| Писание имеет двоякий смысл: буквальный или плотской и приточный или духовный 1699 . Первый доступен всем верующим, второй – только гностику 1700 . Открывает этот таинственный смысл гностик при помощи аллегорического толкования Писаний 1701 . Аллегорическому изъяснению, по мнению Климента, подлежит всё Писание, потому что всё оно носит «приточный характер»; из Пс.77:1–2 и 1Кор.2:5–8 видно, что «всё наше Писание изложено приточно» 1702 . В своих творениях Климент и сам, следуя по большей части Филону, даёт несколько примеров аллегорического толкования 1703 ; По Клименту такое толкование не предоставлено личному произволу изъясняющих. Оно подчинено некоторому «досточтимому и славному канону гностического предания» 1704 . Это «неписанное предание касающееся того, что написано» ведёт своё начало от Спасителя и Апостолов 1705 . Спаситель божественные тайны и оный святой свет сообщил тем, кто может вместить. Он не открывал многим того, что не есть достояние многих, но открыл тем, кому надлежит, способным усвоить 1706 . Ввиду этого, Он говорил всем в притчах, а высший смысл притчей изъяснил достойнейшим, т. е. ближайшим ученикам, устно 1707 . Так возникло гностическое предание, устно сообщённое Спасителем верховным Апостолам: Петру, Иакову, Иоанну и Павлу, от них, перешедшее к прочим из 12, от последних к 70-ти, а от них, также устно, их преемникам по управлению Церквами 1708 . Сам Климент также обладал знанием этого предания 1709 . Поэтому «писания варварской философии», изложенные символически, требуя аллегорического изъяснения, вместе с тем требуют от нас, чтобы мы обращались к опытному толкователю и руководителю для безошибочного их понимания 1710 . Такими руководителями и служат хранители гностического предания – церковные пастыри и учители. И так как гносис состоит в более глубоком понимании Св. Писания, а это понимание дастся гностическим преданием, то весьма естественно, если у Климента отождествляется то и другое, и гносис, и гностическое предание 1711 . «Что услышите в ухо, – говорит Господь (Мф.10:27), – то возглашайте на кровлях, т. е. Он повелевает тайные предания истинного гносиса высоко и превосходно истолкованные принимать и, как мы выслушали их в ухо, так передавать, кому следует, – но не всем» 1712 . § 3. Гносис как знание научное |
| Если от Августина мы обратимся к другому, тоже весьма важному писателю латинской Церкви, бл. Иерониму, дело окажется в гораздо худшем положении. Издание, которое предпринял и выполнил бенедиктинец Dom J. Martianay (1693–1706, в 5 томах), уже в то время далеко не оправдало вызванных им ожиданий; удовлетворителен был более или менее лишь первый том (издан вместе с A. Pouget). Жестокой и резкой, но – несмотря на все отписки тщеславного и самонадеянного издателя – справедливой критике подвергли его тогда Simon (1699) и Le Clerc (1700). Вновь обработавший это издание Vallarsi (Verona, 1734–1742 и Venetia, 1766–1772, в 11 томах) тоже лишь с порицанием относится к этому бенедиктинскому труду, подробно раскрывая его теневые стороны. 326 Но и после обработки Валларси оно осталось неудовлетворительным и вызывает резкие суждения. По словам Рейффершейда, «хотя бенедиктинское издание и подверглось часто восхваляемой ревизии Валларси и его сотрудников, однако же текст Иеронима менее всего надежен (am meisten verwahrlost) и рукописное предание известно лишь весьма несовершенно». 327 Конечно, столь неудачное сравнительно издание вовсе не дает права для какихлибо общих выводов и даже, может быть, не составляет какоголибо особо темного пятна в истории бенедиктинской ученой деятельности, так как именно издание творений Иеронима признается трудным настолько, что по этой причине Венская академия доныне еще не успела выпустить ни одного тома. 328 Но ясно, во всяком случае, что восхвалять издательскую деятельность бенедиктинцев можно не без разбора. Если бенедиктинские издания латинских писателей заставляют более или менее желать замены лучшими, то, по замечанию Preu-schen " a, издания писателей греческих в общем не достигают их уровня. Вина в несовершенствах должна при этом относиться не столько к самим издателям, сколько к их сотрудникам: сравнение греческих рукописей представляло для них гораздо более трудностей, чем сравнение латинских. 