поскольку в нем жили те или другие Константинопольские патриархи. Число образованных патриархов этого времени вдруг намного повышается по сравнению с прежним веком. Как понимать это явление? Едва ли мы ошибемся, если скажем, что, вероятно, и XVII, и XVIII вв. по отношению к образованию в Греции ничем существенно не отличались один от другого. Едва ли XVII в. на самом деле так проигрывает по сравнению с XVIII в. Все дело, кажется, сводится к тому, что XVII в. не имел обстоятельных писателей, которые сохранили бы нужные для нас данные, и бесцеремонных панегиристов этого века. XVIII же век известен тем, что тогда жили несколько писателей, очень склонных впадать в оптимизм и многоглаголивых (Дапонте, Д. Прокопий и отчасти Макрей). Верить им на слово едва ли возможно. Их отзывы о патриархах походят на те отметки, какие проставляются в кандидатских (а в старину и в магистерских) дипломах Духовных академий. Здесь обыкновенно читаем: отлично, хорошо, весьма хорошо и пр. Но таким отметкам не придают серьезного значения ни благодушные экзаменаторы, которые наставили лестных отметок, ни сами владельцы дипломов, ни начальство, которому предъявляются эти дипломы; а меньше всего значения этим отметкам дают мусорщики, к которым с течением времени попадают дипломы: мусорщики ценят больше всего бумагу и пергамент. Почти то же значение имеет и большинство свидетельств о состоянии просвещения в Константинопольской патриархии указанного века. Отзывы эти подозрительны по их оптимизму. М. Гедеон знает им цену и поступает благоразумно, когда эти отзывы убавляет на 90% по их количеству (т. е. по их стремлению широко расписывать интеллигентность патриархов) и когда он же убавляет их на 25% по их качеству. Мы вполне разделяем воззрения Гедеона, сбавляющего в сейчас указанном случае 90%, но должны сказать, что он еще мало сбавляет с цены, когда проверяет качественное достоинство оптимистических отзывов. Нам кажется, что мы сами поступаем правильнее, сбавляя цену отзывов по их качественности на 50%. |
| – XVI-й век: изменение цен- —46— ности денег благоприятствует крестьянам; огораживание дворянами общинных земель теснит крестьян. Причины, по которым обезземеление крестьянской массы во Франции не достигло таких размеров, как в Англии. Меры в пользу крестьян при Генрихе IV: реформы Сюлли. – XVII и XVIII века: продолжающийся захват общинных земель; покупка крестьянами земли в собственность. Обезземеленное сельское население идёт в города и производит переворот в промышленности. Цехи в период столетней войны становятся более замкнутыми. Отношение к ним правительства: ордонанс 1351 г. XVI-й в.: экономическое возрождение и отсутствие движения вперёд в цехах. Борьба мастеров и рабочих. Ордонанс 1581 г. Положение цехов при Генрихе IV и Ришелье; Кольбер. Регламентация цехового производства и строя. Его заботы о торговле. Мануфактуры. Промышленная жизнь страны в XVIII в. Банк Ло. Реакция против крайностей регламентации. Физиократы – Франсуа Кене. Реформа цехового строя. Тюрго. Опасность ломки: предсказания Сегье. Настроение рабочих и мастеров после реформ Тюрго. Некоторые явления государственной и общественной жизни в XVII и XVIII вв., беспокоившие население: придворные порядки, рознь сословий, lettres de cachet, положение печати, провинциальных штатов, парламентов, состояние законодательства, обложение; военная система. Суждения о французской революции Бёрка, Минье, Тьера, Мишле, Кине, Артура Юнга, Токвиля, Зибеля. Результаты переворота конца XVIII в. Девятнадцатое столетие. Краткая характеристика эпохи Наполеона. История административной и муниципальной системы в течение всего 19-го века. – Реставрация. Хартия 1814 г. Хаотическое состояние партий в парламенте; chambre introuvable. Декрет 1820 г. Изменение системы выбора депутатов. Вступление на престол Карла X. Ордонансы 26-го —47— июля 1830 г. Июльская революция. Людовик-Филипп. История отношений короля к буржуазии и буржуазии к рабочему сословию, как объяснение переворота 1848 г. Промышленный рост страны с конца 18 в. Машины. |
