| Пусть яд смерти, взошедшей в мир через грех , и обращается еще в тканях и составах человеческого бытия – безнадежность смерти уже сокрушена, сила смерти уже истощилась, власть тления уже отменена. И дарована человеческому роду благодать воскресения... Новая жизнь уже струится в тканях преображенного мира. Открывается уже таинственная весна благодати, невечерняя весна истины и нетления. «Правда, мы и теперь умираем прежней смертью, – говорит Златоуст, – но не остаемся в ней, и это не значит умирать». Сила смерти и подлинность смерти в том, что умерший уже не имеет возможности вернуться к жизни... Если же он после смерти оживет, и притом, лучшей жизнью, то это уже не смерть, но успение» 477 ... И не только веруем или чаем воскресения мертвых, но «отчасти» уже и участвуем в нем, предвкушаем его во святых таинствах. В Святейшей Евхаристии подается верующим это священное «врачевство бессмертия», как говорил сщмч. Игнатий Антиохийский , «противоядие, чтобы не умирать» (Ephes. ХХ, 2: τ φρμαкον θανασας, ντδοτος το μ ποθανεν). Евхаристия есть залог и обручение вечной жизни... В христианском опыте впервые смерть открывается во всей глубине своего трагизма, как жуткая метафизическая катастрофа, как таинственная неудача человеческой судьбы... Человеческая смерть не есть только некий «естественный» предел или удел всего преходящего и временного. Напротив, смерть человека вполне противна естеству. «Бог смерти не сотворил» ( Прем.1:13 ), – творит Бог для пребывания, а не только для бывания, – не для умирания, но «во еже быти»... Смерть человека есть «оброк греха» ( Рим.6:23 ), есть некий изъян и порча в мире. И ныне тайна жизни раскрывается лишь в таинстве смерти... Что же значит для человека умирать? Умирает тело, именно тело и смертно – говорим о «бес-смертии души». Прекращается в смерти эта внешняя, видимая и земная, телесная жизнь. Но по некоему вещему инстинкту уверенно говорим всегда, что умирает человек. Смерть разбивает человеческое существование, хотя личность человека неразложима и душа его «бессмертна» ... |
| В жизни Богоизбранной Отроковицы представляется нам то недомыслимое чудо, что Она, не переставая быть Девой, становится Матерью Бога – Слова. Тогда как всякой другой матери чуждо девство, и всякой иной деве странно деторождение, на Ней одной непостижимым образом устрояется то и другое! Еще одна исключительная необыкновенность усматривается в жизни Богоматери, именно: совершеннейшая чистота и святость, в какой не превзошел бы Ее ни один херувим, заключенный в плоть, и поставленный на земле. Здесь открывается пресветлая победа Девы Марии над тем ужасным законом нашего естества, который поработил весь род человеческий греху и привел в мир смерть. Совершается, наконец, над чудной Девой последняя тайна. Исполнив число дней Своей земной жизни, Она приближается к общему всех пределу – смерти, и Та, Которая взрастила всем плод живота, полагается во гроб. Естественный закон смерти, по-видимому, взял над Ней Свою силу, но только по-видимому, на самом же деле он был побежден и тут! Ибо, если, по выражению апостольскому, смерть есть оброк – подать греха 259 , то что же такое мы должны видеть в кончине Матери Божией, Которая благодатью Божией успела освободиться от греха в продолжении Своей жизни? Не более, как ту кинсонную златницу, которую благоволил некогда Царь неба внести в сокровищницу приставников царя земного по их требованию 260 . Это сделал Господь не по долгу, налагаемому на Него законом, а во изображение общей всех свободы, которую пришел купить Он роду человеческому. Есть сходство между сей кинсонной златницей и смертью Матери Божией. Матерь Живота умирает, но умирает не по долгу, налагаемому на Неё законом греха – уплачивает и Она общий долг смертной природы человеческой, но уплачивает не в значении какого-либо для Себя лишения и потери, а в предызображение принятия благ больших и лучших. Почему церковь видит в кончине Её предобручение вечного живота: «и живот предобручает смерть!» Таким образом в рождении, воспитании, жизни и смерти Матери Божией побеждаются естества уставы! |
