Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Содержание великопостных трипеснцев преп. Феодора составляют: изображение спасительности подвигов поста (трипеснцы понедельника), призыв к покаянию и добродетельной жизни (трип. вторника), прославление Креста Господня (трипеснцы среды и всей 4-й седмицы) и крестных страданий Спасителя (трип. пятницы), прославление свв. апостолов (трипеснцы четверга) и свв. мучеников (трип. субботы), и т п. С внутренней стороны трипеснцы весьма удачно охарактеризованы в приведённом выше рассказе древних биографов преп. Феодора Ст. о борьбе двух направлений церковной поззии – студийской и сиракузской на о. Сардинии. В этом рассказе в уста преп. Феодора, явившегося предстоятелю Сардинии во сне, Vita А 748 влагает, между прочим, такие слова: «не высокопарность речи и не изящество выражений обыкновенно смягчают сердца, но слово смиренное, составленное на пользу и во всём здравое; такое слово я предпочитаю всякой учёности, считаю достойным всякого и почитаю выше того, которое только слух услаждает» Трипеснцы преп. Феодора действительно представляют «слово смиренное, составленное на пользу и во всём здравое». Всё здесь дышит глубоким религиозным чувством покаяния, сокрушения о своих грехах, благоговения пред Судьёй живых и мёртвых, и живого упования на милость Божию и спасительное предстательство пред Господом пресв. Богородицы и святых угодников Божиих. Но с точки зрения словесной формы они не имеют особенно выдающихся достоинств. По крайней мере, для учеников Григория сиракузского 749 они были σολοικ и ο κατ λγον συντεϑειμνα – σολοικ потому, что обиловали множеством выражений, оборотов и даже слов, звучавших для литературно-воспитанного греческого уха чем-то варварским; ο κατ λγον ουντεϑειμνα, вероятно, потому, что не были строго согласованы с требованиями стихотворной речи, а более приближались к творениям прозаическим. Такое же впечатление получается и от чтения их в современной Триоди: они не могут быть причислены к произведениям собственно поэтическим, написанным по правилам определённого стихотворного размера, хотя в них и встречается множество прекрасных антитез и сопоставлении, сообщающих им некоторую поэтическую окраску. |
| —С теми, кто употребляет ЛСД, труднее работать, чем с другими зависимыми? — С теми, кто увлекался психоделиками, гораздо труднее работать, чем с теми, кто зависим, скажем, от опиатов. У зависимых от героина есть тяга, но мозги у них худо-бедно работают. А у психонавтов серьезные проблемы с мышлением, у них совершенно сбита всякая система координат в голове. Это психически больные люди, с ними крайне сложно общаться. Иногда человеку снится сон, он просыпается, и ему кажется, что во сне гениальные мысли пришли в его голову. Если, еще до конца не пробудившись, он эти мысли запишет, а когда окончательно проснётся и на трезвую голову свою запись прочитает, то видит, что это всего лишь бред. Сонные наваждения кажутся умными до тех пор, пока человек не вернулся к реальности. Но психонавты не просыпаются «до конца» годами. Это только кажется, что человек совершил один трип, другой трип, и после каждого трипа возвращается. Увы. Он так и продолжает плутать в нескольких мирах одновременно. В воображаемых может считать себя сколь угодно успешным, но в нашем он точно теряет ориентиры. Я вот, например, не считаю, что умею жить в этом реальном мире согласно заповедям Божиим. Все время учусь, но никак не могу достичь должного устроения, все идет как-то с грехом пополам. Но я двигаюсь в обратном направлении и понимаю, что желание «отпустить вожжи» совершенно противно православному подвижничеству и нашему типу духовности. —Но если нет вреда для тела, если нет химической зависимости, то почему нельзя попробовать? Мой знакомый говорит, попробовать нужно все, что не смертельно — Пусть попробует какашки, это не смертельно. С одной-двух какашек ничего смертельного не произойдет. Почему он не попробует? Ваш знакомый отнюдь не собирается все пробовать, он хочет попробовать именно ЛСД, но прячет тягу к наркотику с помощью глупого оправдания. Прячет более от самого себя. То, что наркотик меня не убьет, только искалечит – невеликий повод для радости. Это как с грехами. Вот есть такой грех, он меня притягивает, что делать? Разок попробую – каково это, а потом пойду и покаюсь. Это хорошее решение? Любой грех это опыт саморазрушения, деградации, фактически — опыт самоубийства. Если хочешь деградировать – деградируй, это твой выбор. А если ты хочешь быть «совершенным как Отец Небесный» — это другой выбор и движение совсем в другую сторону. Мы имеем заповедь трезвиться и бодрствовать, контролировать и разбирать свои помыслы. Контроль над умом и сердцем — вот это считается в православии достижением. Но никак не выход в бесконтрольные области, где я заведомо не являюсь хозяином. |
