| Путевой, демественный и большой распевы образовывали совместно со знаменным распевом некую сверхсистему, или «чин распевов», в котором каждый распев занимал строго отведенное ему место и выполнял свои функции. Если назначение знаменного распева заключалось в организации всей внутренней жизни человека, в сакрализации его жизненного времени путем воздействия на него осмогласных структур и мелодической иерархии, соответствующей духовной пульсации православного календаря, то назначение путевого, демественного и большого знаменного распевов заключалось в возведении души человека в особое состояние – в состояние духовного православного празднования. Путевой, демественный и большой распевы образовывали собой, таким образом, особый мелодический чин – праздничный чин распевов. Этот мелодический чин был вызван к жизни введением Иерусалимского устава, значительно повысившего уровень праздничности и торжественности служб. Если знаменный распев представлял собой мелодическое выражение состояния «похвалы», заложенное в таких молитвенных словах, как «хвалите», «восхвалим», «величаем» и т.д., то путевой, демественный и большой знаменный распевы выражали состояние православного «радования» и «ликования», заложенного в словах «радуйся» и «ликуй». В этом ликовании заключались вся суть и неповторимость распевов XV-XVI вв. Если мелодизму знаменного распева была присуща величавая уравновешенность, то в путевом, демественном и большом знаменном распевах эта уравновешенность уступила место некоей приподнятой взволнованности и истовости. Это та взволнованность и та экстатичность, которая породила слова, сказанные апостолом Петром на Фаворской горе, когда он говорил, «не зная, что говорил»: «Наставник! хорошо нам здесь быть». Упоминания о Фаворской горе и о Фаворском свете здесь не случайны, ибо именно в реальном созерцании Фаворского света нужно искать объяснение большинства явлений культуры Руси XV-XVI вв. Именно Фаворский свет явился источником как удивительной светоносности икон Дионисия и его школы, так и особого ликования праздничного чина распевов, ибо явления эти – явления одного порядка и одного корня. |
| 705 Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. – Рига, 1992, с. 45. 706 Оссендовский Ф. И звери, и люди, и боги. сс. 291-292. 707 Ломакина И. Голова Джа-ламы. с. 133. 708 Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. – Рига, 1992, с. 294. 709 Публ: Беликов П. Ф. Князева В. П. Рерих. – М., 1972, сс. 178-179. 710 Письмо Махатм Советскому правительству. Из книги В. Клещевского «Тайна Ленина».//Знамя мира. (29), 1995. 711 Именно – «приоткрывается», и то лишь на мгновение. Поприветствовав в тайном письме уничтожение всего русского уклада жизни, Н. Рерих публично в том же году пишет о «Махатме Ленине»: «В великом Владимире поразительно отсутствует отрицание. Он вмещал и целесообразно вкладывал каждый материал в мировую постройку» (Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. – Рига, 1992, с. 290). Конечно, никакого отрицания нет в человеке, рекомендовавшем побольше «расстрелять этой публики» (речь идет о священниках). В своей «мировой постройке» «великий Владимир», которого «можно сравнить с Шакья-Муни и с Христом» (с. 239), очевидно, находил место и для духовенства – правда, по превращении его в «лагерную пыль»… 712 см. Кочетов А. Н. Буддизм. – М., 1983, с. 127. 713 Цит. по: Прот. Митрофан Зноско-Боровский. Православие, Римо-Католичество, Протестантизм и сектантство. – Троице-Сергиева Лавра, 1991, с. 15. Что касается подробностей деятельности д " Эрбиньи – «Позволю себе отослать Вас к объективной книге о. Антония Ангера „Рим и Москва. 1900-1950“. Вы в ней узнаете о лукавой политике иезуита монсеньера д " Эрбиньи, который в 20-х годах, пользуясь гонениями на патриарха Тихона, пытался склонить к Риму живоцерковников, затем перенес свои усилия, совместно с епископом Неве, на тихоновский епископат, в надежде добиться избрания на патриарший престол епископа, тайно принесшего присягу Риму» (Струве Н. А. Ответ на письмо в редакцию.//Вестник РХД. с. 286). 714 Соловьев Вл. С. Рецензия на книгу Е. П. Блаватской: «The key to Theosophy». сс. 291-292. 715 Соловьев В. С. Е. П. Блаватская.//Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.А. Венгерова Т. 36. – СПб., 1892, с. 317. |
