| Путь чрезвычайно трудный и опасный! как, в самом деле, подражая безрассудству самых низких людей, сохранить всегда возвышенный дух, стремящийся к Богу? как, непрестанно ругаясь миру, обнимать, однако-же, всех совершенною любовью? как уберечь себя от духовной гордости тому, кто перенося столько оскорблений и лишений, сознает, что все это терпит он невинно и что он совсем не то, за что почитают его невежды? Таким образом, предстоит в дальнейшем, – насколько возможно точно и обстоятельно, раскрыть сознательность и нравственное достоинство «юродства», объяснив все те черты, которые являются характеристическими необычайного образа жизни юродивых, и которые в глазах людей, живущих по общепринятым, ходячим правилам гражданского приличия, людей, так называемых цивилизованных, могут возбуждать сомнение относительно внутренней законности и целесообразности подвига «юродства» – а именно: наружное сознательное отречение от пользования разумом, составляющим высшее отличие и преимущество человека, видимо неблагопристойное отречение от всех внешних правил и законов гражданского общежития, полное презрение к принятым в свете приличиям, лишение себя всяких дозволенных благ и невинных радостей. Далее, – следует раскрыть, как в жизни этих святых последователей Христа проявлялись все христианские добродетели, завещанные в святом Евангелии, в частности: любовь к Богу и ближним до самоотвержения, стояние за правду до смерти, незлобие и терпение при невинных страданиях, нестяжательность, воздержание, усердие к молитве и пр. и пр. «Столпничество» же, как один из тех узких и скорбных путей, которыми царствие небесное нудится, как одна из тех аскетических форм, угодных Богу, в которых выражается стремление достигнуть возможного нравственного совершенства, нуждается в выяснении своей сознательности и права занять одно из первых мест высшего христианского аскетизма. Поэтому, чтобы правильно судить об этом великом, изумительном и необычайном подвиге необходимо рассмотреть причины и цели, побуждавшие столпников уклоняться от обыкновенной подвижнической жизни и предпринимать новый, чрезвычайно тяжкий и оригинальный образ жизни, показать, что в подвиге столпостояния не заключается никакой несообразности с природою человека, какого мнения могут держаться только те, которые или неверно смотрят на природу человека или потому, что о «столпничестве» судят по своим силам, далее, справедливо решить вопрос – согласно ли оно с духом христианской веры, в виду того, что все действия должны быть совершаемы в духе веры, иначе и великие в очах людей подвиги не имеют никакой цены пред Богом? |
| Юродство может быть связано с мессианскими наклонностями. Таково поведение Чаадаева, поздних Гоголя и Л. Толстого в периоды серьезных кризисов. Последний, в переписке с В. Чертковым, говорил о юродстве, как условии духовного роста личности. Вс. Гаршин после знакомства с Толстым, роздал деньги случайным людям, купил лошадь и разъезжал на ней по Тульской губернии, проповедуя непротивление. Отчетливый привкус юродства несет отшельнический образ жизни и концепция «общего дела» Н. Федорова, образ жизни художника-колдуна и сказочника Е. Честнякова. К этому ряду примыкает и А. Хомяков, днем способный на веселые розыгрыши друзей, а ночь проводящий в слезной молитве. 7 Знаменитый своей странностью «смех» Вл. Соловьева, высокий и отрывистый, производил впечатление юродского эпатажа. Юродство связано с уходом, как типом фронды (в скит или из монастыря, «к цыганам» или «в актеры», в город или в деревню, в народ» или в эмиграцию). Уход в город внес элементы юродства в поведение Есенина, Клюева и Шукшина (см. его «чудиков»). «В народ» ушел и пропал А. Добролюбов (этого юношу и Л. Толстого Бердяев назвал «русскими францисканцами». Ср. судьбу Л. Семенова). Юродство, как тип «божьего безумия», наблюдали в поведении В. Розанова , А. Белого, В. Свенцицкого , обериутов и футуристов. Если для С. Булгакова в «подвиге юродства» мыслится предел забвения «самости» в жертвенном предстоянии Богу, 8 то для М. Бахтина, в этой надчеловеческой и абстрактной отверженности, заключен грех «гордого одиночества и противления другому. 9 Известного предела и даже самоотрицания, достигает юродство в героях антиутопий А. Платонова «Чевенгур» и «Котлован». В современной литературе и живописи вырвавшегося на свободу андеграунда, юродство усилило элементы вымученного и наигранного героизма паче гордости. II. Попытка понять Слишком широк разброс оценок личности и текстов Флоренского, чтобы объяснять это неординарностью самого феномена мыслителя. Те, кто ругал его, ругали в нем себя, те, кто хвалил, себя же хвалили. |
