Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Методология и методы исследования. В диссертации используются такие общенаучные методы как системный подход, диалектический метод, анализ, индукция, дедукция, метод исследования причинно-следственных связей и сравнения. В качестве методов диссертационного исследования были применены описательный метод, предполагающий анализ и интерпретация языкового материала. Помимо этого, диссертантом в его исследовании представлен смысловой перевод наиболее значимых, по его мнению, выдержек из энциклик и других документов римских пап. Научная новизна исследования. В работе многократно цитируются различные исторические документы, большинство из которых никогда не были переведены на русский язык. «Acta synodalia sacrosancti Concilii Oecumenici Vaticani II» существует исключительно на латинском языке и не переводился ранее. Перевод необходимых для исследования фрагментов указанных документов является одной из задач диссертанта. Следует отметить, что на русском языке существует пятитомное издание «История Второго Ватиканского собора» под общей редакцией Джузеппе Альбериго (Alberigo) 12 , в котором многократно приводятся ссылки на документы собора, однако, самих цитат в основном не приводится, либо они приводятся в достаточно вольной форме. Помимо переводов в исследовании представлен наиболее точный и исчерпывающий анализ литургической реформы, а также детально описан процесс принятия декларации о свободе совести, с привлечением переведенных диссертантом документов не только в итоговом виде, но и в их черновых вариантах. В связи с этим, представленное исследование может претендовать на заполнение тех лакун, которые обнаруживаются в имеющейся литературе, ввиду недостаточной освещенности проблемы. Теоретическая и практическая значимость работы. С точки зрения теории выявленная связь кризиса в католической церкви с влиянием модернизма и либеральной теологии, а также изучение отдельных причин этого кризиса может в дальнейшем стать поводом для дополнительных исследований в выбранной области. С практической точки зрения, результаты исследования могут быть использованы в качестве дидактического материала при чтении лекций по таким предметам как «История Римско-Католической Церкви», «Всеобщая истории Церкви», «Религиоведение» и «Литургика». Кроме того, в дальнейшем диссертант планирует продолжить начатый им перевод важных исторических документов с языка оригинала, а также опубликовать новые статьи по выбранной теме. |
| Очевидно, тем, кто хотел и далее оставаться яхвистом, требовалось очень многое пересмотреть и переосмыслить. Но речь шла не об одной лишь теологии: для огромного множества яхвистов происшедшая катастрофа оказалась прежде всего катастрофой духовной, обрушившей их внутренний мир и поставившей вопрос как об истинности яхвизма, так и о самом бытии Божием. Ничего подобного в допленный период яхвистская община не переживала. Первой реакцией на эту катастрофу был отчаянный протест, вылившийся в антивавилонское восстание и отразившийся также в гимнографии, чему свидетельство – Пс.137 (136). Здесь налицо и скорбь о погибшей святыне, и ненависть к Вавилону и всему, что с ним связано, и призывы к мести, которые не могли не найти отклика во многих сердцах. Но неудача восстания лишила надежды тех, кто ожидал скорого возвращения на землю отцов, и многих из них, очевидно, охватило глубокое отчаяние, ведь вместе с надеждой на возвращение для них рухнул и весь допленный яхвизм. Свидетельством этого отчаяния стал, в частности, Пс.51 (50). Не случайно упоминается здесь «разбитое сердце» и «разбитый дух» ( Пс.51:19 ; евр. руах нишбара и лев нишбар; в Синодальном тексте соотв. «дух сокрушенный» и «сердце сокрушенное»): перед нами описание именно того внутреннего состояния, о котором у нас уже шла речь выше – состояния духовной опустошённости, когда все традиционные ценности и ориентиры, включая религиозные, рухнули, а новые ещё не появились. Неудивительно, что в таком состоянии человек начинает видеть те грехи, которых прежде он за собой не замечал ( Пс.51:3–7 ); нетрудно предположить, что вся греховность допленной жизни была осмыслена общиной лишь в плену. Но звучит в рассматриваемом нами гимне и другое: надежда на новое обращение и обновление, прежде всего, разумеется, внутреннее ( Пс.51:11–13 ), а затем и внешнее ( Пс.51:20–21 ). По-видимому, именно в таком состоянии близость Бога могла переживаться как никогда отчётливо, что и неудивительно: ведь она вообще переживается острее всего в пограничных ситуациях, и в случае внутреннего кризиса нередко явственнее, чем в случае кризиса внешнего. |
