| Мы то с вами знаем, что это происходит от легкости восприятия заранее приготовленной информации и нежелания потрудиться умом, призывая благодать Божью. Но что мы с вами еще можем сделать для несчастных людей, оказавшихся в плену у дьявола, кроме разумеется молитвы? Может как-то писать в контексте не для нас, исповедающих Христа, а с любовьь и заботой в адрес тех, кто еще на грани и может быть спасен??? Спасибо! Вера 22 февраля 2014, 16:16 Уважаемый Валерий Духанин! Прежде всего я вам выражаю благодарность за статью! Спасибо! Для меня это особо больная тема, так как мои родной отец и брат всецело окунулись в этот омут и тащут за собой всех, кто попадается на пути. В частности и мне пытаются " открыть глаза " , с немалой долей агрессии навязывая путь к смерти души. Мое единственное средство борьбы - молитва. Но что я могу, если отрекшихся от Христа и в Храме то нельзя поминать... Но понимаете в чем вопрос, я вашу статью читала практически по слогам, то есть внимательно, одновременно сокрушаясь за тех, кто встал на губительный путь. Но вы же видите по некоторым отзывам, те кто " полюбил " левашова, тверды. Прочтение ими данной статьи будет для них провокацией, но не вразумлением. " ... " Денис 20 февраля 2014, 17:55 Сергей, если бы этот парень убил кого-то не поделив бабу или коллекцию эротических фото. То это логично было бы объяснить его как вы выразились тем, " что у данного Человека страница в социальной сети на 80% заполнена записями, которые соответствует низменным нравственностям " Однако он убил старую свечницу в православном храме. Значит нужно другое объяснение. Одно их таких объяснений и сделано в обсуждаемой нами статье. matucov@yandex.ru 20 февраля 2014, 17:47 Павлу, я в молодости увлекался русским неояычеством (родноверием) и если бы не встреча (сначала виртуальная) с одним православным священником, хорошо разбиравшемся в истории. То вполне вероятно ныне православие было бы для меня чуждою верою. Так что надо объяснить в надежде, что хоть до кого-то дойдёт! |
| 21 Когда это дошло до посланника Аллаха, он сказал: «Кто отомстит за меня дочери Марвана?» Эти слова посланника Аллаха услышал Умайр ибн Адий аль-Хатми, находившийся при нем. В тот же день, с наступлением ночи, он пришел к ней в дом и убил ее. Потом он встал утром вместе с посланником Аллаха и сообщил ему: «О Посланник Аллаха! Я уже убил ее». пророк сказал: «Ты помог Аллаху и Его Посланнику, о Умайр!» Умаир спросил: «Совершил ли я грех , убив ее, о, посланник Аллаха?» пророк ответил: «Дело ее совершенно бесспорное» «Жизнеописание…», глава поход Умайра ибн Адия для убийства Асмы бинт Марван. 23 Аль-Бухари 268. Сообщается, что (однажды) Анас … сказал: «В течение дня и ночи пророк обходил (всех) своих жён, а их было одиннадцать». Его спросили: «Неужели такое было ему под силу?» (Анас) ответил: «Мы часто говорили (друг другу), что он был наделён силой тридцати (мужчин)». 24 К33:37. И вот ты говорил тому, кого облагодетельствовал Аллах и кого ты облагодетельствовал: «Удержи при себе свою жену и побойся Аллаха!» И ты скрывал в своей душе то, что обнаруживал Аллах и боялся людей, а между тем Аллаха следует больше бояться. Когда же Зайд удовлетворил свое желание по отношению к ней, Мы женили тебя на ней, чтобы для верующих не было стеснения с женами их приемышей, когда они удовлетворят свои желания. Дело Аллаха свершается! К33:38. Нет на пророке греха в том, что установил Аллах для него, согласно обычаю Аллаха, относительно тех, которые были раньше. Дело Аллаха было решением предрешенным. 25 К111:1–5. Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Пусть пропадут обе руки Абу Лахаба, а сам он пропал! Не помогло ему его богатство и то, что он приобрел. Будет он гореть в огне с пламенем и жена его (тоже) – носильщица дров, на шее у нее – (только) веревка из пальмовых волокон. 27 Сераль – (от тур. saray – дворец) название султанского дворца и его внутренних покоев, и в частности, гарема султана. 29 Этельберт I – король королевства Кент (с 591 года). Первым из кентских королей принял христианство, за что после смерти был канонизирован. |
