| Ребенок – сложная креатура Заботы родителей концентрируются вокруг того, как воспитать ребенка. Мы с Алексеем Николаевичем Рудаковым (профессор математики, супруг Ю.Б. – Прим. ред.) тоже в последние годы профессионально этим занялись. Но в этом деле нельзя быть профессионалом, совсем. Потому что воспитывать ребенка – это душевный труд и искусство, я не побоюсь этого сказать. Поэтому, когда доводится встречаться с родителями, то мне совсем не хочется поучать, да я и сама не люблю, когда меня учат, как делать. Я думаю, что вообще поучение – это плохое существительное, особенно в отношении того, как воспитывать ребенка. О воспитании стоит думать, мыслями о нем нужно делиться, их нужно обсуждать. Предлагаю вместе подумать над этой очень сложной и почетной миссией – воспитывать детей. Я знаю уже по опыту и встреч, и вопросов, которые мне задают, что дело часто упирается в простые вещи. «Как сделать так, чтобы ребенок выучил уроки, убирал игрушки, чтобы ел ложкой, а не лез пальцами в тарелку, и как избавиться от его истерик, непослушаний, как сделать так, чтобы он не грубил и т.д. и т.п.». Однозначных ответов на это нет. Ребенок – это очень сложная креатура, а родитель тем более. Когда взаимодействуют ребенок и родитель, и еще бабушки, то получается сложная система, в которой закручиваются мысли, установки, эмоции, привычки. Причем установки иногда бывают неправильные и вредящие, отсутствует знание, понимание друг друга. Как сделать так, чтобы ребенок хотел учиться? Да никак, не заставить. Как нельзя заставить любить. Поэтому давайте вначале поговорим о более общих вещах. Существуют кардинальные принципы, или кардинальные знания, которыми мне бы хотелось поделиться. Не различая игру и труд Начать надо с того, каким человеком вы хотите, чтобы вырос ваш ребенок. Конечно, у каждого есть в уме ответ: счастливым и успешным. А что значит успешным? Тут есть некоторая неопределенность. Успешный человек – это какой? В наше время принято считать, что успех – это чтобы деньги были. Но богатые тоже плачут, и человек может стать успешным в материальном смысле, а будет ли у него благополучная жизнь эмоциональная, то есть хорошая семья, хорошее настроение? Не факт. Так что «счастливость» очень важна: а может быть счастливый человек не очень высоко социально или финансово взобравшийся? Может. И тут приходится думать, на какие педали надо нажимать в воспитании ребенка, чтобы он вырос счастливым. |
| В семьдесят-каком это было? Парторг экспедиции и начальник ОРСа стоят перед шеренгой водителей. Парторг произносит душераздирающие патриотические речи, хотя они совсем не нужны. И так все ясно: ноябрь теплый, декабрь теплый, Иртыш еле-еле встал, толщина льда куда как ниже нормы, зимник не накатан, а экспедиции и поселку нужны грузы. Запасы на распутицу кончаются. — Товарищи! — рвет душу парторг. — Мы не можем вам приказывать, но вы сами понимаете, какая сложная ситуация! Нужны добровольцы! Как, понимаете ли, в сорок первом! Стране нужна нефть, а значит, геологи должны работать, поселку нужна мука, а значит. — Нужны добровольцы, — закончил за него кто-то из водителей. — Правильно понимаете. Хотя бы три машины. Кто пойдет? Первым, не задумываясь, шагнул Петрович. Героем быть хотел? Вовсе нет. Просто знал, что умения и опыта у него побольше, да и надоело вынужденное сидение на базе. Дорога, она ведь, как любимая женщина — то надоест до тошноты, то так поманит, что бросаешься ей в объятья, наматывая километры до мельтешения в глазах. И кажется, что во время этого движения происходит что-то самое важное в жизни, будто едешь к новому ее рубежу. Вторым, разумеется, потянулся из строя за другом Васька. А уж потом загалдели, зашевелились все остальные, так что пришлось парторгу отмахиваться от добровольцев. — В головную сяду сам! — объявил парторг, за что честь и хвала первому