| Одним из источников, из которого это новое поколение черпало информацию о происходящем в мире, были вещающие на русском языке западные радиостанции. С 1953 г. на «Радио Свобода » начались передачи о. Александра Шмемана [Шмеман 2009], с 1960 на Би-Би-Си стал регулярно выступать митр. Сурожский Антоний 1 . Трудно сказать, в какой степени советские радиослушатели отдавали себе отчет в том, насколько остросовременными были эти передачи. Скорее всего, не отдавали. И о. Александр Шмеман и владыка Антоний говорили и писали не как русские богословы XIX в., а как жители послевоенной Европы. А для большинства их слушателей их передачи были голосом ушедшей России, голосом традиции. Постепенно в СССР новое поколение церковной интеллигенции. Это были люди, чье формирование происходило вне Церкви, люди, пришедшие к православию в значительной степени на протестной волне. Их жизнь в Церкви (да и в мире) складывалась по-разному. Труднодоступность литературы, а во многих случаях отсутствие какого бы то ни было руководства, вели к крайней поляризации мнений и убеждений. При этом, в отличие от большинства священнослужителей, эти люди были воспитаны так же, как и большинство советских граждан. Они прошли советскую школу, пионерскую организацию и комсомол. Они читали советские газеты и книги, смотрели советские фильмы. И придя в Церковь , эти люди могли говорить о своем христианском опыте на языке, понятном их современникам. Для нашей темы судьба поколения 60-х годов очень важна. Именно в 60–80-е годы были созданы предпосылки для превращения православия в предмет общественного интереса. Древнерусская архитектура, икона, литературные произведения, так или иначе связанные с христианской традицией, включали христианство в сферу интересов людей, совершенно от Церкви и церковной жизни. При этом можно сказать, что духовные поиски 60-х – начала 80-х годов в значительной степени определили церковную жизнь следующих поколений верующих, пришедших в Церковь в конце 80-х годов и позже. Для тех, кто приходил в Церковь в конце 80–90-е годы, богоискатели 60–80-хх гг. воплощали традицию церковной жизни. При этом очевидно, что после культурного разрыва, вызванного гонениями на Церковь , ни о какой подлинной традиционности (ни о какой передаче из рук в руки) речь идти не могла. |
| Борис Гребещиков: Для меня это не кончалось — в 80-е годы слово «протест» было неуместно, потому что протестующим было место в ближайшем отделении милиции – это место бесперспективное, там сидеть неинтересно. Вопрос был, как выжить и остаться людьми в обществе, которому это не очень нужно. Все знают, что в обществе все искривлено: на кухне говорят одно, на людях – другое. Мы жили в своем обществе. Общались друг с другом, и когда появился клуб, нас комитетчики защищали от КПСС. Мы могли не врать – истина так или иначе выходит на свет. Поэтому то, что произошло в 80 годы было естественно, общество, нападавшее на нас, в итоге трансформировалось, вот эта независимость от общественной фальши нас сближала. Год или полтора назад я стал обзванивать всех своих старых друзей, говорить, что вот творится в обществе, надо высказаться, надо заявить свою позицию– то что происходит с русским судом это позор – все мои знакомые музыканты Макаревич, Кинчев сказали, «да мы все подпишемся». Мы все свои – как выпускники одной школы. При том, что у нас происходит в стране, потенциал, чтобы музыка начала плодоносить, очень большой. Потихонечку общество будет закрываться, но никуда русская музыка не денется. — Как Вы относитесь к Православной Церкви и к буддизму? И можете ли Вы назвать себя православным человеком? Борис Гребенщиков: Я не могу позволить себе сказать, что я полностью православный, потому что это все равно что сказать « я умный и правильный, а вы все дураки» — я не могу этого принять. Мое отношение к православию никогда не менялось, просто иногда вожжа под хвост попадает, и некоторые умные журналисты могут вытянуть из меня разные интересные фразы. Я вновь открыл православие для себя в середине 80-х годов благодаря умным людям – священникам. Православие для меня чистое, прекрасное и абсолютно непостижимое. Я православие оценивать не могу, но когда захожу в церковь, мне говорят: пошел прочь отсюда, буддист. Или когда замечательные ребята в Туле объявляют меня сатанистом и даже практикующим оккультизм, я не могу понять, что они имеют в виду. |
