| Пользуясь выражениями этого учителя (хотя и не соглашаясь с ним в оценке дохристианской праведности), можно сказать: Христос в Евангелиях – это Человек, пребывающий в постоянном вдохновении ЛЮБВИ, которая и есть БОЖЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ. Христос – Человек «без эгоизма», единый Безгрешный, Святый. Когда мы читаем в Евангелиях Его призывы к любви и свободе, к Божественному совершенству – у нас не возникает сомнения, что Он-то и есть единственный Человек, «имеющий право» на такую проповедь. «Ибо учил их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (по Матвею, гл.7). «Величие Христа настолько Божественно, насколько вообще Божественное может проявиться на земле» (Гете, Разговоры). Христос – это Человек на Божественной высоте, воистину достойный быть Сыном Божиим. «Сияющая личность Христа… Пресветлый Лик Богочеловека, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота» (Достоевский, Дневник Писателя, 1873). ИИСУСЕ, КРАСОТА ПРЕСВЕТЛАЯ (акафист). Красота – вот слово, которое всецело принадлежит Христу. Когда у нас теперь повторяют слова Чехова: «В человеке все должно быть прекрасно», – то не знают, что говорят о религиозной задаче «подражания Христу» Христос – вот Человек, в Котором все прекрасно. Христос – «до того высокое представление Человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это Идеал человечества вековечный» (Достоевский, письмо к кому-то). Во Христе мы увидели человечность, достойную Божественной славы. То, что апостол написал о Боге, он мог бы повторить об Этом Человеке: Христос –«Свет, и нет в Нем никакой тьмы». Другой апостол писал, что во Христе «обитает вся полнота Божества существенно» (к Колосянам, гл.2, уточненный перевод). Нередко нас с насмешкой упрекают в человекообразности наших представлений о Боге – и это справедливо, когда мы рисуем Его в виде Дедушки или когда приписываем Ему такие человеческие аффекты, как самоуслаждение или мстительность. Но СВЯТОСТЬ – это не человекоподобие Бога, это Богоподобие человека, лучше же сказать, что это ЕДИНОСУЩИЕ Бога и Человека. Христос – Человек единосущный, единородный, родной Богу, – Вечный, Божественный Человек… Христос пришел к нам без славы, но «во всем страшном величии духовной Своей Красоты», и в Его полнейшем человеческом уничижении мы увидели «блистание Божества». В приобщении к Его таинственной Личности мы воспринимаем самую сущность Божественной жизни, это сама она, абсолютно, – «другой» быть не может. «Разве Тебе иного не знаем»… И вместе с тем Христос – Один из нас, единосущный нам в Своей человечности. Когда мы молимся Богу «ОТЧЕ НАШ, – мы произносим эти дерзновенные слова, которым Он нас научил, «как бы стоя рядом с Ним, как бы держась за ризу Христа – Большого Христа, высотою до неба». |
| Евангелия – иконы. С первых страниц мы уже видим в них разные проповеднические тенденции и разные манеры письма. По Марку (самое лаконическое и, возможно. самое древнее из Евангелий) повествование начинается прямо со встречи Христа с Иоанном Крестителем у Иордана. По Матвею приводится еврейская родословная Иисуса от Авраама. По Луке родословная спускается к общечеловеческому корню – к «Адаму». Евангелие по Иоанну открывается размышлениями о предвечном «Логосе», воплотившемся во Христе. Утверждают, что учение о «Логосе» евангелист заимствовал будто бы у Филона. Если бы даже и так – это значило бы только, что он воспользовался языком современной ему философии Филона, чтобы обозначить духовный опыт Божественности Христа – опыт. превышающий всякую возможную философию. Это четвертое Евангелие местами особенно иконописно; в нем Христос то и дело говорит о Себе в первом лице то, что евангелист хочет сказать о Нем в третьем лице: Он – хлеб живый. сошедший с небес, Он – свет мира, Он – путь и истина и жизнь… В других Евангелиях манера письма, можно сказать, более реалистична; но и там центральное значение имеет тайна Личности Христа. Каждая