| 2-я ч. носит менее систематизированный характер, чем 1-я, и посвящена различным вопросам церковного, гражданского, уголовного и процессуального права: церковному судопроизводству, вопросам судебной процедуры, церковного имущества, бенефициям, регламентации десятины и др. церковных доходов, положению монашествующего духовенства, брачно-семейному праву, покаянной дисциплине и др. Последняя, 3-я ч. Декрета Грациана представляет собой «Трактат об освящении» (Tractatus de consecratione), регламентирующий совершение таинств, богослужений, соблюдение постов и др., и подразделяется на 5 дистинкций. Всего в Декрете Грациана содержится 3848 глав-канонов (в 1-й ч.- 966, во 2-й - 2486, в 3-й - 396), сгруппированных в разделы по тематическому принципу; в каждом разделе разбирается определенный правовой вопрос или казус. В зависимости от тематики отдельные разделы и главы внутри частей имеют собственные названия (напр., causa haereticorum, causa monachorum, tractatus coniugii и др.). Каждый раздел начинается с введения, обозначающего правовой вопрос или проблему, затем приводятся главы-каноны «за» и «против» с комментариями, и завершается раздел авторским аргументированным решением (rubricae, paragraphi). Комментарии в начале и/или в конце текста отдельных глав получили название «Dicta Gratiani ante capitulum/post capitulum». Нек-рые комментарии названы «paleae»; уже в Новое время исследователи установили, что они были добавлены в текст учеником Г., первым декретистом Паукапалеей. В XIX в. считалось, что текст Декрета Грациана в том виде, в каком он вошел в «Corpus iuris canonici», представляет собой более или менее однородное целое и вставками являются лишь «paleae» (Паукапалее приписывалось также разделение 1-й и 3-й частей на дистинкции). В 1-й пол. ХХ в. историками было установлено, что «составителю» принадлежит лишь разделение 2-й ч. на «causae» и, возможно, на «quaestiones», тогда как деление текста на части и дистинкции, а также более мелкое членение «distinctiones» и «quaestiones» на части было введено канонистами во 2-й пол. |
| Программа 8 класса включает в себя спецкурс по древнерусской литературе, имеющий большое значение для формирования православного мировоззрения современного школьника. Обязательные для изучения в школе произведения древнерусской литературы дополнены текстами, которые позволяют учащимся познакомиться с важным периодом историко-литературного процесса - русской средневековой книжностью. Спецкурс завершается экзаменом. Это первая ступень в хронологическом подходе к изучению русской литературы: 1. 8 класс – литература XI-XVII веков 2. 9класс – XVIII-nepbaя пол. XIX века 3. 10 класс – втор. пол. XIX века 4. 11 класс – ХХ-начало XXI века Логика построения спецкурса по древнерусской литературе в 8 классе: • Тексты, изучаемые в курсе, включены в задания ЕГЭ по литературе в 9, 11 классах. • В стандартных программах (государственных школах) тексты разрознены и представлены в учебниках каждого класса с 5 по 9. У учащихся складывается обрывочное представление о древнерусской литературе. Нет системы. • Наш подход к преподаванию формирует целостное представление о литературном процессе, где древнерусская литература является важным этапом. Результатом является ясная и последовательная картина истории русской литературы на начальном этапе ее формирования. • Наш курс помогает увидеть школьникам истоки русской классической литературы (Золотой век) в православной книжности Древней Руси, которую мы заимствовали у Византии после принятия христианства. • Знакомясь с древнерусскими шедеврами литературы в подлиннике, учащиеся могут применить полученные ранее навыки чтения на церковно-славянском языке. • Курс древнерусской литературы неразрывно связан со знакомством с другими видами искусства Древней Руси, изучаемых также на уроках МХК (архитектурой, иконописью, музыкой), что расширяет кругозор учащихся. • Памятники древнерусской литературы перекликаются с материалом, изучаемым на уроках истории (иллюстрирует его, дополняет), расширяя представления учащихся о становлении русской государственности. (Этому способствует изучение таких жанров, как летопись, слово, воинские повести, хожения). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Ф. А. Бруни. Мадонна с младенцем. 1-я пол. XIX в. (ГТГ) [от греч. глагола γρφω - скрести, царапать, начертывать], вид изобразительного искусства, включающий 2 группы художественных произведений - рисунок и печатную Г. В XIX - 1-й пол. ХХ в. под Г. понималось искусство черно-белого изображения, т. е. гравюра и др. виды печатной Г. В наст. время разделение печатной Г. и оригинального рисунка считается устаревшим. В основе изобразительного языка Г. лежит линия, что роднит графическое искусство с каллиграфией и письменностью вообще (наиболее наглядно - в кит. и япон. Г.); др. общим признаком является преобладание бумаги в качестве носителя изображения (реже - пергамен, холст и др.). Рисунок характеризуется индивидуальным почерком художника, оригинальной и неповторимой фактурой, существует в единственном экземпляре. Он может быть станковым произведением, имеющим самостоятельное художественное значение, или частью творческой работы художника над основным произведением (набросок, натурная штудия (этюд), эскиз композиции). В ряде случаев благодаря особой эстетической природе рисунка эти вспомогательные изображения приобретают собственную художественную ценность. Печатная Г. тиражирует первоначально созданное художником оригинальное произведение и ориентирована на широкие слои общества. Она может быть способом самовыражения (авторская гравюра), популяризации произведений др. видов искусств (репродукционная гравюра), дополнением образного строя лит. текста (иллюстрация), средством пропаганды (плакат), предметом прикладного назначения (этикетка, почтовая марка, экслибрис и т. п.) (см. также ст. Гравюра ). Г. является основой живописи, скульптуры, архитектуры, декоративно-прикладного искусства и промышленного проектирования (дизайн), т. к. рисунок - элемент любого изображения. Выделяют Г. архитектурную, театрально-декорационную, промышленную и т. п. Первые рисунки - наскальные, процарапанные на кости и камне изображения животных - относятся к эпохе палеолита. В эпоху античности и средневековья материалами для рисования служили вощеные таблички и грунтованные деревянные дощечки; более утонченным материалом был пергамен. Начало использования европ. художниками бумаги, к-рая была изобретена в Китае (согласно легенде, во II в. до Р. Х.), затем через Ср. Азию попала в Зап. Европу (XIV в.), совпало с распадом средневек. художественной системы. С этого времени началась самостоятельная история Г. В XVI в. стали применять цветную бумагу - грунтованную или отлитую с добавлением краски (синяя, серая, светло-коричневая или розовая). До 80-х гг. XIX в. бумага была тряпичной в отличие от совр., изготавливаемой из целлюлозы. |
| Стоянки этого периода (ок. 17-15 тыс. лет назад) открыты на ул. Кирилловской и в урочище Протасов Яр вблизи Байкова кладбища. Последующие эпохи - неолит, бронзовый и железный века - также представлены на территории К. достаточно широко. Памятники зарубинецкой и черняховской культур (рубеж старой и новой эр и 1-я пол. I тыс. по Р. Х.) обнаружены на горах Замковая, Старокиевская, Юрковица, в районе Львовской пл., на Оболони и в Печерске. Большое количество римских монет (в кладах и случайных находках), местонахождение которых топографически совпадает с находками керамики 1-й пол. I тыс., свидетельствует о развитых связях киевских поселений с периферией рим. мира. История К. сер. I тыс. остается наименее освещенным периодом. Следы исторической жизни на территории ядра города отсутствуют на протяжении большей части V в. Археологически жизнь здесь фиксируется снова с рубежа V и VI вв. Найденные материалы показывают, что одним из древнейших заселенных районов города являлась Замковая гора, к-рая выгодно расположена топографически. В ходе раскопок 1932-1933 и 1940 гг. (Козловская, Магура, Богусевич) был обнаружен культурный слой кон. V-VI в. с лепной керамикой, пряслицами, печиной, костями животных и т. п. С этим слоем, вероятно, связаны и находки 3 визант. монет императоров Анастасия I (498-518) и Юстиниана I (527-566). Вблизи горы, на Подоле, найдены еще 2 визант. монеты - имп. Евдоксии и имп. Юстиниана I, датируемые 537 г. ( Петров. 