| Напротив образное представление козла (ρφος) постоянно имеет буквальное значение – козла, от которого нельзя ждать ни шерсти, ни молока. Такого значения в представлении о козле держится и Евангелист, что частью видно из среднего, уменьшительного „τ ρφιον», употреблённого, разумеется, далеко не в смысле презрительного наименования. В противоположность «козлищам», означающим бесплодие, образ „овец» у Евангелиста, равно как и у других священных писателей, выражает понятие полной плодоносности и несомненной пригодности. Такое именно объяснение образам овец и козлищ в речи Евангелиста о страшном суде даёт Св. Златоуст , а за ним и Св. Ефрем Сирин . „Наименованиями (овец и козлищ) показывает их (судимых людей) внутренние расположения, называя одних козлищами, а других овцами показывает сим, что первые не приносят никакого плода (ибо от козлов не может быть ни малого плода), а последние приносили обильный плод, ибо овцы приносят большую пользу тем, что дают волну, молоко, ягнят, чего вовсе не доставляет козёл 466 . Останавливая внимание на внутренних свойствах овцы и козла, говорят, что в Св. Писании главным различительным признаком лиц судимых будет, с одной стороны, черта кроткого послушания овец, указывающего на тихое, степенное, природное их свойство, и, с другой, черта дикого упрямства козлов, легко служащего образом жалкого, эгоистического характера 467 . Это объяснение образных представлений овцы и козла указывает, очевидно, на внутренние свойства лиц судимых, от которых зависит такое или иное проявление их в деятельности. Поставление лиц судимых – одних по правую сторону, других по левую есть обычное на языке Новозаветного Писания обозначение счастья и несчастья. Оно идёт из области ещё Иудейских понятий и взглядов на сторону правую и левую. Так по книге Екклесиаст 468 противоположность между мудростью и глупостью живо обозначается противоположностью между правою и левою стороною; а так как начало мудрости есть страх Божий – корень истинного благочестия и должной праведности, то противоположности между мудростью и глупостью соответствует противоположность между праведностью и неправедностью. |
| М.В. Корогодина Глава 9. Колдовство Статей, говорящих о магии и колдовстве, в исповедных вопросниках встречается значительное количество. Из глав, посвящённых другим темам, видно, как причудливо порой переплетаются вопросы о прозаических, бытовых происшествиях с вопросами о применении магии в повседневной жизни. Однако есть статьи, которые напрямую говорят о колдовских способах воздействия на окружающий мир, на ход событий, собственную судьбу; статьи о приметах и суевериях; о людях, «профессионально» занимавшихся колдовством. Несомненно, те приметы и способы волшебства, которые употреблялись в XIV–XII вв., имели в своей основе древние дохристианские верования, но исповедные вопросники свидетельствуют не о дохристианском язычестве, а о «народном христианстве» средних веков, в котором переплелись христианские и традиционные «отцовские» представления. 776 В XVI в. наблюдается новый расцвет веры в магию на Руси. Благодаря расширившимся контактам с внешним миром, под влиянием книжной культуры, традиционные «дедовские» представления получили поддержку и пополнились за счёт обычаев и верований, пришедших на Русь с Балкан и из западной латинской литературы. 777 Свидетельство возросшего интереса к старым верованиям мы видим и в появлении новых редакций некоторых текстов. Так, в XVI в. появляются новые изводы Устава Владимира, например в Стоглаве и в Степенной книге, в которых из более ранних изводов подробно выписываются статьи, говорящие о народных верованиях: «А се суди церковнии: ведовство, потворы, чародейство, волхвование, зелеиничество, крест посекут, или на стенах трески емлют ис креста, или кто под овином молится, или во ржи, или под решением, или у воды, или девка дитя повръжет» 778 Те же статьи изредка встречаются уже в текстах XIV в., но намного чаще они появляются в текстах XVI XII вв. Нет оснований говорить о прямом заимствовании из законодательных памятников в исповедные вопросники, поскольку те же статьи, независимо от Устава Владимира, присутствовали и в наиболее ранних из известных нам покаянных текстов. Однако то, что такие вопросы намного чаще, чем раньше, начинают затрагиваться как в светских, так и в церковных памятниках XVI–XVII вв., безусловно, свидетельствует о возросшем интересе к подобным темам. |
