| «Ты, — говорю ей в своем безумии — жестокая, — говорю, — ты жестокая! За что, — говорю, — ты хочешь раздавить меня своей благостью!» — и тут грудь мне перехватило, виски заныли, в глазах по всему свету замелькали лампады, и я без чувств упал у отцовских возов с тою отпускной. — Ах, старичок прелестный! — воскликнул растроганный дьякон Ахилла, хлопнув по плечу Николая Афанасьевича. — Да-с, — продолжал, вытерев себе ротик, карлик. — А пришел-то я в себя уж через девять дней, потому что горячка у меня сделалась. Осматриваюсь и вижу, госпожа сидят у моего изголовья и говорят: «Ох, прости ты меня Христа ради, Николаша: чуть я тебя, сумасшедшая, не убила!» Так вот-с она какой великан-то была, госпожа Плодомасова! — Ах ты, старичок прелестный! — опять воскликнул дьякон Ахилла, схватив Николая Афанасьевича в шутку за пуговичку фрака и как бы оторвав ее. Карлик молча попробовал эту пуговицу и, удостоверившись, что она цела и на своем месте, сказал: — Да-с, да, ничтожный человек, а заботились обо мне, доверяли; даже скорби свои иногда открывали, когда в разлуке по Алексее Никитиче скорбели. Получат, бывало, письмо, сейчас сначала скоро-скоро пошептом его пробежат, а потом и всё вслух читают. Оне сидят читают, а я перед ними стою, чулок вяжу да слушаю. Прочитаем и в разговор сейчас вступим: «Теперь его в офицеры, — бывало, скажут, — должно быть, скоро произведут». А я говорю: «Уж по ранжиру, матушка, непременно произведут». «Тогда, — рассуждают, — как ты думаешь: ему ведь больше надо будет денег посылать?» «А как же, — отвечаю, — матушка? обойтись без того никак нельзя, непременно тогда надо больше». «То-то, — скажут, — нам ведь здесь деньги все равно и не нужны». «Да нам, мол, они на что же, матушка, нужны!» Тут Николай Афанасьевич щелкнул пальчиками и, привздохнув, с озабоченнейшей миной проговорил: — А сестрица Марья Афанасьевна в это время молчат, покойница на них за это сейчас и разгневаются, — сейчас начинают деревянностью попрекать: «Деревяшка ты, скажут, деревяшка! Недаром мне тебя за братом-то твоим без денег в придачу отдали». |
| — Не могу солгать, действительно такое дело было. Все, кто здесь были, разом пристали к карлику: — Голубчик, Николай Афанасьевич, расскажите про это. — Ах, господа, про что тут рассказывать, — отговаривался, краснея и отмахиваясь от просьб руками, Николай Афанасьевич. Его просили неотступно, дамы его брали за руки, целовали его в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его и долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло об пол; именинница, стоявшая в эту минуту пред креслом карлика, в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху, руками дьякон Ахилла. — Душечка, душка, душанчик, — мотая головой, выбивал Ахилла. — Что вы? Что вы это, отец дьякон? — заговорил, быстро подскочив к дьякону, Николай Афанасьевич. Стоя на своих ножках, карлик был на вершок ниже коленопреклоненного Ахиллы, который, обняв его своими руками, крепко целовал и между поцелуями барабанил: — Никола… Николаша… Николавра… если ты… не расскажешь, как тебя женить хотели… то ты просто не друг кесарю ! — Скажу, скажу, все расскажу, только поднимайтесь, отец дьякон. Ахилла встал и, обмахнув с рясы пыль, самодовольно возгласил: — А то говорят: не расскажет! С чего так, не расскажет? Я сказал: выпрошу, вот и выпросил. Теперь, господа, опять по местам, и чтоб тихо, а вы, хозяйка, велите Николавре стакан воды с червонным вином, как в домах подают. Все уселись, Николаю Афанасьевичу подали стакан воды, в который он сам опустил несколько капель красного вина и начал: — Это, господа, было вскоре после французского замирения , как я со в бозе почивающим государем императором разговаривал. — Вы с государем разговаривали? — перебили рассказчика несколько голосов. — А как бы вы изволили полагать? — отвечал с тихой улыбкой карлик. — С самим императором Александром Первым, имел честь отвечать ему. — Ха-ха-ха! Вот, бог меня убей, шельма какая у нас этот Николавра! — взвыл вдруг от удовольствия дьякон Ахилла и, хлопнув себя ладонями по бедрам, добавил: — Глядите на него, а он, клопштос , с царем разговаривал! |