| Леди Буллингдон полагает, что всюду, где есть деревни, должны быть и деревенские идиоты, юродивые; кажется, и у нее в деревне проживало одно из этих жалких созданий. Леди Буллингдон видела названного идиота всего лишь однажды и потому не может не признать, что грань между природным идиотом и обыкновенным крестьянином не так-ю легко провести. Все же она тогда обратила внимание на его необычайно маленькую голову, не соответствующую огромному туловищу. Он появился в день выборов, имея в петлице розетки обеих враждующих партий. Это окончательно убедило леди Буллингдон в его ненормальности. Леди Буллингдон была весьма удивлена, когда узнала, что этот помешанный домогается, в числе других, руки вышеназванной девушки. Племянник леди Буллингдон допрашивал несчастного по этому поводу и заявил ему, что нужно быть ослом, чтобы помышлять о подобных вещах. Тот с идиотской усмешкой ответил, что обычно ослы обожают морковь. Но леди Буллингдон была поражена еще больше, когда узнала, что жалкая девушка склонна принять это чудовищное предложение, хотя к ней и сватался подрядчик Гарс, принадлежавший к более высокому общественному кругу, чем она. Само собой разумеется, что леди Буллингдон не могла примириться с подобным браком, и несчастная пара решила обвенчаться тайно. Леди Буллингдон не может в точности припомнить фамилию того человека, но ей кажется, что звали его Смит. В деревне он был известен под кличкой Инносент. Леди Буллингдон полагает, что он впоследствии убил девицу Грин в припадке буйного помешательства». По получении этого удивительного ответа наш патрон, мистер Трип, вытребовал копию посланного им письма и убедился, что машинистка вместо продиктованных им фраз настрочила ряд бессмысленных иероглифов. Подозревая, что она сошла с ума, мистер Трип позвал ее и стал расспрашивать, но ее ответ отнюдь не рассеял его подозрения, так как она заявила, что у нее всегда происходит такое временное помрачение ума, когда до ее ушей доносятся звуки шарманки. Истерическое и неуравновешенное состояние духа возрастало у нее все более, она сделала целый ряд самых неправдоподобных признаний: так, она сообщила, что она помолвлена с шарманщиком, что он в ее честь обычно исполняет чуть не целые концерты на этом инструменте и что она в таких случаях имеет обыкновение выстукивать ему ответ на пишущей машинке; слух же у шарманщика настолько тонок, и он так страстно любит свою невесту, что он, по ее словам, без всякого труда улавливает тембр различных букв по одному только стуку и с таким наслаждением воспринимает сухую трескотню этого аппарата, словно слышит райскую мелодию. |
| Конечно, мистер Трип, да и все мы в конторе отнеслись к ее сообщениям с той сугубой внимательностью, которую надо проявлять, когда имеешь дело с человеком, коего надлежит возможно скорее отправить под опеку его родственников. Но как только мы спустились вниз, рассказ нашей служащей тут же на лестнице получил самое разительное и, я бы даже сказал, сверхъестественное подтверждение; шарманщик, огромный мужчина с необычайно маленькой головой – явно ненормальный субъект – находился тут же поблизости и, пододвинув свою шарманку, словно таран, к самому крыльцу нашего дома, громогласно требовал, чтобы ему выдали его нареченную. Спустившись вниз, я застал следующую сцену: он стоял, простирая к ней свои огромные, как у обезьяны, ручищи и декламировал какие-то стихи. Хотя мы и привыкли к тому, что безумные являются в нашу редакцию и читают стихи, но никак не ожидали того, что произошло вслед затем. Его стихи начинались такими словами: Очи ясные, прекрасные. Кудри… Впрочем, дальше этих слов он и не шел. Мистер Трип двинулся было к нему, но в ту же минуту гигант схватил несчастную переписчицу в свои объятия и, посадив ее, точно куклу, к себе на шарманку, умчался с быстротой аэроплана. О случившемся я поставил в известность полицию, но найти эту удивительную пару оказалось невозможно. Я очень жалею об этом; девушка была не только мила, но для своего круга весьма образованна. Так как я теперь ухожу от г-д Хенбери и Бутла, то я внес описанное выше происшествие в памятную книжку этой фирмы. Обри Кларк. Редактор издательства г.