| Например, одну и ту же попевку, записанную знаменами, на практике можно было спеть с различными вариантами, что свидетельствует о живом, “импровизационном” характере знаменного пения — ведь певческие книги, содержащие записанные знаменами песнопения, созданные распевщиком, фиксировали лишь, можно сказать, “инструкцию” или “схему” пения, по которой певец создавал уже “живые” в реальном времени песнопения. (Кстати, современное старообрядческое церковное пение имеет также разнообразные традиции исполнения песнопений по крюкам.) Необходимо также заметить, что похожие процессы “многовариантности” также выразились в русской иконописи в различных “школах” и направлениях. Как было сказано выше, понятие “знаменный” в широком смысле означает вообще церковное пение по специальным знакам: действительно, кроме основного “столпового”, на Руси существовали и другие виды распева, более свободные и сложные по сравнению со столповым, можно сказать, более “изощрённые”, более “экзотические”. К этим распевам относятся: кондакарное, демественное пение, путевой распев, т.наз. “большой” знаменный распев и строчное пение (фиксированное многоголосие). Все вышеизложенные виды знаменного пения имели (кроме “большого” знаменного” распева) и свои системы записи, отличающиеся от обычных “столповых” знамен, поскольку каждый распев являлся своеобразным “языком”, с характерными “оборотами речи” и логикой построения. Несмотря на все различия, все эти виды церковного пения вместе с основным “столповым” образовывали единый комплекс РАСПЕВОВ, и их употребление могло быть рекомендовано к тому или иному типу богослужения или отдельного песнопения. (Конечно же при условии, что тот или иной клирос был в состоянии их исполнить; в противном случае можно было довольствоваться и “обычным” распевом.) Из всего перечисленного выше многообразия русских распевов, в живой практике старообрядческого пения до нас дожили лишь демественный одноголосный распев (записывающийся специальными знаменами), “большой знаменный” и отчасти путевой распев. О последнем нельзя судить однозначно по следующей причине. Путевой распев, как орнаментный, “мелизматизированный” вариант столпового распева, некогда имея свою собственную систему письменной фиксации, давно вышедшую из реального употребления, встречается во всех певческих книгах после XVII в. изложенным обычным “столповым знаменем”, никак не предназначенным для этого; таким образом, отсюда, возможно, могли со временем возникнуть искажения в исполнении этого распева. |
| Структура мелодики путевого и демественного распевов та же, что и знаменного: те же приемы опевания опорных тонов и перемещение их с сильных времен на слабые; тот же принцип вариационной разработки мотивов; такой же терцово-квартовый ладовый объем попевок; тот же метод построчного изложения напева. Из сопоставления мелодий знаменного и путевого распевов, написанных на один и тот же текст, видно, что путевой распев представляет собой усложнение знаменного, (сравн. (48) и (49), (50) и (51) ), в произведениях крупного масштаба, приводящее знаменную мелодию к существенной метаморфозе (сравн. (52) и (53) ). Путевой распев подчинен системе осмогласия и представляет своего рода разработку попевок знаменного, связанную с образованием мелодических «волн», иногда следующих в порядке постепенного нарастания, а затем сокращения. Частое употребление целых длительностей (иногда в удвоении), сопоставление таких моментов замедленного движения с краткими мотивами из длительностей четвертных, употребление сложных синкоп, нарушающих равномерность движения, придают мелодике путевого распева напряженный, тяжеловесный характер. Демественное пение впервые упоминается в Воскресенской летописи под 1441 годом в связи с описанием смерти Димитрия Красного. По сообщению летописца умирающий князь, придя в сознание, «начат пети демеством. Господа пойте и превозносите его во веки, также [т.