коммунисту, но Петрович от такой «радости» сник. Парторг в кабине хуже бабы на корабле. — Мотать-катать! У меня машина, а не мавзолей! — попытался избавиться от такого попутчика Петрович, но парторг был настроен решительно. — Считайте меня коммунистом, — подмигнул отчаявшийся Петрович товарищам. Надо отдать должное парторгу, на льду Иртыша он вел себя храбро и грамотно. Шли, разумеется, с открытыми дверьми, и с глупыми советами он не лез. Напротив, позволил Петровичу проинструктировать маленькую колонну перед выездом на реку. Пересекали одиночным порядком, шли тридцать-сорок километров в час, слушая, как под колесами трещит «незрелый» лед, разбегаясь молниями во все стороны. Перед передними колесами буквально катилась волна, которую ни в коем случае нельзя было догонять. |
| Ущелье спрятало их от посторонних взоров, как только они начали подъем. Дно ущелья было покрыто сланцем и загромождено каменными глыбами. Раны, полученные Тэром в недавней битве, в отличие от пулевых ран, через несколько минут уже перестали кровоточить. И он больше не оставлял на своем пути предательских красных пятен. Ущелье привело их к обвалу. Здесь они стали еще недоступней для наблюдения снизу. Остановились напиться у озерка, образованного потоками талой воды, сбегающей с горных вершин, и тронулись дальше. Когда они добрались до скалы, на которой провели ночь, Тэр не стал задерживаться. Мусква на этот раз еще не чувствовал усталости. Два дня неузнаваемо изменили маленького рыжемордого медвежонка. Он был уже не таким круглым и толстым и стал сильнее, гораздо сильнее. Он закалился и под надежной опекой Тэра быстро проходил курс превращения из медвежонка в молодого зверя. Заметно было, что Тэру и раньше уже случалось хаживать по этому уступу и он знает, куда тот ведет: все выше и выше, пока не упрется, как могло показаться, в отвесную каменную стену. Идя все тем же путем, Тэр пришел к глубокой расщелине, настолько узкой, что он едва пролезал в нее. По ней они выбрались на край такого крутого склона, какого Мускве еще ни разу не приходилось видеть. Он был похож на гигантскую каменоломню, которая уходила вниз, углублялась в лес далеко под ними и вздымалась вверх чуть ли не до самой вершины горы. Для Мусквы переход по этим хаотическим нагромождениям с тысячей опасностей был совершенно непосильной задачей. И, как только Тэр начал перебираться через первые же глыбы, медвежонок остановился и жалобно заскулил. В первый раз он отказывался идти дальше. Когда же он увидел, что Тэр, не обращая ни малейшего внимания на его писк, все идет и идет, его обуял ужас. Завопив что было сил, медвежонок отчаянно заметался в поисках хоть какой-нибудь тропинки через эти громадины. Тэру же было совершенно невдомек, в какое трудное положение попал Мусква, и он знай себе лез вверх, пока не забрался на целых пятьдесят ярдов. Тогда он остановился, оглянулся через плечо и подождал. |
| Забияк в их крестьянской породе хватало. Родной брат Ганса Лютера (его звали так же, как старшего брата, а потому в официальных бумагах, чтобы избежать путаницы, его именовали Гансом-младшим) неоднократно представал перед судом за особую любовь к потасовкам в трактирах и кабаках. То он неосторожно «поиграл» ножичком, то в кровь разбил кому-то физиономию, то треснул кого-то из собутыльников пивной кружкой по голове. Не лучше вел себя и Польдер, племянник Ганса, который тоже отличался задиристым нравом и, стоило ему напиться, немедленно лез в Драку. Настало лето 1484 года, и привычная бедность Лютеров понемногу начала оборачиваться настоящей нищетой. Не исключено, что ее усугубило рождение младенца, связавшего Маргарите руки и лишившего ее возможности приработка. Наверное, до Лютеров дошли слухи о том, что неподалеку, в Мансфельде, всего в двух лье от Эйслебена, рудокопы жили немного лучше, чем здесь. Они решились