| И я думаю, что никакого умаления здесь быть не может и это с Вашей стороны просто такой надуманный подход. Если рассматривать с подобной позиции, то можно сказать, что другие таинства также умаляют крещение, или что исповедь умаляет причащение, а причащение делает ненужным исповедь, или, допустим, зачем нужно рукоположение, когда всем христианам дарована благодать Святого Духа в таинстве миропомазания, и т.д. Это все неправильно. Вопрос. Хорошо ли, что у нас в киоске храма продается много четок и их покупают люди, мало знающие об Иисусовой молитве и неопытные в духовном отношении, не опасно ли это для них? Ответ. Сами по себе четки - это ни хорошо, ни плохо. Но человек все равно должен подойти к какому-нибудь опытному священнику, взять благословение на занятие Иисусовой молитвой, получить соответствующее разъяснение. Лично я, когда ко мне за таким благословением обращаются миряне, советую им обязательно прочитать некоторые святоотеческие сочинения, как правило, творения святителя Игнатия, и только после этого благословляю. К тому же у этого человека должна быть нравственная жизнь, по заповедям - тогда можно благословить. А Иисусова молитва, с четками или без четок, с одной стороны, всем одинаково полезна, с другой стороны, опасна. Четки в этом смысле ничего не прибавляют и не убавляют, никак не вредят. Разве что могут повредить, когда кто-то будет их носить исключительно ради тщеславия: повесит себе на руку и станет ходить и думать, что делает что-то великое. Вопрос. Что за ересь богомилов? Ответ. Ересь богомилов, как предполагают, происходит от ереси манихеев. Была такая секта манихеев, которые учили, что есть два Бога - добрый и злой. Добрый сотворил дух и все духовное, злой сотворил материю, и все зло происходит из материи. И между этими двумя Началами постоянно существует вражда. Многое в этом учении собрано и из язычества, и из христианства, но основная доктрина та, что зло является самостоятельной субстанцией, зло отожествляется с материей. Соответственно, все материальное и чувственное презирается и считается грехом. С течением времени эта ересь как таковая, под собственным именем, исчезла, но, немного изменившись, продолжала свое существование под видом ереси павликиан, названной так то ли по имени апостола Павла, которому еретики приписывали свое учение (как они это часто делали), то ли по имени одного из ересиархов, ее распространявших. В особенности она процветала в Болгарии, где и получила название богомильства, но почему именно такое - точно не знаю, возможно, эти люди считались особенно угождающими Богу. А впоследствии она перешла даже во Францию, куда-то на Запад, где было подобное же движение альбигойцев - еретиков, проповедовавших нечто вроде коммунистических взглядов. У них было общее имущество, и жили они чуть ли не отдельным государством. Одно время весь юг Франции находился под их влиянием. Но потом папа римский объявил крестовый поход, и воины жестоко их истребили. |
| На моем табло появилась надпись: «Пчела 34! Взять в левую руку деталь!» – Да знаю, знаю уже… – проворчала я, и тут же подпрыгнула от удара. Ах да, ведь я не имею права разговаривать вслух даже сама с собой! Бессильная злоба вдруг охватила меня. Захотелось что-нибудь грохнуть, расколошматить, разбить собственную голову прямо о панель конвейера, наплевав на воспитание током – пускай убивают! Предклоны проклятые! Я ухватилась обеими руками за ворот своего дурацкого «костюма пчелы», пытаясь разорвать душивший меня пластик. Правая рука с болезненно пульсирующим большим пальцем ухватилась за цепочку креста, и сразу же будто невидимая прохладная рука легла мне на лоб. Сознание прояснилось. Я отпустила воротник и положила руку на грудь, где под дурацким черно-желтым пластиком таился мой крестик. «Как страшно, – подумалось мне, – а ведь за все время пребывания в обители я ни разу не испытывала таких испепеляющих сознание приступов гнева. А еще раньше, когда я гневалась на мать Евдокию, ревнуя ее к бабушке, кто научил меня бороться с этим? А ведь я боролась! Сама того не понимая, я тогда молилась Богу о даровании мне спокойствия: «Небо, успокой меня!» Так что же мешает мне молиться здесь и сейчас, но уже правильной, обращенной непосредственно к Богу, молитвой? – Ничего. Надо только вспомнить такую молитву, чтобы можно было твердить ее не отвлекаясь от работы и от наблюдения за обстановкой в цехе, чтобы она сама держала меня под охраной». И я такую молитву вспомнила: святитель Феофан Затворник обучал ей свою