| Спустя полчаса в конференц-зале шуйского Гранд-отеля уже проходила конференция «Сотрудничество медицинских, общественных и религиозных организаций - как эффективная модель поддержки материнства, семьи и детства». В мероприятии приняли участие директор шуйского филиала Ивановского государственного университета Алексей Михайлов, координатор Общероссийского движения «За жизнь!» Сергей Чесноков, руководитель молодежного отдела Шуйской епархии иерей Василий Шашнев, руководитель ЦЗМ «Колыбель-Шуя» Марина Романенко, руководитель фонда «Колыбель-Горки» г. Тейково Игорь Черемушкин, руководитель Суздальского отделения благотворительного фонда «Дар жизни» Елена Голубева и другие. В ходе мероприятия участники обсудили различные вопросы, в том числе демографическую ситуацию в регионе и работу по поддержке беременных женщин в кризисной ситуации и многодетных семей. Красный линией выступлений стал вопрос об острой необходимости поддержки НКО со стороны властей региона, в частности, шуйская «Колыбель» остро нуждается в расширении помещения гуманитарного склада. Резолюция конференции будет направлена властями региона. Закончился день посещением родительного дома г. Шуи, куда представители Общероссийского движения «За жизнь!» привезли подарки из столицы. «Мы стараемся вести комплексную работу - от различных просветительских проектов до социальной поддержки. В ходе визита в Шую решили порадовать местных жительниц наборами для новорожденных», - комментирует Сергей Чесноков, координатор Движения «За жизнь!». Отметим также, что 29 апреля крестоходцы посетили город Тейково Ивановской области, о чем сообщил на своей странице в социальной сети Сергей Чесноков. «Мы идем за свои семьи, за мужей, за детей. Помолиться, чтобы Господь нас простил, помог нам в нашей жизни. За деток наших, за внуков, за правнуков идем. Потому что грешили в свое время когда-то. А теперь молимся в крестных ходах», - отмечают богомольцы. Татьяна Боровикова, паломница из с. Боголюбово: «Цель - это спасение нас, наших детей, нашей страны. Крестный ход - это как борозда. Вот мы идем, молимся, и наши молитвы как семена. Понимаете? Они падают, и потом эта земля вся возродится». |
| Терпел гонения, потому что любил правду, злых людей обличал, лихоимцев-чиновников и тиранов-помещиков. Самому архиерею доказывал, что не должно быть крепостного состояния – ни господ, ни рабов. Собственных крестьян своих пожелал отпустить на волю, но начальство не позволило. Фармазоном объявили, безбожником и возмутителем. Губернатор хотел в острог посадить. От многих огорчений Павел Павлович заболел и скоропостижно умер. Нина Львовна осталась одна-одинешенька с малолетнею дочкою. Трех детей при муже схоронила; Маринька – последняя. Дела по имению расстроились; видя доброту покойного барина и не понимая благородных чувств, мужики – отродье хамово – избаловались так, что никакого с ними сладу нет; половина в бегах, половина – пьяницы; ни оброка, ни подушных не платят. Сама ничего в хозяйстве не смыслит; знакомые дамы прозвали ее белоручкою за то, что не бивала людей: боится-де замарать свою ладонь о холопьи щеки. А управляющий – плут. Имение в Опекунском Совете заложено – долг 25.000, а процентов нечем платить, – продадут с молотка, и ступай по миру. Но Сам Господь над ними, сиротами, сжалился – послал доброго человека. Приехал к родным из Петербурга в Серпухов статский советник Порфирий Никодимыч Аквилонов – в Департаменте Внешней Торговли служит, – на балу в уездном клубе увидел Мариньку и так пленился, что через несколько дней предложение сделал. Человек немолодой, лет за пятьдесят, но почтенный, благонамеренный, на прекрасном счету у начальства и большой капитал, говорят, имеет. А в Мариньке души не чает. «Если, говорит, согласьем осчастливите, ничего не пожалею для счастья вашей дочери: