| — А помнишь, на каком отрезке смеялись больше всего? — Что-нибудь так: 1930–1936 годы. В 1930 году, в неполные двенадцать лет, первая книга, купленная мной на денежки, что выпросил у мамы, была «Сталин и Каганович, политотчет ЦК ВКП(б) XVI съезду». Там много смеялись и много-много аплодировали. Но это не были нарушающие норму, выделяющиеся спонтанностью аплодисменты. Зато овация Бухарину на I съезде писателей Сталина вывела из себя до чрезвычайности. Бухарин был у Горького, и кто-то сказал ему: ваша речь прекрасна, какая овация! И Бухарин мрачно заметил: я за нее расплачусь. Мне кажется психологически вероятным, что у Сталина все это мало-помалу накручивалось на его внутреннюю катушку. Мои крымские переживания: секретари обкома партии всегда выступали первыми — все встают, шквал аплодисментов, крики «ура!». Сталин с этим покончил, заодно покончив и с ними со всеми. В конце сороковых этого смеха уже почти нет. Мягкий смешок Сталина — это вообще его манера. Вот из рассказов того времени. Гронский был такой, ужасная дубина. Редактор «Известий» и до Горького первый председатель оргкомитета съезда. По делам оргкомитета Союза писателей его вызвали на политбюро. Сталин к тому времени поменял отношение к Демьяну Бедному, с которым прежде был в больших приятелях, и на заседании сделал замечание в его адрес, что пора критичней к нему отнестись. Подпевала Гронский возьми и брякни: у меня вообще плохие отношения с Демьяном Бедным! Сталин сразу: «А почему? Почему это у вас плохие отношения с крупным советским поэтом?» Гронский смутился, говорит: «Это, знаете ли, частный, домашний случай». «Нет, — говорит Сталин, — вы на политбюро, товарищ Гронский, рассказывайте нам все откровенно». — «Понимаете, я был у него в гостях, а на стол подавали котлеты, очень вкусные. Беру вторую порцию, а Демьян мне кричит: довольно!» Сталин с Гронского не слезает: «А теперь поподробнее расскажите политбюро, какие у Бедного котлеты на вкус». Все, естественно, над дурнем хохочут. Я всегда считал, что Сталин как автор и режиссер своих спектаклей в тайной сценарной работе много раз переписывает свою роль. |
| Но в любом жизненном деле, а особенно в дороге, на лондонском вокзале или в датском порту, да ещё со своим поддельным паспортом Мойши Долголевского, а по виду полный русак, да не зная ни одного языка, да не умея с чиновниками разговаривать уверенно и смело, терялся Бухарин до смешного, превращался в куль бесформенный, и как куль перетаскивал его Шляпников на пароходы то из Англии в Норвегию, то из Дании в Норвегию, то выручал из шведской тюрьмы, то, сочувствуя его тоске, отправлял прокатиться в Америку “для партийной работы”. Приспособить же “японцев”, живущих в Швеции, рядом с Россией, для самого реального дела – переправки литературы и связи, – оказалось совсем безнадёжным, такие безрукие, это все признали, и они сами признали. Да они ж “в Россию” и ехали, а то куда ж? – через Швейцарию-Францию-Англию-Норвегию-Швецию второй год ехали, а при конце не хватило сил. Тут ведь, дальше, надо по льду пешком. А мастера – статьи катать: нате, напечатайте! нате, отправьте! А мастера – разжигать разногласия по теории. Слез. Пошёл по 3-й Рождественской да по Херсонской – задами, к Архангелогородскому мосту. Эмигрантская жизнь такая, что только спичку кинь. Теоретические разногласия – значит сейчас же и личная вражда. С Лениным “японцы” разошлись: самоопределение нациям – обещать непременно всегда всем или нет? (Ленин раньше говорил: никому! теперь: обещать! японцы, как и раньше: нет!), – и тут же развалили редакцию “Коммуниста”. Если в одном пункте рассорились – всё пропади и всё провались, и рабочее дело туда же! Ни понять, ни принять этого Шляпников не мог: как так? при несогласии почему обязательно сразу и вражда? Вот это наша интеллигенция, узнаешь сразу: из-за принципа провались и самое дело. Да рабочее дело почему должно страдать? Чтобы в России дело шло – надо же помириться? Только Шляпникову и занятий: последний раз приехал из России, начал мирить “японцев” со “швейцарцами”. Два месяца потратил – буфером служил. Объяснял тем и другим, что такое “Коммунист” для русского рабочего: тянутся! нарасхват! деньги платят за прочтение! Бес-по-лезно! Так и уехал Бухарин в Америку, не примирённый. |