по-своему, четыре иконы выражают Первообраз, единый для всех христиан во все времена – для тех, кто писал Евангелия и кто читал их тогда, и для тех, кто их читает сегодня. «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки – Тот же» (к Евреям, гл.13). Отсюда и это удивительное единство впечатлений от четырех разноречивых Евангелий. Отсюда и другое «литературное чудо» – полное отсутствие рельефа, теневых черт у Героя. В любой другой литературе это дало бы совершенно мертвенный образ; почему же в Евангелиях мы видим Безгрешного Человека столь живо? Не иначе как потому, что Первообраз живет в нашей душе, и это «привносится» нами при чтении Евангелий. Можно сказать: мы, христиане всех времен и народов, УЗНАЕМ на евангельских страницах Христа, Который уже таинственно нам близок. «Это Господь» (по Иоанну, гл.21). Евангелия – иконы. Этот аналогический принцип должен примирить нас со всеми сомнениями по поводу разноречивости и даже мифичности некоторых евангельских сообщений. ТАК ЭТО И ПОДОБАЕТ СВЯЩЕННЫМ ДРЕВНИМ ИКОНАМ. Вооружившись таким пониманием, я возвращаюсь к высказанным выше сомнениям и остановлюсь сначала на евангельских чудесах. |
| Если не все тематические отделы, то все изречения и, во всяком случае, все термины евангельские были знакомы Его слушателям. Изречения «наследовать землю», «в третий день воскреснуть», термины «Царство Божие», «Сын Человеческий», «единородный Сын Божий» и т.д. – все это взято из религиозного ветхозаветного вокабуляра. Евангелие Христа – единственная во всемирной истории книга по безусловной неоригинальности своих элементов и она на волосок отстоит от того, чтобы быть книгой самой неинтересной, заслуживающей внимания только в историческом отношении в качестве отложения своей эпохи.… Сочетание старых слов с новым духом, это и есть наиболее характеристичное для Евангелия. Когда Христос говорил, что «Бог не Бог мертвых, но живых», Он повторял традиционное изречение, в которое влагал однако совершенно новый смысл: тогда как по ветхозаветному представлению Иегова был только Богом живых и не был Богом шеола, по учению Христа для Бога нет мертвых, для Него все живы. Так и все Евангелие есть новое слово на старом языке»… Чрезвычайно важное сообщение, после открытия Кумранских рукописей, устанавливается терминологическая близость Евангелий еще и к иудейскому сектантству. Возникающие в связи с этим проблемы в настоящее время неразрешимы; но важно знать о факте исторической обусловленности форм, в которых выражалось содержание евангельской проповеди. Никто не мог «подслушать» Искушения в пустыне (по Матвею, гл.4, по Луке, гл.4). Не значит ли это, что Сам Учитель рассказал ученикам о Своих Искушениях? В таком случае мы имеем здесь бесконечно драгоценное предание о Его таинственном Самосознании. В самом общем смысле можно сказать, что это были искушения подавить «сверхестественным» человеческую СВОБОДУ… В применении к самим Евангелиям подобное искушение состояло бы в том, чтобы дать людям такое священное Писание, в котором все бы «сходилось», не было бы никаких исторических условностей и человеческих привнесений, так что невозможно было бы нам ни в чем сомневаться и оставалось бы только по необходимости признать во Христе Сына Божия. |
| Большее распространение получили сокращенные версии «Большой хроники», выполненные М. П. или под его руководством. Сильное влияние на позднейшую англ. хронистику оказали «Цветы историй» (Flores historiarum), к-рые исследователи до сер. ХХ в. ошибочно приписывали некоему Матвею Вестминстерскому (жившему предположительно ок. 1300). Это сочинение охватывает период от сотворения мира до 1249 г. и представляет собой извлечения из «Большой хроники», дополненные информацией из других исторических сочинений. Наиболее ранняя рукопись (Manchester. Chetham " s Library. 