г. Хенбери и Бутл». – И наконец, последнее письмо, – с торжествующим видом продолжал Пим, – написано одной из тех высокочтимых женщин, под чьим руководством английские девушки достигли в последнее время таких блестящих успехов в хоккее, высшей математике и прочих областях совершенства. «Дорогой сэр (пишет она). Я ничего не имею против сообщения вам подробностей упомянутого вами инцидента, хотя мне отнюдь не желательно широкое распространение этой истории. Такие истории сами по себе занимательны, но не всегда содействуют процветанию женских учебных заведений. |
| Конечно, мистер Трип, да и все мы в конторе отнеслись к ее сообщениям с той сугубой внимательностью, которую надо проявлять, когда имеешь дело с человеком, коего надлежит возможно скорее отправить под опеку его родственников. Но как только мы спустились вниз, рассказ нашей служащей тут же на лестнице получил самое разительное и, я бы даже сказал, сверхъестественное подтверждение; шарманщик, огромный мужчина с необычайно маленькой головой – явно ненормальный субъект – находился тут же поблизости и, пододвинув свою шарманку, словно таран, к самому крыльцу нашего дома, громогласно требовал, чтобы ему выдали его нареченную. Спустившись вниз, я застал следующую сцену: он стоял, простирая к ней свои огромные, как у обезьяны, ручищи и декламировал какие-то стихи. Хотя мы и привыкли к тому, что безумные являются в нашу редакцию и читают стихи, но никак не ожидали того, что произошло вслед затем. Его стихи начинались такими словами: Очи ясные, прекрасные. Кудри... Впрочем, дальше этих слов он и не шел. Мистер Трип двинулся было к нему, но в ту же минуту гигант схватил несчастную переписчицу в свои объятия и, посадив ее, точно куклу, к себе на шарманку, умчался с быстротой аэроплана. О случившемся я поставил в известность полицию, но найти эту удивительную пару оказалось невозможно. Я очень жалею об этом; девушка была не только мила, но для своего круга весьма образованна. Так как я теперь ухожу от г-д Хенбери и Бутла, то я внес описанное выше происшествие в памятную книжку этой фирмы. Обри Кларк. Редактор издательства г.г. Хенбери и Бутл». – И наконец, последнее письмо, – с торжествующим видом продолжал Пим, – написано одной из тех высокочтимых женщин, под чьим руководством английские девушки достигли в последнее время таких блестящих успехов в хоккее, высшей математике и прочих областях совершенства. «Дорогой сэр (пишет она). Я ничего не имею против сообщения вам подробностей упомянутого вами инцидента, хотя мне отнюдь не желательно широкое распространение этой истории. |
| Леди Буллингдон полагает, что всюду, где есть деревни, должны быть и деревенские идиоты, юродивые; кажется, и у нее в деревне проживало одно из этих жалких созданий. Леди Буллингдон видела названного идиота всего лишь однажды и потому не может не признать, что грань между природным идиотом и обыкновенным крестьянином не так-то легко провести. Все же она тогда обратила внимание на его необычайно маленькую голову, не соответствующую огромному туловищу. Он появился в день выборов, имея в петлице розетки обеих враждующих партий. Это окончательно убедило леди Буллингдон в его ненормальности. Леди Буллингдон была весьма удивлена, когда узнала, что этот помешанный домогается, в числе других, руки вышеназванной девушки. Племянник леди Буллингдон допрашивал несчастного по этому поводу и заявил ему, что нужно быть ослом, чтобы помышлять о подобных вещах. Тот с идиотской усмешкой ответил, что обычно ослы обожают морковь. Но леди Буллингдон была поражена еще больше, когда узнала, что жалкая девушка склонна принять это чудовищное предложение, хотя к ней и сватался подрядчик Гарс, принадлежавший к более высокому общественному кругу, чем она. Само собой разумеется, что леди Буллингдон не могла примириться с подобным браком, и несчастная пара решила обвенчаться тайно. Леди