| Таковыми-то размышлениями и мы должны возбуждать в себе радость о настоящем торжестве. Да не отрицается никто тем, что он грешник, еще незаслуживший благодать Спасителеву. Ибо праздник сей есть больше праздник грешных, нежели праведных: тем бо прощение от гроба возсия. Благодать воскресшего Искупителя верою нам усвояется, и она уже ныне оправдает нас, а не закон. Грех, в коем мы себя осуждаем, осужден в Спасителе и уже пригвожден ко кресту. Праведнейший судия, Бог , нам уже милостивейший Отец, к коему со дерзновением можем ныне взывати: Авва Отче! Самая смерть, оброк греха ( Рим. 6, 23 ), по слову Апостольскому, есть приобретение наше ( Флп. 1, 21 ) и не что иное, как дверь из суетные временности во храм радостные вечности, в непостыдное предстание лицу Божию, в общение со всеми праведными и в соцарствование на веки со Христом. Таким-то образом самое наше сознание грехов своих может содействовать умножению настоящия радости. Но ежели мы таких чувствований в себе не ощущаем, то сие знáком есть, что в нас еще не очень жива вера; что грех еще в нас царствует; что не хощем еще тму страстей покорити свету Евангелия, и не совместно нам слово Апостола Павла, чтобы нам очистити ветхий квас, да будем ново смешение ( 1Кор. 5, 7 ). А при таких расположениях тщетно для нас будет и настоящее торжество, напрасно ваше празднование, суетно наше веселие. Но ко утешению моему я сего не предполагаю в вас, Христоименитые слушатели. Я верю, что истинная Христианская радость разливается в сердцах ваших. Свидетельством сему притечение ваше во храм сей, благоговейное внимание ко приносимой на сем олтаре безкровной жертве, и самый вид радостных лиц ваших тоже являет. Мне токмо остается пастырски желать, да радость сия присно в вас пребудет. А дабы оная присно в вас пребывала, то заметим к сохранению сего сокровища средство, предлагаемое нам Св. Апостолом Павлом: Христос, говорит он, за всех умре, да живущии не к тому себе живут, но умершему за них и воскресшему ( 2Кор. 5, 15 ). А жити Христу есть, объемля верою Его заслуги, последовать Его заповедям, отложше всякую нечистоту и неправду. Да живем убо тако; и тогда, по обетованию Спасителеву, всегда радость Его в нас будет и радость Его исполнится ( Иоан. 15, 11 ). Аминь. |
| Итак, смерть есть: следствие греха, оброк греха, наказание человеку. Смерть — это разлучение души с телом и возвращение тела земле. Наконец, смерть конец жизни земной и начало загробной — вечной. Готовься же к ней, христианин, ибо никто ее не избежит. Знай, что она — дверь в страшную вечность. Не забывай, что после нее — Страшный Суд, на котором выявятся все дела, все чувства и мысли наши. Готовься же к ней и к Страшному Суду — да не пошлет тебя Праведный Судия Господь в огонь вечный. О, как для каждого из нас страшна и ненавистна смерть! Как все ее боятся, ее бегают и убежать от нее не могут; ее ненавидят, но дань ей отдают. Почему же милостивый Бог не уничтожил смерти теперь, когда уже и Сам Сын Божий пришел на землю, искупил человечество и спас его? Полное разрешение этого вопроса получим на том свете. Теперь же мы можем высказать только лишь некоторые предположения. Уничтожение теперь смерти было бы равносильно воссозданию вновь всего мира, а не одного только человека. Все, ныне существующее, сообразовано закону смерти. Для бессмертного человека нужен и бессмертный мир. Грех же так растлил физическую и духовную природу мира, что в нем все стало смертно и тленно. Бессмертие и нетление есть уже закон нового, вечного бытия. Оставив смерть на земле, Бог сим сделал огромное благодеяние грешному человечеству, ибо смерть для многих есть средство спасения от духовной гибели. Так, например, дети, умирающие в раннем возрасте, не знают греха. Смерть сокращает сумму общего зла на земле. Что представляла бы из себя жизнь, если бы вечно существовали Каины, замышляющие вечно на душу брата своего, Иуды, предающие Господа и Учителя, Нероны, мучающие христиан и другие звери-люди? Смерть побуждает людей к нравственному усовершенствованию: она вещает о ничтожестве земной жизни и заставляет думать о загробной; побуждает готовиться к ответу на Страшном Суде, который у каждого из нас не за горами; она муками умирающего человека дает нам некоторое представление о загробных страданиях не покаявшегося грешника. |