329 В частности, Preuschen указывает, например, что для произведений Оригена бесспорно более сделал еще раньше епископ P. D. Huet, издатель экзегетических его трудов (Rouen, 1688, в 2 томах), чем позднейшие мавринцы, братья Charles и Vincent de la Rue, издавшие сочинения Оригена в 4 томах (Paris, 1733–1759). Особенно крупные недостатки усматриваются в четвертом томе, который обработан V. de la Rue; но много промахов признается и за прочими. 330 |
| Учеником Анджело Предьери и Перти был пресв. Джованни Баттиста Мартини (1706-1784), композитор, педагог, теоретик и историк музыки, с 1758 г. фактически возглавивший Филармоническую академию. Среди миланских композиторов выделяются Джованни Баттиста Саммартини (1700/01-1775) и Джованни Франческо Мария Марки († 1740). Характерно, что ведущие центры итал. церковной музыки XVIII в.- Неаполь и Венеция - были прежде всего «очагами» оперного искусства, из к-рых оно распространялось по всей Европе. Почти все крупные итал. композиторы, работавшие для Церкви, писали духовную музыку «по совместительству» с созданием опер. И то и другое сочинялось часто в большой спешке, процветали дух коммерции, практика заимствования муз. материала и перелицовки существующих произведений («пародий» и «автопародий», пастиччо - композиций, составленных из произведений разных авторов). Лишь немногие значительные композиторы И. XVIII в. сосредоточили свои усилия преимущественно в области церковного искусства. Господство неаполитанской школы в европ. музыке первых двух третей столетия во многом обязано местным т. н. консерваториям - приютам, готовившим профессиональных композиторов; воспитанники консерваторий получали образование как церковные музыканты, прекрасно владели контрапунктической техникой и лишь впосл. обращались к наиболее доходному в те времена ремеслу - сочинению для театра. Среди неаполитанских композиторов, авторов церковной музыки,- Скарлатти, Дуранте, Порпора, Лео. В их творчестве утвердился «кантатный» принцип трактовки традиц. литургических жанров: более или менее протяженные тексты церковных песнопений разбиваются на ряд фрагментов, к-рые положены на музыку в виде разнотипных и часто разноаффектных номеров - хоров, арий, ансамблей солистов. Наибольшую известность приобрели кантатные мессы неаполитанцев, однако тот же принцип применялся при создании др. песнопений, напр. секвенции «Stabat Mater». Др. особенность неаполитанской традиции - количественное преобладание «краткого» варианта муз. |
| Он заботится о церковном благоустройстве Грузии, старается предостеречь ее от врагов Православия, восстановить иверские монастыри, пришедшие в запустение 25 . В 1678 году Досифей пишет особое послание к членам Южнорусской Церкви, в котором убеждает их твердо держаться Православия, бегать мирской и суетной мудрости и еретиков, с терпением переносить гонения, напасти и т.п. 26 В 1700 году Досифей обращается к гетману Мазепе с такою просьбою: «Просим тебя, попекись, сколько можешь, и постарайся за православных, которые в Польше весьма великие нападки терпят от поляков» 27 . В 1706 году Досифей просит государя, чтобы он при заключении мира с поляками позаботился порадеть «о мире и в православной вере безмятежии обретающихся православных во всей Польше», а ранее указывал государю на притеснения, какие терпят православные сербы от католиков в Венгрии 28 . Если все православные народы Востока составляли предмет постоянных забот и попечений Досифея, заставляли его зорко следить за всем, что у них делается, особенно в сфере церковной, вызывали с его стороны