| распустили, но Комиссия просуществовала вплоть до созыва новых депутатов в 1767 г. СОСТАВ КОМИССИИ 1767 г. Екатерине предстояло кончить давнее дело, устранив по указаниям опыта причины неудачи прежних попыток. Теперь оно во многих отношениях поставлено было иначе, чем ставилось прежде. Начали прямо манифестом 14 декабря 1766 г. о созыве депутатов в предположенную Комиссию для сочинения проекта нового уложения, как она официально называлась. Представительство было значительно расширено. Комиссия составлялась из представителей правительственных учреждений и из депутатов от различных разрядов или классов населения. Сенат, Синод, все коллегии и главные канцелярии центрального управления послали по одному представителю. Чтобы понять порядок выбора депутатов от населения, надобно припомнить, что тогда империя делилась на 20 губерний, которые подразделялись на провинции, а провинции - на уезды. По одному депутату назначено было на каждый город от домовладельцев, на каждый уезд от дворян - землевладельцев и на каждую провинцию по депутату от однодворцев, от пахотных солдат, от государственных черносошных крестьян и из оседлых инородцев от каждого народа, крещеного или некрещеного, итого четыре депутата от провинции, где были налицо эти четыре разряда населения. Число депутатов от казаков предоставлено было определить их высшим командирам. Выборы уездные и городские были прямые, по провинциям - трехстепенные. Дворяне - землевладельцы уезда под председательством выбранного на два года дворянского предводителя, а горожане-домохозяева под председательством тоже на два года выбранного городского головы прямо избирали депутата в Комиссию; только очень большие города могли сперва избирать выборщиков по городским частям. Однодворцы и другие свободные сельские обыватели упомянутых разрядов, " дом и землю в погосте (сельском приходе) имеющие " , выбирали погостных поверенных, которые избирали поверенных уездных, а из их среды выбирался провинциальный депутат. Таким образом, в Комиссии представлены были центральные правительственные учреждения, некоторые сословия, инородческие племена и места жительства. |
| Фридриху самому не хотелось идти далеко за Россиею в диссидентском деле, и обстоятельства помогли ему заключить с Россиею новый договор, в котором он складывал на Россию заботу и ответственность в дальнейшем ведении диссидентского дела военными средствами. Известия о вооружениях Австрии побудили русский двор подписать в апреле 1767 года такой договор с Пруссиею: Россия брала на себя защиту диссидентских прав вооруженною рукою, а прусский король обязывался поддерживать эти права только сильными и дружескими внушениями; если же австрийцы вторгнутся в Польшу и нападут на русские войска, то король обязывался сделать диверсию нападением на австрийские владения, за что императрица обещала ему соответственное вознаграждение. Последнее обязательство Фридриху легко было взять на себя, ибо он рассчитывал, что известие о заключении такого договора между Россиею и Пруссиею удержит Австрию от вмешательства в польские дела и войны не будет. Фридрих писал Сольмсу: «Я посылаю шпионов и эмиссаров почти во все австрийские провинции, чтоб проникнуть намерения австрийского двора, и, кроме того, я жду двух эпох, которые должны показать, что выйдет из тамошних военных приготовлений. Первая эпоха будет, когда образуется новая конфедерация и русские войска вступят в Польшу. Вторая эпоха, когда соберется в Польше новый сейм; что, если он станет просить покровительства Австрии?» Но дело объяснялось просто: Австрия боялась, чтоб и у нее не поднялся диссидентский вопрос. Князь Дмитрий Голицын из Вены уведомил императрицу о военных приготовлениях Австрии и объяснил причину их тем, что венский двор, узнав о вступлении в Польшу значительного числа русских войск, опасается волнений среди собственных подданных неримского исповедания, не вздумали бы и они по примеру польских диссидентов требовать возвращения отнятых у них прав; потом Голицын уведомил об опасениях венского двора, чтоб под диссидентским делом не скрывалось другого намерения, чтоб Россия и Пруссия не согласились относительно завладения некоторою частию польских земель, и в таком случае Австрия будет непременно действовать вооруженною рукою, чтоб помешать этому намерению: что же касается собственно диссидентского дела, то хотя оно и неприятно австрийскому двору, однако он не станет действовать в Польше вооруженною рукою. |