е. потом – Н.У.] аллилуия, по сем же стих богородичный четвертого гласа, 1 песнь: Жилище свое живый в вышних, также иные богородичники». 13 О происхождении демественного пения были высказаны разные мнения. В.В. Стасов считал его византийским по происхождению, возникшим у русских из подражания манере греков «изукрашать уставное пение руладами и вставками своей фahmaзuu&ququom;, бытовавшими в устной певческой традиции и в XVI веке зафиксированными, потому что «стало невозможно удержать в памяти все их [т.е. певцов – Н.У.] бесчисленные фантазии». 14 Д.В. Разумовский считал демественное пение византийским, занесенное в Киевское государство Балканскими славянами и употреблявшимся до XVI века русскими в домашнем быту их как «ежедневное благочестивое упражнение домашней церкви». |
| Т. о., основываясь на анализе рукописных памятников 1-го этапа, можно установить наличие в них термина «З.» и его разновидностей преимущественно в записях путевой монодии. Редкие случаи использования анализируемого термина в деместве объясняются тем, что в рукописях 1-го этапа демественные песнопения встречаются единично. Обычно это 1 или 2 песнопения в составе рукописи, фиксированной путевой нотацией. Исключением является упомянутый выше Демественник (ГЦММК. Ф. 283. 15), целиком составленный из песнопений многоголосного демества. Второй этап Начало 2-го этапа бытования термина характеризуется более частым использованием термина «З.» в основном в партитурных записях строчного пения, появление к-рых датируется 20-ми гг. XVII в. Частота употребления термина «З.», так же как и на 1-м этапе, увеличивается к концу этапа (кон. XVII в.), но масштабы изменений не совпадают. В рукописях посл. четв. XVII в. термин «З.» встречается практически постоянно. При этом его использование одинаково характерно для песнопений строчного и демественного многоголосия. Это свидетельствует не только о закреплении термина в писцово-певческой практике, но и об особом его культивировании в многоголосной певческой ткани. Наряду с использованием термина в многоголосных записях он продолжает эпизодически встречаться в монодийных песнопениях пути и демества. Эта форма бытования термина наследует традицию предшествующего этапа и для 2-го этапа является сопутствующей, отражая особый традиционализм и консерватизм, присущие древнерус. пению, когда старые формы записи продолжали употреблять параллельно с новыми, более совершенными. За исключением наиболее краткой формы термина (, ), все выявленные в рукописях 1-го этапа разновидности присутствуют и в памятниках 2-го этапа. К ним добавляются более полные формы написания с употреблением гласных букв. Приоритет остался за вертикальным расположением букв, образующих ту или иную разновидность термина,- . Реже встречается горизонтальная форма написания, наиболее полные разновидности к-рой выявлены в рукописи посл. четв. XVII в. (РГБ. Ф. 218. 343. Л. 325, 325 об.): , , . С помощью этой рукописи устанавливается совр. для XVII в. прочтение термина - «захват верхом». Следует отметить, что в строчном пении термин «З.» употребляется преимущественно с термином «верх». В демественном многоголосии помимо «захвата верхом» достаточно часто встречается «захват демеством». Случай использования термина «З.» с указанием «низ» в рукописи РГБ. Ф. 37. 142 (Л. 163) приводит А. В. Конотоп, отмечая, что такая комбинация терминов встречается редко ( Конотоп. С. 40). Исключительность приведенной Конотопом разновидности термина позволяет предполагать нетипичность, а возможно и ошибочность ее написания. |
