| Во всех известных и сохранившихся русских памятниках XIII–XVII вв. обращает внимание ряд постоянно встречающихся особенностей. Прежде всего, на наш взгляд, принципиальным является четкое конструктивное отделение навершия («коруны»), где обычно размещалось изображение Благовещения, от прямоугольных створок. При этом для навершия чаще использовалась более сложная архитектурная форма – подковообразная, щипцовая, раковиноподобная. реже – простая полуциркульная. На самих полотнищах, как правило, имеется четыре или шесть ниш-филенок, которые заполнялись орнаментом, рельефными или живописными изображениями. Характерной чертой убранства являются центральные валы-нащельники. орнаментированные в виде прорастающего древа, увенчанные мотивами цветущей лозы, крестами, шкурными «яблоками» с луковичными главками, а также валы, обрамляющие филенки с розетками и ромбами на них. На основу многих дверей крепились тонкие прорезные пластины. положенные на красные и синие фоны. Приведем наиболее существенные примеры. Четкое конструктивное отделение навершия от прямоугольных створок подчеркивается использованием подковообразной формы щита в древнейших русских дверях второй половины XIII в. (ил. 4) из погоста Кривое (ГП) 1024 . В навершии изображено Благовещение, а на главном поле створ – фигуры святителей в рост. Василия Великого и Иоанна Златоуста . На плоскостных полотнищах выделен средний вал, расписанный «полилитией». В более поздних памятниках упомянутая подковообразная форма щита значительно увеличивается в своих пропорциях, как. например, в царских дверях 1566 г. из Ярославского музея 1025 . Некогда обрамлявшая навершие ажурная полоса орнаментальной резьбы еще более акцентировала внимание на этой причудливой форме. Вся остальная поверхность врат заполнена положенной на синие и красные фоны сквозной рельефной резьбой. Узкие прорезные валики разделяют на равные четыре части полотнища створок. В киотцах навершия изображено Благовещение, а в четырех филенках – евангелисты. Для нас существенно. что подковообразная форма навершия получила широкое распространение в убранстве царских дверей средневековой Руси. Мы находим ее устойчивое повторение во вратах XV–XVII вв., в которых оформление венчающих частей насыщается дополнительными деталями по сравнению с более ранними памятниками XIII–XV вв. Но форма щита при этом остается прежней. Обогащение резными деталями венчающих частей царских дверей происходило одновременно е усложнением иконографии. В этом мы видим потребность максимально прокомментировать семантику форм. Например, в выемчатой резьбе царских врат из церкви Исидора Блаженного и Ростове 1026 воплощен весь цикл Страстей Христовых. Отметим, что в памятниках XVII в подковообразная форма практически нивелируется. она стремится к обычной полуциркульной ввиду необходимости полностью перекрывать в глухой непрозрачной стене иконостаса арочный проем. ведущий из наоса в алтарь. |
| Назван по основному собору (первоначально деревянному) и протекающей поблизости речке Кукса. Существующий собор Спаса Преображения возведен в 1673 г. Несколько позднее, в кон. XVII в., были построены зимняя церковь Введения и шатровая отдельно стоящая колокольня. Известно, что кроме этих сохранившихся до наших дней сооружений в комплекс входила деревянная Покровская церковь (время ее строительства не установлено). Монастырь окружала кирпичная ограда, разобранная в 1940-е гг. В 30-е гг. XIX в. в монастыре проводились строительные работы, во время которых вместо разобранного Покровского храма был устроен придел во Введенской церкви, пристроено крыльцо к колокольне, изменено покрытие и форма глав в обоих храмах. Монастырь занимает территорию прямоугольной формы. В ансамбле доминирует крупный объем пятиглавого Преображенского собора. К югу от него стоит небольшая одноглавая церковь Введения. Расположенная между ними столпообразная шатровая колокольня замыкает небольшой дворик между ними с запада и одновременно фиксирует главную ось ансамбля. Все сооружения возведены из кирпича. Введенская