| Итак, смерть есть: следствие греха, оброк греха, наказание человеку. Смерть — это разлучение души с телом и возвращение тела земле. Наконец, смерть конец жизни земной и начало загробной — вечной. Готовься же к ней, христианин, ибо никто ее не избежит. Знай, что она — дверь в страшную вечность. Не забывай, что после нее — Страшный Суд, на котором выявятся все дела, все чувства и мысли наши. Готовься же к ней и к Страшному Суду — да не пошлет тебя Праведный Судия Господь в огонь вечный. О, как для каждого из нас страшна и ненавистна смерть! Как все ее боятся, ее бегают и убежать от нее не могут; ее ненавидят, но дань ей отдают. Почему же милостивый Бог не уничтожил смерти теперь, когда уже и Сам Сын Божий пришел на землю, искупил человечество и спас его? Полное разрешение этого вопроса получим на том свете. Теперь же мы можем высказать только лишь некоторые предположения. Уничтожение теперь смерти было бы равносильно воссозданию вновь всего мира, а не одного только человека. Все, ныне существующее, сообразовано закону смерти. Для бессмертного человека нужен и бессмертный мир. Грех же так растлил физическую и духовную природу мира, что в нем все стало смертно и тленно. Бессмертие и нетление есть уже закон нового, вечного бытия. Оставив смерть на земле, Бог сим сделал огромное благодеяние грешному человечеству, ибо смерть для многих есть средство спасения от духовной гибели. Так, например, дети, умирающие в раннем возрасте, не знают греха. Смерть сокращает сумму общего зла на земле. Что представляла бы из себя жизнь, если бы вечно существовали Каины, замышляющие вечно на душу брата своего, Иуды, предающие Господа и Учителя, Нероны, мучающие христиан и другие звери-люди? Смерть побуждает людей к нравственному усовершенствованию: она вещает о ничтожестве земной жизни и заставляет думать о загробной; побуждает готовиться к ответу на Страшном Суде, который у каждого из нас не за горами; она муками умирающего человека дает нам некоторое представление о загробных страданиях не покаявшегося грешника. |
| Во второй книге Анзельм рассуждает, каким образом могло быть удовлетворено Божественное правосудие за грех человека. При рассуждении об этом предмете он возвращается к понятию о цели человека и ее берет за исходную точку своих выводов. Бог сотворил человека для блаженства, и если блаженство есть его первоначальное назначение, а грех не дает возможности достигать сего назначения ни одному человеку, то Бог не может остаться неизменным, если бы изменилась Его вечная идея о человеке: „necesse est ergo, – заключает Анзельм – ut de humano natura (Deus) perficiat, quod incoepit“ 586 . И поскольку грех человека больше всего, что не Бог, то следует, что удовлетворение может принести только Бог; но отдать такое удовлетворение за вину должен только человек, потому что ведь человек стал виновным через грех. Следовательно, принести должное удовлетворение Божественной правде мог только Тот, Кто есть вместе Бог и человек или Богочеловек 587 . Прямой ответ на вопрос – cur Deus homo? – дан, и в последующих главах Анзельм рассуждает о качестве дела, совершенного Богочеловеком для искупления человеческой виновности. Оно должно быть ходатайственным, заменяющим собою дело человека, и потому не имеющим никакого значения для Самого Богочеловека. В этом смысле послушание, оказанное Богочеловеком Его жизнью, т. е. так называемое по терминологии протестантского богословия деятельное послушание (obedientia activa), представляющее совершенное исполнение нравственного закона Божия, не имеет удовлетворяющего значения, потому что Богочеловек как человек, как всякое разумное существо, обязан был для Себя Самого оказать такое послушание Богу „omnis enim rationalis creatura debet hanc obedientiam Deo“. Но так как Он это послушание сохранил неизменно и был безгрешным, то Он не „должен был подлежать смерти, которая есть оброк греха, и потому „dare animam Suam, sive tradere se ipsum morti ad honorem Dei, – hoc ex debito Deus non exiget ab Jllo“. Посему принесение в жертву Его жизни как добровольное должно считать ходатайственным. Но эта жертва соответствует требованию бесконечно ценного дела, ибо жизнь Богочеловека есть благо бесконечного достоинства, так что с преданием её Богу совершенно восстановляется поруганная грехом слава Божия, и смерть Сына Божия имеет столь великую удовлетворяющую силу, что она не только уравновешивает человеческую вину, но и далеко перевешивает, так что нет никакого греха, которого нельзя бы было покрыть или простить ради такой сатисфакции 588 , т. е. Анзельм признает за смертью Спасителя значение удовлетверения не только достаточествующего, но и преизбыточествующего. Если положить на одну чашу весов человеческие грехи, а на другую – жизнь Богочеловека, которую Он отдал на смерть за грехи мира, то эта последняя чаша должна перевесить первую, и потому „tanta vis fuit in Ejus morte, ut etiam in absentes vel loco, vel tempore ejus protendatur effectus“ 589 . |
