| Вера есть откровение разума (разумения), – когда помрачится ум, вера сокрывается, и страх господствует над нами и отсекает надежду. Вера, преисполняющая разум светом, освобождает человека от гордости и сомнения и называется познанием и явлением истины» 1207 . Святой жизнью приобретается святое знание (ведение); чистоту этого святого ведения помрачает гордость 1208 . Свет истины усиливается или ослабевает от образа жизни 1209 . Ужасные искушения нападают на желающих жить духовной жизнью. Поэтому подвижник веры должен пройти через многие скорби и страдания, чтобы прийти к познанию истины 1210 . От беспорядочной жизни наступает смущение разума и рождается хаос в мыслях; от этого происходит помрачение в душе 1211 . Когда добрым жительством страсти будут удалены из души, когда с очей ума будет сброшена завеса страстей, тогда ум может зреть славу оного (горнего) мира 1212 . В добром делании душа возрастает, ум утверждается в истине и становится непоколебимым, готовым встретить и отразить все страсти 1213 . Освобождение от страстей бывает через распятие ума и распятие тела. И это делает человека способным зреть Бога. Ум распинается, когда из него изгоняются нечистые помыслы; а тело – когда из него искореняются страсти 1214 . В сластолюбивом теле не обитает познание Бога 1215 . С помощью доброго жительства приходят к истинному ведению, которое есть откровение тайн 1216 – и спасительное знание 1217 . Главная особенность этого знания – смирение 1218 . Когда ум пребывает в области познания истины, тогда прекращаются вопросы 1219 и на ум нисходит великий покой и мир; а мир разума называется совершенным здравием 1220 . Когда сила Святого Духа осеняет душу, тогда душа научается от Святого Духа 1221 . В философии святого Исаака Сирина гносеологическая проблема познания растворяется в онтологическо-этическую и в конце концов сводится к проблеме человеческой личности. Онтологическое, этическое и гносеологическое бытие и характер познания зависят от устройства личности, особенно от устройства и состояния ее органов познания. |
| О ликантропах передает также Орибазий, придворный врач императора Юлиана 1198 . В XIV и XV в.в. эта страшная болезнь распространилась было и в Европе: явилась масса кинантропов и ликантропов, которые оставляли свои жилища, убегали в горы или леса, приставали в стадам животных, ходили на руках и ногах, отращивали волосы и ногти, питались травою, а иногда даже умерщвляли и пожирали детей; примеров наблюдатели передают не мало 1199 . Замечают нечто похожее на ликантропию и среди современных нам лифляндцев 1200 и абиссинцев 1201 . Такого же рода была и болезнь Навуходоносора. Он лишился разума 1202 и, подобно всем помешанным, одичал и стал чуждаться общества людей; вместе с тем, вообразил себя быком 1203 , но, конечно, только вообразил, а не на самом деле превратился в него 1204 . Человеческие желания и стремления царя превратились тоже в чисто-животные влечения: он убежал из своего дворца 1205 , стал блуждать в пустынных царских садах, бегал на четвереньках, рычал, подобно зверю 1206 , питался только травою, спал под открытым небом 1207 и т. п. Благодаря влиянию на него разного рода атмосферных перемен, – дождя, росы, жара, холода, – сама наружность царя сильно огрубела, потеряла человеческую красоту и стала похожа на наружность дикого зверя: кожа на теле потемнела 1208 , волос и ногтей за это время он, конечно, не стриг и они отросли у него, подобно гриве или шерсти на львах 1209 и длинным когтям у хищных птиц 1210 . Придворные, во всяком случае, не упускали царя из виду: благодаря его неистовству, его оставили только на свободе 1211 , предоставили ему огромные пустынные сады, лежавшие вблизи дворца, и не мешали ему ни в чем; но за ходом его болезни они, несомненно, следили, по крайней мере, знали, где его искать, и по временам наблюдали за состоянием больного 1212 . Старались они, вместе с тем, по мере возможности скрывать положение царя от праздного люда во избежание лишних толков, – тем более, что ликантропия сама по себе болезнь излечимая 1213 , да и у вавилонских жителей не исчезала надежда, что царь их поправится и снова займется делами правления. |