| — При советском союзе в Церкви уже существовало «левое» и «правое» крыло? — Я пришел в Церковь в юные годы, это было начало 80-х, и уже в это время был круг духовенства и мирян, которые ориентировались на Зарубежную Церковь, на монархизм, на тотальное неприятие советской власти. Да, в этом иногда был слишком сильный элемент диссидентства. Поэтому многие люди из этого круга потом и оставили Церковь, но лучшие из них остались. Можно сказать, что и «либеральное», и «консервативное» крыло тогда уже существовали, определенные дискуссии уже велись. Ведь очевидно, что была разница между митрополитом Антонием (Блумом) и архиепископом Иоанном (Снычевым), между отцом Александром Менем и отцом Димитрием Дудко. Церковное тело было тогда гораздо меньшим по объему, все друг друга знали, но при этом, что очень важно для сегодняшнего дня, между этими людьми не было вражды. Конечно, велась полемика на кухнях и в самиздате, но люди понимали, что делают общее дело и стоят перед общим вызовом — вызовом безбожного режима. Между прочим, полемика и дискуссия внутри Церкви была и до революции. Святейший Патриарх Кирилл часто советует современным полемистам: откройте дореволюционные церковные журналы, посмотрите, с какой ответственностью и бережностью там обсуждались разные проблемы! К этому уровню дискуссии, я убежден, мы обязательно придем. Вспомните, с какой легкостью в девяностые годы на страницах многочисленных листовок, а потом в Интернете раздавались обвинения в ереси, в тайном принятии кардинальского сана, в жидо-массоноской пропаганде и так далее. Сегодня уровень дискуссии все-таки повысился, и я надеюсь, что он будет повышаться и впредь. — Многие идеи «либерального подполья» так и не пригодились Церкви, что не сказать о «правых»… — Эти идеи не выдержали проверки жизнью. В девяностые годы у нас некритически воспринимали все, что приходило с Запада. В том числе учение о том, что спасение есть везде, и нет разницы между всеми религиями и конфессиями. Эта идея была популярна на Западе в 60-е годы, а в 70-е и 80-е все мы, и я в том числе, оглядывались на Запад. |
| Древо жизни и древо познания добра и зла в свете Нового Завета 7. Библейский текст о реках и землях в свете Нового Завета Глава 3. «Рай в Едеме на Востоке» в свете Нового Завета Приложение О философском и научном понимании мира О том, что доказывается и что не доказывается Революция в науке о Вселенной в ХХ веке. Крушение веры в стационарность Космоса Список трудов протоиерея Николая Иванова Об авторе Протоиерей Николай Иванов (25.12.1904–02.05.1990) «Жить – значит жить вечно. В сие верую, сие исповедую...», – любил повторять автор этой книги. Написана она в те годы, когда в России не только писать, не только говорить, но и думать о вечной жизни, о смысле бытия, о Боге было нельзя. Воинствующий атеизм не просто глумился над вечной Истиной – он жестоко ее преследовал. В 60–70-е годы за веру уже «не сажали», но не стеснялись подвергать людей нравственной пытке: верующих не только осмеивали, но и ставили перед нелегким выбором – веровать или преуспевать. Впрочем, попасть в лечебницу для душевнобольных и в те годы для верующего человека было более чем реально, а для проповедника – и говорить нечего. И все же не оскудевала земля Русская верой православной – ходили люди в церковь , крестили детей, венчались, справляли церковные праздники. Почему? Да потому, что и в те глухие годы, как и раньше – в годы репрессий, жили и творили проповедники веры Христовой. Они не только сами постигали великие тайны Божия Бытия, но и несли свою веру людям. Таким проповедником был и автор этой книги – протоиерей Николай Иванов . Это был человек удивительно цельной, бескомпромиссной, огненной веры, вмещавший в сердце своем такую любовь к Богу, которую не смогли сломить никакие жизненные обстоятельства, никакие искушения. И эту любовь, эту жажду Бога он нес людям, стремясь