| Как сейчас вижу: дверь в гардеробную резко отворилась, и в комнату вбежал маленький, отвратительного вида карлик. Таких карликов-шутов часто держали при дворах средневековых государей. На его уродливой голове с огромным носом была рогатая шапка с колокольчиками. Он прыгал вокруг меня, а мне становилось все хуже и хуже. Внезапно в комнату вошел монах с длинной белой бородой. Лица я его не видел. Раньше на месте семинарии был монастырь, а гардеробная, как и все другие помещения, построенные, еще в 17 веке, служили монашескими кельями. Монах посмотрел на меня, указал на карлика и сказал: «Это бес уныния, это он мучает тебя. Отгоняй его крестом», и показал мне как это делать. Я проснулся, в комнате никого не было. «Привиделось», – подумал я, – и снова задремал. И вновь тот же карлик, и вновь его прыжки, и эти бубенчики. И снова я увидел монаха, который повторил мне свою фразу: «Запомни. Отгоняй его крестом». Утром на службе я, конечно же, волновался. Все улыбались, старались приободрить, но в тот момент я чувствовал себя очень одиноко. Настал мой час, я вышел из алтаря в сам храм, под руки меня держали двое протоиереев. Мой взгляд скользнул по лицам прихожан, и я неожиданно увидел свою матушку, и она улыбалась мне. Кто бы только знал, как я тогда был ей благодарен! Почти в тридцатиградусный мороз она приехала за столько километров, чтобы поддержать меня. Я увидел родные глаза, и мое напряжение сразу же улетучилось. И когда прозвучали возгласы: «Повелите. Повели», и священство повело меня в алтарь, я шел уже куда спокойнее. Затем хождение трижды вокруг престола, прикладывание к нему и целование богослужебных одежд владыки. Потом я встал на колени и прижал голову к престолу, а епископ, возложив на меня руки, читал молитвы. Но перед чтением молитв произошло то, чего я никак не ожидал. Владыка наклонился ко мне и вдруг тихо-тихо назвал меня так, как называла меня в детстве моя мама. Никто, даже самый близкий мне человек, моя жена, никогда не называл меня этим именем, – только мама. |
| — Пармен Семеныч будет здесь? — воскликнул исправник. — Вместе с господином моим Никитою Алексеичем Плодомасовым, проездом в Петербург, просят простить вас, что заедут в дорожном положении. В обществе по поводу этого известия возникла маленькая суета, пользуясь которою карлик подошел под благословение к Туберозову и тихо проговорил: — Пармен Семенович просили вас быть вечером здесь. — Скажи, голубчик, буду, — отвечал Туберозов. Карлик взял благословение у Захарии. Дьякон Ахилла взял ручку у почтительно поклонившегося ему маленького человечка, который при этом, улыбнувшись, проговорил: — Только сделайте милость, сударь, надо мною силы богатырской не пробуйте! — А что, Николай Афанасьич, разве он того… здоров? — пошутил хозяин. — Силу пробовать любят-с, — отвечал старичок. — Есть над кем? Над калечкой. — А что ваше здоровье, Николай Афанасьич? — пытали карлика дамы, окружая его со всех сторон и пожимая его ручонки. — Какое, государыни, мое здоровье! Смех отвечать: точно поросенок стал. Петровки на дворе, — а я все зябну! — Зябнете? — Да как же-с: вот можете посудить, потому что весь в мешок заячий зашит. Да и чему дивиться-то-с, государи мои, станем? Восьмой десяток лет ведь уж совершил ненужный человек. Николая Афанасьича наперебой засыпали вопросами о различных предметах, усаживали, потчевали всем: он отвечал на все вопросы умно и находчиво, но отказывался от всех угощений, говоря, что давно уж ест мало, и то какой-нибудь овощик. — Вот сестрица покушают, — говорил он, обращаясь к сестре. — Садитесь, сестрица, кушайте, кушайте! Чего церемониться? А не хотите без меня, так позвольте мне, сударыня Ольга Арсентьевна, морковной начиночки из пирожка на блюдце… Вот так, довольно-с, довольно! Теперь, сестрица, кушайте, а с меня довольно. Меня и кормить-то уж не за что; нитяного чулка вязать, и того уже теперь путем не умею. Лучше гораздо сестрицы вязал когда-то, и даже бродери англез выплетал, а нынче что ни стану вязать, всё петли спускаю. — Да; бывало, Никола, ты славно вязал! — отозвался Туберозов, весь оживившийся и повеселевший с прибытием карлика. |