церковь побелена по обмазке, следы обмазки сохранили также собор и колокольня. Самый древний из существующих в области монастырских комплексов, включающий выразительные по архитектуре культовые сооружения в стиле, характерном для владимиро-суздальского зодчества XVII в. Преображенский собор. Яркий образец крупного монастырского собора, традиционного по структуре и характерного для владимиро – суздальской архитектуры XVII столетия. В результате позднейших переделок изменена форма глав. Южный вход заменен окном, а крыльцо и паперть перед ним разобраны; у западного фасада устроен широкий и низкий притвор. В центральном куполе изображена “Новозаветная Троица”, на парусах – евангелисты, на сводах – евангельские события после Воскресения. На южной и северной стенах композиции Нового Завета расположены в четыре яруса. Среди них выделяются “Бичевание Христа” и “Коронование терновым венцом” (северная стена). На столбах в три яруса помещены сцены из Евангелия, на откосах окон и прилегающих к ним простенках написаны святые. Заслуживают внимания барочные орнаментальные композиции, включающие церковные атрибуты, между окнами 1 и 2 света и на подпружных арках, где написаны раковины, головки херувимов и изображения святых на фоне барочной сетки. Иконостас в русском стиле характерен для кон. XIX в. Это – внушительных размеров четырехъярусное сооружение, завершенное иконой “Воскресение” в фигурном обрамлении. Иконы и киоты у столбов выполнены также в конце XIX в. |
| Собор принадлежал к типу русской трапезной церкви, получившей широкое распространение в ранний период развития сибирского каменного зодчества в первой четверти XVIII века. Обнаруживая тесную общетипологическую взаимосвязь с современными постройками других центров каменного строительства Урала и Сибири — Троицким собором в Верхотурье (1703-1710 гг.), Благовещенской церковью в Тюмени (1700-1704 гг.), Спасской церковью (1706-1710 гг.) и Богоявленским собором в Иркутске (1718-1746 гг.), енисейский Богоявленский собор обладал рядом своеобразных черт. Его пропорциональный строй, весь архитектурный образ были глубоко индивидуальны. В представительном архитектурном облике здания конструктивный тип " восьмерик на четверике " — основное композиционное достижение русского зодчества конца XVII века сочетался с широтно скомпанованной трапезной, изначально включавшей в себя северный придельный храм Сергия Радонежского. Такое построение трапезной при продольно осевом развитии плана здания, восходит к бесстолпным храмам, получившим широкое распространение в посадском строительстве Москвы во второй половине XVII столетия. В отличие от пятиглавых композиций храмовых венчаний многих современных Богоявленскому собору уральских и сибирских культовых построек, архитектурная композиция его храмового объема завершалась одноглавием. Как и крещатая расстановка глав храмового пятиглавия Троицкого собора в Верхотурье и Богоявленского собора в Иркутске одноглавие енисейского собора являлось, хотя и относительно редким , но весьма характерным для сибирского каменного зодчества первой половины XVIII века архитектурным " украинизмом " . Присутствие в архитектуре Богоявленского собора украинизирующих черт не случайно — сибирская культура 18 века была насквозь проникнута влияниями Украины, благодаря деятельности тобольских митрополитов, чью кафедру с конца XVII века занимали украинские церковные иерархи. Важной стилеобразующей чертой архитектуры Богоявленского собора была барочная форма пластически очерченной кровли храмового восьмерика, образцом которой, возможно, была форма кровель Троицкого собора в Тюмени (1708-1715 гг.). Особое значение для раскрытия строительной истории Богоявленского собора и изучения процесса развития его архитектурной композиции имеет рисунок Богоявленского собора, недавно обнаруженный нами в фондах тобольского филиала государственного архива Тюменской области. |