| Таким образом, теория забвения и воспоминания падает, а с нею вместе рушится и гипотеза предсуществования душ. По этой же теории, равно как и по учению стоиков, душа вводится в тело уже после рождения человека, – душа является в ребенке с первым только дыханием ребенка, с последним вздохом и отлетает от человека. «Матери, беременные женщины! – говорит Тертуллиан , имея в виду указать несообразность такого взгляда: матери, беременные женщины (я уже не обращаюсь к мужчинам и неплодным женам), вас спрашиваю, вы дайте свидетельство в подтверждение истины. Не чувствуете ли вы движений ребенка во время беременности?.. Для вас должно быть несомненным, что ребенок ваш живет и движется во чреве; и если он перестает шевелить своими маленькими членами, вы уже выражаете страх (опасение за жизнь дитяти)»... Не доказывает ли это, что ребенок еще в утробной жизни имеет душу? 1209 И такой взгляд вполне согласен со взглядом на то Св. Писания. Откровение показывает, что дети святых жен пророчествуют еще в утробе своих матерей. Исав и Иаков борются между собой еще в утробе Ревекки 1210 . Но если души рождаются вместе с телами, то следует, что они ничего не могут знать о своем каком-то первобытном состоянии и не могут, следовательно, припоминать того, что когда-то знали; следует также, что они не разделяли прежде участи других индивидуумов. Как несостоятельна приведенная уже теория о начале душ, точно так же не может рассчитывать на авторитет и верность и другая, несколько родственная с ней, гипотеза, которой придерживался Платон, и которую исповедовал как символ свой Пифагор. Теория эта – метемпсихоз 1211 . Она подтверждалась и подтверждается постоянным круговоротом жизни, тем, что жизнь следует за смертью, что живущие рождаются от умерших... В самой опоре этой теории Тертуллиану дело представляется совершенно наоборот: не смерть предшествовала и предшествует жизни, а – напротив – жизнь явилась прежде, – сначала жизнь, а потом смерть – вот естественный, первоначальный закон. «На каком же основании предполагать, – говорит Тертуллиан , – что теперь этот закон изменился, что теперь живущие рождаются от умерших? После этого можно сказать, что и зрению предшествует слепота, детству – старость, мудрости – глупость». |
| Вновь широко использовать это имя в качестве самоидентификации Н. стал в сочинениях и документах, относящихся к последнему году его сознательной жизни (см., напр.: Idem. KGA. Abt. 6. Bd. 3. S. 252, 300; Idem. KGBw. Abt. 3. Bd. 5. S. 504. N 1173; S. 544. N 1206; S. 551. N 1211). В соч. «Так говорил Заратуштра» Н. пародирует Евангелие как на формальном уровне, вслед. использования стилистически и лексически подражающего библейскому языка, так и на содержательном уровне, т. к. речи Заратуштры и черты его образа во мн. случаях зеркально противопоставлены традиц. христ. представлениям о поступках и об учении Иисуса Христа. В сочинениях 2-й пол. 80-х гг. XIX в. Н., опираясь на фундаментальное для него в этот период представление о воле к власти как высшей жизненной силе, источнике всякого роста и развития, разрабатывал неск. направлений критики христианства, интерпретируемого прежде всего как результат сопротивления слабых людей воле к власти сильных людей: 1) построение психологических образов основателей религий с целью демонстрации расхождения между провозглашаемым им учением и лежащей в основе этого учения мотивацией; 2) описание общественных и социальных процессов, способствующих формированию и развитию религ. метафизики и морали; 3) выделение физиологических и психологических состояний индивида, склоняющих его к сознательному или неосознанному следованию той или иной религии; 4) демонстрация того, какая мотивация заставляет сознание сохранять религ. мораль после избавления от религ. веры (см.: Salaquarda. 