| Тем же своим настойчивым методом соединения тайного и явного Парвус набирал и революционных сотрудников конторы. Для этого он создал в Копенгагене ещё одно подсобное учреждение – Институт по изучению последствий войны, и для набора сотрудников его открыто и много встречался, знакомился, беседовал с социалистами. И всякий раз, когда кандидат проявлял желание и способность нырнуть в глубину – он нырял и становился тайным. А если оказывался неспособным или неподатливым – ничто ему не разъяснялось, и разговор был натурален, и можно было оставить его легальным сотрудником легального Института: Институт тоже не был фикцией, он тоже отвечал прилегающей страсти Парвуса к теоретическим экономическим исследованиям, как и издаваемый в Германии, хорошо оплаченный “Колокол” удовлетворял его социалистическую страсть. (Очень рвался в этот Институт – Бухарин, и, действительно, не было для него лучшего места, а для такого института – лучшего сотрудника, но – прав был Ленин: Бухарин слишком прост, как уже показал в Швеции. И уж вовсе слаб Шляпников, чтобы работать в контакте с Ганецким). Всё это Парвус решил блистательно – ибо всё это было в его природной стихии. Куда трудней пришлось дальше: кому же передавать в России те деньги? и как вызвать революцию в огромной стране дюжиной торговых агентов да несколькими западными социалистами вроде Крузе? Легче всего было в Петербурге, много связей, тут и Козловский бесподозренно мог вести адвокатский приём и вербовать нужных из заводской среды, тут и действовала рьяная группа межрайонцев , к объединению меньшевиков и большевиков, как раз исконное направление Парвуса, и через их единомышленника Урицкого был в эту группу действенный вход. Несмотря на раскол социалистических сил в Петербурге, там у Парвуса сколотился хороший актив, вне большевиков и меньшевиков. Но хотя и верно замечено, что революции в государствах совершаются одними лишь столицами, – для надёжности первичного толчка такой обширной стране непременно нужны были волнения и в провинции. А собственные живые связи были у Парвуса только в Одессе, и из Одессы в Николаев. Всю эту немую косную необъятную Россию некем было поднимать: несколько агентов, даже денег не жалея, в несколько оставшихся месяцев не могли создать сети. А Ленин свою готовую – предательски скрыл. |
| О вызывании мятежных духов 05.06.2017 07:18:21 Сергей Львович Худиев Как сообщается на официальном сайте , депутаты Кировской городской Думы приняли решение об установке памятника Ф. Э. Дзержинскому. Тому самому «железному Феликсу», сначала пламенному революционеру и борцу с царизмом, потом — председателю так называемой Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Что же, «саботаж» — хорошее слово, когда мы говорим о действиях, провоцирующих гражданский конфликт. А прославление Дзержинского — это именно провоцирование острых общественных разделений. Поговорим об этом подробнее. Существуют исторические лица и события, память о которых может объединять и укреплять общество. Например, если брать советский период, Юрий Гагарин и его полет в космос. Мы все — верующие и атеисты, русские и нерусские, люди разных политических предпочтений — гордимся этим человеком и его подвигом. В историю человечества навсегда вписано, что первый человек в Космосе — наш соотечественник. Существуют лица, напротив, провоцирующие острое разделение и смуту. Как Дзержинский. Его деятельность неизбежно вызывает резко противоположные оценки. Хорошо ли быть профессиональным революционером и отдавать все силы тому, чтобы ввергнуть свою страну в революцию и гражданскую войну? Кто-то горячо это одобрит, и посоветует юноше, обдумывающему житье, делать жизнь с товарища Дзержинского — то есть фанатично и изобретательно трудиться над дестабилизацией, и, в