| В особенном попечении детей могут нуждаться родители, достигшие почтенной старости, когда они сами становятся слабыми и беспомощными, как дети. Здесь-то в особенности дети имеют возможность на самом деле воздать отцу и матери за добро добром, за любовь любовью. Они должны радоваться, если могут вознаградить хоть чем-нибудь заботы и труды, понесенные для них родителями при их воспитании. «Сладкий и спасительный долг, – пишет преосвящ. Феофан, – упокоение родителей престарелых. Тут питается пространно благодарная любовь» 655 . Священный долг детей – облегчать для них бремя и недуги, неразлучные с преклонными летами, и терпеливо переносить их немощи. «Сын! – взывает Иисус Сирахов, – прими отца твоего в старости его, и не огорчай его в жизни его... Оставляющий отца – то же, что богохульник, и проклят от Господа, раздражающий мать свою» ( Сир.3:12,16 ). Св. Василий Великий в своем «Шестодневе» заимствует пример исполнения пятой заповеди даже из бессознательной природы. «Заботливость буселей (перелетных птиц) о состарившихся (родителях) достаточна к тому, чтобы и наших детей, если только захотят внимать сему, сделать отцелюбивыми, ибо, конечно, нет человека столь скудного благоразумием, чтобы не почел он себя за стыд быть в добродетели ниже бессловесных птиц. Бусели, обступив вокруг отца, у которого от старости вылиняли перья, согревают его своими крыльями, и обильно доставляя ему пищу, даже в летании оказывают сильную помощь, слегка поддерживая с обеих сторон своими крыльями. И это так известно всякому, что некоторые вместо: воздать за благодеяния, говорят отбуселить» 656 . К сожалению, не у всех сохраняется естественное чувство нежности к престарелым родителям, способное заменить всякие побуждения к попечению о них. В жизни нередки примеры бедственной участи таких родителей в домах неблагодарных детей. Особенно часты эти печальные примеры в тех случаях, когда старики, предоставив своим детям все своё достояние, пользуются от этих последних таким содержанием и вообще обращением, как будто бы они были лишь простыми нахлебниками, составляющими для них лишнее бремя. Легче отцу содержать шестерых детей, чем шестерым детям содержать одного отца. В предупреждение довольно обыкновенной в подобных случаях детской неблагодарности, древний моралист дает престарелым родителям такой, бесспорно благоразумный, совет: «Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя (в заведывании «имением твоим») никем. Ибо лучше, чтобы дети просили тебя, нежели тебе смотреть в руки сыновей твоих» ( Сир.33:20–22 ). |
| В светском понимании «любовь» имеет отношение к чувствам; это эмоциональное переживание, опыт, по отношению к которому сам человек является скорее страдательным, чем активным лицом. В обычном языке странно и непонятно звучало бы повеление любить другого человека; напротив, часто говорят, что «сердцу не прикажешь». «Я полюбил» звучит как «у меня высокая температура»; «я переживаю некий опыт, который не могу вызвать и очень мало могу контролировать». Это верно не только по отношению к романтической любви: когда речь идет о дружеской привязанности, одни люди «вызывают симпатию», другие — нет. Господь, напротив, обращается к нам с повелением любить: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф 22:37-40). Бывают повеления моралиста — поступайте так-то; бывают повеления Создателя, которыми Он призывает к жизни новую реальность или восстанавливает то, что было разрушено грехом. Когда Господь говорит в Евангелии человеку, уже истлевающему в гробнице, Лазарь, выходи (Ин 11:43), речь идет не просто о повелении — речь идет о даровании новой жизни. Христианин — это человек, которого Христос выводит из гробницы его прежней жизни, жизни, в которой он был отчужден от Бога, к новой жизни — жизни, в которой человеку открывается, что Бог возлюбил его и еще задолго до его рождения замыслил его спасение. Как говорит Апостол, И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1Ин 4:16). Любовь в христианском понимании — это отражение любви Божией, отсвет Его спасительного присутствия в нашей жизни. Такая любовь коренится не в наших переменчивых настроениях, но в вечной и неизменной любви Божией; безусловная верность, долготерпение и прощение, которые христиане призваны проявлять в отношениях с людьми, являются отсветом Его верности, долготерпения и прощения. Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные (Еф 5:1) — говорит Апостол Павел. |