6712) частично написана почерком М. П. (анналы за 1241-1249), позднее была продолжена в Сент-Олбансе (за 1250-1265) и Вестминстерском аббатстве (за 1265-1327). Ок. 1250-1253 гг. М. П. написал «Историю англов» (Historia Anglorum; известна также как «Малая история» (Historia minora)), охватывающую период от Нормандского завоевания 1066 г. до 1253 г. (в наст. время рукопись-автограф М. П. переплетена в кодексе вместе с частью «Большой хроники» - Lond. Brit. Lib. Royal. 14 C VII; 2-я пол. XIII в.; по одной из версий, эта рукопись была завершена уже после смерти М. П. и предназначалась в подарок англ. кор. Генриху III - Connolly D. K. Copying Maps by Matthew Paris: Itineraries fit for a King//The «Book» of Travels: Genre, Ethnology, and Pilgrimage, 1250-1700. Leiden, 2009. P. 159-203). Она основана гл. обр. на информации из «Большой хроники», относящейся к Англии, но также включает целый ряд дополнительных сведений. Несколько позднее (ок. 1255) М. П. написал «Сокращение хроник» (Abbreviatio chronicarum; рукопись-автограф М. П.- Lond. Brit. Lib. Cotton. Claudius. D VI), охватывающее период с 1000 по 1255 г. Возможно, не самим М. П., но под его общим руководством была проведена работа над «Хроникой, извлеченной из больших хроник» (Chronica excerpta a magnis cronicis; London - Lond. Brit. Lib. Cotton. Vitellius A XX; почерком М. П. написана лишь небольшая часть рукописи), охватывающей период с 1066 по 1246 г. Кроме того, М. П. создал краткий обзор истории Британии в форме генеалогической диаграммы (сохр. 6 различающихся между собой версий), оказавший значительное влияние на развитие в Англии в XIV-XV вв. жанра «генеалогических хроник» (см.: Laborderie. 2013). Помимо рисунков в качестве иллюстративных дополнений к «Большой хронике» и др. сочинениям М. П. использовал карты, составленные и нарисованные им самим. В его автографах сохранились карта мира, 4 карты Св. земли, 4 версии графической схемы пути из Лондона в Италию, 4 карты Британии, а также диаграммы важнейших дорог Британии и 7 англосакс. королевств. |
| В нашем церковном «культе» он не найдет достаточно культуры, красоты, которая достойно отображала бы красоту христианства. А некоторые отрицательные явления в наших храмах заставят его вспомнить о евангельском биче в руке Господа… Естественно, он пробует поискать для себя лучшего в молитвенных собраниях русских протестантов – так называемых «баптистов». Но уже самое это название говорит о безнадежном провинциализме. Выражаясь опять весьма кратко, наш посетитель получит (сужу по себе) отталкивающее впечатление карикатуры христианства. И в храмах, и у «баптистов» совершенно подавляющее большинство народа – простая женщина. Насмешники уже называют современное христианство «женской религией». На это надо возразить, что и в евангельской истории простые женщины не оставили Христа, когда даже почти все ученики Его разбежались. Ни одна женщина не причинила зла Сыну Человеческому, и даже римлянка, жена Пилата, пыталась защитить еврейского Узника (по Матвею, гл.27). Простые женщины не оставили Христа даже во гробе – и простые женщины первые приняли весть Воскресения, стали «апостолами для самих апостолов»… Не выражается ли здесь та общая истина, что женская душа более восприимчива к подлинной глубине жизни? Верующие мужчины редко ходят в храм потому, что их не удовлетворяет церковная служба и проповедь в современном плачевном состоянии. Но и независимо от посещаемости храмов статистика, по всей вероятности, показала бы, что верующих мужчин значительно меньше, чем женщин. В огромной степени это прямо объясняется «теоретическим» кризисом современного христианства. Он должен непременно быть разрешен – должна быть дана простому человеку возможность сознательной веры. Я добросовестно описал как будто все исторические и современные наши грехи, все унижения христианства. Их так много, они так велики, что приобретают значение обратного аргумента – в защиту христианства. Невольно вспоминается тот еврей у Боккаччо, который побывал в Риме, увидел все пороки духовенства – и пожелал креститься: ибо, решил он, если и при столь ужасных безобразиях католическая вера не умирает в сердцах народа – значит, это истинная вера… Так и у нас сегодня; ибо при такой «теоретической» нашей растерянности и при такой грандиозной практической дискредитации христианства – оно давно уже должно было погибнуть; но вот, оказывается, ничто, ничто это не может разрушить СВЯТЫНЮ христианства в душе человека. |