каждого, кто встречался на пути, обратить к Господу. Как же драгоценно было его слово в то время! Это сейчас на книжных развалах, в храмах, в магазинах можно купить прекрасно изданные творения Святых Отцов, труды религиозных философов и богословов, послушать православное радио, увидеть на экране православного проповедника, фильмы о восстановлении храмов и монастырей, о возрождении в них духовной жизни, даже службу в Успенском соборе московского Кремля. В 60–80-е годы ничего этого не было и никому в голову бы не пришло, что такое может быть. В то время все мы, кому посчастливилось знать Николая Павловича, передавали из руки в руки затертые, много раз читанные машинописные копии его трудов, а потом, собравшись за чашкой чая, подолгу обсуждали, размышляли, спорили. Как это украшало нашу жизнь, от какой бездны неверия спасало! Он не прятал своей веры – по слову евангельскому ставил он свой светильник на видном месте, чтобы свет его виден был всякому входящему. |
| Скажем так, рок-н-ролл не мертв, но устоялся, достиг высшей точки развития и, с учетом глобальных социальных процессов, приведших к возникновению множества новых субкультур, занял свою нишу. Однако, в 80—90-х годах рок-культура была одним из наиболее значимых явлений в российском обществе, внесшем огромный и до сих пор не оцененный по достоинству вклад в развитие русской культуры в целом. Тысячи тех, кому сегодня 30—40 лет, кто сейчас вошел в пору своего расцвета и на ком держится современная Россия, десятилетие своей жизни отдали рок-культуре, сформировались в ее лоне и связывают с ней воспоминания о своей юности и духовном поиске, об идеалистической пылкости, приведшей многих из них в итоге в Церковь. Можем ли мы однозначно замазать эту эпоху черной краской, если к этому поколению относится костяк мирян современной Церкви и многие представители духовенства? Или необходимо попробовать понять, что это было, и можно ли использовать сложившуюся ситуацию во благо? Безусловно, безоблачного в истории рок-культуры в России мало. Неформалы конца 80-х — начала 90-х — последние жертвы советского режима. Это поколение, пережившее огромную драму, поколение, про которое теперь говорят «те, кто выжил в 90-е». Они родились на выжженной земле, когда последние отголоски старой России умолкли, а к идеологическому пафосу коммунизма было принято относиться иронически. Страна рухнула, когда они оканчивали школу, наступило безвременье и вседозволенность. Даже такие ценности, как работа или учеба, были поставлены под сомнение. Родители были поглощены заботой о физическом выживании, к тому же оказались более наивны и инфантильны, чем их выросшие дети. Профессор Московской духовной академии Михаил Дунаев в своей книге «Преступление перед будущим» пишет, что рок-музыка — это музыка того поколения, которое «выбирает Пепси». Это верно с точностью до наоборот. В этой связи интересны наблюдения американского исследователя Т.Кашмэна, опубликовавшего в 1995 году в Нью-Йоркском университете монографию о роке и контркультуре в России. По его мнению, «ценность российского рока состоит в передаче жизненного опыта музыканта через наполненную смыслом поэзию». Кроме того, Кашмэн отмечал «появление чувства национальной гордости» у рок-музыкантов Петербурга начала 90-х. В качестве иллюстрации можно привести высказывания российской молодежи из социологического исследования «Глядя на Запад. Культурная глобализация и российские молодежные культуры». Так, одна девушка из Ульяновска считает: «Бывает музыка для души, а бывает для тела... Для души — это скорее всего советский рок, начало 80-х, 89—91 годы». Другая поклонница рока, уже из Самары, свидетельствует: «Для нас самая важная вещь — это найти текст и прочитать текст, невозможно иначе». Эти и многие другие высказывания позволяют авторам исследования делать вывод о том, что существует «разграничение между бессмысленной музыкой для тела (западная танцевальная и поп-музыка) и музыкой, несущей смысл, для души (русский рок, барды)». |