бросить свою каморку в доме на улице Лонгю и попытать счастья в соседнем городе. В Мансфельде действительно сосредоточился тогда центр меднорудной добычи: руду добывали в окружавших город холмах и тут же, на месте, в новеньких плавильнях, превращали в металл. По внешнему виду город, наверное, напоминал современный бидонвиль – с единственной центральной улицей, беспорядочно застроенной домишками, число которых росло по мере того, как прибывали новые рабочие. Дворяне селились в цитадели, окружавшей графский замок, – он просуществовал здесь до самого 1944 года. Благородное сословие отнюдь не воротило нос от развивающейся промышленности. Прекрасно понимая, что от ее успеха зависит благополучие графства, оно, напротив, всеми силами старалось способствовать ее процветанию. Эксплуатацией рудников занималась буржуазия, но в ее отношениях к рабочим прослеживалась определенная человечность, не допускавшая, чтобы люди трудились задаром. Вот почему наниматель Ганса Лютера, человек по имени Ганс Лютгих, оценивший усердие и ответственность нового работника, вскоре одарил его всяческими милостями и даже сделал совладельцем нескольких плавилен. Так Ганс Лютер из крестьянина и рабочего совершил переход в сословие бюргеров. Условия жизни рабочих в Мансфельде, конечно, оставались суровыми, но все-таки тот, кто умел и хотел работать, мог надеяться на лучшую долю. |
| Возможно, историку-протестанту этот эпизод покажется оскорбительным для памяти Реформатора, но, если задуматься, разве не перекликается он с историей Моисея, также вынужденного скрываться после убийства надсмотрщика? С другой стороны, Эйслебен находился слишком близко от Мехры, чтобы убийца мог надеяться, что его не достанет здесь рука правосудия. Наконец, и возникла эта версия слишком поздно, чтобы мы могли отнестись к ней с полным доверием. Верно, Ганс и его жена действительно бежали из деревни, вот только бежали они, вероятнее всего, не от скорого суда односельчан, а от бедности. Крестьяне не в первом поколении, в родной Мехре и ее окрестностях Лютеры пользовались вполне приличной репутацией. Эту фамилию мы встречаем в разных написаниях, что во времена, когда царила изустная традиция, а орфография еще не устоялась, было вполне обычным явлением. Вероятнее всего, основоположником рода следует считать человека по имени Лотар, образованному от французского Лотарь и восходящему, в свою очередь, к латинскому Лотарий. Это имя носили многие германские владетельные князья, в том числе император Лотарь Супплимбургский, правивший с 1125 по 1133 год и происходивший из саксонских сеньоров. Возможно, именно при нем предки Мартина и получили свое родовое имя. В дальнейшем оно видоизменялось, и случалось, что члены одной и той же семьи прозывались кто Лудер, кто Людер, а кто и Луидер. Сам Мартин подписывался поочередно как Лудер, Людер или Лотер. Лишь после 1517 года он окончательно остановился на известном нам написании своей фамилии и стал Лютером. Жизнь у молодой пары складывалась нелегко. «Поначалу, – писал впоследствии Мартин, – мои родители жили очень бедно. Матери, чтобы прокормить нас, приходилось таскать на спине из леса вязанки хвороста. Они делали такие вещи, каких сегодня уже никто не стал бы делать». Тяжелой жизнью можно объяснить те суровые и одновременно распущенные нравы, которые царили среди рудокопов, придерживавшихся жизненного принципа: «Трудная неделя – веселое воскресенье». Большинство из них в выходной пропивали скудную выручку, заработанную днями тяжкого труда. И Ганс Лютер, как свидетельствует его сын, не избежал общей привычки. Правда, в отличие от многих других, он не впадал при этом в черную тоску и не лез драться, а, напротив, делался чрезмерно оживленным и разговорчивым, хотя в остальное время слыл человеком скорее мрачным. Воскресные развлечения, впрочем, нисколько не мешали ему оставаться суровым в отношениях с домашними, для которых он не признавал никаких «нежностей». Из рассказов Мартина мы узнаем, например, что однажды отец так отлупил его, что ему пришлось убежать из дома. Справедливости ради отметим, что подобные методы воспитания пользовались в те времена самой широкой популярностью, а в Германии больше, чем где бы то ни было. Да и мать Лютера, которую он превозносил за редкостную добродетель, без колебаний хваталась за плетку и стегала сына до крови за украденный орех. |