выйду в отставку, хозяйством займусь в Черемушках и дела ваши поправлю». Маринька не отказала, но просила подумать. И Нина Львовна не неволит дочери: сама понимает, дело молодое – любви хочется, союза сердечного. А Порфирий Никодимыч ей не пара – в отцы годится. Так-то год прошел, все думала, и наконец, письмо получили от господина Аквилонова: почтительнейше просит участь его решить и, ежели есть надежда, хоть малая, в Петербург пожаловать для свидания личного; да и самой Нине Львовне должно прибыть без отлагательства по делам имения, так как уплата взносов просрочена, могут наложить запрещение и объявить торги. |
| В то же время, согласно ст. 123 Семейного кодекса, дети, оставшиеся без попечения родителей, подлежат передаче в семью на воспитание, усыновление (удочерение), под опеку или попечительство, а при отсутствии такой возможности в организации для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. «Черемушкинская межрайонная прокуратура внесла протест против незаконного правового акта о прекращении временной опеки. Требования прокуратуры удовлетворены. Срок предварительной опеки продлен на один месяц, в течение которого будет решен вопрос о назначении одного либо нескольких опекунов. В настоящее время мальчик передан на воспитание дедушке», – сообщили в Генпрокуратуре. «Там было явное нарушение, – отметил в интервью газете ВЗГЛЯД уполномоченный по правам ребенка при президенте Павел Астахов. – Я сразу говорил о том, что его не имели права изъять и поместить в приют. У нас в приют определяют детей, оставшихся без попечения родителей, либо безнадзорных или беспризорных». «Вопрос с заменой или добавлением опекуна нужно было решать в то время, пока Дима находился с дедушкой», – добавил он. Астахов отметил, что должностные лица должны понести ответственность за свои действия. «Давно идет разговор о том, чтобы органы опеки несли ответственность за нарушения, которые они допускают. Сколько у нас таких случаев, когда они изымают детей, а оказывается, что они просто перестраховываются. Вот это их усмотрение или перестраховка должны наказываться», – отметил детский омбудсмен. Как сообщала газета ВЗГЛЯД, Диму забрали в приют в конце сентября. Ребенка увели прямо из школы, не предупредив дедушку. Мать Димы пропала без вести, а отец умер два года назад. Официальным опекуном Димы была бабушка, которая умерла летом этого года. На Бориса Павловича Сенюшкина было оформлено временное опекунство. Однако в постоянном статусе опекуна деду отказали. Соцработнии сочли, что он слишком стар для выполнения родительских обязанностей. Когда поднялся скандал, руководитель столичного департамента семейной и молодежной политики Людмила Гусева порекомендовала органам опеки пересмотреть решение. «Считаю, что органы опеки и попечительства приняли поспешное решение не в интересах ребенка, изъяв его из школы и передав на временное пребывание в сиротское учреждение», – заявила Гусева. |
| Муж ей объяснил, что это все неправда. Тут я пришла в себя моментально. У меня появилась агрессия, мне хотелось рвать и метать, что я не защитила себя и ребенка. Я позвонила невропатологу, сказав, что в роддоме нагло врут и я буду судиться. Но она убедила, что судиться бессмысленно — мне нужны силы поднимать ребенка: «Вы не сможете ничего доказать, это очень сложно, у медиков хорошие юристы». Мужчины уходят, чтобы не слышать, не видеть, не знать ДЦП я видела раньше, потому что всю жизнь прожила в Новых Черемушках напротив школы-интерната для детей с проблемами опорно-двигательной системы. Я все время видела этих ребят, которые шли от метро, ехали на колясках. Иногда ученики этой школы гуляли с нами во дворе и рассказывали про ДЦП. Но что это за болезнь, я толком не понимала. Я еще не представляла, что мой ребенок не сможет ходить или говорить. Муж по-прежнему