| 102, 1–2; 4–7 Александр велел войску идти вдоль реки навстречу флоту, а сам стал спускаться по реке к Океану и вошел в страну самбастов. (2) По многочисленности мужского населения и по его доблести они не уступают ни одному индийскому племени. Живут они по городам, которые управляются народом; (...) (4)Александр (...) согласился на мир; (...) После этого он присоединил к себе содров и массанов, живущих по обеим сторонам реки. В этих местах у реки он основал город Александрию, набрав для него 10 000 жителей. (5) После этого он направился в земли царя Мусикана; захватив покоренного властелина, он убил его, а народ подчинил себе. Сразу затем, вторгшись во владения Портикана, он с ходу осадил два города, разрешил солдатам их разграбить и велел сжечь дома. Самого Портикана, бежавшего в неприступное место, он настиг и убил в бою. Все города, находившиеся под его властью, он взял и уничтожил, наполнив страхом соседей. (6) Сразу затем он опустошил царство Самбы; большинство городов уничтожил, жителей обратил в рабство и перебил 80 000 варваров. (7) Такие бедствия обрушились на племя так называемых брахманов. Остальные пришли с ветвями умоляющих; он наказал наиболее виновных и отпустил остальных. Царь Самб с 30 слонами бежал к границам Индии и таким образом спасся. 103, 1–8 Пограничный город брахманов, Армателия, горделиво полагался на мужество своих жителей и на свою неприступность. Александр отправил туда небольшое число легковооруженных, приказав завязать военные действия, а если враг выйдет, то обратиться в бегство. (2) Отряд в 500 человек принялся штурмовать стены, но вызвал к себе только пренебрежение. Из города вышли 3 000 воинов; те притворились испуганными и бросились бежать. (3) Царь с небольшим отрядом встретил преследователей; в жестокой битве одни варвары были убиты, другие взяты в плен. Немало царских воинов было ранено и находилось на краю гибели, (4) так как варвары смазывали свое оружие смертельным ядом. Полагаясь на его силу, они и вышли, чтобы решить боем свою судьбу. Яд этот получали из каких-то змей: их ловили и, убив, клали на солнце. (5) От зноя змеиные трупы становились мягкими, из них вытекала жидкость: в этой влаге и заключался змеиный яд. Раненый сразу впадал в оцепенение, вскоре начинались жестокие боли; судороги и дрожь сотрясали все тело. Кожа становилась холодной и синей; больного рвало желчью; из раны текла черная пена, и начиналась гангрена, быстро бежавшая по главным частям тела; смерть была ужасной. (6) Одинаковая судьба ожидала и тех, кто получил большие раны, и тех, кого случайно и слегка оцарапало. (...) (7) (...) Царь увидел сон: ему приснился дракон, который держал в пасти траву, объяснял ее свойства и силы и говорил, где она растет. (8) Проснувшись, Александр разыскал траву, растер ее, обложил ею тело Птолемея, дал ему выпить – и поставил его на ноги. Знакомство с этим полезнейшим растением спасло и остальных, лечившихся таким же образом. |
| Одно из писем блаженного Августина представляет собой трактат на тему сошествия во ад. В этом письме Августин отвергает традиционное и общепринятое понимание 1Пет. 3:18–21 . Во-первых, он не уверен в том, что речь может идти о тех, кто действительно покинул эту жизнь, а не о духовно мертвых – не уверовавших во Христа. Во-вторых, он высказывает весьма неожиданную идею о том, что после исшествия Христа из ада память о Нем в аду не сохранилась. Следовательно, сошествие во ад было «одноразовым» событием, имевшим отношение только к тем, кто на тот момент находился в аду. В-третьих, наконец, Августин вообще отвергает возможность для людей, не уверовавших во Христа на земле, уверовать в Него в аду, называя такую идею «абсурдной». Учение о том, что из ада были выведены Христом не все, а только избранные, развил в VI веке святитель Григорий Двоеслов . Он утверждал, что Христос, сойдя во ад, не умертвил его, но лишь «уязвил» (букв, «укусил») его, то