| Памятник получил значительные повреждения в годы Великой Отечественной войны. В 1944 году собор стоял без кровель, с зияющими дырами от снарядов, выломанными полами, закопченными фресками. Резные рамы иконостасов, повидимому, были сожжены. Фашисты превратили храм в казарму. Большую работу по спасению и реставрации Знаменского собора проделали работники Новгородской реставрационной мастерской. В 1950-е годы были проведены аварийно-ремонтные работы: сделана новая кровля и реставрированы отдельные архитектурные формы. Работы были продолжены в 1960-70-е годы под руководством Г.М. Штендера. В них принимали участие архитекторы Г.П. Никольская и Кузьмина. Г.М. Штендер и Н.М. Кузьмина выполнили проект реконструкции собора на первоначальную дату. Г.П. Никольская разработала проект реставрации колокольни. Восстановление стенописей собора было начато в 1950-ые годы московскими художниками и продолжено в 1970-80-ые годы бригадой новгородской реставрационной мастерской. По книге: Секретарь Л.А., Царевская Т.Ю. Знаменский собор. М: Северный паломник, 2001 Знаменская улица заканчивается у ворот бывшего Знаменского монастыря. От обители сохранились здание колокольни, келейные корпуса и богадельня (конец 17- начало 18 в.). Главным храмом монастыря был Знаменский собор (ул. Ильина, 26). Это, пожалуй, самый " не новгородский " храм в городе. Его архитектура более характерна для Москвы и Поволжья, а росписи сделали костромские художники. Ныне существующий храм был построен в 1682 году на месте более древнего каменного, разобранного до основания. История храма неразрывно связана с чудотворной иконой " Знамение " ,спасшей Новгород во время битвы с суздальцами и сейчас перенесенной в Софийский собор. Эта икона хранилась в Знаменском соборе вплоть до 20 века и дала ему название. Великий Новгород и его окрестности. Путеводитель. Полиглот. Москва, 2002 Согласно древнему преданию, в 1170 г., когда многочисленные войска Суздальцев напали на город Новгород, благодаря иконе " Знамение Пресвятой Богородицы " , новгородцы победили. Согласно легенде, во время осады Новгорода архиепископ Илия молился несколько дней о спасении города. Потом он взял в Спасской церкви икону и поставил её на крепостную стену, лицом к нападавшим. Одна стрела нападающих попала в святой лик. Тогда икона сама отвернула лицо и источила слезу. В этот момент суздальцы потеряли зрение, и враг был разбит. Правда это или вымысел, но на иконе сохранился и по сей день след той стрелы. Победа была настоящим чудом, поскольку силы были неравные. В честь чудотворной иконы новгородцы построили церковь Знамения. В 1688 г. церковь сильно обветшала и на ее месте был сооружен Знаменский собор. |
| Конец войны и первые послевоенные годы. После Второй мировой войны были открыты 1270 храмов (1944–1947) [Шкаровский 1999:336], восемь духовных семинарий и две академии. Однако о «реабилитации» православия в глазах общественного мнения или же об открытом движении общества в сторону Церкви речи не было. Послевоенное открытие храмов принципиально отличается от открытия храмов в постсоветский период, что было связано с несколькими причинами. Во-первых, ослабление гонений не вело к массовому приходу в Церковь нового поколения верующих. В большинстве случаев речь шла не о создании новых, а о легализации уже существующих общин. Во-вторых, во вновь открытых храмах служили «старые» священники. В значительной степени это были священники из закрытых храмов, не служившие или же служившие неофициально. Молодое поколение священнослужителей в заметной части было представлено выходцами из недавно присоединенных западных районов страны (когда после войны в Центральной России храмы открывали, в Западной Белоруссии и Украине их закрывали и священнослужители переезжали в Центральную Россию). Часть этих священнослужителей получила вполне традиционное образование в православных учебных заведениях Польши. То есть, здесь можно говорить о передаче традиции от одного поколения к другому. Таким образом, открытие храмов не привело к приходу нового поколения священников. По данным Совета по делам РПЦ, в 1955 году 64,3% были старше 55 лет и лишь 11,2% младше 40 лет [Докладные записки 1955:109–110]. То есть можно сказать, что послевоенное церковное возрождение было именно возрождением, а