повторял: «Сдюжим, Нинуль». Невропатолог сказала: «Оформляйте инвалидность», а я была против, не хотела принимать то, что мой ребенок не такой, как все, что он инвалид… Она убедила меня, что от государства получить поддержку не стыдно. Мы продолжали бороться: массаж, уколы, занятия. Ребенок начал ползать. Но не как обычные дети, а на спине. Но и это был прогресс. Все до конца я осознала, когда мы поехали на реабилитацию в Трускавец. Туда приезжают со всего мира, и я первый раз увидела такое количество детей с ДЦП разных возрастов. Ваське был год, он ездил в коляске, и это как-то нормально воспринималось, а тут я увидела взрослых неходячих детей и поняла, что это наше будущее. Я поняла, что он не всегда будет маленьким в коляске. «Нина, цените вашего мужа, потому что в моей практике 70% отцов уходят. Не потому что они не любят, они просто слабее. Мужчины уходят, чтобы ничего не видеть, не слышать, не знать» Потом мы поехали в Евпаторию, и там я увидела матерей-одиночек, матерей двойняшек с ДЦП. Кстати, наш невролог мне сказала: «Нина, цените вашего мужа, потому что в моей практике 70% отцов уходят. Не потому что они не любят, они просто слабее. Мужчины уходят, чтобы ничего не видеть, не слышать, не знать». Когда я увидела одиноких матерей, которые таскают по 2-3 ребенка с ДЦП, я перестала роптать, что мне тяжело. Может, банальная фраза, но все познается в сравнении. |
| Петр Сергеевич Закатов и Василий Яковлевич Чугунов Готовясь к визиту в Новые Черемушки, я всегда брал с собой мешочек с маленькими игрушечными пластмассовыми овощами и фруктами. Мне очень нравились стоявшие в серванте дедушки Васи и бабушки Веры старинные серебряные солонки, чарочка, молочник и пепельница. Они разрешали брать эти красивые предметы, и я раскладывал в них свои «яства» и сервировал воображаемый стол или организовывал «магазин». Ещё меня там привлекал бисквитный бюст Н.А. Некрасова Ломоносовского (бывш. Императорского) фарфорового завода, стоявший на книжном шкафу. С ним связан потешный эпизод. Я попросил дедушку Васю, чтобы он снял Некрасова и дал мне подержать, что он и сделал. Бюст показался мне чересчур увесистым, и я с детской непросредственностью поделился своим впечатлением: «Маленький, а тяжёленький какой!», чем умилил и рассмешил старших. С тех пор в нашей семье автора «Кому на Руси жить хорошо» никто не называл иначе, кроме как «маленький, а тяжёленький». Посещения Новых Черемушек вплоть до болезни и смерти моего папы случались эпизодически. В раннем детстве моё общение с дедушкой Васей и бабушкой Верой происходило большей частью на даче. Эту дачу, основанную в 1929 году и сначала принадлежавшую семье Фоминых, приобрёл мой дедушка профессор Петр Сергеевич Закатов в 1951 году. Земля тогда находилась в собственности государства, а покупался «пай», то есть вносилась сумма, в которую оценены строения. На участке расположены два деревянных дома. Самый старый из них, 1929 года постройки, бревенчатый в своей основе, после газификации обустроили для возможности проживания зимой, и он назывался, как царский дворец, «Зимний». А второй каркасный дом, фактически заново отстроенный уже при дедушке в 1952 году, с голландской печкой, использовался только в тёплый период и именовался «Летним». В этом доме примерно с мая по сентябрь проживали дедушка Вася и бабушка Вера, а меня привозили на дачу в конце мая на всё лето, и в этот сезон они занимались моим воспитанием. |