1897). Из вещей VI-VII вв. следует назвать 2 амфориска (маленькая амфора), один из которых обнаружен на Замковой горе, второй - на Подоле. К сер. I тыс. относится ряд находок в районе Старокиевской горы. В 90-х гг. XIX в. на ул. М. Житомирская найдены большая антропоморфная фибула и серебряный браслет с расширенными концами, происходившие, вероятно, из одного клада (см.: Корзухина. 1955; Каргер. 1958). В 1893 г., во время земляных работ в старой части города, найдены антропоморфные и пальчатые фибулы из низкопробного серебра. В нач. ХХ в. на территории Верхнего города откопали 5 серебряных браслетов с утолщенными концами и еще 2 - в районе Софийского собора; эти предметы происходят из одного района и, возможно, составляли единый комплекс. Фрагмент бронзовой фибулы с красной выемчатой эмалью был обнаружен Хвойкой на территории усадьбы М. М. Петровского. |
| При сопоставлении с библейским Е. я. в мишнаитском обнаруживается ряд важных отличительных черт: взаимозаменяемость конечного и так что, напр., окончание муж. рода мн. ч. у именных форм имеет вид а не в качестве относительного местоимения употребляется вместо родительный падеж выражен не сопряженным сочетанием, а конструкцией с предлогом прошедшее продолженное время выражено конструкцией « + причастие»; отсутствие абсолютных инфинитивов и глагольных форм с консекутивным ( Fern á ndez . 1997. P. 1). Единственной полной грамматикой мишнаитского Е. я. остается книга М. Х. Сегала ( Segal. 1927). Однако исследования посл. десятилетий ХХ в. показали, что необходимо составление принципиально новой грамматики. Это связано с тем, что до определенного периода работы по мишнаитскому Е. я. основывались на материале традиц. печатных изданий. В ходе исследований 2-й пол. XX в. стало ясно, что традиция, зафиксированная в этих изданиях, не очень надежна, поэтому стали появляться работы, сделанные на материале авторитетных рукописей Мишны (описание мишнаитского иврита в 1-м изд. Encyclopedia Judaica; Bar-Asher M. The Different Traditions of Mishnaic Hebrew//Working With No Data: Semitic and Egyptian Studies Presented to Th. O. Lambdin/Ed. D. M. Golomb. 1987. P. 1-38), язык к-рых в значительной степени отличается от до сих пор известного раввинистического Е. я. Эта работа еще не завершена, пока нет четких критериев оценки достоверного и искаженного (а также раннего и позднего) материалов в рукописной традиции Мишны и др. памятников. Тем не менее есть результаты, к-рые во многом меняют сложившееся представление о мишнаитском Е. я. В частности, стало ясно, что этот язык не столь однороден, как считалось ранее. Средневековый Е. я. Нижняя граница этого периода развития языка иногда определяется заметными инновациями в языке литургической поэзии (пиют) IV-VIII вв. по Р. Х. Однако эти инновации касаются лишь одного из жанров словесности, поэтому обычно начало средневек. периода в развитии Е. я. связывают с завершением Вавилонского Талмуда (VII в. по Р. Х.). Верхняя граница, как правило, совпадает с появлением идеологического движения евр. просвещения (гаскала) во 2-й пол. XVIII в. В этот период не происходило значительных языковых изменений, хотя деятельность евр. просветителей в определенной степени стимулировала развитие Е. я. |