воспитанницу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!» Я вспомнила слова из его письма об Иисусовой молитве: «Многие миряне и мирянки молятся сим образом, и Вам пригодится сие». Спаси Господи, отче Феофане, – мне она точно пригодится! Святитель послал девушке четки. У меня четок не было, но я решила вместо четок использовать бирки: одна бирка – одна молитва. Я произносила молитву медленно – по одному слову на вдох и выдох. Очень скоро все во мне успокоилось, как тихая вода. Я даже улыбалась мысленно, вообразив, что персоники с моими бирками будут ломаться при появлении на экране Лжемессии. А может быть, отмеченные моей молитвой, они разбудят в ком-нибудь стремление к духовной жизни? Потом я перестала мечтать и сосредоточилась на работе, не теряя молитвы… |
| L’esicasmo bizantino tra il XIII e il XV secolo/Introduzione, traduzione e note a cura di A. Rigo. (Padri orientali, Magnano 1993. 37; Лурье. Публикации монастыря Бозе…). В этих стихах, которые могли предшествовать Способу изначально или на самой ранней стадии его распространения в сборниках, чувствуется типичная манера преп. Симеона (что, конечно, нельзя считать строгим доказательством их аутентичности). Итак, общий вывод относительно атрибуции Способа, как представляется, может быть следующим. Доказательного опровержения традиционной атрибуции так и не появилось. Поэтому ничего более верного, чем предлагаемая рукописной традицией атрибуция преп. Симеону Новому Богослову, у нас нет. 156 Именно так у преп. Никифора, небольшой трактат которого представляет собой антологию аскетических текстов, за которыми в виде приложения и практического совета следует изложение его собственого способа. Данное преп. Никифором в предисловии обещание сообщить способ духовной жизни, не требующий «ни трудов, ни потов», относится к совокупности обеих частей, а не к одному дыхательному способу, вопреки тому, что пишет о. Осэр (I. Hausherr. Les exercices spirituels de saint Ignace et la methode d’oraison hesychastique//Orientalia Christiana Periodica. 1954. XX. 7–26, особ. 23–24). Приложение, посвященное последнему, составляет даже в некоторых рукописях отдельный короткий трактат, к которому, следовательно, предисловие не относится (например, Bodl. Barocc. 69. F. 1–4 (1378 г.); Paris. gr. 1145. F. 83–89 (XIV в.) содержит предисловие и флорилегий, но пропускает изложение способа). Предисловие представляется Никифору средством устранить какой бы то ни было оттенок пелагианства, котоое заключалось бы в утверждении возможности добиться благодати «трудами». С исторической стороны в пользу этого вывода свидетельствует начало употребления четок. Как замечает св. Феофан Затворник, «Соединять молитву Иисусову с дыханием, как вы делаете, можно. Это сказал кто–то из древних… Дыхание вместо четок» (Собрание писем, N 634; цит. |
| На монаха-старца-муларщика сначала смотрел как на преподобного Макария, а потом готов уже был считать его неистовым бесноватым, пока не одумался и не увидел здесь вражиего искушения, попущенного для смирения. (Тайные брани и защищения не всегда и не всем нужно открывать, чтобы не потщеславиться по немощи и не дать врагу повода к большему нападению.) 31 июля Два дня совершал молитву Иисусову полную: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Чтобы внимать каждому слову полной молитвы требовалось больше времени и напряжения ума, для исполнения положенного правила, с ущербом для чувства сердечного. С охлаждением же от непосильного труда чувства сердечного в непрестанной молитве стало ослабевать и внимание к словам молитвы, и духовное дело молитвы переходило по временам в дело механическое — совершение правила с забвением и сухостию. После порассудил паки держаться, как вначале, половинной молитвы, со вниманием особым к качеству молитвы: светлости ума и живости сердца. 