не реконструкцией, не воссозданием. Совершенно иную ситуацию мы наблюдаем с конца 80-х годов ХХ века. Во-первых, количество открытых храмов в это время оказывается на порядок большим, чем в послевоенный период. И главное, люди, пришедшие в Церковь , существенно отличаются от тех, кто приходил в Церковь после войны. Дело в том, что в 60-е годы интерес к православию появился у достаточно широкого круга советской интеллигенции. Конечно же, этот интерес ни в коей мере нельзя смешивать с воцерковленностью. Вплоть до 80-х годов среди прихожан храмов (даже в больших городах) эти «новые» верующие составляли абсолютное меньшинство. Однако значение этого меньшинства велико. Благодаря этим «новым», не имеющим традиционной церковности людям, в обществе начинает пробуждаться интерес к церковной жизни. В среде фрондирующей интеллигенции интерес к христианству становится хорошим тоном. В большинстве случаев, этот интерес был достаточно светским: интересовала философия, искусство, но не духовная жизнь. |
| Можете ли вы рассказать нам, что же случилось с вами в эти годы? Ведь вы пришли в Церковь даже не в 1990-е, как многие из нас, а раньше. С начала 1980-х лично я ничего не слышал о вашей так заметно начавшейся актерской карьере… - В начале 80-х все еще шло в той моей работе по нарастающей, до определенного момента. На «Мосфильме» в 1981 году сыграл роль Жадова в фильме «Вакансия» по пьесе Островского «Доходное место», пожалуй, самую интересную в творческом плане. Там снимались известные артисты – Ролан Быков, Олег Табаков, Екатерина Васильева, Марина Яковлева, Виктор Проскурин и другие. Были роли Алексея Ивановича в «Маленьких трагедиях» Михаила Швейцера, Тибальда в «Ромео и Джульетте» Анатолия Эфроса... - Помню, читал рецензии на ваши роли в «Советском экране» и других изданиях. Вы работали после окончания ВГИКа, где учились у народных артистов СССР Бориса Бабочкина и Алексея Баталова, в таких театрах, как Ленком, МХАТ. И вдруг где-то в середине 80-х прошел такой смутный слух, что Леонид Каюров «ушел круто в религию». В одном из своих интервью несколько лет назад вы кратко говорите, что крестились в 26 лет. Но как это произошло? Вы можете рассказать? - Как произошло? Довольно трудно объяснить. Многие люди пришли в церковь через поиск смысла жизни. Все то, что нам преподавали, чему мы учились… Я начал понимать: за этим что-то еще должно быть. Конечно, большое влияние оказали на меня книги, которые я прочитал, люди, с которыми встретился. - А какие именно книги на вас повлияли наибольшим образом? - В школе у одной из моих одноклассниц была Библия, я попросил почитать. Библия лежала на моем столе очень долго. Я выписывал из Священного писания цитаты в рукописный журнал. Однажды – было это в девятом классе – листочки с какими-то из цитат, под общим заголовком «Слово жизни», приклеил на стенд, где размещалась классная стенгазета. Конечно, был скандал, но все замяли, 70-е годы, это, понятно, не 20-30-е. Правда, все это было тогда не слишком серьезно с моей стороны. На Западе появилась известная рок-опера «Иисус Христос - суперзвезда», поднялась и волна какого-то интереса к христианству. Так что в моих действиях здесь было больше чего-то, связанного с юношеским протестом. |
| Практически сразу после прихода в Церковь я начал активно общаться с молодыми православными людьми своего поколения, которые тоже пришли к вере в те времена. Это было начало 80-х годов, когда я уже глубоко окунулся в церковную жизнь и знал множество священнослужителей. В эти годы к Церкви приходили многие молодые люди, в основном — из круга интеллигенции. Кем-то двигало чувство протеста, кто-то искал реальность, отличавшуюся от советской действительности, кто-то видел в церковной жизни колорит и экзотику, кто-то делал диссидентскую карьеру, и большинство этих людей потом исчезло. Я с сожалением вынужден признать, что значительная часть того поколения, которое составляло христианскую молодежь в 80-е годы, потом оставила Церковь. Это были талантливые, мыслящие люди, для которых интерес и близость к Православию, как оказалось, были лишь формой социального протеста. Некоторые из них