| Жирар описывает финальную стадию жертвенного кризиса как появление чудовищных галлюцинаций, где все мешается со всем в однородности насилия: основатели СССР становятся врагами народа, шпионами иностранных разведок, вредители из чистого злодейства всем вредят (финальным и окончательным вредителем станет сам Сталин, как воплощение абсолютного зла, который из чистого зла «всех убил»), евреи, коммунисты принимают монструозную форму в воображении немцев, превращаются в монстра «жидобольшевика»; герои Французской революции неожиданно приговариваются к гильотине и т. д. Взаимное насилие достигает пика в финальной всеобщей галлюцинации Левиафана, чудовища, собранного из всех членов общества; все насилие гражданской войны собирается, воплощается в галлюцинаторном чудовище; со смертью тирана дух чудовища отливается в форму нового порядка, становится тем, что Гоббс назвал Левиафаном. Гоббсовский Левиафан есть огромный человек, собранный из неиствующего множества гражданской войны, и вместе с этим он есть зверь, машина-автомат, смертный бог; Левиафан есть зверомашина-человекобог — образцовый пример монструозных галлюцинаций характерных по Жирару для пика жертвенного кризиса. Вспоминая шекспировские штудии Жирара: интересно, что Шекспир в «Генрихе V» «левиафаном» называет мародерствующую солдатню. А вспоминая индийскую тематику, укажем, что согласно индийской мифологии социальный порядок рождается в жертвоприношении/убийстве первочеловека Пуруши, из частей тела которого рождаются касты; кастовая система, система угнетения есть труп некоего убитого огромного человека, собранного из всех членов общества. Таковы наши современные трагедии. А вот наши комедии: демократия с ее борьбой партий-двойников, с перманентным политическим соперничеством, с ее как бы публичной, бескровной (а потому не трагичной, а комедийной) «гражданской войной», где раз в четыре года есть свои победители и проигравшие — демократия есть успешное, уже ненасильственное управление стихией перманентной гражданской войны (впрочем, пример Веймарской Германии и не ее одной предостерегает нас от иллюзии, что бескровность демократии может продолжаться бесконечно). |
| Становление политической теологии в ее современном смысле обычно восходит к имени католического социолога и философа Карла Шмитта и его одноименной работе, впервые опубликованной в 1922 г. . Однако корни обсуждаемой проблематики уходят к реакции европейских мыслителей на Французскую революцию. Теоретики консерватизма, такие как Э. Бёрк и Ж. де Местр, актуализировали религиозные идеи и саму роль Божественного писания (казалось бы, вытесненного в эпоху Просвещения на периферию общественной мысли) для объяснения революционного опыта, в котором вместо ожидаемого торжества света очевидно присутствовали «ужасы» и «зло». Принципиально была переосмыслена роль, которую для политических изменений нес разум – если просветителями он воспринимался главной и единственной путеводной нитью, противостоящей былым «предрассудкам», то для радикальных критиков революции само следование разуму, умозрительные политические конструкции оказывались опаснейшим предрассудком, отрицавшим значение истории, традиции, не зависящих от человека и заложенных Богом процессов «естественного развития» общества . И только признание последних факторов преобладающими над всякой разумной деятельностью в обществе могло открыть путь к социальному миру . Последствия Французской революции остро поставили вопрос о сути политических процессов не только внутри общества, но и на внешней арене. В этом смысле в данной статье предлагается расширить горизонт идей, заложивших фундамент политической теологии, и проанализировать проект переустройства международных отношений в послереволюционном мире, выдвинутый российским императором Александром I в 1815 г. и развивавшийся им в последующие годы – концепцию Священного союза . Новизна подхода данного исследования состоит в том, что теория и практика Священного союза будет представлена не в традиционном для историков поле внешней политики России, а именно с точки зрения политической теологии – как попытка применить религиозные понятия, мотивы и символы, почерпнутые из Евангелия, для преодоления кризиса международных отношений и обоснования нового миропорядка после окончании кровопролитных революционных и наполеоновских войн. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Неприятие декартовского принципа " cogito ergo sum " , превратившегося с ходом времени в " смирительную рубашку " , породило открытость для всего чувственно-эмоционального, иррационального как " живого " . Человек хотел не только " мыслить " , но и " чувствовать " . Отклонение абсолютных истин и догматических вероучительных высказываний, выражающее сомнение в способности человеческого разума к достоверному познанию реальности, вело к поиску новых путей. Однако сама ситуация, равно как и маршруты выхода из этого тупика давно уже стали " архетипическим сюжетом " в западной культуре XIX- XX веков (от романтизма до движения хиппи – перечисление всех звеньев этой цепи заняло бы не меньше страницы). Таким образом, этот путь стал одной из " фигур " эпохи, войдя в " культурное бессознательное " западной жизни после кризиса проекта Модерна. Богословские тенденции: " теология блуждания " и " сброс на ноль " . В том, что касается богословия, в движении Emerging Church принципиально отсутствует однородность. Ряд авторов отстаивает позицию, согласно которой движение Е merging church представляет, скорее, ситуацию диалога, пространство постановки богословских вопросов, или, точнее, вопросов о богословии. Многие пытаются сохранять верность своей богословской традиции в рамках конфессии в существенных вопросах, однако это воспринимается, скорее, как неизбежный фон, не играющий принципиальной роли, особенно если учесть отношение к догматике со стороны радикальных критиков разума. В рамках постмодернизма, изначально враждебно относящегося к самой идее систематизации, почти невозможен разговор о " систематическом богословии " . Особенно после того, как на Западе в русле деконструктивистской теологии, развивавшейся вокруг осмысления идей основателя " метода " деконструкции Ж. Деррида, состоялись такие проекты, как теология " смерти Бога " (Г. Ваханян, Х. Кокс, У. Гамильтон, П. ван Бурен) и теология " смерти теологии " (Т. Альтицер, К. Рашке, М. Тейлор). Марк Тейлор, продолжатель деконструктивистской традиции, в своей книге " Блуждание: постмодернистская а/теология " предложил программу антисистематического богословия, в которой понятия истины и смысла как категории единственного числа были исключены из нового богословского лексикона. Развивавшая под прямым воздействием " номадологической " программы Ж. Делеза и Ф. Гваттари, выдвинувших новую формулу " кочующей " культуры " и образ " человека-кочевника " , концепция " блуждающей теологии " , стала восприниматься как " основной " вектор движения " нового богословия " , актуальный и для Emerging Church . |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| К.И. Никонов Содержание Введение Глава первая. Христианская антропология в эпоху современного кризиса религии § 1. Богословская антропология: предмет, структура и функции § 2. Традиционные аспекты христианской антропологии. § 3. Важнейшие тенденции модернизации религиозного учения о человеке Глава вторая. Основные направления современной христианской антропологии § 1. Протестантская антропология § 2. Католическая антропология § 3. Православная антропология Глава третья. Мистификация сущности человека в современной богословской антропологии § 1. Проблема «природы» человека и метод современной богословской антропологии § 2. Мистификация активности человека, его деятельности и самосознания § 3. Богословские антиномии природы человека Глава четвертая. Теология жизни и теология смерти § 1. Социально-этические аспекты современной христианской антропологии § 2. Теология смерти. Эсхатологический аспект богословской антропологии Заключение Введение В наши дни, когда религия переживает глубокий кризис, проблема человека объявляется богословами главным направлением противостояния материализму. В новом издании «Бог, человек, вселенная», претендующем на роль энциклопедии католического мировоззрения, утверждается, что дискуссия с атеизмом и обоснование идеи бога переместились из космологии в антропологию 1 . «Борьба с атеистическим вызовом, – пишет авторитетный протестантский теолог В. Панненберг, – должна вестись не на любом поле, но только на том, на которое не без важных причин перебазировалась в ходе истории осмысленная постановка вопроса о боге и на которое поэтому направляется атеистическая аргументация. Это – антропология, точнее, вопрос о значимости религиозной тематики для сущности человека» 2 . Рассуждения об «антропологизации» богословия стали в настоящее время общим местом в теологических публикациях. Одни считают антропологию чуть ли не философским камнем, способным вернуть молодость одряхлевшему богословию, другие усматривают в обращении к ней знамение кризиса, обмирщения христианской мысли. Но и сторонники, и противники переориентации всей теологии на проблему человека разрабатывают богословскую антропологию, с которой связывают надежды на приспособление к современной науке и культуре. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
.jpg)