| По крайней мере христиане должны понять для себя, что нельзя «чокаться», желая счастья в новом году, забывая о том, что в нашей стране, на нашей Родине огромное количество людей запуганно, уничтожено и лишено возможности войти в следующий год внутренне, душевно живыми, потому что для них все кончилось со взрывами, со смертью близких. Мне кажется, каждый христианин должен понимать, что сейчас от его молитвы, в том числе за усопших, раненых и их близких зависит многое. Надо идти в храм и молиться. У нас, у христиан, есть же это единство, мы же можем быть объединены переживанием чужого человеческого горя, можем через это просить милости у Бога для пострадавших. Мне кажется, сегодня это наша задача. Не впустить зло Протоиерей Федор Бородин, настоятель московского храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке Зло в мире разливается нами, каждым из нас. Злом, грехом пропитано все – общественная, личная, частная жизнь человека. А оброк греха – смерть. Мы платим этот оброк. И вина за случающиеся в нашем мире беды для христианина лежит на каждом человеке, который бывает побежден злом. Мы знаем слова апостола Павла «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12:21) Это значит, что если меня толкнули или обругали, а я в ответ впал в раздражение или что-то сказал в ответ, я был побежден направленным на меня злом. Мне кажется, что победа зла, благодаря которому совершились чудовищные преступления в Волгограде, будет намного больше, если мы все сейчас по этому поводу будем не молиться, не скорбеть, а ответно озлобляться. Это будет окончательная победа зла лично над каждым из нас. Произошла страшная трагедия, мы от всего сердца соболезнуем людям, потерявшим близких, будем служить панихиды, молиться обо всех пострадавших на Божественной Литургии. Но нам надо устоять в добре. Нам нельзя разрушить свое внутреннее христианское устроение. Иначе это и будет поражением. Я думаю, что это общенациональный вопрос: если мы сумеем удержать христианское отношение к тому, что происходит в целом, мы сохранимся. Если перейдем внутренне на язык злобы, то просто пропадем. |
| «И не обреташеся» (LXX, славян.) – Енох, т.е. он не абсолютно уничтожился, а таинственно исчез из среды людей. Уже это одно отступление библейского автора от обычного у него образа выражения о смерти патриархов показывает, что конец земной жизни Еноха не походил на смерть остальных патриархов, не был, следовательно, обычным. Дальнейшие слова текста «потому что Бог взял его» и раскрывают именно эту самую мысль, хотя быть может тоже недостаточно подробно и ясно, обращаясь за выяснением этой фразы к библейским параллелям, мы находим, что они буквально повторены еще раз относительно пророка Илии ( 4Цар. 2:11 ), из истории которого положительно известно, что он чудесным образом был взят живым на небо. То же самое, по толкованию Апостола Павла, произошло еще раньше с Енохом ( Евр. 11:5 ; ср. Сир. 49:16 ). Посему-то, вероятно, и в Священном Писании Илия и Енох выставляются вместе, в качестве предтеч страшного второго пришествия Господа на землю ( Откр. 11:3 , ср. Мф. 17:11 ; Мк. 9:12 ; Лк. 9:8 ). Такое понимание кончины Еноха вполне, наконец, отвечает и контексту, где эта кончина выставляется наградой праведнику за его благочестие; так как смерть есть «оброк греха» ( Рим. 6:23 ), а Енох своим «хождением пред Богом» достаточно искупил свою вину, то он и переселяется в загробную жизнь, не видя истления плоти ( Пс. 15:10 ), которая подверглась мгновенному преобразованию по подобию того, что ожидает, согласно обетованию апостола, и тела верующих – современников второго славного пришествия Господня ( 1Кор. 15:20–23 ; 2Кор. 5:4 ; 1Фес. 4:17 ). Быт.5:25 . Мафусал жил сто восемьдесят семь лет и родил Ламеха. Из генеалогии каинитов нам уже известно, что имя «Ламех» значит «свирепый человек, муж войны и разрушения». Трудно только с точностью определить, как мысль сифитов символизируется таким, по-видимому, неподходящим для них именем. Всего вероятнее, что в нем должно усматривать след воинственного и боговраждебного духа каинитов, начавшего с этой генерации заметно сильно ощущаться и в среде сифитов. |