| В России же наличность живой и привлекательной западной «модели» устраняла (по крайней мере первое время) необходимость самостоятельной выработки нового стиля жизни. Вот отчего этот стиль жизни формируется в верхних слоях русского общества с такой быстротой, что уже через несколько десятилетий старый быт сохранился в целостности лишь в провинции, — у народа, да у старообрядцев. Разумеется, менялись не только внешние формы жизни. — вырастала потребность и в новой «идеологии», — вместо былой (церковной). Всюду вспыхивает жажда образования и именно светского, — в данный момент находимого на Западе. Как типична в этом отношении биография Ломоносова, сына дьячка, пробравшегося в Москву в Духовную Академию, попавшего заграницу и ставшего затем замечательнейшим ученым! В биографии многих русских людей XVIII–ro века есть сходные внешние черты, — и всюду поразительно раннее созревание, быстрое овладение всем значительным в западной культуре. В качестве примера укажем на молодую княгиню Дашкову, ставшую позже президентом Академии Наук: она была широко образована, знала несколько языков, во время пребывания в Западной Европе была в самых дружественных отношениях с выдающимися писателями того времени … Быстрота, с какой русские люди овладевали важнейшими результатами западной культуры, с какой они выходят один за другим на путь самостоятельного творчества, — поразительна. Но в этой быстроте было и другое: отрываясь от церковного уклада жизни, русские люди в первое время попадали в безоговорочный плен Западу, не имея у себя никаких зачатков для выработки самостоятельного типа жизни. Вот почему долго на Руси было так много слепого подражания Западу; по позднему выражению Хомякова, было так много «комической восторженности», доводившей до нелепостей. 2. Русские оказались очень восприимчивы и к философской культуре Запада. Изучение этого проникновения в Россию философских идей Запада (преимущественно Франции, но также и Германии и Англии) начато давно, имеется очень большая литература об этом, но цельной картины всего философского движения в России XVIII–ro века еще нет. Это философское движение было сложно, даже запутанно; наивное и глубокое, большое и ничтожное сплетались вместе, в духе упрощенного эклектизма. Но было бы большой ошибкой весь XVIII–ый век в России характеризовать в тонах философского эклектизма. Вместе с тем различные течения XVIII–ro века оказались очень типичными для всей будущей русской философии — в них проявились черты, которые позже выступили с большей отчетливостью и законченностью. |
| В других же сочинениях, принадлежавших Ривету, Валею, Амезию и Воецию, опровергались эти воззрения, и утверждалось общечеловеческое значение субботнего института. В начале XVIII в. споры о воскресном дне и его отношении к субботе в Голландии стали утихать. Но за то они возникли в это время в Германии. – В 1700 г. проповедник из Гольштейна, некто Люнекогель, перевел на немецкий язык вышеупомянутое сочинение Утрехтского профессора Бурмана „De Sabbato“. А в 1702 г. появилось в Германии новое, по общему взгляду аналогичное с Бурмановым, сочинение „De jure Sabbati“, написанное юристом из Галле, пиэтистом Стриком (Stryk). Два эти сочинения вызвали в Германии такую же горячую литературную полемику, как и в Голландии, так что в течение всего почти XVIII века тема „De Sabbato“ была самой излюбленной для академических сочинений. Из многочисленных исследований о субботе, появившихся по XVIII век и написанных в виду вопроса о значении празднования воскресного дня, мы пользовались только двумя: трактатом английского ученого Спенсера „De Sabbato“, помещенным в его обширном труде „De legibus Hebraeorum ritualibus“ (Tübingae. 1732), и сочинением Бехера „Abhandlung von dem Sabbathe der Juden und dem Sonntage der Christen (Halle. 1775). Небольшой по объему, трактат Спенсера не обнимает подлежащего нашему рассмотрению предмета во всей его полноте: в нем решаются только вопросы о значении еврейской субботы и о происхождении её. Суждения по этим вопросам, высказанные Спенсером, долгое время представлялись настолько основательными, что им следовало большинство лучших ученых XVII и XVIII вв., касавшихся затронутых Спенсером вопросов. С взглядом Спенсера на еврейскую субботу мы встретимся ниже; здесь же заметим только, что этот взгляд был вызван полемикой против современных крайних воззрений на субботу, а потому, естественно, оказывается слишком односторонним и сам: характер и значение субботы Спенсером были поняты не вполне. Исследование о субботе, принадлежащее Бехеру, рассматривает вопросы о происхождении субботы и её значении и об отношении к ней христианского празднования воскресного дня. |