1996. P. 103). Развивая «генеалогический» подход, Н. в соч. «О генеалогии морали» предлагает общую идеализированную схему формирования традиц. моральных ценностей и религии. Переход человечества от первобытно-животной к государственно-организованной форме существования Н. связывает с деятельностью «расы покорителей и господ», носителей чистой воли к власти, к-рые обращали в рабство «бродяжное население». Пребывание людей в состоянии рабства приводит к невозможности активно реализовывать свои природные инстинкты, следствием чего является развитие у них чувства вины и появление «нечистой совести», т. |
| К этим словам Петру Христос присоединяет потом слова: «Следуй Мне», указывающие в своем общем значении на следование (Христу) в отношении научения, а прикровенно содержащие, кажется, именно такую мысль: вслед опасностей Моих шествуй и, идя как бы тем же самым путем и словом и делом помогая душам призванных, не замедляй шествие свое на самую крестную смерть, которая случится, говорит, когда достигнешь старости. Таким образом, не подвергает его преждевременным опасениям, но отлагает появление страха на продолжительные времена. Ин.21:20–23 . Обращься же Петр виде ученика, егоже любляше Иисус, последующа, иже и возлеже на вечери на перси Его, и рече Ему: Господи, кто есть предаяй Тя 1208 . Сего видев Петр, глагола Иисусу: Господи, сей же что? 1209 Глагола ему Иисус: аще хощу, да той пребывает, Дóндеже прииду, что [к] тебе? ты по Мне гряди 1210 . Изыде же сие слово в братию, яко ученик той не умрет. Не рече же ему Иисус, яко не умрет, но аще хощу, да той пребывает, Дóндеже приду, что [к] тебе? 1211 На себя самого опять указывает нам, хотя и неясно, божественный Евангелист. Ведь он – и возлюбленный, и «на груди» Христа возлежавший во время вечери, он также спрашивал, кто предаст Его. И вот видя его, Петр старался допытаться и желал узнать, какого рода и каким опасностям подвергнется после того и он или каким концом окончится и его жизнь. Но вопрос этот являлся не имеющим надлежащего основания, и делом более любопытства, чем любознательности, было, получив знание о себе, спрашивать о будущей судьбе других. По этой-то, думаю, причине Господь ответил нечто, однако ж не прямо относящееся к вопросу, но, отвлекая внимание спрашивающего к другому, говорит, что Иоанн не будет бессмертен, но если бы Я пожелал, чтобы он прожил дотоле, «пока приду Я, что» это «тебе»? То есть: ты услышал, Петр, свою судьбу, зачем тебе любопытствовать о судьбе других и несвоевременно как бы докапываться до познания божественных судеб? Ведь если бы, говорит, он и совсем не подвергался бы смерти, чем это поможет облегчить твою заботу? Поэтому мудрый и благоразумный, когда ему предстоят какие-либо страдания, должен относиться безразлично к тому, спасется ли другой или нет. Ведь ему должно претерпеть собственные свои страдания, причем он не получает никакого облегчения от бедствия или благополучия других. |
| О Софии писали многие мистики. Не несправедливо высказался о них довольно сурово Вл. Соловьев в письме к гр. С. А. Толстой: «У мистиков, – писал он 27-го апреля 1877 года из СПБ. –, много подтверждений моих собственных идей, но никакого нового света, к тому же почти все они имеют характер чрезвычайно субъективный и, так сказать, слюнявый. Нашел трех специалистов по Софии: Georg Gichtel, Gottfried Arnold и John Pardage. – Все трое имели личный опыт, почти такой же как мой, и это самое интересное, но собственно в теософии все трое довольно слабы, следуют Бэму, но ниже его. Я думаю, София возилась с ними больше за их невинность, чем за что-нибудь другое. В результате настоящими людьми все-таки оказываются только Парацельс, Бэм и Сведенборг, так что для меня остается поле очень широкое. Познакомился немного с польскими философами, – общий тон и стремления очень симпатичны, но положительного содержания никакого, – пара нашим славянофилам». 