| «Донесение о посольстве в Константинополь» (Relatio de legatione Constantinopolitana) - подробное описание неудачной миссии под рук. Л. К. ко двору Никифора II Фоки в 968 г. Вероятно, основано на дневниковых записях, к-рые автор вел во время пребывания в визант. столице. Описаны аудиенции у императора и высших сановников, к-рые приняли посла крайне враждебно; автор жалуется на злоключения и приводит язвительные остроты в адрес византийцев. Автор подробно передает содержание своих споров с Никифором II и его приближенными, важнейшим среди к-рых был связан с правом Оттона I на имп. титул. «Донесение…» входит в число источников сведений по истории латинско-визант. полемики о наследовании рим. имп. традиции. В X-XII вв. «Антаподосис» и «История Оттона» получили распространение к северу от Альп (сохр. 20 рукописей с полным текстом и фрагментами сочинений), тогда как «Пасхальная гомилия» и «Донесение…» не пользовались известностью (сохр. по 1 ркп. этих сочинений). Первые печатные издания «Антаподосиса» и «Истории Оттона» относятся к 1-й пол. XVI в.; «Донесение...» было впервые опубликовано в 1600 г. (впосл. единственная ркп. была утрачена, более поздние публикации осуществлялись на основе печатного текста). В XIX в. критические издания этих сочинений неск. раз публиковались в сер. Monumenta Germaniae Historica под ред. Г. Перца, Э. Дюмлера и Й. Беккера. В 1984 г. Б. Бишофф впервые издал «Пасхальную гомилию»; новое издание 4 известных произведений Л. К. подготовил П. Кьеза (1998). Фрагменты сочинений переводились на рус. язык с сер. XIX в.; в издание под ред. И. В. Дьяконова входят переводы «Антаподосиса», «Истории Оттона» и «Донесения…». В западноевроп. историографии изучение наследия Л. К., как и др. авторов оттоновской эпохи, началось в сер. XIX в. Во 2-й пол. ХХ в. возрос интерес историков к личности Л. К., его политическим взглядам (М. Линцель, Дж. Садерленд, Г. Гандино), лит. особенностям его сочинений (В. Бершин, Э. Колонна, Кьеза). Ряд исследований посвящен свидетельствам Л. К. о латинско-визант. контактах (Й. Кодер, Т. Вебер, Г. Хунгер, П. Шрайнер и др.). В отечественной историографии почти нет исследований, посвященных Л. К. |
| В истории церковной музыки XIX в. определяющими стали 2 тенденции: всеобщее господство романтической стилистики и развитие музыкально-исторического сознания. Так, в лютеран. части Германии празднование 300-летия Реформации послужило стимулом к возрождению старых мелодий и текстов церковных песен XVI и XVII вв., все в большем количестве появлявшихся в богослужебных собраниях песен. Под воздействием растущих патриотических настроений в Г. зрела идея авторитетного общенационального собрания церковных песен, что привело к появлению в 1915 г. «Немецкого евангелического песенника», первого из серии подобных изданий в ХХ в., пришедших на смену региональным и местным песенникам. Во 2-й пол. XIX в. начались активное изучение и публикация собраний сочинений крупнейших лютеран. композиторов прошлого - И. С. Баха, Шютца, Шайна. Высоким уровнем церковной музыки в 1-й пол. XIX в. отличался Берлин - во многом благодаря личным усилиям К. Ф. Цельтера (1758-1832), главы Берлинской певческой академии (с 1800), основателя Ин-та церковной музыки (1822). После долгого забвения под рук. Цельтера в Берлине состоялось исполнение фрагментов мессы Баха (1811-1812). За ним последовало исполнение «Страстей по Матфею» (1829, с сокращениями) под рук. ученика Цельтера Ф. Мендельсона (1809-1847), имевшее большой общественный резонанс. Большинство церковных произведений Мендельсона (кантаты, мотеты, псалмы и др.) были предназначены для хора берлинского кафедрального собора. Их стиль стал образцовым для мн. других менее значимых авторов церковной музыки XIX в. Из знаменитых композиторов-романтиков дань церковной музыке отдали И. Брамс (1833-1897) и М. Регер (1873-1916). Крупнейшее духовное произведение И. Брамса, «Немецкий реквием», может исполняться в церкви (прозвучал впервые в Бременском соборе 10 апр. 1868), однако не имеет определенного богослужебного предназначения; написан на подобранные лично композитором библейские тексты, центральный образ к-рых - утешение страдающих. При этом в сочинении не только избегается тема искупительной смерти Христа, но даже не упомянуто имя Спасителя. |