| Юродивый так же необходим для Русской Церкви, как секуляризованное его отражение, Иван-дурак – для русской сказки. Иван-дурак, несомненно, отражает влияние святого юродивого, как Иван-царевич – святого князя. Здесь не место останавливаться на очень трудной духовной феноменологии русского юродства. Совершенно схематически укажем на следующие моменты, соединяющиеся в этом парадоксальном подвиге. 1. Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей. 2. Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью посмеяния миру (I Коринфянам, I-IV). 3. Служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством. Дар пророчества приписывается почти всем юродивым. Прозрение духовных очей, высший разум и смысл являются наградой за попрание человеческого разума подобно тому, как дар исцелений почти всегда связан с аскезой тела, с властью над материей собственной плоти. Лишь первая и третья сторона юродства являются подвигом, служением, трудничеством, имеют духовно-практический смысл. Вторая служит непосредственным выражением религиозной потребности. Между первой и третьей существует жизненное противоречие. Аскетическое подавление собственного тщеславия покупается ценою введения ближнего в соблазн и грех осуждения, а то и жестокости. Св. Андрей цареградский молил Бога о прощении людей, которым он дал повод преследовать его. И всякий акт спасения людей вызывает благодарность, уважение, уничтожает аскетический смысл юродства. Вот почему жизнь юродивого является постоянным качанием между актами нравственного спасения и актами безнравственного глумления над ними. В русском юродстве вначале преобладает первая, аскетическая сторона, в XVI столетии уже несомненно – третья: социальное служение. В Киевской Руси мы не встречаем юродивых в собственном смысле слова. |
| Архив Пн А. Ю. Виноградов: Иванов С.А. Блаженные похабы. Культурная история юродства. М.: Языки славянской культуры, 2005. — 448 с. 12 мая 2006 г. 14:26 Новое, второе издание книги Сергея Аркадьевича Иванова о византийском и древнерусском юродстве, по словам самого автора, весьма сильно переработано и дополнено по сравнению с первым, вышедшим десять лет назад. Неизменным, однако, осталось само отношение автора к теме его исследования, вызвавшее в свое время множество критических отзывов, которые практически не учтены в новом варианте работы. Юродивый для Иванова — это симулянт, мошенник, реальный сумасшедший (с. 374) — кто угодно, только не добровольный подвижник «Христа ради». Такое отношение, заявленное автором в самом начале книги (с. 20–21), создает сразу же несколько важных проблем (что сам Иванов, впрочем, отлично понимает и в чем старается оправдаться). Во-первых, чисто «внерелигиозный» подход так же субъективен, как и его противоположность, ибо пренебрегает религиозными мотивами действий членов Церкви, сводя их к материалистическим причинам — в результате такой «метод» неправомерно исключает всякие мотивировки поведения, кроме понятных атеисту. Во-вторых, данная концепция на практике приводит к пренебрежению другими подходами к феномену юродства, которые она склонна уподоблять «научному коммунизму» (с. 21). И, наконец, нежелание считаться с представлением Церкви о юродстве, как о добровольном и сознательном подвиге внешнего безумия ради спасения себя и других, обедняет внутренний мир самих юродивых, для которых, по крайней мере, начиная со средневизантийской эпохи, такое учение было важным мотивом. Мало изменилось и отношение Иванова к своим источникам. Несомненна ценность его книги как максимально полного на нынешний день каталога упоминаний о юродстве — количество их, действительно, огромно. Однако посмотрим, как обходится с ними автор: его задача — как можно больше из них опровергнуть, чтобы, в результате, избежать их анализа. Особенно сильно эта тенденция чувствуется в древнерусской части, где, между тем, проблема исследована учеными обширнее, чем в византийском ареале. |