| В таком случае творческая деятельность человека обусловлена грехопадением Адама. Не преступи заповедь Адам, и человек не был бы созидателем ценностей. Немезий, вслед за Демокритом, учил о нужде как первопричине и созидательном начале цивилизации. Палама же прозрел большее: он в творчестве человека увидел изволение Предвечного Совета Божия, предназначение человеку быть по образу Божию, быть творцом, быть содетелем Божиим, быть выше Ангелов. Не кара за преступление, а харизма Параклита. Культура, " обработка " земли исходит не из греха Адама, а из вечного замысла о человеке. Но можно ли говорить о смысле творчества и культуры, если смысл предполагает какую-то логичность и разумность, тогда как смерть моя лично и космический пожар, смерть всего человечества и всего земного разрушают в корне всякую логику созидания здесь, на земле? Конечно, не о смысле и не о человеческой логике творчества, а просто о религиозном его оправдании зовет нас думать христиански поставленная проблема культуры и созидания. Ведь апостол так и ставит этот вопрос цивилизации пред лицом огня этого пожара. " Строит ли кто на этом основании (т.е. на Иисусе Христе) из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, - каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон " (1 Кор 3, 12-15). Строительство это, конечно, нельзя ограничивать одним узко моралистическим пониманием, то есть как строительство одних нравственно добрых дел. Это есть раскрытие всех вообще творческих дарований человека. Надо вспомнить и притчу о талантах. Строительство прп. Андрея Критского, Романа Сладкопевца, Космы Маиумского, Максима Грека и подобных не ограничивается же одними только угодными Богу делами их монашеских подвигов смирения, терпения, поста, девства и т.д. Разве написанные этими святыми мужами кондаки, каноны и толкования богословского характера не имеют той же цены, как и монашеские подвиги? Разве только подвиги молитвы и поста могут быть приравнены к золоту и серебру, которые очистятся и сохранятся в огне космического пожара, а музыкальные, поэтические и богословские творения их, подобно сену, дровам или соломе, сгорят и от них ничего, кроме кучки золы, и не останется? А рядом с этим и иконы Андрея Рублева, мозаики церквей византийских и афонских, памятники зодчества и т.п., сгорев в космическом пожаре, сгорят и на Страшном Суде, как ненужный хлам для Небесного Царства? ...Есть что-то в каждом творчестве (мысль, наука, художество), что в себе содержит семя вечности, свой " семенной логос " , роднящий его с Первоисточником Премудрости, с Предвечным Логосом. |
| Все они, несомненно, нашли себе место в христианстве и заповедуются как добродетели, необходимые для последователей И. Христа. Указание на них мы находим еще в книге Премудрости Соломона. Здесь читаем: «если кто любит праведность, – плоды её суть добродетели: она научает целомудрию, (σωφροσνη) и рассудительности (φρνηση), справедливости (δικαιοσνη) и мужеству (νδρεα), полезнее которых ничего нет для людей в жизни» (8:7). Об этих добродетелях упоминается и в Новом Завете. Так ап. Павел в послании к Титу упоминает о воздержании и справедливости, когда говорит: «явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков, научающая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно (σωφρνως), праведно (δικαως) и благочестиво жили в нынешнем веке» (2:12). Ап. Петр упоминает о рассудительности, воздержании и терпении, когда говорит: покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность (τν γνσιν), в рассудительности воздержание (τν γκττειαν), в воздержании терпение (τν πομονν), в терпении благочестие (τν εσβειαν), в благочестии братолюбие (τν φιλαδελφαν), в братолюбии любовь (τν γπην) ( 2Пет. 1:5–7 ). Афинагор, один из восточных учителей II-ro века, в сочинении «о воскресении мертвых» перечисляет следующие добродетели: мужество и твердость, воздержание и целомудрие, благоразумие (мудрость) и справедливость. 282 Эти же добродетели встречаются у Григория Синаита , 283 Петра Дамаскина , 284 Амвросия Медиоланского , 285 Августина, 286 у некоторых схоластиков, напр. Алкуина, Петра Ломбарда, Фомы Аквината и др. В качестве главных они постановлены вслед за религиозными обязанностями в «Православном исповедании восточной церкви». 287 Они всегда упоминаются если не в числе главных, то частных добродетелей в новейших системах нравственного богословия, а у одного православного моралиста поставлены даже в числе главных. 288 Христианство, действительно, не может отвергать этих добродетелей, хотя они у него получают другой смысл и другое значение, чем какое имели в стоицизме и не выражают всей полноты христианского нравственного идеала. |
