| Против этих вопиющих беспорядков в церковном богослужении особенно сильно и энергично восстал кружок ревнителей. Стефан и Ртищев «первее уставиша в своих домъх единогласно и согласное пение», затем оно введено было Нероновым в Казанском соборе и уже потом, благодаря настояниям государя, побуждаемого ревнителями, и во всех церквах 114 . На соборе 1651 года постановлено было «пети во святых Божиих церквах чинно и безмятежно, на Москве и по всем градом, единогласно, на вечернях и на павечерницах, и на полунощницах, и на заутренях, псалмы и псалтырь говорить в один голос, тихо и неспешно, со всяким вниманием, к царским дверем лицом» 115 . Благодаря этому соборному постановлению, «то в нашем православии великое безчиние и грех», многогласие в церковном чтении и пении уничтожилось навсегда; церковное богослужение с этого времени стало совершаться у нас относительно чинно, стройно, более или менее вразумительно и назидательно для предстоящих. Утвердив единогласие в церквах, кружок ревнителей вслед затем обратил внимание и на необходимость исправления церковных нотных книг, в неисправности и испорченности которых заключалась одна из главных причин беспорядочности церковного пения; воззвание инока Евфросина в пользу исправления нотных книг было услышано. Известный Александр Мезенец в своем сочинении «Извещение требующим учитися пению» сообщает, что после собора 1651 года, утвердившего и единогласие и обязательность наречного пения, по царскому повелению в Москве «собрано было к тому знаменному устроению его царскаго величества во градех и честных обителех и селех разных чинов от святыя Божия церкви чиноначальников и всякаго церковнаго чина избранных людей 14 человек». Таким образом, для исправления нотных церковных книг собрана была целая комиссия из сведущих людей, которая должна была привести эти книги в должный порядок. Но со вступлением на патриарший престол Никона дело это остановилось. А так как неисправность и испорченность нотных книг была открыто признана и заявлена, то, по свидетельству Мезенца, разные мастера пения сами стали, каждый по-своему, исправлять на правую речь пение «и во единогласие не приидоша». Следствия такого положения дел понятны: «Во всех градех и селех учинилось велие разгласие, что и во единой церкви не токмо трием или многим, но и двема пети согласно стало невозможно». И только уже после Никона, при патриархе Иоасафе, снова возвратились к прежней мысли собрать в Москву сведущих людей, которыми нотные книги и приведены были в порядок 116 . |
| Кроме этих собственно книжных справщиков, большое участие в церковных исправлениях принимали разные видные лица из духовенства, которые успели усилиться при бездеятельном патриархе. Главными из них были духовник царя Стефан Вонифатьев и ключарь Успенского собора, потом протопоп Казанского, Иоанн Неронов, люди до того сильные и при дворе, и при патриархе, что могли оказывать покровительство даже кандидатам на епископство, притом же люди передовые своего времени, которых уважали все более образованные лица, как например, митрополит новгородский Никон, образованный ревнитель благочестия боярин Федор Ртищев и другие. Как передовые люди, преобразователи, они в свое время произвели сильное движение в русском обществе. Не ограничивая своей исправительной программы деятельностью, какая шла на печатном дворе, они подняли новые вопросы о церковном благочинии, об исправлении церковного пения и иконописания, об оживлении церковной проповеди, старались вместо прежнего многогласия в церковной службе ввести единогласие, вместо раздельноречного или хомового пения – пение наречное. Никон выписал в Новгород киевских певчих и завел у себя хоровое пение по киевским и греческим напевам, которое так понравилось царю, что и он вызвал к себе таких же певчих. Сам патриарх испугался таких нововведений и нарочно сносился о них с константинопольским патриархом. Среди духовенства поднялся ропот, говорили, что «заводится ересь новая – единогласное пение и людей в церкви учить, а преж сего людей в церкви никогда не учивали, учивали их втайне». Долгая неподвижность старого обряда была поколеблена, и началось быстрое преобразовательное движение. Скоро явились новые передовые люди с новой, еще более обширной программой исправлений и с новыми средствами для ее выполнения, после чего старые передовые люди остались позади и сами перешли на сторону приверженцев старины. В 1649 году в Москву приехали иерусалимский патриарх Паисий и образованный грек Арсений, учившийся в римской коллегии. Они первые указали на ошибки книжных справщиков и на несогласие русских обрядов с греческими. |