1 августа Вот уже десять дней миновало моего молитвенного труда. Внешний порядок наладился: с вечера, после ужина, 20 четок (2 000 молитв); на утрени столько же (после четырехчасового ночного отдыха); после чая утреннего до обеда — столько же; (после часового отдыха) после обеда столько же и, наконец, за вечерню — столько же до ужина. Правило совершал в разном положении тела: по три четки и сидя, и стоя, и ходя. Поклоны малые совершал стоя по три четки. На каждые 10 четок (1 000 молитв) испробовал и полную и сокращенную молитву. В конце остановился на сокращенной, более удобной по немощи моей, первоначальной для внимательного совершения правила. Правило успевал совершать и в те дни, когда совершал Литургию, и когда отвлекаем был посетителями. С учеником же только занимался беседою во время трапезы, или кратко, по разной надобности, в продолжение суток. Для чтения или для другого какого-либо занятия (напр., писания) не осталось времени. Слава Богу, что словесной молитвы непрестанной (хотя и не всегда одинаково внимательной) навык: когда не было какого-либо постороннего развлечения. И после перерыва во время какого-либо развлечения, снова восстанавливалась, при напряжении внимания, постоянная непрестанная молитва, которую при помощи Божией охранялось трезвение ума и прогонялись происходившие вышеуказанные смущения сердечные, каково произошло и еще. |
| 207 Духовник. Не берусь судить об их святости, предоставляя это Церкви. Что же касается учения о молитве Иисусовой, то оно сильно отличается даже между ними самими. В частности, методы навыкновения Иисусовой молитве, которыми пользуется Харалампий Дионисиатский, очень напоминают методы, встречаемые у «Странника». Да он собственно и не скрывает источников своих знаний о молитве, советуя: «Почитай Добротолюбие, почитай «Откровенные рассказы...», отцов-исихастов». 208 Хотя даже в перечисленных источниках не найти таких примеров, которые подает он сам и его ученики. Так, один неизвестный нам и хорошо знакомый с ним афонит свидетельствует, что «некоторые молодые люди после встречи со старцем, с первого же вечера начинали следовать правилу восьмичасового всенощного бдения». 209 Священник. Это он о чем? Духовник. А вот о чем. Из беседы, записанной на магнитофон, мы слышим, как старец Харлампий пришедшему к нему юноше в качестве первого урока дает следующее наставление: «Я дам тебе эти четки-трехсотицу, и с вечера ты вместе с нами совершишь бдение. Будешь читать девять четок Спасителю: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» и три – Божией Матери: «Пресвятая Богородице, спаси мя». Протянув двенадцать четок, начинай новый круг. За час до литургии зайдешь ко мне, расскажешь... о своих успехах». И хотя юноша сомневался, что осилит данное правило, не прошло и часа, как он закончил первые двенадцать трехсотиц. Затем прошел второй, третий и даже четвертый двенадцатичеточный круг, прочитав в сумме 14 400 молитв. 210 Священник. Ого! Да такого огромного правила даже «Странник» не совершал за целый день, ибо лишь к вечеру он успевал прочитывать начатые им с утра 12 тысяч молитв! Духовник. Потому что не знал одного маленького секрета. Священник. Какого? Духовник. Что произносить молитву следует «как можно более отчетливо и быстро». Священник. Насколько быстро? Духовник. Если «двенадцать трехсотиц» составляют 3600 молитв Иисусовых, значит, чтобы успеть прочитать их в течение часа, на каждую молитву, состоящую как минимум из пяти слов, потребуется одна секунда! Священник. |
| Это было для него очень тяжелой утратой. После этого отец Лукиан обратился с просьбой к отцу Макарию благословить ему построить недалеко от монастыря маленькую каливу, где он мог бы уединиться для молитвы. После бескорыстных трудов на благо обители в течение 34-х лет он дерзал теперь продолжить служить обители молитвенно, постепенно усовершенствуя себя духовно. Отец Макарий благословил, и отец Лукиан в масличном саду на юго-восточной стороне монастыря построил себе каливу, где он прожил в полном затворе более 30-ти лет, и она была названа братией Лукиановской каливой. Здесь он стал исполнять то монашеское правило, которое его блаженный старец исполнял во время своих уединений по келлиям, – жесточайший пост, соединенный с непрестанной Иисусовой молитвой. Когда тело не пресыщено пищей, то молитва получается более глубокой и более духовной. Отец Лукиан никогда ничего не варил, употреблял только свежие овощи, приправленные солью и маслинами. С салатом он ел намоченные в воде сухари, которые ему давали в обители. Вот и вся его еда. А вина и других спиртных напитков не употреблял никогда. Молитвенное правило его начиналось с великого повечерия, которое он знал наизусть, после чего он садился на скамью и начинал творить Иисусову молитву – 60 четок. Затем три часа отдыхал. Встав утром, опять брался за четки и творил Иисусову молитву (30 четок). Обедал. Обед вместе с приготовлением пищи занимал у него не более получаса. Даже во время обеда он не прекращал Иисусовой молитвы. После обеда он садился к своему рукоделию – иконописи. Отец Лукиан написал для обители много икон, а также видов Афонской Горы, которые пользовались большим спросом у приезжающих паломников. Во время рукоделия он также не прерывал Иисусовой молитвы. После четырех часов иконописи шел отдыхать всего один час. После отдыха два часа посвящал своему маленькому огороду, от которого и кормился, а после все правило начинал творить заново. Первые 15 лет он не имел ни келейника, ни послушника. После по настоянию старцев обители он согласился иметь одного келейника, но кандидаты на это послушание не выдерживали его строгой жизни. |