деятельное участие в тех или других местных событиях, то Россия и вся ее жизнь привлекала к себе особенное внимание Досифея, занимала в его представлении исключительное положение и вызывала к себе с его стороны особые отношения. Это потому, что Россия была для него тою именно страною, на которой почили самые дорогие и заветные его надежды на освобождение православных народов от турецкого ига, на восстановление дорогого ему царства благочестивых греческих императоров, на торжество и победу Православия над теснившим и угнетавшим его западным иноверием. Православных всюду окружают одни враги и недоброжелатели, которые только и думают о том, как бы уничтожить, поглотить их: гнетут их турки, еще хуже с ними поступают их мнимые освободители – западные иноверные государи, которые православных, ищущих у них убежища от турецких притеснений, постоянно всеми средствами стремятся обратить в унию; в последнее время западные государи, пользуясь своим влиянием и силою при турецком правительстве, даже отняли у православных греков их исконные владения – святые места в Иерусалиме. Чего же могут ждать от западных государей православные народы, если бы тем действительно и удалось освободить их от турецкого ига? Разве только еще тягчайшего ига – духовного порабощения, которое поведет за собою в конце потерю Православия. Только одна Россия может быть, по мнению Досифея, единственною освободительницею православных народов от турецкого ига, твердою опорою и верною защитою всего Вселенского Православия, прочным непреоборимым оплотом для него против всех покушений иноверцев, только один русский царь есть истинный защитник и покровитель всех православных, так как он есть прямой законный преемник и наследник благочестивых греческих императоров, преемник и продолжатель их великого и святого призвания – служить опорою и защитою всему Вселенскому Православию. |
| Следоват., высшею целью человека является общение с Богом во Христе Иисусе 1696 . Не себя самого ставит христианин центром своей жизнедеятельности, а Христа. Христос верою вселяется в сердца любящих Его 1697 ; христианин утверждается и укореняется в Нем 1698 , прививается к Нему, как ветвь – к виноградной лозе 1699 . В таком случае христианин всем своим существом чувствует и сознает, что во Христе Его жизнь 1700 , что помимо Христа, вне личного общения с Ним, он не может творить ничего истинно доброго 1701 , безупречного, в подлинном смысле христианского. И такая любовь к Богу во Христе нисколько не является подавлением и принижением человеческой личности, – напротив, эта любовь возводит последнюю к полному совершенству, сообщает ей полноту развития, ясность самосознания, крепость и энергию самоопределения. « Я живу, вы будете жить» 1702 , сказал Господь Своим ученикам, обещая явиться им, соделать всякого Своего истинного последователя обителью Божества 1703 . Итак любовь ко Христу есть жизненное общение с Ним, не подавляющее личности человека, а напротив, возвышающее ее, приводящее к самой богатой содержанием и интенсивной жизни через правильное и непрерывное развитие всех истинно человеческих потребностей и запросов. Только « ветхий человек распят с Ним» 1704 , т. е. попрано и уничтожено только эгоистическое, себялюбивое начало в человеке, изгнано из его природы и решительно устранено из его жизнедеятельности все злое, нечистое, страстное, унижавшее человека и делавшее его рабом похотей и сластолюбивых пожеланий. Истинно человеческое, высвободившись из-под гнета себялюбие и страстности, напротив, получает возможность полной и энергической, бесконечно возрастающей жизни, являясь во всей своей красоте и неповрежденном совершенстве. «Почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе Господе нашем 1705 ·. Правда, для того, чтобы полюбить Христа, человек должен пройти кризис самоотвержения 1706 , но этот переворот в человеке касается именно неправильного, ненормального направления его эмпирической жизни и состоит в перестановке жизненного центра из неправильного положения в надлежащее, вполне соответствующее его истинным потребностям и запросам. |