| Распашу я, молода-молоденька, Землицы маленько; Я посею молода-молоденька, Цветика аленька. Он пел; все слушали его с большим вниманьем. Он, видимо, чувствовал, что имеет дело с людьми сведущими, и потому, как говорится, просто лез из кожи. Действительно, в наших краях знают толк в пении, и недаром село Сергиевское, на большой орловской дороге, славится во всей России своим особенно приятным и согласным напевом. Долго рядчик пел, не возбуждая слишком сильного сочувствия в своих слушателях; ему недоставало поддержки, хора; наконец, при одном особенно удачном переходе, заставившем улыбнуться самого Дикого-Барина, Обалдуй не выдержал и вскрикнул от удовольствия. Все встрепенулись. Обалдуй с Моргачом начали вполголоса подхватывать, подтягивать, покрикивать: «Лихо!.. Забирай, шельмец!.. Забирай, вытягивай, аспид! Вытягивай еще! Накаливай еще, собака ты этакая, пес!.. Погуби Ирод твою душу!» и пр. Николай Иваныч из-за стойки одобрительно закачал головой направо и налево. Обалдуй наконец затопал, засеменил ногами и задергал плечиком, а у Якова глаза так и разгорелись, как уголья. - Хорошо поешь, брат, хорошо, - ласково заметил Николай Иваныч. - А теперь за тобой очередь, Яша: смотри, не сробей. Посмотрим, кто кого, посмотрим... А хорошо поет рядчик, ей-Богу хорошо. - Очинна хорошо, - заметила Николай Иванычева жена и с улыбкой поглядела на Якова. - Хорошо-га! - повторил вполголоса мой сосед. - Ну, брат, потешил! - кричал Обалдуй, не выпуская изнеможенного рядчика из своих объятий, - потешил, нечего сказать! Выиграл, брат, выиграл! Поздравляю - осьмуха твоя! Яшке до тебя далеко... Уж я тебе говорю: далеко... А ты мне верь! (И он снова прижал рядчика к своей груди.)» Да, вот она - честная конкуренция. «Яков помолчал, взглянул кругом и закрылся рукой. Все так и впились в него глазами, особенно рядчик, у которого на лице, сквозь обычную самоуверенность и торжество успеха, проступило невольное, легкое беспокойство. Он прислонился к стене и опять положил под себя обе руки, но уже не болтал ногами. |
| Петя Бойцов Много весёлых минут доставил мне наш знаменитый (наверное, легендарный) УАЗик. Помню, мне первый раз сообщили, что я единственный с правами, и ехать в город на нём мне. Но мне же к нему подходить страшно! Штурманом-механиком сел справа Владислав, а я дрожащими руками повернул ключ. Оказалось, чтобы стронуться, надо прыгать на педаль сцепления и двумя руками включать скорость. Меня предупредили, что быстро ездить нельзя: тормоза плохо работают и мотор кипит. А ещё не было зеркала заднего вида, ручника, да и многого другого. Раз 15 в этой поездке наш батончик ломался и Владислав лез под него чинить. Через пару лет, когда наш ломастер улетел ковать семейное счастье, мне самому довелось разглядеть это чудо техники снизу. Удивлению моему не было предела! БА-А-А! Да там всё – НА Стараясь не нарушать традиций, отвалившуюся выхлопную трубу я тоже старательно привязал верёвкой. Очень хочется ездить в Оптину ещё и ещё. Надеюсь, получится. Я.