конечном итоге, ниспровержением государства. Но многие (и в первую очередь, сотрудники спецслужб, если они делают свою работу) настоятельно посоветуют юноше ни в коем случае не подражать Феликсу Эдмундовичу, а жить мирно и законопослушно. Между теми, кто предлагает железного Феликса в качестве образца для подражания, и теми, кто считает, что подражать ему ни в коем случае не надо, неизбежны непримиримые разногласия. После революции Феликс Эдмундович возглавил ВЧК — организацию, которая приводила в ужас даже некоторых большевиков. Бухарин, Ольминский и нарком внутренних дел Петровский в свое время требовали устранения в деятельности ВЧК «произвола организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата», но В. И. Ленин выразил полную поддержку структуре, «подвергшейся, за некоторые свои действия, несправедливым обвинениям со стороны ограниченной интеллигенции, … неспособной взглянуть на вопрос террора в более широкой перспективе» |
| XXX. Большеохтенское благотворительное общество Умерший 4 июня 1882 года охтенский мещанин Василий Михайлович Бухарин отказал по завещанию в пользу имеющего быть учрежденным на Большой Охте благотворительного общества деревянный двухэтажный дом с землей и строением, по Георгиевской улице 347, на Большой Охте. К доброму почину Бухарина примкнули 26 других лиц, и общество было образовано. Общество учреждено в память в Бозе почившего императора Александра II, с целью доставления средств к улучшению нравственного и материального состояния бедных в приходе церкви Большой Охты. Устав общества утвержден советом Императорского Человеколюбивого общества 14 июня 1882 года, открытие общества состоялось 4 августа того же года 32 . Первые годы деятельность общества выражалась в выдаче бедным ежемесячных и единовременных пособий; кроме того, общество уплачивало за квартиру одного бедного семейства и содержало пансионера в ремесленном училище. С 1883 года общество приняло в свое заведование охтенский родильный приют Демидова князя Сан-Донато, от которого получало на содержание приюта 1,200 рублей в год. Приют состоял в заведовании общества по 1889 год. Все время, с первых лет, общество мечтало открыть какое-либо благотворительное учреждение, приют или богадельню, но за недостатком средств сделать этого не могло. Ежегодный приход общества в среднем за все время был около 3,000 рублей, в последние годы держится на 2,500. По отчету за последний год, 1897, он равнялся 2,621 рублю; из этой суммы поступило членских взносов 110 рублей, кружечного сбора 303, процентов на капитал 914 и дохода с дома 753 рубля. Вся деятельность общества в последние годы сосредоточивается на выдаче бедным ежемесячных и единовременных пособий; первых выдано в 1897 году на 180 рублей, вторых на 794 рубля. Общество не получало крупных пожертвований. Наибольшими было пожертвование купеческой вдовы П. Е. Демидовой в 1890 году в 5,000 рублей. П. С. Елисеев пожертвовал в разное время свыше 1,200 рублей, И. П. Ромашев 850, С. И. Мережковский и В. И. Мережковская по 500, П. Ф. Федоров, по завещанию, и Е. И. Рябова по 300, А. Е. Буров и И. М. Вишняков по 100. Сверх того, пожертвовали на учреждение приюта Н. Е. Емельянов 200 и И. М. Богданов 100 рублей. К 1398 году общество успело все-таки сберечь остаточного капитала 20,880 рублей. Председателем совета общества в первое время был В. А. Архипов, с 1888 года С. Ф. Ладыженский, с 1890 состоит В. П. Колодезников. 32 В отчете Императорского Человеколюбивого общества за 1882 год открытие благотворительного общества означено 4 июля 1882 года. Читать далее Источник: Приходская благотворительность в Петербурге: Ист. очерки С.