| После Куйбышевского Геотреста В. И. Рожкова пригласили на работу в Московский институт проектирования городов (Гипрогор). Его прикрепляют на работу по съемке юго-западного района Москвы (ныне московские Черемушки), где мы работали уже на полигонометрии и триангуляции городского типа 5 класса. Съемка будущих Черемушек продолжалась примерно два года. По окончании ее, по заданию Гипрогора, такие же работы мы производили в г[ородах] Калинине, Нальчике. А потом снова на Куйбышевский Гидроузел с заданием отбивать зону затопления. Здесь в партии (12 человек) В. И. Рожкова в основном была молодежь, окончившая топографический техникум, и он с большим удовольствием отдавал им свой опыт и знания... Работая по геодезии, В. И. Рожков вносит в эту работу свою дисциплинированность, аккуратность и любовь к ней. Вносит рационализаторские предложения, за что получает благодарность и премии… В начале 1939 года изыскательные работы по Куйбышевскому Гидроузлу временно были приостановлены. Мы уволились и приехали в Оренбург, который снова стал областным центром. Сказывались годы. Тянуло осесть. Долго отдыхать в Оренбурге Владимиру Ильичу не пришлось. Ему предложили работу в проектной конторе Оренбургской железной дороги на должности инженера-изыскателя… В марте 1941 года его назначили начальником путейско-станционной группы этой конторы. Оренбургская железная дорога существовала тогда самостоятельно. Район ее работы простирался в Ташкентском направлении до ст[анции] Джусалы; в Куйбышевском – до ст[анции] Кинель; Челябинском — до ст[анции] Айдырля. Работа изыскателя здесь была уже легче. Поездки по железной дороги, рабочие всегда были. Владимиру Ильичу она очень понравилась. К тому же в ней было что-то новое, железнодорожное, и он целиком ушел в работу... В июне 1941 года началась Великая Отечественная война. В конце 1941 года Военно-мобилизационный отдел Управления Оренбургской железной дороги вручил Владимиру Ильичу Рожкову повестку… об откомандировании его в головной военно-ремонтно-восстановительный и заградительный поезд 25 нач[альником] техническим бюро на Калининский фронт. Головной поезд, ремонтирующий и вновь наскоро прокладывающий дорогу на передовые позиции, чтобы срочно обеспечить доставку туда воинов, снаряды, продовольствие. Немцы охотились за этими поездами на своих бомбардировщиках. В документах сказано, что, согласно постановлению Государственного комитета обороны (ГКО)… эти части переведены на положение состоящих в рядах Красной армии. |
| Надо было сразу же действовать — начинать розыски! День так и заливал солнцем, так и брызгал лучами на ветхие мосточки улиц и стены домиков, выбеленных как на Украине. Але казалось, что именно в такой золотистый день должна состояться встреча с дядей Павлом. Иначе быть не могло! Такое солнце, небольшой порыв ветерка, слегка начинают пылиться давно не смоченные дождем улицы. Она пренебрегла автобусом, шла пешком и в целях экономии денег даже в пустяках, и дня разгрузки силы накипавшего волнения в груди. Ей указали дорогу — сначала будет центр города, а там, от главной по большой улице, два поворота налево и большой забор, за ним и есть домзак Западного распределителя… Шла Аля, как летела — ног словно не было… не крылья ли несли ее? Центральная часть города поразила своими масштабами — и это так недавно еще бывшая рыбацкая слобода «Николаев». Удивлял прежде всего резкий переход от немощенных улиц к асфальту, нарядным витринам, золотым вывескам и, главное, многоэтажным домам. Эти высотные здания резким контрастом отделяли только что оставленную за собой часть старого города с его в две доски мостками, деревянными одноэтажными, изредка двухэтажными домами, палисадничками, где красовались две-три рябинки, черемушка и тополек, где за белыми кисеями занавесок уютно розовел бальзаминчик и махровая герань. А тут чего стоит одна гостиница! Что за нарядное представительное здание! Какие прутья на дверях, какой швейцар, еще молодой, но полный собственного достоинства, стоит на страже! Так и кажется, что произнесет вам строго: «Нет мест!». — Банк, — читала Аля… — Сберкасса. Служба связи. Ах, вот это сюда мне идти, направо от Ленинской, длинная улица, на углу гастроном. — Она