| Среди исследователей нет единого мнения о том, как сформировалась древнеевр. А. Долгое время делались попытки указать непосредственный ее источник. Одни считали, что А.- прямой потомок ветхозаветного пророчества (напр., Х. Роули, О. Плёгер, П. Д. Хансон), др. утверждали, что главным фактором в зарождении этой традиции было внешнее влияние, в частности персид. дуализма (Г. Виденгрен, С. Шакед и др.). В 60-х гг. XX в. нем. теолог Г. фон Рад доказывал происхождение древнеевр. А. из лит-ры премудрости . Аргументация фон Рада была подвергнута критике П. фон Остен-Закеном, к-рый утверждал, что в основе древнеевр. А. лежат идеи Второисаии (см. в ст. « Исаия , прор.»), трансформировавшиеся в процессе их передачи в кругах мудрецов в вост. диаспоре . Вопрос о происхождении А. тесно связан с пониманием ее сущности. До недавнего времени (сер. 80-х гг. ХХ в.) считалось, что главным в ней является эсхатология, а космологическое и астрономическое содержание рассматривалось как нечто второстепенное. М. Стоун предложил считать древнеевр. А. совершенно самостоятельным течением, не зависимым ни от пророчеств, ни от лит-ры премудрости, по каким-то причинам в подавляющем большинстве случаев отвергнутым при составлении канона ВЗ. Аргументация его построена на том, что для этого течения, по крайней мере в его ранней форме, наиболее важным элементом является как раз космология, почти никак не представленная в ВЗ; это можно видеть в наиболее ранних фрагментах «1-й Книги Еноха», найденных в Кумране и датируемых им 2-й пол. III в. до Р. Х. В последнее время признается, что не следует искать простого ответа на вопрос о происхождении древнеевр. А. Несомненно, на этот процесс повлиял ряд внутренних и внешних факторов; помимо персид. влияния здесь есть нек-рые черты, близкие егип. пророчествам («Оракул Горшечника»), вавилонской мантике , ханаанской мифологии и др. I. Послепленное пророчество и древнеевр. А. В ряде пророческих текстов ВЗ, в основном датируемых послепленным периодом (2-й пол. VI-IV в. до Р. Х.), присутствуют отдельные мотивы и темы А., гл. обр. эсхатологические: Суд над народами; наказание Израиля нашествием врагов и природными катаклизмами, иногда принимающее вселенский характер (см. День Господень ); описания эсхатологической войны, видение нового Иерусалима, отдельные упоминания о воскресении мертвых и победе над смертью. Среди исследователей нет единого мнения о том, какие именно пророческие тексты являются наиболее близкими апокалиптической традиции, однако большинство называют Книги пророков Исаии (24-27, 34, 35, 56-66), Иезекииля (38-48), Аггея (2, 6-9, 21-23), Захарии (9-14), Иоиля. Зачастую апокалиптическими оказываются заключительные главы пророческих книг. Это объясняется тем, что композицию большинства пророческих книг определяет эсхатологическая перспектива: пророческая книга, как правило, начинается с осуждения и порицания Израиля и возвещения его наказания, а заканчивается обещанием спасения Израиля и наказания его врагов и притеснителей. |
| Материалы подтверждают продолжающийся до кон. VI в. расцвет позднеантичной экономики и культуры; затем их упадок под ударами вторжений; последующее медленное восстановление и новый расцвет, не достигший античного уровня, в средневизант. период (напр., экономика Арголиды, согласно исследованиям Сьюзен Алкок и др., сделала резкий скачок в V-VI вв., но в VII-VIII вв. количество новых поселений резко уменьшилось, и со 2-й пол. VII в. их возникновение прекратилось (последние монеты относятся к правлению имп. Фоки)). Контраст между богатством мат-лов поздней античности и пустотой «темных веков» традиционно объясняют, следуя визант. историкам, как внезапный экономический и гос. кризис, осложненный вторжениями варваров в кон. VI-VII в. и араб. нашествием 30-40-х гг. VII в. Археология В. и. позволяет лучше понять внутренние причины этого процесса и по-новому интерпретировать социально-экономический