Г. Рункевича. – Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1900. – VIII, 313, с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Гуманитарное гугление 7 приемов дискуссии в Интернете 11 марта, 2015 7 приемов дискуссии в Интернете Почему в сетевых дискуссиях история и другие гуманитарные дисциплины часто становятся полем для чистого словоблудия по принципу «а вот мне так кажется»? Размышляет Андрей Десницкий. В нашем обществе – противостояние, и у него есть свои жертвы. И, может быть, одна из самых невосполнимых, хотя и незаметных утрат – гуманитарное знание. Многие люди забыли, что это такое, и даже не верят, что оно существует. Андрей Десницкий Чтобы объяснить свою мысль, вернусь в советские времена. Тогда нам совершенно ясно говорили, что существует одна-единственная правильная точка зрения на всё: партийная литература, советская биология, и разве что до коммунистической математики дело не доходило. Но в области гуманитарной, разумеется, стандарт всегда был единым и неоспоримым, пусть даже он слегка менялся от съезда к съезду партии. Потом пришла перестройка, и оказалось, что нас очень долго обманывали… ну, я, конечно, утрирую, а точнее, пародирую взгляд не слишком склонного к рефлексии потребителя СМИ. Во второй половине восьмидесятых он с изумлением обнаружил, что практически всё, что называлось прежде хорошим, оказалось плохим, и наоборот: Бухарин, к примеру, был прогрессивный экономист, а Сталин – кровавый диктатор, и т.д. Дальше начались девяностые, в которые, казалось бы, всем стало не до гуманитарных наук. И тем не менее, некоторые производители гуманитарного знания отлично «вписались в рынок» – прежде всего, «новые хронологи» Носовский и Фоменко, переписавшие мировую историю. Их общий принцип звучал примерно так: историки всё время нас обманывают, они заставляют верить в ту версию, которая кому-то выгодна. Но раз так, мы вправе предложить свою собственную, она ничуть не хуже прочих. Надо отметить, что подобные взгляды проповедовали не только в России, но и на всем постсоветском пространстве, причем в каждом конкретном случае именно местный народ оказывался самым древним, самым славным, по сути – вообще единственным носителем цивилизации на всем земном шаре. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Максим Соколов: «О чём нелишне помнить в «Дни. 2023»» 25.01.2023 13:35:59 Правый русский националист с Волыни В. В. Шульгин писал «Дни», поминая и 1905 г. — зарю свободы со всеми её прелестями, и 1916 и 1917 гг., когда освободительное движение разрушило империю и Россию. Своей вины в случившемся он, кстати, не отрицал. Схождений между теми «Днями» и нынешними всё-таки много. Хотелось бы поменьше. Начнём с патриотического подъёма 1914 (2022) г. и впадения в ничтожество прежней освободительной оппозиции. Будущие творцы революции в первые годы войны были рассеяны по свету — В. И. Ленин и Г. Е. Зиновьев были в Цюрихе, Н. И. Бухарин и Л. Д. Троцкий — в Нью-Йорке, И. В. Сталин, Я. М. Свердлов и Л. Б. Каменев — в сибирской ссылке. В Москве, Петрограде, Киеве, Одессе сколь-нибудь активных большевиков почитай что не осталось. Судьба Гудковых, Навальных и Яшиных примерно та же. Впрочем, и в эмиграции тт. Ленин, Троцкий etc. в политическом отношении представляли собой quantité négligeable. Вещь, не заслуживающая внимания и никого реально не представляющая. Совершенно как безрезультатно надувающая щёки сегодняшняя эмиграция. Виленские форумы свободной России, варшавские съезды народных депутатов — интерес они могут вызывать разве что энтомологический. Казалось бы, исполнилась многолетняя мечта русских охранителей и консерваторов — самопровозглашённая (и тем изрядно всем надоевшая) совесть нации пошла побоку, да к чёрту, вызвав в обществе громкое «Уф-ф-ф!». Но в политике законы сохранения действуют с не меньшей неумолимостью, чем в природе. Если в одном месте убавится, то в другом настолько же прибавится. Это относится и к безоглядной критике власти. К каковой критике, как вдруг выясняется, не одни только революционеры-максималисты способны. Потенции охранителей (или вчерашних охранителей) тоже могут оказаться весьма велики. И державный вождь русской армии недолго пользовался авторитетом, столь необходимым во времена отчаянной схватки, смысл которой — «Нужно, чтобы России не сломали шею». Ибо: |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