| Надя Лохвицкая родилась 24 апреля 1872 года в родовитой дворянской семье. Отец – Александр Владимирович – был известным в Петербурге адвокатом, оратором, профессором, автором научных трудов. Мама – Варвара Александровна – «всегда любила поэзию и была хорошо знакома с русской и в особенности европейской литературой». Она была француженкой по происхождению, и, несомненно, именно от нее Надя унаследовала свою игривость и непосредственность. Детство Надежды и трех ее сестер было безоблачным и счастливым. Родители постарались им дать достойное образование и воспитание. Старшая сестра Тэффи – Мирра Лохвицкая – рано начала писать стихи и очень быстро стала пользоваться популярностью как поэтесса. Ее строками восхищались Константин Бальмонт и Игорь Северянин. Мирра дважды была награждена Пушкинской премией, ее называли «русской Сафо». Две другие сестры – Варвара и Елена – тоже не без успеха пробовали свои силы в литературе. Надя свой творческий путь начала с поэзии. Впервые ее стихотворение было напечатано в 1901 году в журнале «Север»: Мне снился сон безумный и прекрасный, Как будто я поверила тебе, И жизнь звала настойчиво и страстно Меня к труду, к свободе и к борьбе. Проснулась я… Сомненье навевая, Осенний день глядел в мое окно, И дождь шумел по крыше, напевая, Что жизнь прошла и что мечтать смешно! В связи с этим она вспоминала: «Когда я увидела первое свое произведение напечатанным, мне стало стыдно и неприятно. Все надеялась, что никто не прочтет». Но тяга к писательству не пропала. Она сочиняла веселые лукавые песенки, придумывала к ним музыку и пела под гитару: Мой черный карлик целовал мне ножки, Он был всегда так ласков и так мил! Мои браслетки, кольца, брошки Он убирал и в сундучке хранил. Но в черный день печали и тревоги Мой карлик вдруг поднялся и подрос: Вотще ему я целовала ноги – И сам ушел, и сундучок унес! Постепенно Надежда Александровна занялась прозой. Выбору своего псевдонима – в зависимости от настроения, наверно – она давала два разных объяснения. Одним говорила, что знала некоего глупого человека Стефана, которого слуга почему-то называл Стэффи. Полагая, что глупые люди обычно счастливы, она «ради деликатности» сократила это имя до Тэффи, сделав его своим псевдонимом и впервые подписав им одноактную пьесу «Женский вопрос». |
| Эта крошка представляет всю нашу жизнь, все проблемы и всю жизнь мира Когда священник выходит, то он держит святой дискос, на котором лежит Агнец — центральная часть просфоры, которую мы вырезаем, а рядом с Ним — частица Пресвятой Богородицы. С другой стороны — частицы ангельских чинов, святых, бывших во все века, святого, которого празднуем сегодня, а перед Агнцем, перед той частью просфоры, которая станет Телом нашего Господа, располагаются частицы в честь имен живых и усопших. Эта крошка представляет всю нашу жизнь, все проблемы и всю жизнь мира. Священник держит дискос и снова вносит его в алтарь. Мы как будто говорим: «Господи, я взял мир и возвращаю его Тебе, чтобы Ты его освятил». Господь принимает дар, который мы Ему подаем, и отдает нам самое драгоценное, что только может дать, — Своего Сына. Бог снова сходит на землю, Святые Дары претворяются в Его Тело и Кровь, и мы причащаемся их. Рейтинг: 9.9 Голосов: 3165 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Это слова из другой тайной молитвы, читаемой священником в алтаре: «…Ты бо еси Приносяй и Приносимый, и Приемляй и Раздаваемый…» В нашем богослужении букв.: «Яко да Царя всех подымем». Ахмед Калфа принял мученическую смерть за Христа 3/16 мая 1682 г. и включен в греческий и болгарский месяцесловы. Т.е. «сказал Господь». В нашем богослужении букв.: «Рцем вси от всея души и от всего помышления нашего рцем». скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Таисия Цветкова 17 января 2019, 00:01 Святое Причастие совершает уникальные чудеса, какой бы священник ни причащал. Поэтому, какой бы священник нас ни причащал, к кому бы мы ни пошли — мы принимаем одного и того же Христа. Естественно, если твой духовник служит вместе с другими духовниками, то ты из благоговения и любви можешь захотеть причаститься у него, но это не означает, что Святое Причастие имеет разную ценность. Светлана 3 августа 2017, 09:40 Огромное спасибо за статью! Andrey 2 августа 2017, 09:48 Спасибо за статью. Владимио 2 августа 2017, 06:01 Храни всех Господь! |