| ii. с φσις: (1) μονοφυς «одноприродный»; δυφυης «двуприродный». Как предсуществующий Логос Христос имеет μονοφυς πρσωπον «Лицо в одной природе», а после Воплощения – δυφυες πρσωπον «Лицо в двух природах»; человеческая природа в Нем является πρσωπον «безличной», «без своего особого лица» 1765 ; (2) до соединения плоть Христа не существует, но она становится «природой, [будучи] соприродной Сверхприродному» (то есть Логосу): φσις κα συμφησις τ περφυε 1766 ; (3) μιξοφυσται «смешивающие природы» – насмешливая характеристика тех, кто исповедует одну природу» 1767 . Синтез В этом разделе речь пойдет о главных моментах учения Леонтия Иерусалимского и целях, которые он преследовал; при этом автор не имеет в виду, что он создал систематическую христологию. Леонтий в первую очередь спекулятивный богослов, который более энергично, чем его предшественники и современники, взялся за решение поставленной Халкидонским собором задачи, которая к тому времени еще не была полностью решена. Задача эта заключалась в том, чтобы показать единство во Христе как synthesis in hypostasi et secundum hypostasim «соединение в ипостаси и по ипостаси», то есть как единство, которое оставляет обе природы в неизменности, при этом связывая их бытийно (entitatively), однако так, что новой природы не возникает. Это все еще вопрос об оправдании Халкидонской формулы в ее дофилософском, но весьма удачном виде: Иисус Христос – «один и Тот же, совершенный по Божеству и совершенный по человечеству». Можно также сказать, что Леонтию предстояло разобраться с вопросом о том, как можно оправдать обычай ранней Церкви выражать тайну Воплощения Сына Божия по правилу так называемого communicatio idiomatum «взаимообщения свойств», или praedicatio idiomatum, приписывания Божественных и человеческих предикатов одному и тому же субъекту. Проблема, поднятая Несторием, все еще была весьма острой, раз Леонтий собрал несторианские высказывания, на которые пытался ответить в своем трактате Contra Nestorianos. Новым было то, что он сделал решительную попытку создания особой онтологии Халкидонской формулы одной ипостаси и одного лица, обращаясь к понятиям, введенным Каппадокийцами – свтт. |
| Мы перечислим здесь эти труды по авторам их, о которых мы имеем, по большей части, лишь весьма скудные сведения. 2. Евстафий патриций Ромейский. – Из одной новеллы Василия Болгаробойцы (или, может быть, из вставленной в нее схолии) видно, что Евстафий происходил из знаменитой византийской фамилии Малеинов и был сын патриция Константина Малеина ( Mαλενος) 1764 . Вероятно еще в царствование Никифора Фоки (936–969) он уже был судьей (λιτς κριτς) 1765 . Затем он постепенно приобретает звания: экзактора 1766 , квестора 1767 , протоспафария 1768 , мистика 1769 и, наконец, магистра 1770 и патриция 1771 . Евстафий дожил до глубокой старости и умер, вероятно, в царствование Константина. Он был отличным юристом своего времени. От него многое сохранилось в схолиях к Василикам. Сборник, называемый Пερα, как мы знаем, выбран из его судебных решений и мнений. К многочисленным его «памятям» или памятным запискам, излагающим его мнения и решения, относится и мнение о браке двух двоюродных братьев с двумя двоюродными сестрами (πμνημα περ δο ξαδλφων λαβντων δο ξαδλφας). Мнение это подписано судьями и потому имеет характер официального решения. Составлена эта записка в 1025 году 1772 . 3. Димитрий Синкелл, митрополит Кизический. – Димитрий был сначала членом квесторского суда в Константинополе, когда в нем председателем был Евстафий патриций, в качестве Мистика, как это видно из одного трактата, надписанного именем Димитрия, где между прочим находится следующее выражение: δκα γρ κα πτ τη κοιαστωρι ντι ξυπηρετσαμεν τ μακαρτ κυρ μου τ Μυ στικ (Εвстафию) 1773 . Конечно на основании этих слов Цахариэ утверждал, что трактат этот принадлежит составителю Пиры, а не Димитрию синкеллу 1774 . Но на основании этого же места проф. Павлов гораздо справедливее предполагает, что именно Димитрий, в качестве члена суда, и составил Пиру, выбрав ее из мнений и решений Евстафия 1775 . Действительно, если составителем Пиры был автор упомянутого трактата, а трактат подписывается именем Димитрия, митрополита Кизического, то отсюда прямо следует, что автором Пиры был не кто иной, как Димитрий. |