| Глубоко поучительно и даже знаменательно то явление, что, чуждаясь истинной Церкви, моралисты-философы бывают, однако, принуждены составить себе хоть какую-нибудь фикцию церкви. Так и индивидуалист Кант и многие из эволюционистов, и даже профессиональный враг церкви Л. Толстой изобретают себе собственное понятие о церкви, как о несознаваемом, но все-таки действительном существенном союзе людей, посвятивших себя служению добру и истине. Разумеется, и эта фикция, как собственный их вымысел, не в состоянии бывает подкреплять их в деятельном осуществлении нравственных целей, но все же она ясно свидетельствует, что мысль человеческая сама по себе требует некоторого представления о внутреннем единстве борцов добродетели в качестве необходимого основания для посвящения себя нравственному служению ближним, для примирения верующей совести с постоянным господством зла в мире. Действительно, даже ветхозаветные пророки не могли стяжать себе совершенно примиренного взгляда на жизнь, на борьбу добра и зла, именно потому, что им не была ещё открыта истина Церкви, всегда победоносно охраняющей правду Божию на земле и содержащей в себе сокровищницу непорочной святости. Пророки, конечно, верили, что миром правит Господь и незримо для людей восстановляет нарушенную правду, но их мучило то, что эти явления перста Божие были единичны, что в обычной жизни господствовало зло, и слезы угнетенных не имели себе утешителя ( Ekkл. IV, 1 ). Так Иов жалуется Богу: отчего беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки? ( Uob. XXI, 7 ); часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда? ( Uob. XXI, 17 ), земля отдана в руки нечестивых; лица судей её Он закрывает ( Uob. IX, 24 ). Скорбь о торжестве нечестия нашла бы у Иова свое единственное примирение в сознании той близости к нам Господа и его промышления, которое теперь всеми нами сознается в Церкви. «О, если бы я знал, где найти его и мог подойти к престолу его Я изложил бы пред ним дело мое, и уста мои наполнил бы оправданиями» ( Uob. XXIII, 3, 4 ). |
| д. К человеку, идущему уплатить свой долг кредитору, сирота взывает о помощи или даже и не взывает, а просто лишь жалобно смотрит на него, что может подействовать сильнее всяких слов. Получается столкновение обязанностей: с одной стороны, справедливость побуждает человека идти к заимодавцу и возвратить ему вышеупомянутый долг, а с другой, чувство жалости и любви к человечеству заставляет его одеть, „согреть...сироту“. Думаем, что каждый человек, хотя бы отчасти лишь настроенный в нравственно-добром смысле, скорее отдаст предпочтение требованиям любви, а не требованиям сухой справедливости, особенно если данный кредитор живет не в столь плачевном положении, в каком рассматриваемый сирота. Тот должник, которого моралисты приводят в рассматриваемом примере, так именно и поступил. Итак, вышеуказанное правило является нарушенным, хотя существо дела от этого лишь только выиграло... Впрочем, некоторое значение выставляемых моралистами правил, в одних случаях большее, в других – меньшее, все-таки не может быть отрицаемо (ср. выше). Так, правило, предписывающее, напр., тщательно каждому присматриваться, в самом ли деле в данном случае субъект стоит пред коллизией, иметь свою силу. Ирод с клятвою обещал плясунье дать, чего она ни попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай, мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя (Мф. XIV, 6–8. Mpk. VI, 22–25 ). Ирод опечалился (Мф. ст. 9. Мрк. ст. 26) 88 . Он стоял пред коллизией: с одной стороны, он опасался убивать св. Иоанна Крестителя, так как боялся народа, считавшего его пророком (Мф. ст. 5); кроме того, он знал, что это – муж праведный и святой, и потому берег его, многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его (Мрк. ст. 20). С другой стороны, ради клятвы и возлежавших с ним 99 , он сознавал, что не может не исполнить и желания плясуньи. Коллизия разрешилась, как известно, в смысле удовлетворения последней ( Мф. 9–11 ст. Мрк. ст. 26–28). Данная коллизия, происшедшая вследствие неосторожности и непредусмотрительности (ср. |