| Он набросился на немощного узника и задушил его. Так закончил свою жизнь митрополит Филипп, став мучеником за оскорбляемую царем правду Христову. М.В. Первушин Подвиг юродства ради Христа на Руси В христианской Церкви юродство ради Христа как определенный тип святости возник еще в IV веке. Древний церковный историк Евагрий говорит об этом подвиге как о высшем выражении православного подвижничества. Юродство изначально было характерно только для византийской религиозности. Оно никогда не было распространенным на Западе. С XIV века юродство исчезает в Византии и становится исключительно русским явлением. Из сорока юродивых, прославленных всей Православной Церковью, лишь шесть жили в Византии, остальные – на Руси. Сегодня известно более четырехсот юродивых, почитаемых в Русской Православной Церкви. Практически каждый крупный город Русской земли имел своего юродивого. Термин «юродивый» произошел от слова, которое в славянском языке обозначает «глупый, безумный, простой». В древнерусских памятниках юродивые еще именуются блаженными. Особенность этого служения состояла в том, что юродивые приносили в жертву Богу не только свое имущество и всю свою жизнь, но и высшее дарование Бога человеку – разум. Живя среди общества, юродивые сознательно исключали себя из него. Они терпели упреки в безумии, презрение и поношения. Однако в юродстве нет и тени отвержения мира. Юродивый прежде всего низко ценит внешнюю, суетливую сторону жизни, презирает мелочное угождение себе, боится житейских удобств, богатства, но не презирает человека, не отрывает его от жизни. Юродивый Христа ради все время совершает предосудительные поступки, прикрывая свою святость, «творя похабное». Притворно изображая какую-либо страсть или порок, он наглядно показывает всю гнусность греха. Он не искренен в этом непотребстве, а лишь насмехается над ним. Для тех, кому предназначены такие «отрицательные» уроки, они приносят больше пользы, чем все наставления и проповеди. Юродивый не боится говорить правду и самому царю. |
| юродивые умирали мало по малу для мира, постепенно порабощая тело духу, по слову апостола 803 . Таким образом, самоотвержение есть смерть ветхой человеческой природы, но не есть потеря личности, совершенное уничтожение природы. Напротив, самоотвержение возвращает человеку власть над самим собою, делает его свободным, так как самоотверженный человек, становится выше всего, его окружающего, выше даже самого себя, ни к чему на земле он не влечется и ни к чему не привязывается, и поэтому, по духу своему является свободным. В чем же выражается духовная свобода самоотверженного человека? Так как эгоизм владеет чувственною природою человека посредством плотских удовольствий и наслаждений, то духовная свобода силою самоотвержения прежде всего возвышается над человеком, побеждая похоть плоти 804 . Эгоизм держит волю человека в цепях, скованных, так сказать, из сокровищ и благ мира, самоотвержение расторгает эти цепи, и человек, разрывая связь сердца с земными сокровищами, рассуждает так с апостолом: «ничтоже внесохом в мир сей яве, яко ниже изнести что можем: имеюще же пищу и одеяние, сими довольни будем» 805 . Эгоизм увлекает многих приманкой почестей и славы, самоотвержение доставляет пленникам этим свободу, увлекая их к почести вышнего звания 806 . Эгоизм основывает свое величие в уме человека на умственных отличиях, самоотвержение, ставя это величие ни во что, ничего более знать не хочет, точию Иисуса Христа 807 . Эгоизм извращает в сердце человека и самую естественную любовь к жизни, поставив целью настоящей жизни эту же самую жизнь, самоотвержение разрушает этот оплот эгоизма, поставляя целью жизни и смерти человека Христа Спасителя, потому что самоотверженный возвышается до такой свободы духа, что и самая жизнь нисколько не привязывает его к себе и что ему и «еже жити Христос; и еже умрети, приобретение» 808 . Такое именно христианское самоотвержение мы и видим в подвиге «юродства». Оно в нем является не столько внешним, сколько внутренним, состоящим в отсечении от сердца нечистых помыслов и страстей. |