| Конечно, такое наставление произвело благотворное действие на обеих женщин: смягчило горечь раскаяния одной и смирило другую. Шла к святителю Тихону на богомолье одна женщина, гонимая свекровью. Не взлюбила ее свекровь, и гнала и унижала, и томила работой, и постоянно укоряла, так что ей житья не было. Нрава была она кроткого, тихого, никому не перечила, молча все сносила, только иногда украдкой плакала… Идут себе богомольцы медленным шагом, гуськом и сзади всех понуро бредет молодая женщина, которой жизнь так тяжела… Идет она, и видит вдруг: лежат на земле четки. Она их подняла… Стали путники подходить к городу, выходит им навстречу Антоний Алексеевич, и говорит этой женщине: “Тебе, смиренная раба Божия, святитель Тихон четки послал. Ведь это из его раки четки, с его нетленных ручек”. И сама женщина, и ее спутницы были поражены словами старца и в смущении направились к монастырю. Когда с трепетом подошли они к раке святителя, гробовой иеромонах спросил: “Откуда у тебя эти четки?” Женщина рассказала, как нашла их на дороге и что ей говорил Антоний Алексеевич. Для проверки этого рассказа иноки подняли пелену с мощей и, действительно, тех четок, которые лежали раньше на руках и были совершенно такие же, как не, которые женщина нашла на дороге — этих четок на мощах не было. Тогда поняли, что святитель чудным образом послал утешение женщине, которая ни от кого в жизни не видала добра, и, вместе с тем, вразумил тех, кто особенно ее преследовал. Утешенная женщина отдала четки к мощам, и после горячей молитвы святителю, успокоенная и облегченная душой вернулась домой. Вообще же обыкновенно Антоний Алексеевич говорил коротко, и слово его прямо определяло обстоятельство того лица, к которому относилось. Часто находился он как бы в неземном настроении духа, был необыкновенно кроток, послушен и обходителен. — Сударик мой, — с теплою ласкою говорил он обыкновенно людям, приходившим к нему с горем: — я ничего: — так Бог дал; знать, так мать тебе обрекала! И от этих простых слов становилось легко и отрадно на сердце. То было действие посланного ему дара утешения. |
| Во время обзора деревни сын хозяина моей квартиры Хусеин передал мне, что у них в деревне двое мулл, один-сын прежнего муллы, а другой – пришедший из Вятской губернии. Этому последнему не дают приговора; половина жителей желали-бы иметь муллой у себя сына умершего муллы. Поэтому, говорил Хусеин, „кайсылары куна, кайсылары кунми“, т. е. одни согласны дать приговор, другие нет. По причине этих неурядиц из-за мулл мои спутники шутя обо мне говорили встречным знакомцам: муллу к себе везем! Или-же говорили: на завод муллу везем! Верстах в 2-х от деревни Баклауш находится завод при селе Хотне. Здесь нет также священника. Один Баклаушский татарин, рекомендуя мне село Хотню, говорил, что там жить можно. Прежде, говорил он, дворяне, содержавшие завод, наделяли хорошо священников и они жили долго; теперь, правда, они не наделяют уже так щедро священника, как прежде, но жители сами одного священника прокормят. Иди, переговори с ними, говорил мне татарин. Они уже устали ездить за священником в село Тыннамас-Александровку. После обзора деревни я рассматривал четки мухаммеданские. Они состоят из 99 шариков. Шарики бывают различного материала. У казанских мухаммедан большею частью четки бывают из финиковых косточек (хурма жимишинын суягиннан), или же из деревянных шариков, – как на счетах. Мухаммедане считают шарики четок после окончания молитвы. Четки разделяются, при считании шариков, на три группы, по 33 шарика в каждой. Для того, чтобы не считая знать, что 33 шарика отсчитаны, употребляют один шарик после 33-х большей величины. Как такой большой шарик попадется под руку, молящийся уже знает, что началась вторая группа шариков, во время перебирания коих ему следует произносить другое молитвенное воззвание, чем во время перебирания шариков первой группы. Такой-же шарик и вторую группу от третьей. Отсчитывая шарики первой группы, произносят: сю-бухан Алла –хвала Богу, при второй группе произносит: альхамду Лилля – слава Богу, наконец при счете остальных 33 шариков произносит: Аллагу акбар – велик Бог! Считать четки после молитвы с произнесением упомянутых слов, говорят мухаммедане, очень спасительно: саваби куб була, т. е. награда четок очень большая. Впрочем, употребляют четки и до молитвы и вообще в свободное время, и за это награды очень много: Саваби бик куб 3 . |