М. Зайцев В музыкальной части концерта прозвучали русские романсы (в исполнении Юли Осауленко), бретонские песни (в исполнении Даши Любченко и Насти Варчевой), песня о лагере (в исполнении Лены Прилепской и Юли Засыпкиной) и просто разные веселые песни выпускников гимназии 2007 года Миши Медведева и Вани Воронкова. В перерыве между двумя частями концерта были показаны небольшой фильм о сменах лагеря 2006 года, смонтированный семействами Воронковых и Медведевых, а также слайд-шоу с фотографиями 2007 года. Затем концерт стихийно продолжился пением любимых песен, которые объединили всех присутствующих вне зависимости от их музыкальных дарований – была исполнена даже полузабытая теперь в лагере песня о Желтом чемодане (песня о террористе). На встречу приехал и Джеймс Эванс, который в этом жил в нашем лагере и занимался со всеми желающими английским языком. По многочисленным просьбам присутствующих Джеймс провел на концерте открытый «музыкальный урок» - ура, и мы вновь спели песни ‘Row, row the boat’ и ‘Old McDonald had a farm’, доносившиеся в этом году из каждой второй палатки. После пения начался вечер воспоминаний – ветераны (Евгений Чуркин, Валентина Касимовская, Даша Любченко, Павел и Наталья Рогожины и многие другие) вспоминали былое и трудности, которые приходилось преодолевать в первые годы существования лагеря, участники последних смен просто делились впечатлениями. |
| Только Зяблик оказался посильней его и хорошо потрепал забияку. Тогда Чик стал осторожней. Он уже не лез в драку, а только топорщил перья и задиристо чирикал, когда мимо пролетал кто-нибудь из соседей. За это соседи на него не сердились: они и сами любили похвастать перед другими своей силой и удалью. Жили спокойно, пока вдруг не стряслась беда. Первый поднял тревогу Зяблик. Он жил дальше других от воробьёв, но Чик услышал его громкое тревожное: рюм-пиньк-пиньк! рюм-пиньк-пиньк! — Скорей, скорей! — крикнул Чик Чирике. — Слышишь: Зяблик запинькал — опасность! И правда: кто-то страшный к ним приближался. После Зяблика закричал Щегол, а там и Пёстрый Мухолов. Мухолов жил всего за четыре дерева от воробьёв. Если уж он увидел врага, значит, враг был совсем близко. Чирика вылетела из дупла и села на ветку рядом с Чиком. Соседи предупредили их об опасности, и они приготовились встретить её лицом к лицу. В кустах мелькнула пушистая рыжая шерсть, и лютый враг их — Кот — вышел на открытое место. Он видел, что соседи уже выдали его воробьям и ему теперь не поймать Чирику в гнезде. Он злился. Вдруг кончик его хвоста зашевелился в траве, глаза прищурились: Кот увидел дупло. Что же, ведь с полдюжины воробьиных яиц — неплохой завтрак! И Кот облизнулся. Он вскарабкался на дерево и запустил в дупло лапу. Чик и Чирика подняли крик на всю рощу. Но и тут никто не пришёл к ним на помощь. Соседи сидели по своим местам и громко кричали от страха. Каждая пара боялась за свой дом. Кот зацепил когтями гнездо и вытащил его из дупла. Но в этот раз он пришёл слишком рано: яиц в гнезде не оказалось, сколько он ни искал. Тогда он кинул гнездо и сам спустился на землю. Воробьи провожали его криком. У самых кустов Кот остановился и обернулся к ним с таким видом, точно хотел сказать: «Погодите, миленькие, погодите! Никуда вы от меня не денетесь! Устраивайте себе новое гнездо, где хотите, выводите птенцов, а я приду и слопаю их, да и вас заодно». И он так грозно фыркнул, что Чирика вздрогнула от страха. |
| Протранжирить, промотать Вот что русскому под стать. Затем приведены примеры из сочинений Григоровича, Салтыкова-Щедрина и Лескова. У Д. В. Григоровича – в рассказе «Соседка»: «Рад, что получил вчера жалованье – пошел теперь транжирить». В «Литературных воспоминаниях»: «Когда у него заводились деньги, он, по старой привычке к транжирству... давал в лучших ресторанах роскошные обеды, приглашая на них без разбору каждого, кто первый подвертывался под руку». У М. Е. Салтыкова-Щедрина в «Пестрых письмах»: «...