есть одержал некую частичную, неполную победу над ним. Здесь уже налицо существенное расхождение между Григорием Двоесловом и традиционным раннехристианским пониманием: «Избранные (воскресшим Христом), которые, хотя и пребывали в покое, однакоже содержались в заклепах адовых, ныне приведены к наслаждениям рая... Он «всех привлек» (к Себе) (см.: Ин. 12:32 ), ибо никого из избранных Своих не оставил в аду (см.: Ос. 13:14 ). Всех вывел (из ада), особенно избранных. Ибо даже некоторых неверующих и за свои преступления преданных вечным наказаниям Господь, воскресая, предуготовал к помилованию, но исхитил из заклепов адовых тех, которых за веру и дела признал Своими. Поэтому Он справедливо говорит через Осию: «Я буду смертью твоею, смерть; Я буду уязвлением твоим, ад»... Итак, поскольку Он в избранных Своих окончательно убил смерть, то и сделался смертью смерти. Поскольку же из ада часть вывел, а часть оставил, то не убил окончательно, но уязвил ад». Учение о том, что Христос, сойдя во ад, «часть вывел, а часть оставил», не встречается ни у ранних латинских, ни у восточнохристианских авторов. Как в греческой, так и в латинской патристике говорилось либо о том, что Христос вывел из ада всех, либо что Он вывел некоторых (праведников, святых, патриархов и пророков, «избранных», Адама и Еву и т.д.), но при этом не уточнялось, кого Он не вывел из ада. Григорий Двоеслов довел августинианское учение об изведении Христом «избранных» до логического завершения. |
| А суды людей о людях, неизбежные в гражданских обществах, в каком бы мире они ни находились: каковы они, как жалки, какое представляют собою скорбное зрелище! Ведь судят те, которые не могут знать совести тех, кого судят. Поэтому часто бывают вынуждены пытками свидетелей отыскивать истину по чужому для свидетелей делу. А когда кто-нибудь подвергается пыткам по собственному делу, и терзают его, доискиваясь, виноват ли он, и он, будучи невинным, терпит слишком ведомые казни за неведомое злодеяние не потому, что он совершил его, а потому, что не знают, что он его не совершал? Неведение судьи почти всегда бедствие для невинного. А что еще невыносимее, что должно еще более вызывать скорбь и быть омыто, если бы только это было возможно, потоками слез, — так это такое несчастное последствие человеческого неведения, когда судья, подвергнув обвиняемого пытке для того, чтобы не убить по неведению невинного, убивает истерзанного пытками и невинного, кого пытал, чтобы не убить без вины. Предпочти последний согласно их мудрости скорее убежать из этой жизни, чем терпеть упомянутые пытки, он сказал бы этим, что совершил то, чего не совершал. Осудив и убив его, судья еще не знает, виновного или невиновного он убил, пытая, чтобы не убить по неведению без вины; и выходит, что он терзал невинного, чтобы узнать, и убил потому, что не знал.Будет ли мудрый в этом мраке общественной жизни отправлять должность судьи, или не будет? Будет, конечно. Его привязывает, его влечет к этой должности человеческое общество, изменить которому он считает преступлением, но при этом он не считает преступлением, что невинные свидетели подвергаются пыткам по чужим делам; что обвиняемые, часто не вынося страданий и давая о себе ложные показания, подвергаются и наказаниям без вины после того, как без вины подвергались пыткам; что если они и не наказываются смертью, то очень часто умирают от самих пыток; что иногда и сами обвиняющие, желавшие, быть может, принести пользу человеческому обществу (чтобы преступления не оставались безнаказанными), вследствие лжи свидетелей, вследствие необыкновенной твердости в пытках самого виновного, подвергаются от судьи по неведению осуждению потому, что не в состоянии доказать того, в чем обвиняют, хотя бы обвиняли и справедливо. Все это и подобное этому зло он грехом не считает, потому что мудрый судья делает это не по желанию вредить, а по необходимости неведения; а насколько вынуждает к этому человеческое общество, и по необходимости суда. Итак, если это — не злость мудрого, то, по крайней мере, бедствие человека, о котором мы говорим. Или для него, когда по необходимости неведения и суда он терзает пытками и казнит невинных, мало быть неответственным, а нужно быть еще и блаженным? Насколько справедливее и достойнее человеку признаться в этой необходимости бедствия и ненавидеть его в себе, а если он мудрствует благочестиво, восклицать к Богу: «Выведи меня из бед моих» (Пс. XXIV:17)! |