| Действительно, московский учёный уделяет вопросам воспитания нравственности серьёзное пристальное внимание. Но где, в каком труде он утверждает, что самой важной задачей вочеловечившегося Бога-Слова была демонстрация образцовой морали и этики, а наше спасение вполне обнимается форматом простого подражания Спасителю? Напротив, профессор нередко настаивает, что это не так. Раскрывая суть духовной жизни христианина, он отмечает: « Духовная жизнь это не сам человек, который говорит о себе: “это я; это моё”; нет, духовная жизнь есть Божественная жизнь в человеке. Она нарождается в нем, подобно как в матери нарождается жизнь ребёнка. Как мать чувствует в себе нарождение новой жизни, но не знает, как она зародилась и как растет, – так бывает духовное рождение человека. Или: дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа ( Ин. 3:8 ). Внутреннее Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встает ночью и днём; и как семя всходит и растет, не знает он» с. 126 – 127]. В данном отрывке заметно стремление автора подчеркнуть сверхъестественную подоплеку духовной жизни верующего. Отсюда, заострение внимания на таинственности процесса возрождения. Как мы уже знаем, в «моралистических» концепциях спасения возрождение понималось (и продолжает пониматься) куда проще: Христос показал, – христианин подхватил. Тареев же настаивает не только на необходимости уподобления поведения спасающегося поведению Спасающего, а и на необходимости теснейшего соединения с Ним. В противном случае, уподобление оставалось бы всего лишь внешним подражанием Мессии. Отвечая на древнейший, тупиковый, как казалось многим выдающимся философам, вопрос: «в чём заключается смысл нашей жизни?», – московский богослов, не мудрствуя лукаво, даёт вполне конкретный ответ: «Чтобы жизнь каждого из нас имела смысл, её нужно приобщить Христовой жизни. Нам нужно усвоить жизнь Христа, Его дух» с. 131]. Но что значит, усвоить жизнь Христа, Его дух, приобщить нашу жизнь Его жизни? Ответ заключается в следующих словах: «Чтобы иметь истинную жизнь, нам нужно иметь в себе Сына ( 1Ин. 5:12 ), дать в себе Ему место, чтобы Он жил в нас ( Гал. 2, 19 – 21 )» с. |
| Джон Брайт проанализировал распределение этих двух формулировок запретов в Ветхом Завете. Что касается различия между ними, он делает вывод, что »ал с пассивом слабее и употребляется в конкретном приказании для особого случая, не подразумевая будущего времени. Напротив, ло с глаголом в несовершенном времени выражает категорический запрет, имеющий обязательную юридическую силу для настоящего или будущего времени 86 . Первая формулировка преобладает в литературе мудрости, где запрет часто оправдывается мотивирующей оговоркой: «Не ходи в путь с ними ... потому что ноги их бегут ко злу» ( Прит.1:15:16 ). Вторую, несомненно, предпочитает Пятикнижие, особенно в разделах, где речь идет о вопросах закона и культа. Таким образом, в четырех главах Книги Исход, содержащих законы завета (21–23:34), первая формулировка встречается дважды, в то время как вторая используется пятьдесят пять раз. Не случайно законы, содержащие запрет в Десятисловии, постоянно излагались в самой сильной форме отрицания, которая только возможна в иврите. Заповеди закрыты для пересмотра и/или исправления каким-либо консультативным советом, который свободно может отказаться от них, если это необходимо для удобства. С точки зрения лингвистики они обладают предопределенной неизменностью. Они не устаревают. Они абсолютны. Назначение Десятисловии (Декалога) Джордж Менденхолл перечисляет шесть различий между заветом и законом. Нам интересно то, как он излагает разницу между ними с точки зрения их назначения. Назначение завета – создать новые взаимоотношения. Назначение закона состоит в том, чтобы систематически регулировать или сохранять существующие взаимоотношения 87 . Подобным образом Бревард Чайлдс пишет: «Закон определяет святость, которая требуется от народа, вступившего в завет... Измерение святости с точки зрения присущего Богу характера предохраняет требование завета от моралистического истолкования...» 88 . Девятнадцатая глава Книги Исход была посвящена учреждению завета. Затем в 20-й и последующих главах мы находим законы. Назначение десяти заповедей ясно объяснено в Книге Исход (20:20): «Не бойтесь; Бог пришел, чтобы испытать вас и чтобы страх Его был пред лицем вашим, дабы вы не грешили». Может показаться, что в этом стихе содержится почти противоречие: «Не бойтесь ... чтобы страх Его был пред лицем вашим» 89 . |