| Итак, к ранним формам русского многоголосия обычно относят песнопения с наличием 3-х или 4-х голосов звучащих одновременно и связанных между собой no принципу линеарности то есть – приоритета мелодических соотношений между звуками в каждом из голосов по горизонтали перед их вертикальным соотношением. В этом видится принципиальное отличие раннего русского многоголосия от партесного пения пришедшего на Московскую Русь в середине XVII века и организованного по законам западноевропейской гармонии. На основании исторических документов и богослужебно-певческих рукописей в настоящее время имеются следующие свидетельства о возникновении этапах развития и записи линеарного многоголосия. 1 . Первые исторические сведения о возможности существования многоголосного пения наряду с монодийным относятся к рубежу вв. в целом ряде одноголосных знаменных рукописей появляются обозначения демество, путь, низ, верх, которые впоследствии в многоголосных партитурах будут обозначать отдельные певческие строки. В этот период каждый из перечисленных терминов указывается либо непосредственно перед началом текста песнопения, либо выносится на поля рукописи. Одни исследователи полагают, что повторение богослужебного текста в рукописи с вышеуказанными терминами и несколько иным последованием знамен есть проявление многовариантности распева и никак не связано с предполагаемым его многоголосным исполнением. Другие исследователи считают, что в данный период вв.) голоса многоголосных песнопений записывались отдельно по партиям, следующим одна за другой в данной последовательности демество – путь – верх – низ. Текст каждого песнопения одинаково выписывался для каждой партии и повторялся в зависимости от количества голосов. Крюковые строки отличались друг от друга, так как представляли собой разные голоса. Так как появление записи многоголосных песнопений в последовательном (построчном) изложении хоровых партий относится примерно ко времени первого упоминания о новых пространных роспевах, то возникает предположение, что «путевой и демественный роспевы изначально возникли как многоголосные, но это их качество весьма трудно было зафиксировать на бумаге поскольку отсутствовали средства адекватного отражения новой певческой стилистики» 106]. Напомним, что иное мнение высказывает Г. Пожидаева считая, что путевой роспев становится основой многоголосия «на гребне своего развития». |
| Известно, что русское барокко не испытало на себе большого влияния со стороны религиозной мистики, его формула жизни – это дорога и пир, а не страдание и сон как преддверие смерти. Оптимистическое звучание присуще прежде всего барочной прозе, особенно путевым запискам, для которых не характерна поэтизация типичных для европейского барокко мотивов и образов (культ смерти, проповедь добровольного страдания и смирения, страх перед хаосом бытия, тяга к изображению аномальных явлений и пр.). Наличие натуралистических описаний в русской путевой литературе петровского времени – следствие барочного совмещения несовместимого: высокого и низкого, прекрасного и безобразного, трагического и комического, – однако цель этих картин далека от поэтизации страха смерти, человеческих страданий 51 . Иоанн Лукьянов, развивая традицию натуралистических описаний в сочинениях протопопа Аввакума, изображает жизнь человека, не очищая ее от физиологических подробностей. Ими насыщен рассказ о морской болезни, которой страдал русский паломник: И егда выплыхом из усть Дунай в море, тогда морский воздух зело мне тяжек стал, и в том часе занемощевал, и стал корм из себя вон кидать, сиречь блевать. Велия нужда, кто на мори не бывал, полътара дни да ночь все блевал... (л. 15 об.). Изображение низкого – слюны зеленой, которая тянется, не дает ничего – ни ест, ни испить – все назад кидает, сопровождающееся ритмизацией прозы, служило высокой цели – поэтизации жизненного подвига героя, освящению результатов его паломнической и литературной деятельности. Гуманистические идеи времени отразились в новой трактовке образа