Буллингдон не может в точности припомнить фамилию того человека, но ей кажется, что звали его Смит. В деревне он был известен под кличкой Инносент. Леди Буллингдон полагает, что он впоследствии убил девицу Грин в припадке буйного помешательства». По получении этого удивительного ответа наш патрон, мистер Трип, вытребовал копию посланного им письма и убедился, что машинистка вместо продиктованных им фраз настрочила ряд бессмысленных иероглифов. Подозревая, что она сошла с ума, мистер Трип позвал ее и стал расспрашивать, но ее ответ отнюдь не рассеял его подозрения, так как она заявила, что у нее всегда происходит такое временное помрачение ума, когда до ее ушей доносятся звуки шарманки. Истерическое и неуравновешенное состояние духа возрастало у нее все более, она сделала целый ряд самых неправдоподобных признаний: так, она сообщила, что она помолвлена с шарманщиком, что он в ее честь обычно исполняет чуть не целые концерты на этом инструменте и что она в таких случаях имеет обыкновение выстукивать ему ответ на пишущей машинке; слух же у шарманщика настолько тонок, и он так страстно любит свою невесту, что он, по ее словам, без всякого труда улавливает тембр различных букв по одному только стуку и с таким наслаждением воспринимает сухую трескотню этого аппарата, словно слышит райскую мелодию. |
| еще Ин. 6:58–62 ). 129 Напр. Trip’a, op. cit. 200–201. Ср, Dillmann’a, Die Bucher Exodus u. Leviticus, 1880, 26. Schenkel’я, Bibel-lexicon. Bd. II, 110. 131 Баумгартен, по поводу изображаемого в Быт. 16:7 и след. явления ангела Агари, замечает (Theologischer Comment, zum Pentateuch v. M. Baumgarten. 1843, cp. Hirschfeld. Gesch. d. Volkes Isr. Bd. II, s 334): «Здесь в первый раз является выражение maleach Iehovah; те, которые Ангела Иеговы считают Логосом, конечно, не принимают во внимание, что он впервые явился египетской девушке». Куртц (Gesch. d. А. В. 2 А., s. 156) говорит: «если бы Maleach Iehovah действительно был бы Логосом, будущим Богочеловеком и только из Завета Бога с Авраамом вытекающею формою богоявления, то должно было бы ожидать, что первое его явление должно бы иметь место не для египетской девушки, которая со своим семенем выделена была из истории спасения, а при таком обстоятельстве, которое непосредственно бы служило целям Завета». Какое-бы познание истинной религии Агарь в доме Авраама ни получила, говорит Трип (Theophanien. s. s. 208–209), развивая мысль Баумгартена и Куртца, – во всяком случае следует признать, что ей была безусловно чужда всякая мысль о Сыне Божием. И не только она, но и позднейшие лица, которым являлся Ангел Иеговы, без сомнения, были слишком далеки от того, чтобы видеть в Нем Ангела Иеговы – Сына Божия. Это, конечно, следует сказать о Валааме ( Чис. 22–24 ); об Израильтянах в Бохиме ( Суд. 2:1–4 ), о Гедеоне ( Суд. 6:11–24 ; ср. 8:27), Маное ( Суд. 13:2–23 ), Иисусе Навине ( Нав. 5:13–15 ). Все они в том, кто появлялся, видели просто Божественного вестника, представителя Иеговы, а не Сына Божия. Поэтому откровение Сына Божия для таких лиц было бы совершенно напрасным, а потому и бесцельным. Но ни в царстве природы, ни в царстве благодати ничто не пропадает даром и не бывает без цели». Если Баумгартен, Куртц и Трип, таким образом, настаивают на субъективной восприимчивости библейских лиц к откровениям и, именно на основании недостаточного развитая её у большинства их, отрицают возможность явления им Сына Божия или Ангела Иеговы, как личности божественной, то Гофман приходит к тому же выводу, ссылаясь на объективный ход истории спасения. |
| Воззрение это разделяется и проводится римско-католическими богословами и экзегетами, а из протестантов преимущественно социнианами, ремонстрантами и арминианами. Из сторонников его можно назвать: Лиру, Тостата, Корн. а Ляпиде. Бержье, Пеша, Гуго Гроция, Клерика, Штейделя и особенно Гофмана. С Гофманом согласен Эвальд; под его влиянием изменили свои взгляды Курц и Ф. Делич, а последнему следует Ролинг. Ту же теорию тварности разделяют: Трип, Пельт, Кюбель, Кремер, Гезениус, Фатер и мн. др. – 3, «Третье воззрение есть исключительно принадлежность богословской мысли нового времени... Сущность этого воззрения в следующем: Ангел Иеговы вообще не есть личность – божественная (Логоса) или тварная (ангела) – отличная от Иеговы, а простая форма явление Иеговы». Его разделяют: Гердер, Розенмюллер, Кнобель. Сакк, Толюк, Лянге и др. (Глаголев цит., соч., стр. 20–35). 