| Относительно времени постройки нынешнего здания до сих пор ведутся споры. Основная версия - 1698 год, то есть уже петровская эпоха. Под этим годом в документальных источниках зафиксировано освящение нового соборного храма, возведённого на средства стольника Евстрата Алымова. По другой версии, Алымов жил гораздо раньше, в первой половине XVII века, и закончил строительство храма в 1626 году; при этом приступил к возведению восемью годами раньше другой исторический персонаж - воевода Василий Барятинский, прямой потомок князя Романа Михайловича Брянского. Однако в таком случае неясно, почему собор столько десятилетий стоял неосвящённым; к тому же по архитектуре он гораздо ближе именно к концу XVII века, а не к его первой половине. Церковь относится к популярному в это время типу бесстолпного пятиглавого храма, причём боковые главы ориентированы не по углам крыши, а по сторонам света, в чём усматривается украинское влияние. Вместе с тем, форма куполов и соотношение размеров (все пять главок - достаточно небольшие, а центральная немногим больше боковых) характерны для великорусского зодчества. Ещё одна узнаваемая черта эпохи - храм построили двухэтажным, с тёплым нижним и неотапливаемым, зато более просторным и светлым верхним этажом. Верхнюю церковь освятили в честь Покрова Пресвятой Богородицы, наследуя прежним посвящением здешних храмов - именно под названием Покровской стоявшая здесь церковь всегда была известна жителям Брянска. Нижний же зимний придел освятили во имя святителя Алексия, митрополита Московского и всея Руси чудотворца. Живший в XIV веке святитель бывал в Брянске; известно, что он служил литургию именно в старом Покровском храме, когда тот ещё не был кафедральным собором. Перестройка Покровского собора в камне совпала с обновлением и самой брянской крепости. Пётр I придавал немалое значение Брянску не только как торговому городу, но и как военному центру, - он повелел заготовлять в этом славившемся своими лесами крае древесину для постройки кораблей, а уже после его смерти здесь появилась настоящая верфь, на которой построили целую флотилию для войны с Турцией. Правда, до прямой военной угрозы городу при Петре Великом дело так и не дошло, и новую крепость по прямому назначению никогда не использовали. К ХХ столетию она пришла в руинированное состояние, и Покровский храм окончательно перестал быть крепостным. |
| Колокольня, образованная четвериком и двумя почти равновеликими восьмериками (верхний сквозной ярус звона), разделенными только узкой полосой прямого, украшенного кирпичным декором карниза и оформленными по граням трехчетвертными колонками, завершена не шатром, а главкой на высоком барабане - один из ранних примеров подобного завершения колокольни. Источник: www.rin.ru Церковь Всех Святых, что на Кулишке, находится на Варварской площади при начале Солянки. Построена в княжение Димитрия Донского в память православных воинов, убиенных в сражении на Куликовом поле 8 сентября 1380 г. На хоругви, сохранявшейся еще в 1796 г., была надпись, что церковь за ветхостью перестроена в 1687 г. ноября в 20 день. В летописях об этой церкви «на Кулишке» упоминается только с 1488 г. Рассмотрение подробностей архитектуры может подтвердить, что главный храм конца XIV ст., и что некоторые пристройки, переделки, а также обработка стен относятся к концу XVII ст. Все здание состоит из явно разновременных частей, присоединявшихся одна к другой без заранее обдуманного плана. Особенно обращает на себя внимание, что приделы выстроены в ряд и находятся с одной южной стороны главного храма. Сначала церковь состояла из довольно просторного квадрата на подклете и одноабсидного алтаря. Были три входные двери с полукруглыми арками; арки сохранились, но их украшения на юге и на западе уже нет: они стесаны, когда эти выходы стали не наружу. При северной арке есть украшения, тождественные с украшениями западной входной арки внизу у Успения на Крутицах, т.е. позднейшие. Окон было девять, все верхнего света. Старой формы сохранились только два окна с древними решетками крайние на северной стороне. Шесть окон расширены в 1687 г. и снабжены решетками, характерными для конца XVII ст. При рассмотрении нарушена симметрия, простенки оказались разной величины. Девятое окно заложено вследствие построения перед ним колокольни. Старая форма окон в полной ясности определяется снаружи по заложенному окну и по двум фальшивым окнам восточной стены над алтарем. Такие же фальшивые окна сделаны для украшения стен и на алтарной абсиде. |