человека в произведениях путевой литературы. Если у писателей придворного барокко героем был человек, который выступал как некий образ-иллюстрация одной из вечных, общечеловеческих и вневременных добродетелей или пороков, то в старообрядческой литературе барокко это человек, живущий и действующий в определенной среде, социально, национально и исторически обусловленной. Писатели-старообрядцы развивают автобиографическое начало в литературе, в их произведениях автор и герой предельно сближены, могут являться одним реальным лицом. Путешественник Лукьянова предстает перед читателем как живой человек, со своим неповторимым характером и судьбой, со сложной гаммой чувств и переживаний: он любит и негодует, смеется и печалится, иронизирует и восторгается... Это реальный человек в его реальных проявлениях, знакомый до мелочей быта, близкий, хотя и не тождественный, автору. |
| ГИМ. Собр. И.Е. Забелина No 2570. Рукопись середины XIX в. (штемпель Плавской бумажной фабрики – Клепиков, I, с. 107, No 151 – 1854 и 1856 гг.); 4° (21,5 х 18,0); 264 л. (263 1), верхняя часть последнего листа оборвана так, что неясно, был ли он учтен при нумерации, л. 263–264 – чистые; скоропись. Нумерация двойная: 1) полистовая, арабскими цифрами в верхнем правом углу, выполненная чернилами; 2) нумерация тетрадей, проставленная карандашом в верхнем правом углу арабскими цифрами. Заглавия в рукописи сделаны тем же почерком и чернилами, что и весь текст (см. л. 3, 75, 85 об., 94, 102, 174 об., 198, 218). Рукопись без переплета, представляет собой 11 соединенных между собой тетрадей. На л. 1, 49, 134, 169, 193, 219, 262 об. имеется штамп-оттиск «Библиотека Ивана Егоровича Забелина»; на л. 264 об. сохранилась бумажная наклейка синего цвета «Рукописи. Императорский Российский Исторический музей. Собрание И.Е. Забелина. No» со вписанным от руки чернилами номером «380 (287)»; ниже еще одна бумажная наклейка белого цвета с проставленным от руки чернилами шифром рукописи «Забел 380». Главная отличительная черта второй редакции памятника – появление новых структурных единиц, обрамляющих путевой дневник: вступительной части, почти дословно повторяющей начало «Хождения» игумена Даниила, и краткого заключения, что придает произведению классическую трехчастную форму, свидетельствуя о целенаправленной литературной обработке текста. В проложной и финальной частях указано на авторскую принадлежность путевых записок: Се аз, недостойный и грешный старец Леоньтий, и всех хуже, смирен сый грехи моими... восхоте видети святый град Иерусалим и землю обетованую... (л. 1); Конец хождению Леонтия-старца и его описанию (л. 265 об.). Текст второй редакции «Хождения в Святую землю» отражает процесс гармонизации структуры произведения: последовательному и резкому сокращению подвергается цикл царьградских очерков, в то время как за счет вставок значительно увеличивается иерусалимская часть «Хождения» и рассказ паломника о возвращении на Русь. В описание святых мест вводятся указания на расстояния от одного объекта поклонения до другого в традиционных для средневековой путевой литературы единицах измерения, например: От тоя пещеры на полъдни, якобы вержением камени, стоит древо масленное (л. 209). Во второй редакции по аналогии с перечнем ворот приводится «роспись» стен Иерусалима. Упоминается, например, что «в потоке Киссове» «рыбы зело много» (л. 128), что город Лидда от Ромли находится на расстоянии трех верст (л. 144–144 об.), что камень, на который упал Христос под тяжестью креста, в поперечнике составляет три четверти аршина (л. 203), что в оград пещеры Варуха сады насажены, а в саму пещеру турки пускают за плату – с человека по паре (л. 221 об.). |