| 1763 По-видимому он весьма гордился своими сочинениями. 1764 Еще более любил он устные прения; умея говорить красно, он доставлял себе удовольствие блеснуть логикой своих доказательств, силой эрудиции, красноречием 1765 и полагал не без некоторой наивности, что не имел равного себе в ученом искусстве состязания. 1766 Он также не упускал ни одного случая развернуть свой излюбленный талант, вступая в прения со всяким встречным, с константинопольскими манихеями, обратить которых он затеял, держа, впрочем, в запасе, в качестве высшего аргумента, костер 1767 ; с александрийскими судохозяевами, которые привозили в столицу хлеб из Египта и оказывались в большом затруднении на богословских собеседованиях, куда он их созывал. 1768 По мере того, как он старился, эта склонность у него превращалась в настоящую манию; он проводил долгие часы, целые ночи, в рассуждениях с епископами 1769 ; все чаще стал устраивать прения и беседы с целью убедить и примирить монофизитов 1770 и даже накануне своей смерти вызвал в Константинополь шесть африканских архиереев, упорствовавших в защите «Трех Глав» и старался их переубедить. 1771 В этом образе действий заключалась действительная опасность, если принять во внимание, что в подобных диспутах император имел всегда в виде высших аргументов тюрьму, ссылку или костер, и если, с другой стороны, припомнить, что это пристрастие к богословию, в соединении с постоянной охотой вводить новшества в области религии, побуждало его относиться с особым самодовольством к своим нововведениям. Это в особенности сказалось, когда, в конце своего царствования, он открыто вдался в ересь. Мучимый постоянно своим неизменным желанием обратить монофизитов, он высказался в одном эдикте за доктрину Incorrupticoles , исконных противников Севера и самых непримиримых из всех диссидентов 1772 и, не озабочиваясь глубоким противоречием между этим новым положением и прежними многочисленными изложениями своей веры, он думал навязать принятый им догмат православному духовенству Востока. |
| Таково, и действительно, христианское учение о сущности и значении «познания» Бога, которое обозначается обычно термином γνσις или πι’γνωσις. В высшей степени характерно и знаменательно самое филологическое значение названного термина, – вполне гармонирующее с существом обозначаемого им состояния. Корень γνο (или γνω) означает такое именно познание, которое предполагает тесную связь, взаимодействие субъекта познающего и объекта познаваемого 1759 . Отсюда понятие «познания», обозначаемое словом, произведенным от этого корня, очень родственно чувству, но оно вообще шире объемом, чем это последнее, включая в себя и момент различения одного получаемого впечатление от другого. Так как. далее, познание, обозначаемое названным термином, является результатом не одной деятельности разума, но возникает из чувства дельной человеческой личности, то оно содержит в себе и этический момент. Слова μος, γνωπι’ζειν включают в себя и момент доверия 1760 , причем у Гомера γνωτο’ς означает даже «родственник по крови» 1761 . Так. обр., γνσις означает познание в смысле именно опыта, покоящегося на восприятии впечатлений со стороны объекта познание 1762 . Отсюда из основанного на опыте познания развивается убеждение 1763 . По силе всего сказанного γνσις оказывается, следовательно, духовным и как бы моральным познанием 1764 . Итак, γνσις – не просто восприятие или знание, но такое, в котором человек, так сказать, участвует морально, – следов., знание, стоящее в непосредственной связи с его волей 1765 . Указанные, основные и наиболее характерные, черты γνσις’а рельефно выступают и в Новозаветном его употреблении. В сажом деле, если отрицательное выражение о незнании кого-либо 1766 безусловно отвергает всякую даже отдаленную связь с предметом 1767 . Поскольку в таком случае отрицается основное условие всякой связи – познание 1768 , так что выражение «не знать кого-либо» адекватно по смыслу другому: «быть вполне чуждым предмету» 1769 , не иметь к нему ровно никаких отношений, – то «познание» предмета, напротив, констатирует наличность тесной связи объекта познания с субъектом познающим 1770 . При этом – нередко – «познание» оказывает влияние на познающего в том смысле, что существенно и характерно определяет его отношение к объекту познания 1771 . |
| Возможность принять участие в работе эмигрантов, этих " романтических и таинственных политических заговорщиков» и надежда, что в " этом мире свободного слова (подчеркнуто Кельсиевым – С.З.), где ему возможно удастся вычитать и сообщить России нечто новое» 1764 , решило судьбу Кельсиева. В течение девяти лет он оставался за границей, принимая участие в революционном движении. Жизнь молодого энтузиаста в Лондоне была очень тяжелой. Он жил со своей семьей в одной из отдаленнейших частей города, в Фуламе,«населенном матовыми, подернутыми чем-то пепельным, ирландцами и всякими исхудалыми работниками».»