| В христианских храмах такие апсиды строились, как правило, в восточной части и в них размещался алтарь. Следует отметить, что подобное архитектурное решение и прямоугольная либо многогранная форма апсиды, как правило, характерна для русского деревянного зодчества конца XVII века, что позволяет предположить существование деревянной церкви, послужившей прообразом для строительства каменной. Двухъярусный четверик центрального объема с четырехскатной крышей (внутри сопряжение выполнено в виде изящного четырехлепесткового купола), на котором размещается меньший четверик (световой с 2 оконными проемами) 3 яруса , завершающийся небольшой шейкой, шатровым покрытием и луковичной главкой с крестом. Малый четверик практически отделен от основного объема, соединяясь лишь через квадратное отверстие в куполе, перекрытое металлической крышкой. Живопись в интерьерах церкви не сохранилась. Для освещения храма предусмотрены 3 окна нижнего (с железными решетками) и 4 окна меньшего размера верхнего яруса на южном и северном фасадах; в апсиде также имеются два оконных проема с восточной и южной сторон. Сооружение выполнено из кирпича, снаружи и внутри оштукатурено и выбелено известкой. Внутреннее пространство прямоугольного в плане объема перекрыто сомкнутым четырехлепестковым (крестовым) сводом. Фундаментом служат крупные каменные глыбы, которые также использовались для установки деревянных лаг при устройстве полов. Для стен и кладки сводов использовался кирпич на известковом растворе; размеры кирпича были крупнее настоящих и неодинаковые (длина 7,5 вершка, ширина 3,7 вершка и толщина 2 вершка). Материал для устройства крыши церкви был разным: железо и тес; такой же материал использовали для главки и креста. Архитектурный декор фасадов скромный, выполнен из кирпича. Окна арочные, наличники состоят из тонких полуколонок с полукруглыми сандриками (небольшой карниз), декоративные пояса поребрика и двухскатные (трехугольные) франтоны завершают южную и северную фасадные плоскости. Трапезная Объем трапезной (престол Рождества Христова) представляет собой бесстолповый одноярусный четверик (шириной 12 сажень) с двухскатной крышей, внутреннее сопряжение выполнено в виде коробового свода с распалубкой. |
| В 1999 г. в мон-ре была возобновлена монашеская жизнь. В 2002 г. построен новый братский корпус. Ежегодно, в день памяти вмч. Георгия, в мон-ре проводятся торжественные культурные мероприятия. Архитектура В плане комплекс Д. с. имеет форму удлиненного овала, обусловленную рельефом местности. Церковь и постройки окружали массивные стены толщиной ок. метра. Объемно-пространственное решение церкви Д. с. следует визант. традиции. Это бесстолпный однокупольный храм с 3-апсидным алтарем, нартексом и открытыми портиками с севера и юга. Неправильная форма высокого барабана, близкая к кубической форме, и фланкирующие нартекс 2 высокие башни («ступови», от к-рых храм и получил название) характерны для романской архитектуры. К ее признакам относится также кладка из квадров грубо отесанного камня и декор в виде плоских лизен и ползучих ломбардских аркатур. Архитектуре храма Д. с. близка по стилю архитектура ц. Петра и Павла в Биело-Поле (кон. XII в.; см. ст. Биело-Польские церкви ), но есть и отличие: в Д. с. подчеркнута крестообразность и отсутствуют портики. В меньшей степени различаются Д. с. и ц. св. Николая в Куршумлии (60-е гг. XII в.; в целом храм в визант. стиле, но имеет 2 башни с запада - см. Куршумльский мон-рь ). Поиски византийско-романского синтеза в архитектуре Д. с. и др. серб. памятников 2-й пол. XII в. подготовили создание храма в мон-ре Студеница (ок. 1196), ставшего образцом для последующих построек т. н. рашской школы. В кон. XVII в., во