| 777 Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. – Рига, 1992, с. 208. 778 Тер-Акопян А. Контактеры дней Апокалипсиса. – М., 1992, с. 16. При этом все эти советы насчет сжигания человеческого мусора Тер-Акопян влагает в уста Елены Рерих, явившейся в астральном видении некоей Валентине Шевляковой. 779 Рерих Е. И. Письма.//Рерих Е. И. У порога нового мира. – М., 1993, с. 161. 780 Материалы к семинару «Перспективы человечества на пороге нового тысячелетия». Новосибирск, Академгородок, 28 апр. – 2 мая 1993, с. 61. 781 Блаватская Е. П. Скрижали кармы. – М., 1995, с. 19. 782 см. Булгаков С. Н. Христианство и штейнерианство.//Переселение душ. Сборник. – М., 1994, с. 247. 783 Джон Прайс провозгласил наступление «Нью-эйдж» на 31 декабря 1986 г. Впоследствии было объяснено, что приходу «Спасителя» помешали консервативные христиане, которые оказали ему духовное сопротивление (см. – Алексеев В., Григорьев А. Религия антихриста. с. 152). А известный оккультист Кирсан Илюмжинов (по совместительству – президент Калмыкии) пророчит: «Я вам открываю некоторые секреты: в третьем тысячелетии будет единое мировое правительство, а миром поочередно будут править представители разных знаков Зодиака – 12 лет тельцы, 12 лет овны, и так далее». «Надо сказать, – комментируют это заявление „Известия“, – что в Калмыкии активно готовятся к наступлению нового времени: госсекретарь республики по идеологии А. Нусхаев разработал даже концепцию этнопланетарного мышления, ставшую официальной идеологией республики. Приведем некоторые отрывки из этого произведения: „К общепланетарному дому Калмыкия будет идти своим путем, создав вначале Калмыцкий этнопланетарный дом посредством формирования калмыцкого этнопланетарного правительства“ (Ротарь И. Астральные опыты калмыцкого президента.//Известия. 11.11.1995). 784 Письма Елены Рерих 1932-1955. с. 58. 785 Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2, с. 384. 786 Письма Елены Рерих. 1932-1955. с. 167. 787 Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Путевой дневник. с. 62. 788 Рерих Е. И. Огненный опыт. с. 68. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДРОБНОЕ ЗНАМЯ Лицо " кулизма большая " из первой Евангельской стихиры большого распева. Тайнозамкненная запись (ГИМ. Епарх. 184. Л. 229, кон. XV - нач. XVI в.) и развод дробным знаменем (ГИМ. Син. певч. 135. Л. 272, кон. XVII в.) Лицо " кулизма большая " из первой Евангельской стихиры большого распева. Тайнозамкненная запись (ГИМ. Епарх. 184. Л. 229, кон. XV - нач. XVI в.) и развод дробным знаменем (ГИМ. Син. певч. 135. Л. 272, кон. XVII в.) способ фиксации напева в древнерус. крюковой знаменной, путевой и демественной нотациях . Существовавшие в песнопениях тайнозамкненные начертания (см. ст. Тайнозамкненность ) мелодических формул ( фит , лиц , попевок ) записывались с помощью последовательности простых знамен - крюков, стрел, стопиц, т. е. в виде развода . С помощью Д. з. могут быть также расшифрованы отдельные сложные знамена, встречающиеся за пределами тайнозамкненных начертаний и обозначающие мотив из неск. звуков (напр., полкулизмы, мечик, два в челну, тряска и др.). Такая форма записи дает возможность воспринимать мелодическое содержание песнопений, сложность и богатство их распевов, к-рые в тайнозамкненном виде оказались бы скрытыми за условно-краткими начертаниями лиц и фит. Д. з. применяется в певч. стилях, песнопения к-рых имеют пространный торжественный мелос, с включением мелизматических формул и с развитым внутрислоговым распевом ( большой распев , демественный распев , путевой распев , некоторые песнопения столпового знаменного распева ). В рамках различных стилей возникновение записи Д. з. датируется по-разному. В графике демественного распева не существует тайнозамкненных начертаний, в зашифрованном виде обозначающих распевы мелизматических формул, подобных фитам и лицам знаменного распева. Песнопения демественного распева, по мнению исследователей, существовали в «дробном» виде с момента возникновения в посл. четв. XV в. Один из ранних списков, содержащих подобную редакцию демественного песнопения, датирован 40-ми гг. XVI в. (ГИМ. Епарх. 172. Л. 201: «На реке Вавилонстей» (Пс 136)). |
|
|