1211 В виду этого я позволю себе отложить анализ мистических произведений до работы более специальной и ограничусь пока лишь приведением одного отрывка, разъясняющего идею Софии. Этот содержательный отрывок извлечен из рукописи нашего замечательного мистика графа Μ. И. Сперанского, носящей заглавие «μοοσιος. Первый мир» и относящейся, вероятно, к 1812–1814 годам. 1212 Рукопись эта, в числе многих других, хранится в С.-Петербургской Публичной Библиотеке: мною же заимствован приводимый отрывок – из еще не напечатанных «Материалов к изучению мистицизма Μ. И. Сперанского», А. В. Ельчанинова. Вот этот содержательный отрывок: «Подобно жене сия первая жена была не создана и не рождена; но устроена (aedificata) отделением части собственного бытии Сына и сие есть первое и исконное отделение, первая —143— жертва покорности, принесенная Отцу, первая степень того умаления (exininationis), которое впоследствии доведено до самой смерти и смерти крестные. Имя жене София. Она есть то знание, которое имеет Отец и Сын; но она есть созерцание их желания, зерцало, в коем Слава их отражается. В отношении к Отцу она есть дщерь его: ибо составляет часть его Сына. В отношении к Сыну по закону Отчей любви она есть сестра его. В отношении же закону в воспроизведении она есть его невеста. В отношении к будущим рождениям она есть мать всего вне Бога сущего: ибо сама она есть первое внешнее существо. Сын передал устроение закона бытия жене. Себе же оставил только закон любви. Подобно тому как Евва уделением славы, бывшей первоначально в Адаме, получила право быть мати всем живущим на земли: так предвечная Евва подобным сему уделением небесного семени соделалась мати всех сущих на небеси. Но сии рожденные что суть? – боги; ибо, во-первых, семя их в начале есть божественное, а во-вторых, самое семя сие было бы бесплодно, если бы сила Сына, яко мужа, не осенила их мати, яко жену. Таким образом возник мир духов первозданных – типы и образы всех грядущих созданий. И лик бесплотных Ангелов возопил: «Слава в вышних Богу», земли когда еще не было». |
| См.: Ильф И., Петров Е. 12 стульев. Золотой теленок. М., 2000. С. 88–89:«Блестящий гусар, граф Алексей Буланов был героем аристократического Петербурга Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества Он был дерзок и смел. Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Он сидел под большими абиссинскими звездами, закутавшись в белый бурнус, глядя в трехверстную карту местности У ног его сидел новый друг, абиссинский мальчик Васька. Разгромив войска итальянского короля, граф вернулся в Петербург вместе с абиссинцем Васькой. Петербург встретил героя цветами и шампанским. Граф Алексей снова погрузился в беспечную пучину наслаждений, как это говорится в великосветских романах. О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением, женщины травились из-за него, мужчины завидовали. На запятках графской кареты, пролетавшей по Миллионной, неизменно стоял абиссинец, вызывая своей чернотой и тонким станом изумление прохожих. И внезапно все кончилось. Граф Алексей Буланов исчез. Княгиня Белорусско–Балтийская, последняя пассия графа, была безутешна. Исчезновение графа наделало много шуму. Газеты были полны догадками. Сыщики сбились с ног. Но все было тщетно. Следы графа не находились. Когда шум уже затихал, из Аверкиевой пустыни пришло письмо, все объяснившее. Блестящий граф, герой аристократического Петербурга, Валтасар XIX века, принял схиму. Передавали ужасающие подробности. Говорили, что граф–монах носит вериги в несколько пудов, что он, привыкший к тонкой