| Запад находится под очень сильным влиянием Ветхого Завета и ветхозаветных ценностей. Критериями оценки человеческой деятельности является, прежде всего, декалог Моисея с его пассивной ориентацией человеческой нравственности, выраженной в ограничении деятельности нравственными запретами. В то время как восточное нравственное богословие акцентирует внимание на новозаветной активности евангельской проповеди. Нельзя не заметить разницы в заповедях: «Не убивай» ( Исх.20:13 ) и «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» ( Ин.15:13 ) или «Не кради» ( Исх.20:15 ) и «Продай имение твое и раздай нищим» ( Мф.19:21 ). Однако надо отметить, что и в Православной Церкви это искушение до конца не преодолено. Спросите у любой православной аудитории, сколько заповедей и каких им известно. Как правило, сошлются на декалог Моисея, как будто и не было Нагорной проповеди. Да и на исповеди часто хвалятся тем, что не воровали, как будто и не заповедовал Господь: «Продай имение твое и раздай нищим» ( Мф.19:21 ). Некоторые до сих пор боятся есть нутрию и прочую «нечистую» пищу. Примеры можно умножать. Искажением православия является также адогматичность христианства, приближение его к кантовской моралистике, когда все сводится к внешним проявлениям нравственности без учета внутренней мотивации. Духовность подменяется внешней нравственностью. Сторонники адогматичного вероучения не обращают внимания на слова апостола Павла: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» ( 1Кор.13:1–3 ). Возникло это течение на Западе и сводит всю суть христианства к моральным требованиям, верному отношению к окружающему миру. Духовные ценности, такие как любовь, милосердие, остаются в тени. Западное богословие не желает понимать, что сами добродетели наши осквернены тщеславием, гордостью, расчетом, самомнением, человекоугодием, когда добро творится не ради добра, а в угоду страстям – добродетелям, искаженным грехом. Подчас и в православии можно встретить рассуждения о том, что главное – вести нравственный образ жизни по заповедям. Вероучение о спасении становится малозначимым и неинтересным. Не зная учения о спасении, христианин неправильно его осуществляет в своей жизни, уповая на свои немощные силы, свою праведность, пытаясь спасти себя сам. |
| Здесь демоны именуются по имени тех языческих народов, которые им служат. Но живут они не на земле этих народов и не под нею. Потому в Библии духи злобы так и называются – духи злобы поднебесной (см.: Еф. 6, 12). Для библейских авторов богоборческие духи – это некие космические существа, обитатели именно небесных, а отнюдь не подземных сфер. Оказывается, тот мир, который люди привыкли называть «видимым небом», отнюдь не безопасен, он стремится подчинить себе человеческое сердце… Небеса скрывают от человека Бога – и эту блокаду надо прорвать. О, если бы Ты расторг небеса и сошёл! – восклицает ветхозаветный пророк Исаия (Ис. 64, 1). Ещё одна древняя библейская книга обличает иудеев за то, что они оставили все заповеди Господа… и поклонялись всему воинству небесному (4 Цар. 17, 16). Уже в Пятикнижии уникальность религиозного опыта Израиля описывается так: Воинство небесное Господь, Бог твой, уделил всем народам под всем небом. А вас взял Господь Бог,…дабы вы были народом Его удела (Втор. 4, 19-20). Пророк Исаия предвидит день Гнева, день падения «космических иерархий»: Истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный; и все воинство их падёт, как спадает лист с виноградной лозы, и как увядший лист – со смоковницы, Ибо упился меч Мой на небесах (Ис. 34, 4-5). Настаёт время Нового Завета – и оно оказывается отнюдь не временем примирения Бога и космических духов. Оно оказывается временем их решающей битвы. При религиозном, а не моралистическом чтении Нового Завета нельзя не заметить, что Христос – воин, и Он прямо говорит, что Он ведёт войну против врага, которого называет князь мира сего (Ин. 12, 31). Не менее характерны слова ап. Павла: Наша брань не против плоти и крови, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6, 12). Мироправители здесь – kosmokratores. На современный оккультный жаргон kosmokratoros вполне можно перевести как «Владыка Космоса». Не сам по себе мир плох. Нет, сам kosmos создан Богом, создан тем самым Логосом, который воплотился во Христе. Но после того, как: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1, 1), в небесном мире произошёл некий надлом. И часть Ангельских сил с тех пор притязает на самостоятельную, безбожную власть над человеком и его миром. Преподобный Антоний Великий так говорит о происхождении язычества: «Итак, во-первых, знаем, что демоны называются так не потому, что такими сотворены. Бог не творил ничего злого. Напротив того, и они созданы добрыми; но, ниспав с высоты небесной и вращаясь уже около земли, язычников обольщали видениями» . |
|
|