Конечно, Божьего добра зря не транжирили, но и не скопидомствовали». У Н. С. Лескова в очерках «Инженеры-бессребренники» (гл. 12): «Кто хочет прожить честно, тот не должен быть транжиром и мотом». У Н. А. Некрасова в рассказе «Без вести пропавший пиита»: «Оно, вот видите, барин, кабы вы так не транжирничали, и было бы хорошо; ведь еще третеводни были у вас деньги: вы враз упекли!». У П. Д. Боборыкина в романе «На ущербе»: «Но Вогулина не скопидомка, – нет. Тетушка Марфа Ивановна находит даже, что – транжирка: деньги текут как сквозь решето...». У П. Д. Боборыкина же в романе «Василий Теркин»: «Сановник... любит карты и всякое транжирство...». Невольно напрашивается предположение, что сначала возникает глагол транжирить, а затем соотносительные с ним существительные: транжирство, транжир, транжирка, транжира. Морфологический строй слова транжирить заставляет связывать его не непосредственно с французским глаголом (тогда возникло бы а с каким-то именем существительным и прилагательным. Можно думать, что это было франц. étranger, étrangère «иностранный, чужой»; в значении существительного: «иностранец», «заграничные страны, чужбина»; à l«étranger «за границей, за границу». Ср. заглавие известного произведения И. П. Мятлева: «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л»этранже». Ср. там же: Точно будто не здорово Вымолвить по-русски слово: Же ве, дескать, волтиже Годик сюр лез-этранже 368 . Вот по отношению к этому дворянству, его мотовству дан л " этранже, к этому преклонению перед всем этранже и сложилось слово (э)транжирить. Как показывает его морфологический облик, оно могло возникнуть лишь в среде, далекой от французского воспитания и дворянской французомании, – или в среде старозаветного провинциального дворянства, или в среде дворни. |
| Но, честно, наблюдая за тем, что сейчас происходит, могу сказать: вопрос моего прихода в Церковь, если б это случилось сегодня, был бы гораздо больше вопросом везения – в какой-то храм пришел бы и остался, а в какой-то пришел и ушел бы навсегда. Не могу сказать, что та церковь (как социальный институт), которая есть сейчас, была бы для меня родной, если бы я уже не врос в гораздо более глубокие пласты церковной жизни ранее. Там, где соки, где корни, где можно к главному источнику протянуться… – А что вам больнее всего сейчас наблюдать в Церкви? – То, что мы часто ведем себя как те, кто нас гнал. Мы стали очень похожи на них. Я застал советское время, я видел это! И сейчас мы ведем себя, как партком… Партком ведь управлял всем, партком лез в личную жизнь, лез в искусство, лез в церковь, партком был тем, чем многие православные сегодня хотят стать – чем-то, что пытается управлять жизнью, которая не хочет, чтобы ею управляли. Когда-то меня очень разозлили строки Бродского: Входит некто православный, говорит: «Теперь я – главный. У меня в душе Жар-птица и тоска по государю. Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной. Дайте мне перекреститься, а не то – в лицо ударю. Хуже порчи и лишая – мыслей западных зараза. Пой, гармошка, заглушая саксофон – исчадье джаза. А теперь я боюсь, что он оказался прав. В этой пародии, тогда казавшейся грубой, он описал много того, что взяло и осуществилось. Мы всегда находим отговорки: вот, это не Церковь, это то, что выдает себя за Церковь. Но мы, в частности я, позволили этому выдавать себя за Церковь! – Как так? Мы этого просто не заметили? – Что значит, не заметили? Заметили! Давно это все начало проступать, в 90-е. Опять же, мы можем находить этому исторические объяснения, но в храмы хлынул огромный поток разочарованных людей, которые на самом деле искали не Христа, а спасения от своего страха. И имели право этого искать, потому что среди прочего Христос – дает спасение от страха, но только среди прочего. Пришлось поставить огромное количество новоначальных священников, нарушая все каноны, не выжидая 10-летнего срока со дня крещения. Сегодня эти самые, в нарушение традиции поставленные отцы, чаще всего, являются самыми суровыми носителями традиционализма. |
|
|