бегло, проходя за угол, взметнула взор на макеты бело-розового поросенка, на глянцевитые коричневые сосиски… Со вчерашнего дня — чай с булкой, остальное доедено в дороге. У Вассы Яковлевны столоваться нельзя и нечем, красной профессорше хватает только для себя и кота, и Алечке можно тратить на день, по ее расчету, для того, чтобы прожить здесь неделю — пять рублей. Мама думала, что здесь можно достать дешевенькие обеды или варить картошку. То и другое сомнительно и проблематично. Особенно насчет варки — жалкие примусы Вассы Яковлевны, керосинка тетя Вали с ободранной черной слюдой, плита, топящаяся смотря по обстоятельствам, раза два в неделю, стирка, подогревание обедов, приносимых с мужнина завода. Вот какие беглые мысли посетили Алю по пути в домзак после взгляда на витрину гастронома. Но не сбить им было крыльев за плечами, несущих ее к тюрьме. |
| Было невыносимо стыдно, хотелось скорее что-нибудь делать, отвлечься, забыться, и, сама себя не слыша, Эля все повторяла и повторяла, качаясь из стороны в сторону и держалась ладонями за щеки: — Люди добрые! Люди добрые! Наконец она опомнилась, забеспокоилась — пора Акиму прийти, набросила одежонку, выскочила на крыльцо избушки. Пустынно, холодно, первозданно-чисто в миру! Широк он, мир-то, его не залапаешь, не заплюешь, не обкорнаешь так скоро. Но вот душа человечья, в особенности бабья, мала, слаба… «Где же пана-то? Не торопится пана». Эля вернулась в избушку, затопила печку, водрузила котелок, чайник на ее прогнутую хребтовину. Не сразу, не вдруг отвалило душевное расстройство, но встряска проходила, девушка словно бы возвращалась к себе самой, к нехитрым таежным будням, и помечталось ей слабо: «Вот всегда бы и жить здесь, несуетно, спокойно, вязать шапку, ждать, когда ввалится с мороза хозяин, бухнет к печке до костяного звона выветренные дрова и загадочно улыбнется: „А я се-то принес!“ — и высыплет горсть мерзлой черемушки или прилепит к ее щеке поздний, где-то зависший, невыцветший лист, а то бросит в руки заполненную во всех ячейках кедровую шишку, бывает, одарит сучком, изогнувшимся зверушкой, нарост с дерева — копыто и копыто». Эля не отставала от моды, собирала лесные диковинки в парках Москвы и на юге, но что те диковинки в сравнении с Акимовыми! Так и то сказать, в его распоряжении почти вся туруханская тайга. Аким не шел. Тревогой смыло все мысли, ее будоражившие, хотелось есть, но она терпела, подшуровывала печку, на которой бормотал котелок с варевом, брызгался носком чайник, прислоненный к трубе. Она уже привыкла и наяву и мыслями быть постоянно с Акимом и, дичая, что ли, обрастая мохом, глохла к прошедшему, отвыкала от людей и — о, себялюбка, себялюбка! — начала забывать и о тех, кого чтить и помнить сам Бог велел! Аким, опять же Аким сделал прополку в ее башке, возвратил Элю на житейский круг. После того как она остригла его лесенками, кочками, уступами и он недоверчиво оглаживал, щупал свою облегченную верхотуру, а она, подъялдыкивая его, хохотала — уж больно куцый и младенчески голый сделался «пана», и дохохоталась — перехватило горло, кашлем колотило до хрипа. Придерживая Элю, повторяя: «Не балуйся! Не дергайся, заполошная!» — Аким попоил ее теплым чаем, дождался, чтоб унялся приступ, летуче вздохнул: |