механизм упадка. Это стало возможным благодаря осознанию значимости археологии В. и. для «темных веков» и постепенному накоплению материалов этого периода к кон. ХХ в. (Т. Грегори). Прежде всего в V-VII вв. резко увеличилось число известных в Вост. Средиземноморье поселений. Выяснилось, что расцвет ранневизант. эпохи не уходит корнями глубоко в прошлое: основная часть поселений возникла не в эпоху расцвета античности, а самое раннее на исходе рим. периода (по количеству точно датированных поселений в Беотии и Арголиде в это время уступает только классической эпохе; на Мелосе (ныне Милос), согласно Дж. Сандерсу, они стоят на 1-м месте). Кроме того, ни на Ближ. Востоке, ни на Балканах археологическая картина гибели ранневизант. мира не выглядит внезапной и связанной только с внешними вторжениями. Так, в Сирии неуклонный и медленный регресс раннехрист. общин занял весь VI в. (раскопки Анемуриона) или 2-ю пол. VI в., а наступление ислама предстает лишь одним из факторов, повлекших окончательную гибель. Т. о., гипотеза упадка городской жизни как внутренний фактор кризиса ранневизант. общества, выдвинутая Кажданом еще в 50-х гг. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ИРМОЛОГИОН Ирмологион Супрасльского мон-ря. 1596–1601 гг. (ИР НБУВ. Ф. 1. 5391. Л. 317) Ирмологион Супрасльского мон-ря. 1596–1601 гг. (ИР НБУВ. Ф. 1. 5391. Л. 317) украинско-белорус. церковно-певч. сборник смешанного состава на 5-линейных нотах, включающий традиционный монодийный репертуар и сокращенно излагающий певч. циклы Обихода , Октоиха , Ирмология , Минеи и Триоди . Первые сохранившиеся экземпляры И. относятся к кон. XVI в., этот тип сборника (как и древнерус. певч. сборники с кон. XV в.) сложился под влиянием визант. и поствизант. певч. книжности (сборники Аколуфия , Пападики и Анфология ) и применялся до нач. ХХ в. Песнопения отечественной традиции ( знаменный распев Юго-Зап. Руси) и др. напевы излагались в И. т. н. киевской нотацией . В отличие от визант. и древнерус. книжности, в к-рых в X-XVII вв. было принято использовать неск. видов певч. книг, И. стал в Юго-Зап. Руси в это время единственным видом певч. сборника, своеобразной антологией монодийного репертуара. Имея в виду многочастное строение и смешанный состав южнорусских И., С. В. Смоленский назвал их «великими южнорусскими ирмолоями» ( Смоленский. 1904. С. 9). Партесные многоголосные композиции, исполнявшиеся в XVII-XVIII вв. одновременно с монодией, записывались в книгах др. типа - поголосниках , хотя иногда включались и в И. в виде «последовательной партитуры» (поочередной записи хоровых партий). Формирование И. происходило в период расцвета и существенного обновления укр. и белорус. певч. искусства в XVI - 1-й пол. XVII в. В то время возникла необходимость записи 3 различных корпусов песнопений: традиционных отечественных (южнорус. ветви знаменного пения, «киевского», «руского» и др. «напелов»), ассимилированных поствизантийских ( греческого , болгарского , сербского , молдавского («мултанского», «волоского») и др. распевов), а также появившихся в нач. XVII в. новых церковных мелодий песенно-кантового склада. Вероятно, также культивировалась запись «для памяти» ряда очень сложных и мелодически разнообразных напевов греко-южнославянского происхождения, представлявших для певцов художественный интерес, но скорее всего не исполнявшихся на богослужении. Певческий репертуар был зафиксирован в И. с помощью универсальной 5-линейной киевской нотации - первого у восточных славян типа нотного письма (его разновидность использовалась и для партесного многоголосия). И. создавались преимущественно церковными певцами, часто одновременно являвшимися учителями ирмолойного пения, с сугубо практической целью - зафиксировать местную богослужебную традицию. И. служил учебным подспорьем при освоении местной традиции, источником для ее поддержания и при необходимости восстановления на основе певческого текста. Ареал распространения |
|
|