время австро-тур. войн, обитель была частично разрушена, в нач. XVIII в. камни ее построек использовали для возведения тур. крепости в Нови-Пазаре. В 1722 г. по просьбе патриарха Печского Моисея (Райовича) разборка мон-ря была остановлена. В 1912 г., во время Балканской войны, и в 1941 г., после начала второй мировой войны, камень монастырских сооружений вновь использовался для строительства укреплений. Были разобраны юж. стена церкви с частью купола и часть припраты с башнями. После окончания второй мировой войны только капелла Драгутина имела крышу. Из древних построек сохранились цистерна с колодцем и часть стен, развалины др. построек были засыпаны землей. |
| приготовление иконных досок представляет все же и в северной России, при ее лесных богатствах, сложное хозяйство, требующее многолетнего процесса сушки приготовленных досок. Древнейшие новгородские, псковские иконы сохраняются прямыми и лишены разрывов, тогда как московские и суздальские оказываются вогнутыми, и их необходимо подвергать долгому распариванию, чтобы привести в должное состояние. Между тем, именно для московских писем применялись подвижные шпонки или распорки, вкладывающиеся в нарезки на задке иконы, написанной даже на одной доске. В старых иконах, ради вящего их сохранения, замечается даже особая штучная проклейка досок, для образования одной иконы. Напротив того, однообразные формы икон 2-й половины XVI и всего XVII в. указывают на огульную заготовку в массовых производствах, сведшихся, в конце концов, к выработке характерных типов русской «расхожей» иконы и «дешевки». Деисус со святыми. Средник иконы. Koh.XIV – нач. XV в. 48х35 см. ГТГ В эпоху расцвета русского иконописания в новгородской школе XVI в. и ранней московской того же времени икона стала называться «мерной». Определенный размер досок был установлен в это время не только для икон во всех ярусах иконостаса, но даже и для икон моленных, сообразно с их излюбленными темами, а равно и достоинством исполнения, а, следовательно, и ценностью: появляется определенная мера, шаблонный размер, с небольшими отклонениями. Производство икон настолько расширяется, что выработкой досок занимается ряд промышленников, и техника этой выработки достигает изумительного совершенства. Достаточно сравнить грубые доски икон так называемого «корсунского письма» с досками первых строгановских писем, чтобы и с этой стороны оценить подъем мастерства. Конечно, главное значение получили дощатые иконостасы и их сложная форма, выработанная к концу XV в. Известно, что греческие иконостасы, сложившиеся приблизительно в X–XI вв., сохранили основной состав и в XV в., и трудно отличить в греческих церквах и в сербо-болгарских иконостас XIV в. |
| Еще более проблематичной была реконструкция первоначального языка Евангелий. С кон. XVIII в. высказывалось предположение об арам. протографе Евангелия от Матфея, позднее оно распространилось и на синоптиков. Первоначальная арам. форма Евангелия от Иоанна не вызывала сомнений у нек-рых авторов уже с XVII в. Проблема осложнялась тем, что в качестве альтернативы арам. как разговорному и лит. языку в Палестине мог быть предложен не только греч. (κοιν), но и евр. Все же большинство авторов склонялись к «арамейскому решению» этой проблемы. Ю. Вельгаузен , занимавшийся выявлением семитизмов в 3 первых Евангелиях, пришел к выводу, что прежде всего Евангелие от Марка может послужить для реконструкции арам. протографа. Согласно К. Ф. Бёрни, к-рый обнаружил множество синтаксических арамеизмов у евангелиста Иоанна, автор 4-го Евангелия писал по-гречески, но в его стиле заметно, что разговорным для него был арам. Ч. Торри в 1933 г. пришел к выводу, что все 4 Евангелия, за исключением неск. глав в Евангелиях от Луки и от Иоанна, были переведены с арам.; это также было использовано в качестве аргумента в пользу ранней - до 70 г. по Р. Х.