| Что бы ни совершал человек, он делает это не под влиянием только одного мотива – в его душе непременно оказывается целый букет устремлений самого разного толка, и внимательный взгляд всегда обнаружит там «змею под цветами» – гаденькую, пошленькую, корыстно-похотливую мыслишку. Исходя из вышесказанного, можно уяснить странную позицию святых по отношению к самим себе. Даже будучи явно исполненными дарами благодатью Святого Духа, они совершенно искренне называли себя последними из грешников, «недостойными развязать ремень обуви Христа». Здесь нет никакого конфессионального позерства или привычки к самоумалению. В отличие от нас, святые попросту видели свою «змею под цветами», примесь зла и в совершенных ими великих делах, и даже совершая подвиги или особые дела милосердия, справедливо полагали, что «по-прежнему так и не приступили к делу покаяния». Все, что бы мы ни делали, получается в буквальном смысле «с грехом пополам» Итак, все, что бы мы ни делали, получается в буквальном смысле «с грехом пополам». Особенность же греха состоит в том, что он всегда рикошетит по делающему его человеку, вне зависимости от того, на кого именно был направлен. Как констатировал герой другого романа Достоевского Родион Раскольников, «я не старушку убил – я себя убил». Всякое совершенное нами дело неизбежно оседает в нашей душе язвой греха. Царь и псалмопевец Давид говорит: «вино веселит сердце человека» (Пс.103,15). Нельзя не согласиться, но требуется уточнить: оно действительно веселит, но только не в том случае, когда у человека есть гастрит или язва желудка. Откуда вокруг столько скорбящих и озлобленных, живущих при этом в полном достатке? Ничто не радует того, кто неспособен радоваться и пребывает в болезни. «Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? И какой выкуп даст он за душу свою?» (Мф. 16, 26). Когда человеку и красоты целого мира мало для радости, он не может быть счастливым. А Бог хочет, чтобы человек был счастливым, и потому «разбивает кувшин». Он подвергает нас «химиотерапии смерти», чтобы с ее помощью разделить нас с роковой болезнью. Умирать страшно. Иногда – болезненно. Но необходимо. Поэтому через смерть должны пройти все. Даже Божия Матерь, Которая не совершила личного греха. Священное Писание знает имена тех, кто живыми были восхищены на небо, но традиция однозначно говорит, что в последние времена и они тоже должны будут пройти через этот фильтр смерти, чтобы отсечь от себя всякое зло. Возможно, именно это имел в виду апостол Павел, когда говорил: «Для меня смерть – приобретение» (Флп. 1, 21). |
| Кто покровительствует известному негодяю, дает ему убежище и т. под., тот делается и участником его действий. Тоже должно сказать о тех, которые заведомо покупают вещи украденные. Они грешат против правды и обязаны возвратить вещи тем, у которых они похищены. Виновны и те, которые, быв обязаны по закону препятствовать вреду, наносимому другим, не препятствуют. Это бывает тогда, когда молчат, имея долг говорить, когда не останавливают, имея долг останавливать, когда не открывают виновного, имея долг открыть. Духовник по своей слабости, или по страху, или по другим каким-либо худым причинам разрешивши обязанных сделать вознаграждение от сего долга, или умолчавши пред ними об обязанности вознаградить вред, должен сам вознаградить его. Вознаграждение за вред нанесенный убийством, изувечением и ранами Тот, кто убил, изувечил, или ранил несправедливо человека, обязан, даже прежде судебного приговора, вознаградить, по возможности, вред им причиненный. Это вознаграждение, разумеется, не