теперь борются с религией, сохраняя верность своему ложному призванию быть вечными диссидентами. — Отец Всеволод, верующий человек усматривает во всех серьезных жизненных обстоятельствах действие Божией воли. Однако в сознании многих современных христианин наряду с понятиями о Божием промысле и свободе выбора уживаются представления о судьбе, предопределении, а подчас и явные суеверия и предрассудки. Что Вы скажете по этому поводу? — С христианской точки зрения, судьбы нет. В церковном обиходе мы если и употребляем это понятие, то лишь для обозначения промысла Божиего, говоря, например, о судьбах отечества, о судьбах нашего народа, о судьбах человечества. Но Церкви абсолютно чуждо то понимание судьбы, которое присутствует в современном массовом сознании, — как некое предначертание, которому человек обязан повиноваться. Именно поэтому Церковь противостоит астрологии, попыткам предсказывать будущее, иногда подкрепленным целыми богословскими доктринами, которые говорят об изначальной предопределенности человека ко спасению или вечным мукам вне зависимости от его деяний. Безусловно, Господь ведает всю жизнь человека, в том числе — и ее итог, но при этом ошибочно думать, что существует некая судьба, которую человек не в силах изменить. Зависимость от убежденности в том, что твое будущее раз и навсегда детерминировано и может быть только таким и никаким другим, — это самое настоящее рабство. Ведь очень часто человек становится рабом всякого рода предсказаний, гороскопов, лжепророчеств. Мы должны — вне зависимости от каких бы то ни было представлений о судьбе — всегда творить добро, всегда стремиться быть ближе к Богу и противостоять злу, не оглядываясь на указания гороскопов и астрологических прогнозов. Христианин строит свой жизненный путь в соответствии с евангельским призывом, а не предсказаниями астрологии. |
| Уже потом, вступив на педагогический путь, я стал размышлять – а возможно ли в принципе вместить две культуры? Кроме того, нужно было привнести и третий элемент – культуру небесную. Должен сказать, что моё поколение на фоне того, что отцы приехали беженцами и нищими, мы вышли в люди. То есть настолько хорошо они нас воспитали. И за это большая им благодарность. Это люди-герои, очень скромные, но герои! Мой отец, человек честный и весёлый, стремился нам с братом передать то, что унаследовал, уйдя из семьи в 1919 году в добровольческую армию. И то, что он рассказывал, мне пришлось по вкусу, потому что семья была музыкальная. – А откуда происходит сама Ваша фамилия – Фортунато? – Мы – выходцы из Италии времен Гарибальди. Был один Фортунато, другой Фортунато, третий Фортунато – Михаил Антонович, мой прадед. Михаил Антонович был женат, затем овдовел, потом женился на Софье Владимировне Стасовой, и, по-видимому, был настолько одарен, что вошёл в эти круги. Когда его сын, мой дед, Лев Михайлович, в возрасте 18-20 лет учился в Горном институте, то запросто бегал к Римскому-Корсакову. А это были 80-е годы…Представляете, что творилось в Петербурге в 80-е годы XIX-ro столетия? Он видел рождение опер! Сохранилась хронография, составленная моей тёткой, где она всё описала. Её отец, а он был очень хорошим музыкантом и играл на скрипке, между прочим, левой рукой, рассказывал о своих встречах и восторгах. Вот такие семейные штрихи до меня дошли, и дед в моём представлении ожил. Расскажу и о матери, урождённой Тяжельниковой. Я немножко помню дедушку и очень хорошо бабушку с ее стороны. Ее отец был военным, дослужился до генерала, а кончил последним губернатором Новороссийска. Моя бабушка была крестной дочерью императора Александра Второго. Её отец, Владимир Петрович Шмидт, был близок к Государю, он одно время командовал императорским фрегатом в чине капитана, а позже, в чине адмирала, участвовал с Чёрного моря в завоевании Кавказа. В качестве анекдота могу сказать, что кузен моей бабушки, которого она знала и любила, Пётр Петрович Шмидт в Советском Союзе прославился как лейтенант Шмидт, наверное, вам небезызвестный. И когда я ездил по семинариям России, то представлялся, согласно «Золотому телёнку», настоящим потомком лейтенанта Шмидта. |
|
|