- датировки Евангелий. В то же время нек-рые исследователи продолжали отстаивать т. зр., согласно к-рым Иисус говорил и по-гречески (напр., A. Argyle), и по-еврейски (H. Birkeland). На протяжении XX в. в распоряжение лингвистов поступали новые тексты на А. я., публикация и интерпретация к-рых вносила коррективы в представления о языковой ситуации в Палестине того времени: палестинские таргумы из каирской генизы (найдены в 1890, полностью изданы только в 1986), арам. тексты из Кумрана и др. мест в районе Мёртвого м., «Таргум Неофити» (найден в б-ке Ватикана в 1956), эпиграфический материал из Палестины и множество документов, обнаруженных за пределами Палестины. К. Байер подвел нек-рые итоги и сделал оригинальные выводы о диалектном членении А. я. Он собрал в одном томе (1984) все известные арам. тексты, написанные в Палестине со II в. до Р. Х. по VII в. по Р. Х., снабдил их комментариями, словарем и грамматикой. Байер утверждает, что разговорным для Иисуса был галилейский арам., о к-ром наилучшее представление, по мнению ученого, дают пословицы и фольклорные истории, сохранившиеся в Иерусалимском Талмуде и в палестинских мидрашах. Что же касается новозаветного арам., то он отражает арам. диалект Иудеи - т. о., подтверждается представление о том, что грекоязычный мир воспринял предание об Иисусе через Иерусалим. В вышедшей в 1999 г. работе свящ. Леонид Грилихес приходит к выводу о существовании евр. протографа Евангелия от Матфея, легшего в основу устной арам. проповеди ап. Петра , переведенной в свою очередь на греч. язык ап. Марком . Основные характерные черты А. я. |
| Значительным вкладом в науку явились исследование Н. Сперовского «Старинные русские иконостасы», до сих пор не потерявшее своей актуальности и обогатившее нас знаниями о многих редких позднесредневековых памятниках 3 . В этом ряду должна быть рассмотрена и небольшая книга Д.Н. Тренева с характерным для эпохи подробным названием «Иконостас Смоленского собора московского Новодевичьего монастыря – образцовый русский иконостас XVI–XVII веков, с прибавлением краткой истории иконостаса с древнейших времен» 4 . Несколько статей по различным темам, связанным с иконостасом, были написаны в последние предреволюционные годы Н.Д. Протасовым 5 . Круг его интересов был необычайно широк и простирался от алтарных преград в пещерных храмах Южной Италии до московских иконостасов XV в. Проблемой происхождения иконостаса, его эволюцией и символикой много занимался Е.Е. Голубинский , который посвятил теме специальную статью 1872 г., а почти 30 лет спустя обобщил достижения русской дореволюционной науки в специальных разделах своей фундаментальной «Истории русской церкви» 6 . Автор впервые попытался представить общую картину происхождения иконостаса из византийской алтарной преграды. Этот процесс он представил как постепенное разрастание иконного убранства от одной иконы над царскими вратами до сплошной стены. Сильной стороной исследования Е.Е. Голубинского было использование большого числа как греческих, так и русских письменных источников. Его труд на долгие годы стал главным ориентиром для исследователей русского иконостаса. Среди публикаций послевоенного времени можно выделить статью В.Н. Лазарева, систематизировавшего данные о декорации византийского темплона 7 . По мнению исследователя, трансформация алтарной преграды в иконостас была длительным и постепенным процессом, резко ускорившимся около середины XIV в., когда проемы между колонками темплона стали заполняться иконами. Этот процесс, начавшийся в Византии под воздействием исихазма, получает свое логическое завершение на русской почве. Надо сказать, что интерес исследователя к теме проявился в более ранней статье 8 . Анализируя два оглавных «Деисуса» XII–XIII вв. из ГТГ, В.Н. Лазарев обосновывает мысль, что именно такие Деисусы, расположенные над царскими вратами алтарной преграды, явились исходной точкой в развитии высокого иконостаса. Исследователь не исключил возможности параллельного развития нижнего ряда икон под архитравом и сделал обобщающий вывод: «Из слияния местного и деисусного ярусов, к которым позднее присоединились праздничный и пророческий, сложилась классическая форма русского иконостаса». |
|
|