Беднота была всесовершеннейшая». Вскоре умер ребенок Кельсиева, затем родился другой 1765 . На жизнь Кельсиев зарабатывал грошовыми уроками и переводом Библии с древнееврейского на русский, корректурой Нового Завета и " Осьмикнижия» для Библейского общества. Отсутствие политической подготовки и навыков журналистской работы вначале мешало ему заняться писанием в «Колоколе», но случайный разговор, в конце концов, привел Кельсиева к политическому и писательскому сотрудничеству с Герценом и Огаревым. Вскоре после переезда Кельсиева в Лондон Герцен, разбирая материалы, полученные из России, наткнулся на ряд документов о расколе. Документы были пересланы из Петербурга какими-то чиновниками МВД, которые полагали, что данные о преследовании старообрядцев могут пригодиться лондонскому главе эмиграции 1766 . Для их разбора он обратился к " богослову», как Герцен обычно шутя называл Кельсиева. «Посмотрите, – сказал он, – может быть, что и найдется извлечь из них для " Колокола«» и передал новичку-эмигранту большой пакет 1767 . Герцен не случайно заинтересовался старообрядчеством. В самом начале этого же 1859 г., когда Кельсиев приехал в Англию, профессор Казанской Духовной Академии А.П. Щапов издал первую из своих замечательных книг о расколе. В ней талантливый молодой историк впервые проводил мысль, что раскол возник на почве не только религиозной, но и на политической, социальной. В расколе Щапов видел, прежде всего,»отрицание реформ Петра Великого, восстание против иноземных (со времени петровских реформ) начал русской жизни, вопль против империи и правительства, смелый протест... против податей, крепостного права... начальства...». Короче, по мнению Щапова, раскол был движением масс против абсолютизма и космополитизма империи, только принявшим религиозную форму. Помимо книги Щапова в конце 1850-х гг. появилось немало и других книг, статей и материалов по расколу. Старый знакомый Кельсиева по Петербургу Д.Е. Кожанчиков опубликовал 1768 «Житие Аввакума», «Историю о вере и Челобитную о стрельцах» Саввы Романова и другие произведения старообрядческой мысли. |
| Имея в виду оговорку в высочайшем указе 17 января 1768 года и пользуясь исключительным положением своей епархии, преосвященный Виктор заботился не о буквально точном исполнении предписаний и штатов, а об устройстве жизни сообразно местным потребностям. Штатом своей епархии он руководился только отчасти. У него были свои штаты, свои расходы. Живя сам в монастыре, он находил возможным не держать при своём доме особых иеромонахов, или, лучше сказать, за малочисленностью монашествующих в епархии, не находил возможным это делать. Отпускаемую штатную сумму, за исключением консисторской, которая, в общем, всегда была полностью расходуема на тот предмет, на который предназначалась, – преосвященный Виктор распределял по различным статьям по своему личному усмотрению, не согласуясь со штатными назначениями и особенно заботясь об улучшении ризницы и о певчих 1762 . II Духовная консистория 1763 издавна была в Слуцке – ещё при Слуцком архимандрите, когда в Слуцке не было архиерейской кафедры, и называлась, по месту своего нахождения, Слуцкой 1764 . С назначением в 1785 году в Слуцк епископа, консистория лишь несколько увеличилась и обновилась в своём составе и стала уже в оффициальной перепискеименоваться по титулу местного епископа – «Переяславскою» 1765 . В 1793 году, когда учреждена была «Минская, Изяславская и Брацлавская» архиепископия, консистории опять пришлось переменить своё название в «Минскую», но она по-прежнему осталась в Слуцке, где и находилась во всё время пребывания на Минской кафедре преосвященного Виктора 1766 . Мы не знаем, кто, кроме архимандрита, заседал в консистории, когда в Слуцкеещё не было епископа. Но с преосвященного Виктора уже начинаются новые назначения. В конце марта 1787 года к двум «присутствовавшим» в консистории был назначен преосвященным третий – кафедральный казначей, иеромонах Протасий 1767 . Через полгода приехал из Киева новый «присутствующий», – впрочем, только «впредь до прибытия в Слуцк преосвященнаго», игумен Порфирий Брезинский, назначенный настоятелем Грозовского Успенского монастырей и кафедральным наместником 1768 . В конце 1788 года в консистории прибавился ещё один «присутствующий» – известный игумен Киприан Островский, деливший впоследствии трёхлетнее заключение с преосвященным Виктором в Варшаве 1769 . |