1740 Стр. 35. Первый вопрос в отрицательном смысле решает третье из упомянутых в предыд. примеч. воззрений; в противоположном решении второго вопроса расходятся между собою первое и второе воззрения. 1744 Стр. 79–80. Такое различение, само собою понятно, следует проводить не только в применении к указываемым г. Глаголевым двум местам, но и к рассмотренным нами на стр. 444–445. 1745 Некоторое недоумение вызывает сопоставление этого места с Исх.33:2 и след. Но это недоумение не неустранимо: для устранения его, можно принять, напр., разъяснения г. Глаголева о высшем и низшем Ангеле (стр. 128 и след.). 1747 Считаем долгом отметить, что сам г. Глаголев дает общее определение несколько отличное от нашего: «Все эти предикаты Ангела Иеговы, говорит он, в сущности тожественны, взаимно поясняют друг друга и все равно свидетельствуют, что Ангел Иеговы есть существо Божественное, различное от Иеговы только лично, как субъект, а не по природе» (стр. 136). Такое определение возможно только с ретроспективно-христианской точки зрения, т. е. с точки зрения новозаветного учения о Втором Лице Божества. Но ветхозаветному религиозному сознанию такое понимание, конечно, было чуждо, и нет основания думать, чтобы Бог прежде исполнения времен открыл эту тайну о Своем Сыне подзаконному Израилю иначе, как в образе и сени. Следовательно, и личная раздельность Ангела Иеговы и Самого Иеговы, при тожестве Их существа, из буквы собственно ветхозаветных откровений с точностью выводима быть не может. 1749 В субъективном смысле понятию религии или, точнее говоря, религиозности ближе всего соответствует еврейское выражение ==«страх Божий». (См. об этом выше, стр. 266, 302, и в толковании Мал.3:16 ). Но из Мал.2:5 видно, что «страх Божий» входит в состав договорных отношений между Богом и людьми, т. е. в состав «завета». 1756 Впрочем, в толковании бл. Иероним приравнивает это «cogitare» к «ferre»: «si cogitare prae potentia majestatis Ejus nemo potest, ferre quis poterit»? (Hieronymus, 1566, C.). |
| Малахия от имени Самого Иеговы говорит: «Вот Я посылаю Ангела Моего (maleachi), u oh приготовит путь предо Мною и внезапно придет в храм Свой Господь (Ha-adon), Которого вы ищете, и Ангел завета (umaleach habberith), Которого вы желаете; вот Он идет, говорить Вегова Цебаот». Далее ( Мал. 2:2–3 ) изображается суд, который имеет произвести в избранном народе этот Ha-adon. Сам Христос изъяснил это пророчество (Мф. 11:10; Лк. 7:27 ; ср. Мк. 1:2 ) в том смысле, что под первым ангелом разумеется Предтеча Мессии, и тем самым показал, что Господь, пред лицом Которого был послан И. Предтеча, был Сам Он, Христос. Естественно поэтому, что экзегеты самых различных направлений находят здесь мессианский смысл. Действительно, божественность лица, которое имеет прийти в храм свой (ср. Ис. 6:1 ), очевидна сама собою. Но несправедливо некоторые экзегеты (Розенмюллер, Келлер, Гофман) под именем ha-adon разумеет Самого Иегову, о Котором была речь во Мал. 2:17 и Который в Мал. 3:1 представляется посылающим Своего Ангела. Напротив, ha-adon u maleach habberith суть названия одного и того же лица, как требует этого параллелизм речи. Если указывают (напр. Гофман) на то, что приход в храм Свой усвояется только Господу (ha-adon), а не усвояется Ангелу Завета, то приход Последнего, без сомнения, подразумевается. Что касается первого ангела (maleachi), то уже из приведенного объяснения Христа Спасителя видно, что это – не ангел в собственном смысле (мнение Кимхи, Раши) и не идеальная личность в смысле целого ряда пророков, как божественных вестников, подготовлявших людей к принятию спасения (Генгстенберг, Трип), а конкретная личность – И. Предтеча, посланный к Народу Божию непосредственно пред пришеетвтем Господа (ср. Ис. 40:3 ). Вообще мессианское значение данного места не подлежит сомнению: maleach habberith есть Мессия, имеющий воплотиться Сын Божий. Но есть ли maleach habberith bмecme u Maleach Iehovah древнейших библейских книг? Куртц, Ролинг 269 и др. безусловно отридают их тожество. «Если бы, говорит первый, Малахия разумел под Ангелом Завета Ангела Иеговы, то он, конечно, и назвал бы его так. |
|
|