| Священными могли считаться и деревья, росшие на том или ином святом месте. По свидетельству С. В. Максимова, «в Леушинском женском монастыре люди, страдающие зубной болью, изглодали с заповедной и врачебной сосны всю кору и успокоились только тогда, когда чудесные свойства иссохшего дерева перешли на другую сосну» . Такой же силой, как и «целительные» деревья, наделялись в народе гробницы святых. В предреволюционные годы паломники в Иркутский монастырь кусали край гробниц чтимых угодников, например, гробницу святителя Софрония, епископа Иркутского. «Откушенные “щепочки” (их хранят с особенной тщательностью) кладут на зубы во время приступов боли» . В XVII веке недалеко от Александро-Свирского монастыря стоял «деревянный сруб, якобы срубленный самим преподобным Александром. В начале XVIII века от сруба осталось только пять нижних венцов, а верхняя часть и крыша были “новоделами”. Архиепископ Феофан (Прокопович) сообщал в Синод, что “народ имеющиеся в ней старые древние бревна зубами грызет для исцеления зубной болезни”. По предложению Феофана Синод постановил сжечь этот сруб» . Даже предметы, имевшие косвенное отношение к храму, могли наделяться в народном сознании сакральной силой: «В некоторых уездах Казанской губернии больному лихорадкой дают пить воду, постоявшую некоторое время на щепах, отодранных краем нового колокола от тех бревен, по которым его втаскивают на колокольню» . Сакральное в народной культуре Конечно, формы народной религиозности, подобные тем, примеры которых были приведены выше, характерны не только для России. Так, на средневековом Западе считалась целительной пыль с гробницы святых или соскобленная тайком каменная крошка, могильная земля. «Эти “лекарства” носили при себе в мешочке как амулет, разводили в воде или вине и выпивали. Прах с гробниц мог лечить, как считалось, буквально все: земля с могилы св. Альдегунды исцеляла от головной боли, каменная крошка от гробницы св. Виборады лечила болезни глаз, а пыль с каменной плиты, на которой однажды поспал св. отшельник Сераник, — лихорадку и колики у детей» . Те формы, в которые нередко облекалось народное почитание святых, «в частности обряды исцеления у их могил, имеют много общего с народной магией, да и сами представления о чуде, святости, христианском благочестии в интерпретации носителей массовой, народной культуры,… разительно отличаются от официальных» . |
| lyudmila toll 17 июля 2017, 22:16 Боже Всевышний ТЫ видишь все и воздаешь каждому по делам его Господи прости их грешных кто дал им право? Боже вразуми их кто ревизует царя и его семью и их близких,все они Ангелы и мы молимся чтобы не произошло более такое бесовское наваждение. Давайте объединимся с нашей Святой Православной церквью и своей сплоченностью и верой в Господа и Его промысел коленопреклоненно помолимся за покой во Царствии Небесном нашему царю страстотерпцу и семье его и близким и святым князьям в Алапаевске замученным....... пусть просто крошка то что осталось от них но эта крошка святая и каждый кто был против этого ответит на неминуемом Суде Божием Арина 17 июля 2017, 22:07 Чем больше публикаций на просторах интернета, поводом которым так или иначе служат события 100-летней давности, тем более устойчивое впечатление, что кто-то хочет реванша. Присоединяюсь к Денису, какое отношение статья имеет к сути? игорь 17 июля 2017, 21:28 Дорогой Даниил! Я внимательно читаю статьи Михаила Викторовича-встречаются везде! И Кодекс не только читал-читаю но и скачал, такой шедевр должен быть под рукой всегда! Я уже писал-для меня существует только Мать Церковь-Святая Русская Православная Церковь Московского Патриархата! Другие все-это раскольники! Все кто позволяет в адрес Матери Церкви непристойности-лично для меня-мусор! Я ведь имею право иметь свое мнение-меня и Мать Церковь этому учит! Если вместо Михаила Викторовича со мной вел переписку провокатор-это подло-и я приношу ему свои извинения! Но переписка была! Я и вскипел и стал грубить только от того хамства! Михаил Викторович человек образованный-спору нет и никто не ставит его образованность под сомнения! И если выбирать между суждениями Матери церкви и Михаила Викторовича-я выбираю Мать Церковь-только с ней до любого конца! В партии я не состоял-не ерничайте пожалуйста-в 1985 году за ношение православного креста (еще при Советской власти) меня мурыжили два месяца на заводе Сухого-и в цех не пускали переодеваться и не увольняли! Нет нет -это не то что вы подумали-у каждого свое Святое! Есть Русская земля Русский народ Русское Православие-все остальное вторично! Мать Церковь-это основа фундамент Русского Мира-разрушь этот фундамент и все рухнет! |