| По мысли Довлатова, хамство берет врасплох именно безнаказанностью. С хамством как таковым бороться вряд ли возможно. «Десять лет я живу… в безумном, дивном, ужасающем Нью-Йорке, и все поражаюсь отсутствию хамства. Всё, что угодно, может произойти здесь с вами, а хамства все-таки нет. Здесь вас могут ограбить, но дверью перед вашей физиономией не хлопнут», – написал Сергей Довлатов. Интересно, что слово при всей своей негативной окраске тоже берет начало из мира церковного, а точнее, из Ветхого Завета и известной истории о Хаме, посмеявшемся над наготой своего отца. Обозначая духовную проблему, оно прочно вошло в сознание и в нашу речь. Юродивый и юродство Этимология слова вроде бы проста, но не только иностранцу, но и современному русскому человеку малопонятна. «Юрод» – это по-церковнославянски «урод», человек убогий. Убогий – тот, который у Бога. Телесные болезни и убожества вкупе с духовными дарами не только вызывали сочувствие, но и привлекали внимание наших предков. К юродивым приглядывались: ждали от них пророчеств и предзнаменований. Но юродство не объяснить одним только убожеством. Юродивыми на Руси называли тех, кто добровольно отказывался от мирского во имя Бога и этим смирял свою гордыню. Вот что пишет о подвиге юродства любимый христианским читателем современный автор романов, специалист по древнерусской литературе Евгений Водолазкин: «Юродство нередко связывается исключительно с Россией (Русью), но это неверно. Так, юродивые были в Византии (например, Андрей Юродивый), принесшей на Русь христианство. Но в наибольшей степени юродство как явление раскрылось именно здесь. К иррациональному русское сознание имеет открытое ухо. Другое распространенное заблуждение связано с пониманием юродства только как эксцентрики и чудачества. В высшем проявлении юродство – вид святости. Юродство – это святость, которая не желает быть узнанной и надевает на себя маску нелепости. В церковной традиции этот подвиг называется сверхзаконным, потому что он не основан ни на одном уставе. Здесь могут быть и эксцентрика, и чудачество, но все это лишь бурление на поверхности. |
| «Юродивый Христа ради» ничуть не ищет ни человеческого уважения, ни человеческой любви; он даже не хочет оставить среди людей о себе добрую память. В этой основной установке и лежит источник той силы, той смелости и того мужества, которые проявляли юродивые, проходя скорбный путь земного изгнания и при этом восставая всегда против зла и несправедливости, откуда бы те ни приходили и каковы бы ни были уважаемость и социальное положение тех, кто их совершал. Проф. Федотов предложил определенную схему, которая отлично позволяет понять различные моменты, объединяющиеся в этом, на вид столь парадоксальном, подвиге 117 : 1 . Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей. 2) Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью посмеяния миру ( 1Kop. I-IV ). 3) Служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством. Дар пророчества приписывается почти всем юродивым. Прозрение духовных очей, Высший разум и смысл являются наградой за попрание человеческого разума подобно тому, как дар исцелений почти всегда связан с аскезой тела, с властью над материей собственной плоти. Первая и третья сторона юродства являются подвигом, служением, трудничеством, имеют духовно-практический смысл. Вторая служит непосредственным выражением религиозной потребности. Между первой и третьей существует жизненное противоречие. Аскетическое подавление собственного тщеславия покупается ценою введения ближнего в соблазн и грех осуждения, а то и жестокости. Святой Андрей цареградский 118 молил Бога о прощении людей, которым он дал повод преследовать его. И всякий акт спасения людей вызывает благодарность, уважение, уничтожает аскетический смысл юродства. Вот почему жизнь юродивого является постоянным качанием между актами нравственного спасения ближних и актами безнравственного глумления над ними. |