французской кухне, питается теперь только картофельной шелухой. Поднялся вихрь предположений. Говорили, что графу было видение умершей матери Говорили, что это временное помешательство на религиозной почве. Утверждали, что граф бежал от долгов. Передавали, что виною всему — несчастный роман. А на самом деле гусар пошел в монахи, чтобы постичь жизнь. Назад он не вернулся. Мало–помалу о нем забыли. Княгиня Балтийская познакомилась с итальянским певцом, а абиссинец Васька уехал на родину». В этом повествовании, основанном на статье о Булатовиче, помещенной в 9–м номере газеты»Искра»(приложение к»Русскому слову») за 1914 год (см.: Кацнелъ–сон И. С., Терехова Г. И. По неизведанным землям Эфиопии. М., 1975. С. 185), лишь некоторые детали взяты из биографии Булатовича. Последний действительно был гусаром, действительно помогал негусу Менелику и привез с собой в Россию мальчика–абиссинца, которого назвал Васькой и который вернулся в Абиссинию после того, как Булатович стал монахом. Все остальное, в том числе по–нествование о роскошной жизни блестящего графа и о его любовных похождениях, а также продолжение рассказа, в котором гусар–схимник после двадцати лет затвора уходит из монастыря и становится»кучером конной базы Московского коммунального хозяйства», — чистейший вымысел. 1211 |
| 1151. Господу Богу моему, Богу спасения моего восписую благодарственная! Пред исповедью на Страстной неделе враг запнул меня, поразив сердце мое теснотою, смущением и злым унынием. Но вот я помолился от всего сердца с верою несомненною Ему, Богу спасений моих, сказал: Боже Отче всеблагой! Ты единородным Твоим Сыном Господом нашим Иисусом Христом рек: просите, и дастся вам… всяк бо просяй приемлет… или кто есть от вас человек, егоже аще воспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него ( Мф.7:7-11 ). Верою убо объемля в сердце моем Тобою реченная, взываю Ти: даждь ми ныне Духа Твоего Святого, да укрепит сердце мое к подъятию труда исповеди, к благоразумному решению или вязанию совестей человеческих, к терпению и благодушию, к любезному и назидательному обращению с моими духовными чадами. И что же? О, Боже милости! я всю исповедь провел прекрасно: спокойно, любезно, назидательно, без всякого отягощения и беспокойной торопливости. Прославляю милующую десницу всеблагого Отца Небесного. Так и всегда нужно укреплять себя сердечною молитвою Отцу Небесному на всякий подвиг духовный, как Господь наш Иисус Христос молился пред явлением роду человеческому, пред избранием Апостолов, пред Своими страданиями. 1175. …Слава благодати Святого Утешителя-Духа! … Благодарим Тя, Господи Иисусе, яко Тебе ради и Дух Святый в мире вниде! 1193. Благодарю Тебя, Радость мою, Господа славы, яко приял еси образ мой чрез воплощение от Пречистой Девы и почтил, и возвысил, и обожил человечество; благодарю Тебя, яко от тления паки к нетлению возводиши мя, скверны моя очищаеши, немощи и болезни врачуеши, скорби в радость претворяеши, тесноты греховные обращаеши в пространство оправдания Твоего, еже от веры и покаяния сердечного, мраки страстей прогоняеши и свет Твой духовный даруеши, смятения отъемлеши и мир свыше ниспосылаеши, малодушие отъемлеши и мужество с дерзновением даруеши. Слава милосердию Твоему! 1211. Даждь ми, Владычица, чистоту сердечную, простоту сердечную, сыновнюю доверчивость, преданность и любовь к Тебе всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. |