| Киприан умер 14 сентября 258 года. Наследие Киприана Мы изучали послания его, составляющие главные памятники для Истории Церкви первой половины третьего столетия, также указали на его трактаты О единстве Церкви и О Падших. Прочие творения его следующие: О действенной жизни, О Молитве Господней, Демитриану, О тщете идолов, О смертности, О делах и милостыне, О терпении и милосердии, О ревности и зависти, Фортунату, Убеждение к мученичеству, Квирину, Свидетельства против Евреев. В книге О девственной жизни Киприан восхваляет безбрачие, соблюдаемое свободно, чисто, только с целью религиозной. Похваляет девственниц, посвящающих себя Богу, излагая предосторожности, какие должны они соблюдать для своего целомудрия, и ревностно восстает против женской роскоши, находя ее особенно неприличной для девственниц. Одежда их должна быть проста степенна и они обязаны отвергать все украшения, посредством которых женщины стараются исправлять, изменять и извращение Богом дарованные им черты. 421 Рассуждение О молитве Господней есть подражение Тертуллианову, хотя содержание собственные мысли Киприана. Там встречаются подробности весьма интересный для истории. Изложив превосходство молитвы, которую Иисус Христос даровал нам как образец, и объяснив все семь прошений, Киприан рассуждает о молитве вообще. Молитва должна быть непрестанна, подобно молитве Христовой, и должна исходите из сердца. «Да изгонится из ума вашего всякая мысль чувственная и мирская, говорит он 422 и ум ваш да внимает только предмету молитвы. Вот для чего священник, приступая к молитве, приготовляет к ней братию, взывая: 423 Гори имеем сердца! а народ отвечает: имамы ко Господу. Это указывает нам, что должны помышлять только о Господе. 424 Сопоставляя это сведение о литургии с теми, которые сообщены были предшествовавшими отцами, а особенно Иустином, и Тертуллианом , можно составить себе довольно полное понятие о литургии Церкви первоначальной. Киприан представляет нам еще замечательное воззрение на часы для молитвы, составляющие основание общественного богослужения в Церкви. Он приписывает еще Даниилу и отрокам, ввергнутым в пещь огненную, обычай молиться в третьем, шестом и девятом часах, и видит в этом обычае поклонение Святой Троице. Эти три часа молитвы послужили основанием общественному богослужению, именуемому третьим, шестым и девятым часом. В третьем часу Дух Святой сошел на апостолов, в шестом часу Ап. Петр молился и Бог открыл ему, что все человечество призывается к покаянию; в том же часу Господе был распят; в девятом часу Он испустил дух и смертью Своей искупил нас от греха. 425 |
| 280 См. его в Степенной книге, I, 480, в 1 Софийской и Воскресенской летописях под 1347 годом. В Твери были кряду два епископа Феодора: первый 1330–1342, второй до 1360 года. Если относить послание к 1347 году, под которым оно помещается в летописях, то оно адресовано ко второму Феодору. 281 Летопись, III, 206, говорит, что в ответном послании патриарха новгородцам, которое не дошло до нас, содержалось «о проторях на поставлениях и о церковных пошлинах святительских». 282 Архиепископ Моисей, оставив в первый раз кафедру, постригся в схиму, а правила канонические запрещают архиереям, принимающим схиму, возвращаться к прежнему достоинству, – собора в храме Премудрости правило 2 (в позднейшее время оно понимаемо было именно о схиме, как о настоящем монашестве, – ответы константинопольского собора епископу сарайскому Феогносту): нарушение правил канонических и могло иметь своим следствием нарочитое возвышение платы. Впрочем, должно быть замечено, что на показание Никоновской летописи нельзя особенно полагаться; о грамотах патриарха Антония в Новгород от 1393 года летопись говорит, что они были «о проторех и исторех, иже на поставлениях священных " - IV, 255 fin.; между тем в этих, дошедших до нас, грамотах (в Памятниках Павлова и говорится не о проторях на поставлениях, а о другом (см. ниже). 283 Hist Byzant lib. XXVI, cap. 47, ed. Bonn. p. 114.– В одной греческой рукописи московской Синодальной библиотеки XV века есть соборный том против Варлаама и Акиндина с именами подписавшихся под ним. По описанию греческих рукописей библиотеки архимандрита Владимира под томом между прочим есть подпись: Μητροπολτης ωσου πρτιμος Φεγνωστος, – лист 38, стр. 497. Если ωσου не ошибка или не опечатка вместо ωσας, то тут должен был разумеем не наш русский митрополит, а греческий митрополит города Росия или Русия, в древнейшее время Топира (который находится в европейской Турции, во Фракии или Румелии, не особенно далеко на северо-восток от города Эноса, и называется теперь у Турок Кешаном или Рускиоем); если же ошибка или опечатка вместо ωσας, то – наш русский митрополит. [Мы справлялись в синодальной рукописи: митрополит именно ωσου, а не ωσας, следовательно – не наш русский, а греческого города Росия или Русия; при том же он и не Θε γνωστος, как ошибочно прочёл о. архимандрит, а Θεδουλος (вероятно, тот же, который подписался под соборным актом 1355 года, – Acta Patriarchat. Constantinop. I, 433. Соборные тома против Варлаама и варлаамитов напечатаны в 151 томе Патрологии Миня, быв заимствованы из Досифеева издания Τμος γπης, но нашего тома нет между ними).] |