| Климент указывает (следуя в этом случае Филону), какую, в частности, может в данном отношении принести пользу каждая из наук, входивших в круг тогдашнего общего образования 1762 . Значение этих наук полагается, прежде всего, в том, что они способствуют умственному развитию в желательном для христианина гностика направлении, а отчасти и в том, что они дают и некоторую необходимую для познания нравственную подготовку: гностическое познание может проявиться в более совершенном виде тогда, когда ум или владычественная часть человека не затемнена страстями и мысль, отвлекаясь от чувственного, всецело погружается в область умопостигаемого. Светские науки содействуют гностику и в этом отношении 1763 . Но светские науки, по мысли Климента, не служат непосредственной подготовкой гносису; они содействуют достижению его не сами по себе, а через философию, которая есть их завершение и госпожа. Светские науки способствуют приобретению, собственно, философии, а философия уже является наукой, содействующей достижению истины и её ведения 1764 . Поэтому, подготовительная роль общего образования, которую частные науки выполняют односторонне, в полной мере обнаруживается в философии. Философия, как искание истины, содействует её постижению 1765 , и есть предуготовительный путь тому, кто разумно стремится достигнуть гносиса 1766 . Та философская наука или та часть философии, которая является по преимуществу подготовительницей к гносису, называется диалектикой. Климент неоднократно говорит о диалектике, определяет её с различных сторон и воздаёт ей похвалу, как науке особенно полезной в приобретении гностического ведения. Диалектика по своей задаче есть такая наука, которая находит и даёт изъяснение сущего 1767 из его основ, из его первых и простых начал 1768 . Со стороны субъективной – она есть всецело область умственного, а не чувственного познания 1769 и представляет обнаружение той способности человеческой души, которая называется рассудком (φρνησις). Деятельность рассудка заключается в том, что он созерцает сущее, различает и сравнивает сходное, несходное и следующее одно за другим, предписывает и запрещает, и делает предположение о будущем. |
| Значит, к половине V-ro века, когда Сократ заканчивал свою историю, написанные Аполлинарием поэтические сочинения уже были совершенно забыты: однако же, сообразно вкусам того времени, без сомнения, этим сочинениям он был обязан своей славой „превосходнаго поэта» 1762 и „знатока различных стихотворных метров» 1763 . Поэтическая деятельность Аполлинария не ограничивалась эпохой Юлиана. Занятий поэзией Аполлинарий не оставлял в течении всей жизни, как свидетельствуют об этом Созомен и св. Нил Синайский . По словам Созомена, он написал много идиллий на каждый случай, „на случай труда и отдыха, на дни праздничные и иные, и все его идиллии клонились к прославлению Бога» 1764 . Это были, – можно догадываться, – небольшие стихотворения в роде лирическом или антологическом, которые, не преследуя никаких специальных целей, отличались большею простотою и естественностью формы и потому находили себе широкую известность. Этими идиллиями, – говорит Созомен, – Аполлинарий „доставлял многим удовольствие и располагал их внимать себе»; они пелись и на пирах и за работой, и мужчинами и женщинами 1765 . Совершенно иначе, чем Созомен, смотрел на поэтические сочинения Аполлинария младший его современник св. Нил; его стихи св. Нил называет „напрасными трудами» и „неразумными речами»; „если ты удивляешься пишущим стихи, – говорил он в письме к Александру монаху, – то следует тебе подивиться и нечестивому нововводителю Аполлинарию, который весьма многое уложил в меру и переделал в стихи, опух и раздулся от безполезных усилий над стихами» 1766 . Этот суровый и вместе с тем иронический отзыв синайского отшельника объясняется тем, что в конце его жизни и в отношении к поэтической деятельности с Аполлинарием произошел тот же поворот, какой наблюдается и в других его литературных трудах. Отделившись в 70-х годах от церковного общения и образовавши из своих последователей особое еретическое общество, Аполлинарий воспользовался своею способностью к стихосложению в целях распространения своего лжеучения. Вопреки „постановлениям кафолической церкви» он ввел обычай петь на своих богослужебных собраниях „какие то песни стихотворныя», им самим составленные 1767 . Как написанные нарочито для аполлинарианских собраний, эти стихотворные песни должны были в своем содержании излагать защищаемые в то время их автором ложные воззрения на Лицо Богочеловека. Сначала заявивший себя трудами на пользу церкви, Аполлинарий, как поэт, пошел, таким образом, в конце своей жизни по тому пути, на который ранее его вступили ариане, и из поэта – защитника христианства против притеснений Юлиана сделался поэтом – врагом догматического учения церкви. |
|
|