| Есть определенные признаки, что Евангелия по Матфею, по Марку, по Луке заимствуют друг у друга целый ряд мест или, может быть, используют какой-то утраченный общий источник. Совсем особое место занимает Евангелие по Иоанну. Самая речь Христа там заметно разнится по стилю и содержанию от других Евангелии, и непроизвольно складывается впечатление, что многое в этой речи – творчество автора, а Сам Христос вряд ли так вот будто бы и препирался с иудеями насчет Своего Божественного достоинства или проповедовал о Причащении. Например, стихи 16–17 главы VIII или стихи 55–56 главы YI – прямое свидетельство против такой вероятности… Вообще «противоречия» Евангелии, о которых твердит вульгарная пропаганда, вроде расхождений в «родословных» Христа и тому подобного – сущие пустяки в сравнении с действительной противоречивостью евангельских сообщений. Непримиримые разноречия Евангелий в описаниях призвания апостолов, последней вечери, Гефсиманской ночи, Голгофы, первых явлений Воскресения. Или вот в Евангелии по Луке мы читаем, как перед арестом Иисус говорит ученикам: «продай одежду твою и купи нож (гл.22) – так даже совсем уж, кажется, фантастические теории о «неудавшемся заговоре Иисуса» получают формальное подтверждение. Но у другого евангелиста Учитель говорит другое: «взявшие нож от ножа и погибнут» (по Матвею, гл.26)… Основное же внутреннее противоречие Евангелий – в изображении личного Самосознания Иисуса. С одной стороны – это вполне Человек, Который подвергается великим искушениям и ужасающим страданиям; но если, с другой стороны, по тем же Евангелиям, он ясно СОЗНАЕТ Свою Божественность, ПОМНИТ о Своем предвечном существовании, ПРЕДВИДИТ Свое Воскресение и Божественную славу, – то все Его искушения и страдания оказываются только как бы инсценировкой, в которой Бог, так сказать, «переодетый» в наше тело, только временно, исполняет роль Человека… Это противоречие безысходно, рационально необъяснимо. «…В то время Ирод тетрарх услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса творятся им» (по Матвею, гл.14), если даже злодей Ирод верует в Воскресение мертвых – то не такова ли была тогда и общая атмосфера народного легковерия, и не проникла ли она и в Евангелия? Соображение это подтверждается странным сообщением, что в момент Смерти Христа «могилы отверзлись, и многие тела усопших воскресли» (по Матвею, гл.27). |
| В этих искренних выражениях я стремлюсь передать христианскую интуицию Личности Христа. Божественный Человек: мы испытываем пред Ним религиозное преклонение. Как же осуществляется в Нем это немыслимое соединение человеческой уничиженности и сверхкосмического, Божественного величия? Каково было личное самосознание Христа, когда Он ходил по нашей земле? МЫ НЕ ЗНАЕМ. «И никто не знает Сына – только Отец» (по Матвею, гл.11). В истории христианства было немало попыток рационально «объяснить» личную тайну Христа – и все они были церковно осуждены (об этом – потом, ниже). Здесь воистину можно только молчать… Одно достоверно известно – что даже в те священные дни, когда можно было Его Самого видеть и слышать, –что даже и тогда лишь очень, очень немногие «узнавали» в Нем Сына Божия и, по Евангелиям, это было для них особым откровением Божиим. В ответ на исповедание Петра Учитель сказал ему: «Блажен ты, Симон сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (по Матвею, гл.16). И так продолжалось всегда. Современный католик Карл Адам пишет об этом: «…В отношении к тайне Христа нет никакого в строгом смысле убедительного, доказательного богословия. Вера во Христа в своем