касается лишения жизни, ни потери члена, ни болезней, причиняемых ранами, ибо это по самому свойству своему не может быть ценимо на деньги. Вознаграждение касается только издержек за лечение и внешнего вреда, происходящего от умерщвления, или от изувечения, или ран, которые не позволяют раненому заниматься делами в продолжение известного времени. Виновный обязан вознаградить за все это. Убийца обязан доставить наследникам умершего необходимое содержание и также вознаградить случайные издержки за лечение и потерю выгод, в продолжение всего времени лечения. Если же умерший, перед смертию не только простил убийцу, но и освободил от обязанности удовлетворения, то виновный уже не обязан делать удовлетворения наследникам, когда это прощение было совершенное и вполне добровольное. Но если смертельно раненый только объявил перед смертью , что он прощает своего убийцу, то надобно на это объявление смотреть, как на прощение личного оскорбления, но не как на освобождение от обязанности вознаграждения. Обязанности того, кто убил, или изувечил, или ранил кого-либо, переходят к его наследникам. Если он не вознаградил вреда, который причинен им, то его наследники обязаны, каждый из своей части, вознаградить оный. Эта обязанность остается и тогда, когда виновный, по распоряжению правительства, казнен смертию. Можно только исключить тот случай, когда сами наследники не требуют вознаграждения. |
| 76. Магистру Филоксену. О том, что нет ничего выше добродетели. Ни медное изваяние, блещущее золотом и расписанное красками, ни олимпийский венец, ни богатство, ни красота, ни сила, ни начальство, ни царство, ни что-либо иное из почитаемого великим не важно и не стоит стараний, потому что уступает времени и истребляется, и предается забвению. Одна добродетель имеет общеизвестную и бессмертную славу: она и времени не уступает, и забвением не покрывается, и истребления не знает, но достоинство ее и юно, и цветуще, и свежо. Ее-то людям благомыслящим справедливо приобретать всеми силами. 77. Пресвитеру Феодоту. О достославной смерти нашего Спасителя. Думай так: грех - дрова, а смерть - огонь. В чем находила она свойственную ей пищу, то и пожирала. Не найдя же ее во Христе, естественным образом угасла, лучше же сказать, умерла. 78. Схоластику Феодосию. Закон, о премудрый, есть превосходный урок правоты, не тех исправляющий, которые идут правильно, но сдерживающей стремления тех, которые ведут себя бесчинно. Почему и Ап. Павел сказал: праведнику закон не лежит (1Тим.1:9). А Евангелие есть поощрение к любомудрию не столько страхом, сколько обетованиями, окрыляющее приверженность в любителях добродетели. Посему, послушные ему не по страху закона, но вследствие предпочтения лучшего неослабно держатся добродетели. 79. Схоластику Исидору. Суд о делах, наилучший, выносится, смотря по намерениям. Поэтому тот, кто произвольно нанес рану, но не убил, признается более виноватым, нежели тот, кто убил, но не имел на то намерения; и произвольно ранивший непременно наказывается, а невольно убившему делается снисхождение. Если кто, взяв меч, ходит по дорогам, намереваясь кого-нибудь убить, но, не найдя никого, возвращается, не исполнив намерения, то не избегает он приговора, что он - убийца, поскольку признается таким по тому, что предпринял, а не по совершению дела. Так и женщина, которая очень наряжается и ходит по торгу или выглядывает в окно для того, чтобы уловлять юношей, хотя и не сможет уловить, осуждается, как уловившая, поскольку со своей стороны она сделала все: и яд растворила, и силок поставила, и сеть раскинула со всем старанием. А если и мужчина для той же цели будет наряжаться изысканнее, нежели свойственно мужчине, то и он подпадет неминуемому осуждению, хотя и не найдется пожелавшей вкусить приготовленного пития. |