| Итак, есть новый субъект истории, и я попытаюсь показать, как и почему именно дворянство ввело в большую этатистскую структуру исторического дискурса взрывной принцип нации, понятой как субъект — объект новой истории. Но что такое новая история, в чем она состояла, как она смогла утвердиться с начала XVIII века? Я думаю, что причина, по которой именно в дискурсе французского дворянства появилось новое представление об истории, станет ясна, если сравнить этот дискурс с тем, который обозначился в XVII веке, за век или почти за век до того — в Англии. Представители парламентской и народной оппозиции в Англии между концом XVI и началом XVII века в основном решали относительно простую проблему. Они хотели показать, что в английской монархии были две противоположные системы права и в то же время две нации. С одной стороны, система права нормандской нации: она предполагала определенное единство аристократии и монархии. Эта нация основывалась на системе права, навязанной насильственным вторжением и предполагавшей абсолютизм. Итак, монархия и аристократия (право абсолютистского типа, связанное с нашествием). Задача оппозиции состояла в том, чтобы в противовес указанному праву утвердить другое, саксонское право: право фундаментальных свобод, которое одновременно и выступало и как право наиболее древних обитателей страны, и как право, требуемое самыми бедными, во всяком случае не теми, кто принадлежал к королевской семье или к семьям аристократов. Итак, были две большие системы права, и нужно было выдвинуть вперед самое древнее и самое либеральное право в противовес более новому праву, которое пришло вместе с нашествием и означало абсолютизм. Это была простая проблема. Проблема французского дворянства век спустя, в конце XVII и в начале XVIII века, была, очевидно, гораздо сложнее, так как нужно было бороться на два фронта: с одной стороны, против монархии и совершенной ею узурпации власти, с другой — против третьего сословия, которое на деле использовало абсолютную монархию, чтобы ради своей выгоды вести наступление на права дворянства. |
| К.А. Панченко Глава X. Культура православного Востока. Общий контекст Общий контекст. Архитектура. Изобразительное искусство. Греческая литература в Палестине XVI – середины XVII века. Досифей Нотара. XVIII век. Плеяда историков. Библиотеки Святой земли. Православная Палестина: маргинальные субкультуры. Православные арабы XVI века: Проторенессанс? Закат арамейской письменности. Мелькитский Ренессанс. Макарий аз-За‘им. Павел Алеппский. Культурная среда эпохи. XVIII век. Православие vs уния: Узел завязывается. Конкуренция систем образования. Дуэль богословов. Дуэль летописцев. Дуэль типографий. Подведение итогов. Общий контекст На протяжении всей своей истории православные арабы никогда не имели собственной государственности, находились в инородном окружении и весьма сложных социально-политических условиях. Тем не менее мелькитская община продемонстрировала немалую жизнестойкость и силу идентичности. Этому способствовало наличие достаточно сложной и укорененной культурной традиции, способной к устойчивому воспроизводству и творческому развитию. В первые века османского владычества эта культура пережила явственный подъем, резко контрастирующий с тем анабиозом, в котором пребывали ближневосточные христиане мамлюкской эпохи. Однако, прежде чем говорить о причинах и формах мелькитского культурного возрождения, следует уяснить положение арабо-православной культурной традиции в широком контексте родственных ей культур и субкультур, подчас оказывавших на нее сильное влияние. Культура православного мира XVI–XVIII вв. была, в целом, единой для всех ее народов, хотя и разделялась на несколько региональных вариантов. Следует выделить балкано-средиземноморскую, восточнославянскую и, может быть, кавказскую группы культур, более или менее самодостаточных, хотя и пребывавших в тесном общении друг с другом. В первой из них лидирующую роль играли греки, которые оказывали сильное влияние на развитие южных славян, румын, христиан-арабов. Если мы увеличим «степень приближения» и обратимся непосредственно к сиро-египетскому региону, то увидим там параллельное существование нескольких подвидов православной культуры. Левантийские греки представляли доминирующую в Восточном Средиземноморье греческую культуру. |
|
|