возникновении и бытии есть дело Божие, поцелуй Его свободно-дарящей любви, Его творческое слово к нам. Нет истинной веры в него, как только в Духе Святом» («Иисус Христос», подчеркнуто мною). Здесь имеются в виду написанные по другому поводу слова апостола Павла: «Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (к Коринфянам I, гл.12). И сегодня редчайшие факты уверования в Сына Божия совершаются, надо полагать, только по особому действию благодати. А в нашем потомственном христианстве ясно обозначилось разделение там, где оно было только наследством быта, «плоти и крови» – оно быстро улетучивается; но оно продолжает жить в нас, когда бывает наследством духовным, действительным приобщением к живому мистическому опыту церкви. Мы не могли бы «припомнить» – когда, как это с нами случилось; самый характер нашей интуиции может быть очень различен: у одних, преимущественно в «женском» типе христианства, это молитва, у других, как это можно назвать – морально-эстетическое впечатление от Личности Христа; наша вера в Него может быть довольно безотчетна, попросту – очень слаба; и всегда мы вольны в ней усомниться, от нее отказаться… Мы абсолютно в этом свободны. И вот, по совести: душа моя знает своего Господа. |
| Иконы Рождества. По Матвею – стремление показать, что Христос происходит из царского рода Давида, предсказан пророками и даже показан звездою. «И вот звезда, которую они видели на Востоке, шла перед ними, пока пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою» (по Матвею, гд.2). Совершенно иконописное сообщение; но за ним реальность астрономического порядка. Оказывается, что, действительно, странная новая звезда сияла на небе в те ночи. Это было сочетание планет, которое повторилось потом в 1601/2–1606 годах от Рождества Христова: …Первый заметил ее («звезду») Бруновский, ученик Кеплера, и по описанию его она сверкала разноцветными огнями подобно бриллианту… Эти замечательные явления обратили на себя внимание великого Кеплера, который, будучи знаком с астрологией, понимал, какое громадное значение такое сочетание могло иметь в глазах магов (волхвов), и захотел исследовать – не происходило ли такого же сочетания около времени Рождества Христова… Вычисляя назад, Кеплер открыл, что то же самое сочетание Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб происходило не менее трех раз в 747 году от основания Рима и что Марс присоединился к ним весной 748 года. Самый факт, что такое сочетание было в этот период, удостоверен многими независимыми исследователями и не допускает сомнений» (Фаррар, «Жизнь Иисуса Христа»). Поклонение волхвов – символ великого значения: все древние религии и культуры склонялись у колыбели Христа… Иной характер имеет изображение Рождества в Евангелии по Луке. Пещера – и в ней бездомное святое Семейство. «И земля вертеп Неприступному приносит». Вместо колыбели – кормушка для скота (отсюда и происходит наше «детские ясли»). Обычно мы дорисовываем здесь и животных, согревающих Ребенка своим дыханием… И пастухи, беднейшие, смиреннейшие из людей, рассказывают о бывшем им чудном видении. «Слава во вышних Богу, и на земле мир в людях доброй воли «…Что было за всем этим? Если всякое наше «рождество» бывает так таинственно, свято – то кольми паче было чудесно и свято Рождество Христово. Это и показывает евангелист, причем ссылается на Ту, Единственную, от Которой могло исходить это предание: «…А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем» (по Луке, гл.2). |