| В эту Божественную необходимость крестной смерти с трудом проникает человеческая мысль. Не открывает до конца смысл Крестной смерти и идея Божественной справедливости, justitia vindicativa. В понятиях счета и уравнения, возмездия и удовлетворения нельзя исчерпать тайну Крестного отречения и любви. Если ипостасным соединением с Божеством бесконечно усилена значимость смерти Христовой, разве не в той же мере умножены в силе и вся Его жизнь, и все Его дела – дела не только Праведника, но Богочеловека... Разве не покрывают Его дела с избытком и лукавое неделание, и грешные деяния всего падшего человечества... Наконец, в страстях и Крестной смерти нет той справедливой необходимости, определяемой Законом, которая была бы в каждой смерти праведника. Ибо это не страдания и смерть человека, силой внешней помощи усовершившегося в терпении и послушании, и тем стяжавшего от Бога большую благодать. Это – страдания Богочеловека, страдания непорочного человеческого естества, уже «обоженного» восприятием в ипостась Слова... Не объясняет этого и идея «заместительного» удовлетворения, satisfactio vicaria схоластики. Не потому, что невозможно «замещение». Но потому, что Бог не ищет страдания твари – Он скорбит о ней... Как может карательная смерть пречистого Богочеловека быть упразднением греха, если смерть вообще есть оброк греха – и только в греховном мире и есть смерть... Разве «справедливость» стесняет милосердие и любовь, так, чтобы нужна была Крестная смерть для освобождения милующей любви Божией от запретов уравнительного правосудия... Все эти сомнения с дерзновением и силой выразил уже свт. Григорий Богослов в своем знаменитом Пасхальном слове (которое, кстати сказать, по Типикону положено в качестве первого «уставного чтения» за Пасхальной Заутреней, на третьей песне) ... «Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь – кровь великая и преславная, кровь Бога, и Архиерея, и Жертвы... Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе повреждение... Если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, – спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена... Если лукавому, то как сие оскорбительно... Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но и самого Бога – за свое мучительство получает такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас... Если же Отцу, то, во-первых, – каким образом? Не у Него мы были в плену... И, во-вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы давши овна» ... Своими вопросами свт. Григорий хочет показать необъяснимость Крестной смерти из требований уравнительной справедливости. Он не оставляет вопроса без ответа и заключает: «Из сего видно, что приемлет Отец не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога» 242 ... |
| Средствами для этого, кроме общепромыслительных действий Божиих в мире, служили: наказания, постигшие прародителей и их потомков за грех (изгнание из рая, обречение на изнурительные труды, смерть телесная и другие бедствия), явления и откровения Божий людям, некоторые чудесные события, как чудесное переселение Еноха от земной жизни к небесной, без подчинения закону телесной смерти ( Быт.5:24 ; ср. 4Цар.11:5 ; 2Кор.5:4 ; Евр.11:5 ), чем дан для всех родов образ покаяния и праведной жизни вместе с наградою за эту жизнь ( Сир.44:15 ), 401 долголетие допотопных патриархов (от 700 до 900 л. и более), способствовавшее сохранению и распространению между людьми обетований об Избавителе и преданий о первобытных блаженных временах и др. 402 Особенное же значение в ряду приготовительных средств имели: 1) жертвы, 2) потоп и 3) смешение языков и рассеяние племен. I. Происхождение жертв восходит к первым временам человеческого рода. Каин и Авель, сыны Адама, уже приносили жертвы Богу, и притом Авель – от первородных стада своего ( Быт.4:3, 4 ). Первая жертва, вероятно, принесена была еще в раю (конечно, по грехопадении прародителей). Догадываются, что кожаные одежды, в которые облек Бог Адама и жену его, сделаны были из кожи животного, принесенного в жертву. 403 Невероятно, чтобы сам Авель изобрел жертвенное богослужение. Разум сам собою никогда не мог прийти к мысли кровью животного умилостивлять гнев Божий за беззакония человеческие. В средстве, очевидно, нет ничего соответствующего цели. Жертва Авеля необходимо наводит на мысль, что приносить в жертву первородных Авель научился от Адама, Адам – от Бога, а Бог явил в них Агнца, закланного от основания мира ( Откр.13:8 ). Жертвенное богослужение распространилось во всем человеческом роде и жертва сделалась необходимою принадлежностью религией всех народов, всех времен. Воспитательное значение жертв в деле приготовления людей к Искупителю, особенно в их чистом виде, состояло в следующем. В своей жертве человек видел, что оброк или наказание греха есть смерть. |
|
|