| Сими аще бы премного не обогащен был еси добродетельми, не бы сеяти оная возмогл еси. Кто не имеяй даяти может, кто просветити не свет сый, кто согрети хладен сый, убелит ли скверный, обогатит ли убог, защитит ли некрепкий, како глаголати может не словесен, како действовати мертв сый, но иже свет имут, тыи просвещати, иже теплоту имут, тыи согреяти, иже богати суть, тыи обогатити могут. Сице, преосвященство ваше, понеже в сердце человеческое всеваеши добродетели, знамение несумненное есть, яко премного ими обогащен еси! Что убо, преосвященнейший, благоразумия исполнение глаголеши богатому: тыи в добродетелех не прилично ли похваление всячески, речеши з богословия органом: не аз, но благодать Божия со мною: тем же мирския не требуеши славы. Буди нам мног таков в христианех образ смиренномудрия. Обаче кто речет, яко светильник возженный под спудом поставляем бывает? Не вси ли согласуют, яко добродетелем похваление приличествует, тем же прилично теперь, аще и великаго достоин еси, малое похваления приими приношение, да велик будеши славою вечною (и имети будеши вечную славу). Таковаго изображения картина имеется в Ростове печатная, какова учинена и поднесена Преосвященнейшему митрополиту Димитрию при жизни его от учителей московских. Сия же со оныя в достохвальную его память преписана в а ψне (1755) году и всенижайше поднесено ныне богоугодно престол святительский в Ростове управляющему святейшаго правительствующаго Синода члену Великому Господину преосвященнейшему Арсению митрополиту Ростовскому и Ярославскому». Что касается до самого Прибыловича, то сведения наши о нем очень кратки. Уроженец Ярославля-Польского, он прибыл в Киев в 1692 г., учился в Киевской академии, постригся около 1700 года, и на другой год отправился в Москву, где был преподавателем около четырех лет; в 1706 году в сане иеродиакона был сделан префектом московской академии и учителем логики. В 1708 году посвящен в иеромонахи Димитрием Ростовским , которому по этому, вероятно, поводу и преподнес свои конклюзии. |
| На Севере главным училищем становится Спасская Академия в Москве (в Заиконоспасском монастыре). Уже в 1700-м или 1701-м году она была перестроена по Киевскому образцу в латинскую школу, под протекторатом Стефана Яворского. С основанием упрекал его патр. Досифей, что свел де он все на “латинския учения.” И в то же время о нем сочувственно отзываются московские иезуиты, у которых тогда была заведена в Москве своя школа, для сыновей московской знати. Ученики обеих школ находились в дружеских отношениях, устраивались совместные схоластические собеседования. Кажется, и сам Стефан одно время был с иезуитами в добрых отношениях... Преподаватели в Академии были все из Киева. Из них особо нужно назвать Феофилакта Лопатинского. Позже он был архиепископом Тверским и при Анне Ивановне несносно пострадал от лукавых человек. От самого Феофана всего больше, — его он винил и обличал в протестантизме. Феофилакт был человек больших знаний и смелого духа, но в богословии типичный схоластик. Преподавал он по Аквинату (его Scientia sacra, 1706—1710, в рукописи: срв. записки И. Кроковского); позже издал “Камень Веры...” Вообще сказать, школы в Великороссии заводятся и открываются в это время обычно только архиереями из малороссиян (был период, когда только малороссиян и было позволено ставить в архиереи и архимандриты), — и они учреждали всюду именно латинские школы, по примеру и на подобие тех, в каких сами учились. Обычно и учителей привозили с собой или вызывали потом из того же Киева, иногда даже “польской породы.” Бывало, что и учеников привозили с юга. Это было прямое переселение южноруссов или “черкасс;” на Севере оно часто так и воспринималось, как иноземческое засилие. В истории духовной школы