| «И се, Я – с вами во все дни до скончания века. Аминь» (заключительные слова Евангелия по Матвею). Нужно ли думать об этом, как о присутствии и действии Духа Христова только и исключительно в «церковных организациях»? Нет – это значило бы страшно обеднить и ограничить Христа. Вспоминаю по этому поводу слышанный мною рассказ про Ю.Ф.Геккера (американец, проживший в двадцатых годах в России) со слов бывшего издателя И.Д.Сытина об одном разговоре его с П.А. Кропоткиным. Сытин выразил свое восхищение идеями Кропоткина, но от души пожалел, что тот «отрицает Христа»; в ответ на это Кропоткин с видимым волнением воскликнул: « – Да, это Вам так кажется, потому что у вас Христос – вот такой (он показал мизинец), а для меня Христос – во-о-от Какой», – и он распростер руки вверх и вширь, желая обозначить нечто необъятное. Не зная ничего об идеях Кропоткина, я привожу этот рассказ как великолепный зрительный символ. Да, ограничивать присутствие Духа Христова только в церковных общинах – это значит унижать Христа, в некотором смысле даже отрекаться от Христа, святость без Духа Святаго. Нет, если мы воистину исповедуем Божественность Христа – мы должны признать и таинственное Присутствие Его в единосущном Ему человечестве доброй воли. «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (по Матвею, гл.28). Если обобщить житейский опыт простого человека нашего времени, то следует сказать о двух главных впечатлениях. В нашем веке явлено страшное падение «человека» – в его жестокости, подлости, слабости, «способности быть дрессируемым» (Ницше). И в то же время вместе со всем этим в ужасающих бедствиях войн и преследований явилось истинное величие человеческого духа – в мужестве и милосердии, в товариществе и дружбе, в священном самопожертвовании. Каждый благодарно вспоминает о встретившихся ему ЛЮДЯХ ДОБРОЙ ВОЛИ… И вот, среди них неверующие – ничем не хуже верующих. Напротив, в общении с теми, кто называет себя атеистами, вот уже который раз, меня посещает религиозное чувство: да ведь он (или она) «БЛИЖЕ» меня ко Христу! Бывает, что в критические, «контрольные» моменты существования иной неверующий человек ДЕЙСТВУЕТ так, как дай Бог всегда действовать нам, христианинам. |
| Но как же с учением апостола Павла о «втором Адаме»? Вот оно в кратчайшем виде: «…Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих» (к Римлянам, гл.5). И еще: «…Ибо как смерть чрез человека, так чрез Человека и Воскресение мертвых. Как во Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (к Коринфянам, гл.15). Для нас теперь это значит: подобно тому, как в мифической истории об Адаме грех и смерть одного человека распространились на весь род человеческий, – подобно этому и тем более святыня единосущного нам Человека Христа в таинственной общности становится достоянием всего человечества доброй воли. В одном из песнопений святой Пасхи дается образ: «…совоскресил еси всеродного Адама». Этот всеродный Адам есть всеродный Человек (если не ошибаюсь, в древнееврейском языке «Адам» и значит «человек»), – ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО; его в таинственном единстве «совоскрешает», приобщает к Божественной жизни Христос. Итак, воспользовавшись сравнительным образом мифического Адама, апостол передал нам сверхразумную ПРАВДУ своего откровения о Христе. Здесь уместно сказать вообще об условности сравнительных образов в священном Писании. В евангельской проповеди Второе Пришествие Христа уподобляется пришествию ВОРА – но только в отношении внезапности (по Луке, гл.12). В притче о неверном управителе нам ставится в пример для подражания МОШЕННИК – но только в отношении догадливости (по Луке, гл.16). Обычно мы этим смущаемся, но никто все-таки не думает, что в евангельской проповеди одобряется воровство и мошенничество. Еще пример – самый вразумительный. Известна в ветхозаветной Библии повесть о пророке Ионе – по всем вернейшим признакам не быль, а художественный вымысел сатирического плана, притча о жестоком пророке. Но вот мы читаем, как Сам Христос ссылается на историю пророка Ионы – видит в ней прообраз Своего погребения (по Матвею, гл.12) и даже Своего служения (по Луке, гл.11). Разве можно на этом основании считать мифическую историю подлинной? Конечно, нет – скорее, у нас зашевелятся сомнения в подлинности разноречивых евангельских ссылок; во всяком случае мы должны принять в них только условно-сравнительный смысл |
|
|