| Вся ее гордость, вся сила давно приглушенных чувств бушевала в ней в эту минуту, пронзая ее невыразимой болью. И та же боль прозвучала в ее голосе, когда она добавила: — Вот и вы сейчас содрогаетесь, слушая меня, словно видите в моих действиях одну жестокость. Крошке Доррит нечего было возразить. Она старалась, но не могла скрыть свой ужас перед неукротимостью этих страстей, пылавших так яростно и так долго. Они предстали вдруг перед ней во всей своей наготе, не прикрытые никакою софистикой. — Я лишь свершила то, что мне назначено было свершить, — сказала миссис Кленнэм. — Я ополчилась против зла, не против добра. Я была орудием божьей кары. Я не первая грешница, которую господь бог избрал своим орудием, чтобы покарать грех. Так было во все времена! — Во все времена? — повторила Крошка Доррит. — Даже если моя личная обида была сильна во мне, и желание отомстить за себя водило моей рукой, разве мне нет оправдания? А как было в те далекие дни, когда невинные гибли вместе с виновными, по тысяче на одного? Когда даже кровь не могла утолить гнев гонителей зла, и все-таки с ними была милость господня? — О миссис Кленнэм, миссис Кленнэм, — сказала Крошка Доррит, — чужая злоба и непримиримость — не утешение и не пример для нас. Я выросла в этой унылой тюрьме и училась лишь от случая к случаю; но позвольте мне привести вам на память более поздние и более светлые дни. Пусть вам примером служит тот, кто исцелял больных, воскрешал мертвых, был другом всем заблудшим и страждущим, терпеливый учитель, скорбевший о наших немощах. Будем помнить о нем, забыв все остальное, и мы никогда не совершим ошибок. Я уверена, в его жизни не было места ненависти и мщению. Следуя по его стопам, мы не собьемся с пути. Минуя взглядом стены, в которых прошла ее невеселая юность, она подняла глаза к небу, и ее легкая фигурка, озаренная мягкими отсветами заката, составляла резкий контраст с черной фигурой, полускрытой в тени; но не более резкий, чем контраст между ее жизнью и учением, в ней претворенной, — и историей этой черной фигуры. |
| Не раз, не два и не три за время этой долгой ночи, проведенной Джоном в размышлениях, феи показывали ему, как Крошка сидит на своей любимой скамеечке, поникнув головой, сжав руками лоб, окутанная распустившимися волосами. Такою он видел ее в последний раз. А когда они заметили, как она печальна, они даже не повернулись, чтобы взглянуть на возчика, а столпившись вокруг нее, утешали ее, целовали и торопились выразить ей свое сочувствие и любовь, а о нем позабыли окончательно. Так прошла ночь. Луна закатилась; звезды побледнели, настал холодный рассвет; взошло солнце. Возчик все еще сидел, задумавшись, у очага. Он просидел здесь, опустив голову на руки, всю ночь. И всю ночь верный сверчок стрекотал за очагом. Всю ночь Джон прислушивался к его голоску. Всю ночь домашние феи хлопотали вокруг него. Всю ночь она, Крошка, нежная и непорочная, являлась в зеркале, кроме тех мгновений, когда на него падала некая тень. Джон встал, когда уже совсем рассвело, умылся и оделся. Сегодня он не мог бы спокойно заниматься своей обычной работой - у него на это не хватило бы духу, - но это не имело значения, потому что сегодня был день свадьбы Теклтона, и возчик заранее нашел себе заместителя. Он собирался пойти вместе с Крошкой в церковь на венчание. Но теперь об этом не могло быть и речи. Сегодня исполнилась годовщина их свадьбы. Не думал он, что такой год может так кончиться! Возчик ожидал, что Теклтон заявится к нему спозаранку, и не ошибся. Он всего лишь несколько минут ходил взад и вперед мимо дверей своего дома, как вдруг увидел, что фабрикант игрушек едет по дороге в карете. Когда карета подъехала, Джон заметил, что Теклтон принарядился к свадьбе и украсил голову своей лошади цветами и бантами. Конь больше смахивал на жениха, чем сам Теклтон, чей полузакрытый глаз казался еще более неприятно выразительным, чем когда-либо. Но возчик не обратил на это особого внимания. Мысли его были заняты другим. - Джон Пирибингл! - сказал Теклтон с соболезнующим видом. - Как вы себя чувствуете сегодня утром, друг мой? |
|
|