| Довольно о высказывавшейся относительно моей книги духовной мысли. Взгляну и на проявления мысли светской по тому же предмету, в своем роде очень характеристические. Это – в «Русском слове», в библиографических заметках г. Зайцева, за апрель, кажется, 1865 года. Сущность отзыва о моей книге в «Русском слове» состоит в том, что автор книги обозван просто юродствующим. В каком смысле? В смысле издевки, с какою именно в этом же отзыве говорится о подвиге или явлении юродства. По какому же, по крайней мере, поводу? Нет ли разве в книге моей каких-нибудь признаков того, что я говорю в ней отчасти в форме и с видом юродствующего? Нет, речь в книге от начала до конца идет в складе и характере обыкновенной человеческой речи, без тени приемов юродства: о самом юродстве, когда был случай мне касаться его или когда в целой, небольшой впрочем, статейке 10 рассуждал я о нем, я говорил и рассуждал во имя здравого смысла и в том простом интересе знания и образованности, чтобы не дозволять себе порицать или отрицать что-либо с безотчетностию и самопроизвольностию, которых ныне не дозволяют и башибузукам. Итак, г. Зайцев хотел отличиться только невежливостию и наглостию, рассчитав, конечно, что в данном случае ему не придется поплатиться за это? На такой мысли мне не хочется остановиться по моему личному расположению и даже, если угодно, принципу – смотреть прежде всего на лучшее в человеке: без этого принципа и расположения, мне, пожалуй, не оборониться бы от презрения к людям по поводу испытанных мною наглостей со стороны одних, несправедливостей других, мертвой невнимательности ко всему этому остальных. Чтобы добраться до какого-нибудь дельного или хоть только делового смысла в выходке г. Зайцева, я беру во внимание в характере вообще светской нашей мысли и письменности (не касаясь на этот раз лучшей их стороны) одну жалкую сторонку – по отношению именно к предметам, которым посвящена моя книга. У меня на этот счет отмечены недавние же, очень знаменательные явления, на которые, впрочем, еще не обращается у нас общественное и литературное внимание. |
| И все это не преподнесено взрослыми извне. Дети это постигают не только в теории, они имеют и свой жизненный опыт. Большинство воспитываются в неполных семьях или так или иначе сталкиваются с переживаниями, бедой, они знают, что такое любовь и что такое нелюбовь. И если, вместо приглашения к драматичному материалу, мы будем преподносить им сладкие сказки, розовый оптимизм, то они отвергнут нас как значимых взрослых, просто перестанут нам верить. Поэтому важно честно, бережно по отношению к личности каждого ученика работать с глубоким материалом, повышать планку, учитывая возрастные особенности восприятия. – Наталия Викторовна, в смысловом центре постановки о блаженной Ксении – тема юродства. Как она была воспринята юными актерами? – Оказалось, что тема неуспешности в житейском понимании, тема юродства для детей интересна. Готовясь к постановке, я много размышляла и читала на эту тему: конечно, житие святой, а также другие биографические материалы о Ксении Петербургской, исследование Елены Грудневой, посвященное женскому подвигу юродства в Православной Церкви, повесть о блаженной матушке Ирины Ордынской. Многое подсказал мне об этом подвиге святости и роман Евгения Водолазкина «Лавр», а также документальные фильмы о юродивых. В тропаре святой Ксении поется: «безумием мнимым безумие мира обличивши»: отвергнув привычное Христа ради, человек по благодати может стать духовно свободен и прозорлив, и, отвергнувшись себя, может указывать обществу на его язвы, а людям — на грехи. Юродивый эксцентричен и парадоксален в своих поступках, которые не сразу становятся понятными. Все это во многом обусловило содержание и стилистику спектакля, его юмор, пластические и музыкальные решения. – В русской истории над юродивыми нередко издевались дети, об этом даже есть летописные свидетельства. В Вашем спектакле юные актеры, напротив, о юродивой рассказывают по-доброму, принимают ее поведение, стараются понять мотивы ее поступков. Интересно, как подростки понимают святость? |
|
|