| 450 Если это собирание не составляло особенно большого труда по отношению к истории школ новой, петровской Руси, так как в данном случае Евгению помогал отчасти Регламент, а главное указы, которые ему, жившему в Петербурге и не вдалеке от него, доставать было весьма легко, (хотя, заметим в скобках, и не так легко, как ныне – при существовании «Полного собрания законов Российской Империи»), то совершенно в ином положении он стоял по отношению к истории до-петровских училищ и древне-русской образованности. Тут ему приходилось адресоваться за сведениями и к Нестору, и к Никоновской летописи, и к Степенной книге, и к житиям святых, и к другим, рукописным источникам, к Татищеву, Вивлиофике, и даже к иностранцам – Стрыковскому, Олеарию, Буало и Беру. При этом нужно еще было избегать некоторых крайностей и обращаться с такими, напр., источниками, как «История» Татищева, осторожно и критически. Слов нет, критика Евгения далеко не блестяща и недостаток ее бьет в глаза каждому, теперь читающему «Обозрение училищ» до-петровской эпохи. Но, ведь, в свою пору этого недостатка не замечали, и не замечали потому, что еще у ученых того времени, так же как и у преосв. Евгения, мало была развита потребность строго-научной исторической критики. В наше счастливое время, когда так много уже опубликовано церковно-исторических материалов, когда историческая критика получила полныя права гражданства, стала обязательною для каждого исследователя, – в наше время, говорима», никто уже не преклонится пред авторитетом Евгения (имеем в виду 1-ю ч. его «Обозрения», – до 1700 г.) и, лишь воспользовавшись сделанными им указаниями источников истории школ, отнесется к ним критически и извлечет из них свои собственные выводы. Выводы эти могут быть сходны с выводами нашего автора, но могут быть и противоположны, смотря по направленно критики известного историка. Так, покойный профессор-филолог Лавровский, писавший исследование «О древне-русских училищах» (Харьков, 1854) и опиравшийся, кроме Нестора, также, как и Евгений, на компетенцию Татищева и доказывавший ее, немного расходится с нашим автором по вопросу о числе школа» в до-монгольский период русской истории, который он обозревает на стр. |
| В этот период резко возрос список посмертных чудес, а преемником святого князя провозглашен Иван Грозный. Теперь в памятниках Александр Невский перестает быть уникальным правителем Руси, но начинает последовательно " воплощаться " сперва в Иване IV, а затем и в Петре I. Имперское сознание вновь потребовало изменение образа главного национального героя. Это приводит и к смещению акцентов. Главным подвигом святого князя становится защита русской земли и веры от латинян. Авторы текстов теперь уже не делают никаких различий между шведами, немцами и монголами. Все они теперь характеризуются как язычники и противники Бога. Описания шведов и немцев утрачивают этнические черты, основная оппозиция теперь строится по религиозному признаку: " Погании (безбожные, окаянные) латына приидоша от западных стран " , таким же окаянным предстает и Батый. В результате Александр получает свою главную политическую добродетель – защитник веры. Примерно в это же время святой князь окончательно входит во всемирный пантеон идеальных правителей. В " Степенной книге " выстраивается такая знаковая цепочка Август – Рюрик – равноапостольный Владимир – Александр Невский, и в конце списка " христолюбивый царь наш Иван " . По желанию Ивана Грозного из защитника Новгородских привилегий Александр превращается в защитника самодержавия, страдающего от вероломства своих подданных. В письме к князю Андрею Курбскому Иван IV создает образ святого князя, совершенно не похожий на тот образ правителя, который описывали во Владимиро-Суздальской Руси. Из кроткого властителя он становится храбрым и страшным для врагов и изменников воином. Эволюция образа отразилась и в иконах того времени. Вместо скромного схимника в Лицевом Летописном своде мы встречаемся либо с царем на троне, либо с ратником на коне и в доспехах, в западной королевской короне вместо шапки Мономаха. Последняя деталь была нужна для того, чтобы показать, что русский царь – столь же могущественный правитель, как непобедимый римский император, и европейским монархам, также ведущим свое происхождение от Августа, нечего попрекать русского царя менее благородным происхождением. |