Петровская реформа означала именно “украинизацию,” в прямом и буквальном смысле. Ученикам в Великороссии эта новая школа представлялась вдвойне чужой, — как школа “латинских учений,” и как школа “черкасских” учителей. Знаменский в своей замечательной книге о духовных школах в XVIII-м веке так говорит об этом: “Все эти приставники были для учеников в собственном смысле слова люди чужие, наезжие из какой-то чужой земли, какой тогда представлялась Малороссия, с своебразными привычками, понятиями и самою наукой; со своей малопонятной, странною для великорусского уха речью и притом же они не только не хотели приноровиться к просвещаемому ими юношеству, и призвавшей их стране, но даже явно презирали великороссов, как дикарей, над всем смеялись и все порицали, что было не похоже на их малороссийское, а все свое выставляли и навязывали, как единственно хорошее.” И о многих из этих пришельцев прямо известно, что они и оставались навсегда в российском диалекте необычны, а употребляли наречие малороссийское. Только в Екатерининское время положение изменилось. Но к этому времени уже подросли поколения местных великороссийских латинистов. Школа оставалась латинской. “Колония” окрепла, но колонией не перестала быть... |
| Божией волей вклад ковчега со святыми мощами в Сретенский монастырь стал личным вкладом думного советника Емельяна Игнатьевича Украинцева для «вечного помяновения своего и родителей своих в царствующем граде Москве в Монастырь Пресвятыя Богородицы Владимирския, что на Стретенке». На стенки ковчега были нанесены 16 мужских и 13 женских имен ближайших родственников Емельяна Игнатьевича, скончавшихся к 1706 году. В 1694 году Украинцев подал в Палату родословных дел «скаску» о нескольких десятках представителей рода, служивших Отечеству. Последняя сгорела вместе с другими документами Разрядного архива в 1812 году, но сохранилась обширная выписка из нее, сделанная в 1757 году в Герольдмейстерской конторе по челобитной дальнего родственника дьяка, Лариона Григорьевича Украинцева. А.В. Лаврентьев определил по ней дела и степень родства мужчин, имена которых были названы Украинцевым на ковчеге. По возвращении в Москву надлежало освидетельствовать святые мощи у патриарха Московского, однако 16 октября 1700 года патриарх Адриан скончался. Три года Украинцев ждал избрания нового патриарха. И.Ф. Токмаков сообщает, что 13 февраля 1703 года местоблюститель патриаршего престола Стефан, митрополит Рязанский и Муромский, выдал дьяку грамоту. Вероятно, в 1703 году Украинцев только подал прошение, потому, что более осведомленный епископ Амвросий (Орнатский) указывает, что грамота митрополита была выдана лишь 17 января 1707 года. Сразу же за получением грамоты последовал торжественный перенос святыни в Сретенский монастырь. Копии грамот 1700 и 1707 годов в трех экземплярах хранились в ризнице Сретенской обители. Сообщение Токмакова о церкви святой Марии Египетской, что «при этом же храме был построен придел еще в 1706 году в честь Сретения Господня на средства фабриканта А.А. Милютина», перекочевало во многие издания краеведов и в справочники. Между тем оно нуждается в уточнении. В делах Патриарших приказов с начала XVIII века упоминается выдача антиминса в Сретенский монастырь лишь для престола Рождества Иоанна Предтечи в 1706 году, устроенного «по обещанию обители сея игумена Моисея Великосельского (Иневского)». |