| А сам он без воли Божьей, хоть и злорадный, и лютый, и непримиримый наш враг, не только нас, людей, не поработит, но даже и свиней или стад воловых или других скотов без воли Божьей. Все это засвидетельствовано в Евангелии. А лучше поймете, прочтя в другом священном толковании златого языка. Тех, кого смог удержать в память, я перечислил среди княжеских родов. О избиении боярских и дворянских родов . Попробую теперь написать, насколько даст мне Господь память, о великопанских, а по-ихнему, боярских родах. Убил он человека светлого родом Ивана Петровича, бывшего уже в преклонном возрасте, и жену его погубил Марию, действительно святую, у которой прежде, еще будучи молод, единственного возлюбленного сына оторвал от груди и голову ему отрубил – Ивана, князя Дорогобужского из рода великих князей тверских. Отец его был убит в битве с казанскими татарами, а младенец остался один на руках у матери. И она во святом вдовстве воспитала его до восемнадцати лет. О его смерти я вскользь упомянул, когда писал эту хронику, что убит он вместе со знатным юношей, двоюродным своим братом князем Федором Овчиной. И так разгорелся царь против этого Ивана, что не только слуг его, мужей-шляхтичей, различными пытками пытал и убил с семьями, но и города и села – а тот имел большую вотчину – все пожег, сам участвуя в набеге своих опричников, кого где нашел, ни жен, ни детей, сосущих при сосцах материнских, не пощадил, а в конце, говорят, велел ни одной скотины в живых не оставлять. О Иване Шереметеве . Мудрого своего советника Ивана, по прозванию Шереметева, о котором не раз упоминал я в хронике, еще в начале своих зверств подверг он такой злой пытке в узкой темнице с полом в остриях, что и поверить трудно. Сковал он ему тяжкими цепями шею, руки и ноги, а сверх того, толстым железным обручем поясницу, а к обручу велел привесить десять пудов железа, так что день и ночь мучил его в этом бедственном положении. Потом он пришел разговаривать с ним, а тот уже едва дышит и полумертв, оттого что в таких тяжких оковах лежит повержен на таком полу с остриями. |
| Она ничего не поняла из того, что он сказал. Однако встала, последовала за ним через длинный зал, поднялась по лестнице и вышла из дома под вечернее небо. Заброшенный, опустелый парк спускался к морю; старый фонтан с фигурой тритона еще стоял на своем месте, но весь позеленел от времени, и из высохшего рога в пустой бассейн давно уже не лилась вода. Пейн много раз видел этот печальный силуэт на фоне вечернего неба, и он всегда казался ему воплощением погибшего счастья. Пройдет еще немного времени, думал Пейн, и бассейн снова наполнится водой, но это будет мутно–зеленая горькая вода моря, цветы захлебнутся в ней и погибнут среди густых цепких водорослей. И дочь Дарнуэев обручится — обручится со смертью и роком, глухим и безжалостным, как море. Однако теперь Пейн смело положил большую руку на бронзового тритона и потряс его так, словно хотел сбросить с пьедестала злое божество мертвого парка. — О чем вы? — спокойно спросила она. — Что это за слово, которое освободит нас? — Это слово — «убийство», — отвечал он, — и оно несет с собой освобождение, чистое, как весенние цветы. Нет, нет, не подумайте, что я убил кого–то. Но после страшных снов, мучивших вас, весть, что кто–то может быть убит, уже сама по себе — освобождение. Не понимаете? Весь этот кошмар, в котором вы жили, исходил от вас самих. Рок Дарнуэев был в самих Дарнуэях; он распускался, как страшный ядовитый цветок. Ничто не могло избавить от него, даже счастливая случайность. Он был неотвратим, будь то старые предания Уэйна или новомодные теории Барнета… Но человек, который погиб сегодня, не был жертвой мистического проклятия или наследственного безумия. Его убили. Конечно, это — большое несчастье, requiescat in pace1, но это и счастье, потому что пришло оно извне, как луч дневного света. Вдруг она улыбнулась. — Кажется, я поняла, хотя говорите вы как безумец. Кто же убил его? — Я не знаю, — ответил он спокойно. — Но отец Браун знает. И он сказал, что убийство совершила воля, свободная, как этот морской ветер. — Отец Браун — удивительный человек, — промолвила она не сразу. — Только он один как–то скрашивал мою жизнь, до тех пор пока… |
|
|