| Небесное видение Созерцание может достичь совершенства только на небе; на земле оно всегда будет неполным. Здесь мы можем видеть Бога не в Его истинной сущности, но лишь «в соответствии с нашей икономией» 1211 . За очень редкими исключениями 1212 Отцы не представляли себе возможности реального видения Бога лицом к лицу здесь, на земле. Природа такого видения лицом к лицу остается для нас тайной, и восточная богословская мысль, даже с учетом того нового, что было внесено в нее паламитскими спорами, не пыталась поднять завесу над ней. Отличается ли небесное созерцание от земного? Хотелось бы знать это, но, к сожалению, тексты, касающиеся этой темы, очень неопределенны. И кроме того, весьма затруднительно пытаться разъяснять теоретические установки, не являющиеся ни полностью однородными, ни всегда последовательными, хотя их постоянной заботой и было стремление сохранить трансцендентность Бога. Правда, некоторые библейские отрывки, чрезвычайно существенные, как, например, 1Ин. 3:2 («...когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть»), отсутствуют в антиохийском каноне 1213 . Каковы бы ни были эти расхождения, следует подчеркнуть несколько существенных моментов, и прежде всего трансцендентность блаженного видения в сравнении с нашим земным духовным опытом 1214 . Эта граница менее ощутима у антиохийцев – в той мере, в какой их богословие, даже когда оно обращается к созерцанию человечности, прославленной во Христе 1215 , более охотно останавливается на количественном аспекте (познавать больше) блаженного видения, чем на его качественном аспекте (познавать иначе), и, по-видимому, оно стремится понять это видение, исходя из нашего земного познания. Для александрийской традиции, напротив, весьма характерно похвальное усилие мыслить о блаженстве как о высочайшем призвании духовного существа: видение в таком случае есть понятийная точка отсчета, откуда можно объяснить веру и выявить ее временные структуры 1216 . Фактически эти две тенденции соответствуют двум различным аспектам христианского эсхатологизма: будущий мир будет «тем же самым», но вместе с тем и «другим». |
| Ласкарис путем войн и политических интриг довольно быстро превратил свою страну в сильнейшее греческое государство Малой Азии. Сперва под ударами никейцев и латинян пало владычество Феодора Манкафы. На очереди была Трапезундская империя, борьба с которой длилась около десятилетия. В 1205 г. полководец Давида Великого Комнина, Синадун, напал на Пафлагонию. Совершив молниеносный марш по горным кручам Тавра, Феодор настиг непрошеных гостей и одержал над ними победу. Спустя два года Давид и его брат Алексей – «отроки с Понта», как их называли в Никее, трижды вступав в конфликт с Ласкарисом, потеряли все свои земли к западу от реки Галис, с Амастридой и Понтийской Гераклеей. Вначале 1211 г. василевс во главе всего двухсот каваллариев и восьмисот наемников выступил навстречу сельджукам, которых в разгар войн никейцев с Генрихом I u Beлukokoмhuhaмu повел в тыл империи экс-император Алексей III Ангел. В жестоком бою люди Ласкариса пали почти все, буквально сметенные массой турок, но василевс в поединке сразил султана Кей-Хюсрева I, u ceльджyku бежали. После такого поражения они не тревожили Никею лет тридцать. Не менее турок для Никеи по-прежнему были опасны трапезундцы. Они постоянно тревожили Ласкариса своими набегами на границы. Мало того, в стремлении поживиться за счет соседа неразумно жадные Великокомнины дошли до признания себя вассалами злейшего врага греков – Латинской империи, но это принесло им немного пользы. В 1214 г. василевс отнял у агрессивных трапезундцев еще часть их западных земель. Разгромленное турками-сельджуками в середине 1210-х гг., Трапезундское государство навсегда вышло из крупной политики и незаметно просуществовало до 1461 г., когда было аннексировано османами. В 1219г. Феодор I заключил с венецианцами договор, дав им старое право льготной торговли. В тексте хартии император назван был «царем греков» – Никейская империя обрела признание. Георгий Акрополит дал такую оценку успехам царя: «Войны с персами [турками.– С.Д .] и итальянцами часто ставили его в трудное положение; тем не менее он положил начало восстановлению ромейской империи, за что и обязаны ему ромеи великой благодарностью» с. 37]. |
|
|