| Твой Г. Письмо твое получено несколько поздно . Жуковский, боясь, чтобы письма ко мне не разъехались со мною, хранил их до моего приезда во Франкфурт, а я пробыл в Остенде, где беру, или брал, морские ванны, немного долее; теперь еду к Жуковскому, а с ним пробуду недели две до отъезда моего в Италию и там отделаю окончательно мои дела относительно всяких ответов и писем. Предисловие ко второму изданию «М д » посылаю на днях к Плетневу. От него ты получишь его процензированное. Виньетку на обертку для книги закажи ту же самую Сиверсу . Читаю я твои лекции по экземпляру, полученному от тебя, и жду с нетерпением второй тетради. Это первое степенное дело в нашей литературе. Но вот тебе покамест замечание: ты поторопился подать читателю или слушателям вперед тобою выведенные результаты, для полного уразумения которых еще не так подготовлены читатель или слушатель, а потому твоя книга покуда не вся целиком поймется всеми. Но это ничего. Может быть, посчастливится мне подставить ступеньку к твоей книге тем, которые без того не подымутся к ней. Но прощай! Буду писать к тебе скоро и подробней… Плетневу П. А., 3 октября н. ст. 1846 54. П. А. ПЛЕТНЕВУ. Франкфурт. 3 октябр нового стиля . Письмо твое (от 27 август стар стил ) получил . Ничего не успеваю тебе на этот раз сказать. Посылаю только предисловие к второму изданию «Мертв душ», которое дай Никитенке подписать и отправь немедленно Шевыреву . О прочем в следующем. Спешу не опоздать с почтой. Четвертую тетрадь, высланную на прошлой неделе из Остенде, ты, вероятно, получил. Занят пятою, которая будет готова с небольшим через неделю. Прощай! Твой Г. Перевороти страницу: там есть поправка одного места в четвертой тетради. В том месте, где говорится о дворянстве, сказано так: «Сословие это в своем ядре прекрасно, несмотря на шелуху, его облекающую». Нужно так: «Сословие это, в своем истинно русском ядре, прекрасно, несмотря на временно наросшую чужеземную шелуху». В середине то же места о дворянстве сказано так: «Государь любит это сословие больше всех других, но любит в его истинном виде». |
| В 1715 г. Буйсон из Парижа прислал с Лефортом царю Петру I вместе с печатными книгами и несколько рукописей. В письме к царю об этом Буйсон между прочим писал: «прошу ваше величество отпустить мне смелость, которую я принял, вруча г. Лефорту несколько куриозных книг, которые я чаю достойны любопытства в в-ства: две книги, которые описуют о артиллерии и о всем, что до ее касается, так в крепостях, как в поле, зело изысканы суть и лучше и пространнее их в сем деле в печати еще не изданы. Книга, которая описует о водяных и иных машинах, зело от инженеров почтена. А в той книге, где фигуры зело чисто вырезаны, суть копии, списанные с славных картин Рубенсовых из галерии Люксамбурского дому, которые картины все знатоки почитают за наилучшие в малярстве из давных времен. Кроме того, сие есть гистория вся короля Генриха IV, монарха славного и почтенного во всей Европе для героических добродетелей. Да история же короля Людовика 13 сына его» 99 . В 1720 году вместе с поступившими в Коллегию Иностранных Дел 4 летописцами, хронографом, степенной книгой и с 19 другими книгами 100 поступили «куранты французские» (246 12 томов географии Блавиановой, 5 еще географических книг и атласов, 7 других книг «на латинском языке», и 6 летописцев 101 . Для описи имение князей Долгоруких Сенатом в 1730 г. командирован был капитан Никита Румянцев. Вследствие одного из донесений его Сенатом велено было: «явльшияся в доме князя Василия Лукича Долгорукова письма на немецком, французском и других языках для рассмотрения отослать в Иностранную Коллегию». В виду этого постановления 23 ноября 1730 г. были присланы в Коллегию следующие 5 сундуков: «а) дому кн. В. Л. Долгорукого: 1) сундук большой сосновой обит железом с книгами; 2) сундук сосновый по углам окован железом с книгами; 3) ящик липовой обит железом с письмами, в том же ящике письма кн. Алексее Долгорукова; б) кн. Ивана Долгорукого – сундук обит красною кожею и железом с скобами железными с (немецкими) книгами; и в) кн. Сергея Долгорукого – коробка белая осиновая небольшая с письмами, в той же коробке книги кн. |