| 17 и 18 марта 2004 года на наших глазах резали людей, уничтожали святыни. Вы не можете себе представить, что происходило! Человеческий разум не может себе представить, что это происходит в самом центре Европы! ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Жень, но у албанцев тоже есть право на эту землю. ЕВГЕНИЙ БАРАНОВ: Право на жизнь там - да, но не на территорию. У нас в Москве есть Черемушкинский рынок. У людей, которые там стоят, есть право на торговлю, право зарабатывать деньги, право жениться, рожать детей, плодиться, строить: хотите - мечети, хотите - храмы… Но это не значит, что они должны, собравшись на Черемушкинском рынке, поднять над ним флаг и сказать, что этот район Москвы отделяется от России. ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: А в Косове было именно так? ЕВГЕНИЙ БАРАНОВ: Буквально или почти так. ДМИТРИЙ ДЮЖЕВ: Ты считаешь, это межрелигиозный конфликт? ЕВГЕНИЙ БАРАНОВ: Там есть масса всяких аспектов. Я считаю, что это конфликт. Для нас, россиян, важно понять, что там происходит не конфликт исламской и христианской цивилизаций, а конфликт христианской цивилизации с какой-то новой цивилизацией, совершенно ещё неизведанной. Цивилизации, лишенной принципов вообще, у которой нет внутреннего устройства. Цивилизации удивительного цинизма, лишенного какой бы то ни было морали. И это то, что ждёт нас всех. ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Жень, как ты оцениваешь, насколько корректно этот конфликт освещали российские средства массовой информации? ЕВГЕНИЙ БАРАНОВ: По-разному. У нас много средств массовой информации. Но у россиян есть один грех. Я не хочу никого обвинять, но, на мой взгляд, это именно грех. Люди пытаются воспринимать происходящие события, убирая из этих событий себя, не их пропуская через душу, через сердце. А ведь ты видишь, что на твоих глазах происходит катастрофа! ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Женя, а зачем России Косово? ЕВГЕНИЙ БАРАНОВ: В первую очередь, для того, чтобы не утратить остатки совести. Это самое главное. Мне иногда кажется, что в той ситуации, которая есть, для нас Косово важнее, чем для сербов. В конечном счете, технически сербы Косово уже потеряли, а мы - еще нет. |
| В окрестностях дома в Новых Черемушках существовал громадный стадион, впоследствии в 1990-е гг. застроенный высотными домами. Мы часто гуляли по нему с дедушкой Васей и бабушкой Верой, а зимой я катался там с горки, образовавшейся на краю поля. Ещё отставной полковник В.Я. Чугунов сохранил интерес к военному делу и к политике. В его общественные обязанности входило проведение политинформаций, к которым он тщательно готовился по газетам и журналу «Новое время». Некоторые вопросы внешней политики он обсуждал и со мною, и умел заинтересовать меня и приучить к анализу обстановки. На даче это часто происходило в игровой форме. Мы завели обычай сидеть на сделанной дедушкой Васей скамейке под колючей сливой и сочинять истории про выдуманную нами страну, в которой шла постоянная борьба за власть. Разумеется, страна эта была капиталистическая. Здесь нужно сделать небольшое отступление: Василий Яковлевич знал о том, что в нашей части семьи отношение к коммунистическому режиму, мягко говоря, скептическое, и что я, например, верующий мальчик. А сам он был, если можно так выразиться, человеком ортодоксально советских убеждений. Но при этом все умудрялись относиться деликатно к убеждениям друг друга и не задевать больные или чрезмерно дискуссионные темы. Поэтому для наших шутливых бесед на политические темы и своего рода пародий на международные новости, услышанные вместе по радио, мы изобрели страну с «буржуазно-демократической системой», которая нам не нравилась в равной степени – ему с советских позиций, а мне – с православно-монархических, насколько я мог тогда по-детски их представлять. Героями сих историй были мои пластмассовые игрушки (стеллаж для них тоже соорудил дедушка Вася рядом с дровником). У каждой сложилась своя игрушечная судьба. Главными и самыми смешными «политическими лидерами» являлись безголовый волк и лиса. В те времена производились разборные игрушки, у которых отделялись друг от друга все части тела – их можно было «расчленить» и потом собрать. Как-то мама по знакомству приобрела для меня волка, сделанного в виде персонажа мультипликационного фильма «Ну, погоди». |
|
|