| Построили они и особую каливку, чтобы иметь еще одно место для безмолвия и молитвы. Закончив строительство к середине 1928 года, они собрались и ушли из Катунак. Большую часть своих вещей они оставили, чтобы нестяжание помогло им достигнуть цели. Согласно отцам, «нестяжательный монах – орел высокопарящий». 114 Свою каливу в Катунаках они отдали одному монаху как благословение, попросив его поминать их в молитвах. С собой они взяли немного самых необходимых вещей, несколько книг и кое-какую одежду – то, что могли унести на себе. Посадили своего Старца на мула и отправились. В скиту Святого Василия отец Иосиф и отец Арсений со своим Старцем вели очень строгую жизнь. Они занимались несложным рукоделием: делали метелки из веток кустарников. Потом отдавали их в монастыри и получали взамен сухари. Чтобы иметь немного овощей и поменьше таскать продукты наверх, они устроили огородик и посадили несколько деревьев, назвав все это Эдемом. Но особого толку от садика не было по причине каменистой почвы и засушливости места. Старец Ефрем, после того как избавился от тяжелых работ, на какое-то время словно помолодел. Поэтому он смог употребить свои силы на духовные труды: четки, поклоны, бдение. Но возраст все-таки давал о себе знать. И количество четок у него было уже не такое, как в молодости. В то время подвизался в Святом Василии и монах Матфей Карпафакис, впоследствии вождь самого фанатичного крыла старостильников. Он во время общих собраний отцов имел привычку самочинно подниматься на амвон и агитировать монахов против нового стиля. Однажды отец Матфей сказал в своей проповеди : «Братие, сократились дни». Старец Ефрем, вернувшись после собрания в каливу, сказал с простотой: – Браво! Молодец, отец Матфей! Сегодня он разрешил мое недоумение. Вот почему у меня не получается теперь столько четок, как раньше, – сократились дни! – Нет, Старче, это ты ослаб и поэтому засыпаешь, – ответил ему простодушный отец Арсений. – Нет, Матфей правду говорит! Сократились ночи! Старец Ефрем не прожил долго на новом месте подвижничества. |
| При чтении Иисусовой молитвы может возникать искушение спешкой, когда человек невольно начинает торопиться, чтобы побыстрее пройти положенное число сотниц. Этим, конечно, ослабляется внимание, рассеивается ум. Во избежание непроизвольной спешки признано полезным отказаться от счета и ограничивать правило не количеством молитв, а определенным промежутком времени. Насколько прост этот способ, настолько же эффективен, и подвижники часто пользовались им, отводя на правило нужное количество часов. Старец Феодосий Карульский в своем дневнике записал: «Правило свое я… сократил на две тысячи молитв, или двадцать четок, по времени около двух часов. И правило молитвенное отселе я буду совершать, несмотря на количество молитв или четок, а [устанавливая] время, какое требуется для совершения их, и это для того, чтобы иногда, гоняясь за количеством положенных молитв, не поспешить в ущерб качеству молитвы. При наблюдении же одного времени легче избежать этой нашей человеческой немощи» . А в жизнеописании Иосифа Исихаста встречается такой эпизод: «Туда [в пещеру] он удалялся каждый вечер и оставался там в течение шести часов после захода солнца, непрестанно повторяя молитву… Чтобы добиться точности распорядка, он брал с собой будильник… так что звонок [через шесть часов] означал завершение ежедневного правила» . Отказ от подсчетов благотворен не только в отношении молитвы, он с пользой применим и к другим подвигам. Назидательный пример являет монах Мартирий Глинский , имевший правилом «полагать бесчисленные земные поклоны, которых никогда не считал, и другим при наставлении говаривал: „Когда кладешь поклоны, не считай их, вот и не будешь думать, сколько положил… не будут беспокоить тщеславные помыслы. Бог все видит и знает, а нам-то для чего знать“» . «При совершении правила и поклонов никак не должно спешить, — пишет свт. Игнатий, — должно совершать и правила, и поклоны с возможною неспешностью и вниманием. Лучше менее прочитать молитв и меньше положить поклонов, но со вниманием, нежели много без внимания». |
|
|