| Современники знали и ценили начитанность дьяка Ивана и его литературные труды. Дьяк Записного приказа Тимофей Кудрявцев, которому в 60-х годах XVII в. царем Алексеем Михайловичем было поручено составить продолжение Степенной книги, пишет: «Гость Матвей Васильев сказывал мне про дьяка Ивана Тимофеева ,– был де он книгочтец и временных книг писец, а жаловал де его за то боярин князь Иван Михайлович Воротынский, и потому Ивановых книг или списка с тех книг у стольника у князя Ивана Алексеевича Воротынского чаят. Да купчина Герасим Дьяков про летописные книги того же дьяка Ивана Тимофеева сказывал мне: чаят де те Ивановы летописные книги остались после боярина князя Алексея Михайловича Львова, в дому ево». 5 Когда и как начал служить Иван Тимофеев – неизвестно, В 1598 г. он уже как дьяк подписался на избирательной грамоте царя Бориса Годунова, а затем оставался в Москве до 1607 г., выполняя различные поручения. Так, в «Книге десятен» Епифани, составленной в 1605 г. во время правления первого самозванца, значится: «Лета 7114 по государеву цареву великого князя Дмитрия Ивановича всеа Русии наказу боярин князь Василий Кардануковичь Черкаской да князь Ондрей Васильевич Хилков да дьяк Иван Тимофеев верстали на Туле Государевым царевым и великого князя Дмитрия Ивановича всеа Русии жалованьем, поместными оклады и деньгами Епифанцев детей боярских и новиков служилых и неслужилых»... 6 Эта книга, где Тимофеев должен был расписаться как дьяк, донесла до нас его личную подпись – автограф. 7 В 1607 г. царем Василием Шуйским Тимофеев был отправлен в Новгород. Здесь он нес службу до начала 1610 г.; когда пришло время вернуться в Москву, он не мог этого сделать, как он сам говорит, – по недостатку средств, и остался в Новгороде до взятия его шведами. Вместе с новгородцами он переживал в Новгороде период шведской оккупации и имел в это время какое-то отношение к новгородскому митрополиту Исидору, который, зная его начитанность и склонность к литературному труду, и предложил ему в 1616 г. рассказать потомству о происшедших в Новгороде событиях. В это время Тимофеев был уже немолодым человеком. В заключительных строках своего труда, используя евангельскую притчу о виноградарях, он пишет о том, что не только не сподобился с «первого часа» работать в саду своего «господина», но лишился даже того, что получили работавшие с 11-го, потому что пропустил время, удобное для работы, состарившись и проведя в безделии средний период жизни. 8 |
| 7 . Ежели дела, которыми ты занимаешься, продолжительны, неприятны, тяжки, и еще чужие; то для сохранения своей души в святом и богоугодном расположении, и для предохранения себя от всякого дурного расположения духа, поддерживай себя во время труда, ежели только это не противно самому труду или месту и времени, назидательным пением. Назидательное пение весьма много ободряет, размягчает и успокаивает душу. Даже неназидательное, дурное пение во время труда, как известно, весьма много ободряет человека трудящегося, тем больше пение назидательное. Ежели видишь, что твое пение возбуждает в других большое негодование на тебя, и тем не только прекращается в них любовь к тебе, но и воспламеняется злоба, то прекрати пение. В противном случае не обращай на других внимания, и продолжай степенно петь, как пел. Твой постоянно степенный вид, наконец, вероятно, вразумит, окружающих тебя, или по крайней мере заставит их оставить тебя в покое. 8 . Для сей же цели, во время телесного труда, ежели этот труд механический, размышляй об истинах, какие прежде тобою были слышаны в проповеди или читаны в какой-нибудь назидательной книге. 9 . Особенно же занимайся, для сей цели, размышлением по соображению с делом, которым занимаешься, требуется ли оно твоим званием или твоею обязанностью. Ты столяр? – При своей работе очень удобно можешь питать себя весьма спасительными истинами. Делая гроб, ты можешь думать: «таков последний дом человека! Со временем всех нас поселят в такой дом. В нем поселится богатый и бедный. Богатого не удалит от сего дома его нынешний огромный дом, в котором живет. Бедному не душнее будет в сем доме от того, что дом его не будет дорого убран, как дом богатого». А при таких мыслях, наконец, ты скажешь: «Все суета! все пройдет! Со временем все будем лежать во гробе! И сам я лягу в него же!» – Делая крест на могилу других, ты можешь говорить себе: «На подобном кресте Господь Иисус Христос пролил за нас Свою бесценную кровь. Какое величайшее сделал Он для нас благодеяние! Благодарю ли я Его, и ношу ли крест, какой Он заповедал вам носить в жизни? Как я неблагодарен пред Нин! Всемилостивый Господи! Даруй мне чистый взор и силы, чтобы всегда и везде ясно видеть мой крест, и нести его с благодушием!» |
|
|