| Однажды в его уединение забрел соловецкий монах Николай. Он посоветовал о. Исаакию построить церковь на Старом городище. Поначалу этот совет казался неосуществимым. Но затем о. Исаакий получил подтверждение, что на строительство здесь храма есть воля Божия. Тем паче, что в окрестных селениях и лесах процветал раскол. В 1700 году о. Исаакий начал собеседования с раскольниками. Иногда они приглашали его в свои скиты для прений о вере. В результате многие раскольники вернулись в Православие. Именно они и стали первыми насельниками будущей Саровской обители. Труды иеромонаха Исаакия стали широко известны – в результате, с благословения священноначалия, братия арзамасской Введенской обители избрала его своим настоятелем. Согласившись принять на себя управление городской обителью, о. Исаакий намеревался через некоторое время возвратиться к пустынножительству. Переселившись в Арзамас, он по-прежнему навещал пустынножителей и наставлял их в вере. Но не всем это пришлось по душе. Иеромонах Варлаам позавидовал влиянию о. Исаакия и написал на него донос, в котором обвинял наставника в расколоучительстве. В результате в 1705 году настоятель Введенской обители был вызван в Москву. После разбирательства, окончившегося полным оправданием о. Исаакия, он, возвратившись в Арзамас, поставил вместо себя настоятелем Введенской обители своего ученика Афиногена и удалился в Саровскую пустынь. Посоветовавшись с иноками, жившими в Старом городище, о. Исаакий начинает хлопоты по строительству храма и основанию новой обители. Несколько лет он провел в Санкт-Петербурге, оформляя необходимые для строительства документы. Он был известен и почитаем в царской семье. Благодаря своей настойчивости и связям в столице, в начале 1706 года о. Исаакий сумел получить Высочайшее разрешение Петра I и местоблюстителя Патриаршего престола Стефана (Яворского) на строительство церкви. В феврале 1706 года начали валить лес, в мае на городище уже высился сруб. 16 июня 1706 года был освящен первый храм Саровской пустыни во имя иконы Божьей Матери Живоносный источник. Эта дата считается днем основания Саровского монастыря. |
| Феофан, архиепископ Новгородский (Прокопович Елеазар) Родился 8 июня 1681 года в городе Киеве. Елеазар рано остался сиротой. Его воспитанием руководил дядя, иеромонах Феофан (Прокопович ; † 1692), ректор Киево-Могилянской коллегии и настоятель Киево-Братского монастыря. До 1698 года Елеазар учился в Киевской коллегии. Затем, благодаря финансовой помощи одного киевского благодетеля, был отправлен за границу для завершения образования. В Польше перешёл в унию и принял монашество с именем Елисей. Принятие униатства было неизбежным условием получения заграничного образования для православных. В базилианском ордене, к которому теперь принадлежал Прокопович, обратили внимание на юного талантливого монаха униата и направили его в Рим. Здесь он поступил в Коллегию святого Афанасия, основной задачей которой была миссионерская деятельность. Там он прошёл полный курс католической схоластической теологии. При внимательном знакомстве с организацией Католической Церкви, в нём зародилось резко отрицательное отношение к папизму. Отцы-иезуиты усиленно склоняли Прокоповича остаться в Италии и вступить в их ряды, но он отклонил подобные предложения. В 1702 году Прокопович вернулся в Малороссию, отрёкся от униатства, принял Православие и был пострижен в монашество с именем Самуил (в 1705 году переменил своё имя, назвавшись в память своего покойного дяди Феофаном). С 1704 года началась его педагогическая деятельность в Киевской духовной академии в качестве преподавателя пиитики. В 1706 году перешёл преподавателем в класс риторики. Один случай выдвинул его из среды своих сотоварищей. В связи с угрозой шведской интервенции в 1706 году Пётр I, специально приезжавший в Киев и обследовавший укрепления в старом городе, «усмотрел, что Киевская фортеция имеет зело худую ситуацию: того ради за благо рассудил фортецию сделать в ином месте, для которой за удобное место избрал монастырь Печерский», который к тому времени, в 1698–1700 годах, был обнесён новыми каменными стенами. 4 июля 1706 года Пётр I прибыл в Киев для основания Печерской крепости, посетил Софийский собор, где с приветственной речью к нему обратился Феофан. Речь была удачна по содержанию: Прокопович коснулся современных событий, умело и кстати воздав хвалу военным успехам Петра I. Блестящая речь была замечена государем. |
|
|