| Но главной удачей Паисия стало установление взаимовыгодного контакта с Новоспасским архимандритом Никоном, которого удалось продвинуть на Новгородскую митрополию и сделать, таким образом, главным претендентом на патриарший престол. Хитроумный грек не ошибся в своем выборе. Иосиф, правда, все не умирал, к тому же сумел послать на Восток (по согласованию с Посольским приказом) умнейшего и образованного иеромонаха Троице–Сергиева монастыря Арсения Суханова: рассмотреть, что там у греков за чины и обряды? И ученый старец, еще не миновав Молдавии, убедительнейшим образом доказал, что славяне не только не склонны перенимать греческие новшества, выдаваемые за старину, но ненавидят надменность новоявленных «учителей веры», жестоко преследующих славян за приверженность московским книгам и обрядам. Суханову не слишком поверили даже «ревнители», не говоря уже об ослепленных собственными планами политиках. Только потом, когда Никон нанес удар не только по древним обрядам, но в первую очередь по «ревнителям», Аввакум со товарищи уяснили, что «Прения с греками о вере» Арсения Суханова суть столп и утверждение истины старой веры . А пока они сами бросились на того, кто послал Суханова на Восток, и, объединившись с киевлянами и грекофилами, пытались заставить Иосифа переменить обычай «наречного» церковного пения ради более благолепного «раздельноречного». Патриарх, учитывая необходимость согласовать продолжительность службы с возможностями прихожан, дозволял ее «говорити голоса в два, а по нужде и в три . Реально в храмах читали и пели «голосов в пять, и в шесть, и больши». При этом россияне склонны были варьировать ударения и полнозвучие в пользу красоты пения, добавлять по эстетической надобности слоги, словом — исполнять церковный текст как свой, народный. Чем заслужили от всего сонма сторонников благочиния клеймо хульников и еретиков. История примучивания старика Иосифа к новой «чинной, безмятежной и единогласной» (и ужасно долгой) службе вызывает подлинную жалость к патриарху. Он не мог взывать к здравому смыслу — ревнителям было в высшей степени безразлично, захотят ли и смогут ли прихожане выстаивать многие часы в храмах. Для того и власть, чтобы заставить! |
| Но главной удачей Паисия стало установление взаимовыгодного контакта с Новоспасским архимандритом Никоном, которого удалось продвинуть на Новгородскую митрополию и сделать, таким образом, главным претендентом на патриарший престол. Хитроумный грек не ошибся в своем выборе. Иосиф, правда, все не умирал, к тому же сумел послать на Восток (по согласованию с Посольским приказом) умнейшего и образованного иеромонаха Троице-Сергиева монастыря Арсения Суханова: рассмотреть, что там у греков за чины и обряды? И ученый старец, еще не миновав Молдавии, убедительнейшим образом доказал, что славяне не только не склонны перенимать греческие новшества, выдаваемые за старину, но ненавидят надменность новоявленных «учителей веры», жестоко преследующих славян за приверженность московским книгам и обрядам. Суханову не слишком поверили даже «ревнители», не говоря уже об ослепленных собственными планами политиках. Только потом, когда Никон нанес удар не только по древним обрядам, но в первую очередь по «ревнителям», Аввакум со товарищи уяснили, что «Прения с греками о вере» Арсения Суханова суть столп и утверждение истины старой А пока они сами бросились на того, кто послал Суханова на Восток, и, объединившись с киевлянами и грекофилами, пытались заставить Иосифа переменить обычай «наречного» церковного пения ради более благолепного «раздельноречного». Патриарх, учитывая необходимость согласовать продолжительность службы с возможностями прихожан, дозволял ее «говорити голоса в два, а по нужде и в три . Реально в храмах читали и пели «голосов в пять, и в шесть, и больши». При этом россияне склонны были варьировать ударения и полнозвучие в пользу красоты пения, добавлять по эстетической надобности слоги, словом — исполнять церковный текст как свой, народный. Чем заслужили от всего сонма сторонников благочиния клеймо хульников и еретиков. История примучивания старика Иосифа к новой «чинной, безмятежной и единогласной» (и ужасно долгой) службе вызывает подлинную жалость к патриарху. Он не мог взывать к здравому смыслу — ревнителям было в высшей степени безразлично, захотят ли и смогут ли прихожане выстаивать многие часы в храмах. Для того и власть, чтобы заставить! |
| Большая часть духовенства убеждена была, что церковная старина русская ни в чем непогрешима и неизменна, «не точию в вере но ни в малейшей, чертице канонов и песней, что ни у какого слова, ни у какой речи не убавить, не прибавить ни единого слова не должно, и что православным должно умирать за едину букву аз». Сам престарелый патр. Иосиф был ревностный приверженец и защитник старины. Так ему весьма не нравилось, когда Никон, будучи еще митрополитом в Новгороде, начал вводить в тамошних церквах партесное пение и внятное, раздельное чтение, и, часто приезжая в Москву, всякий раз служил в придворной церкви, в присутствии самого государя, с своими новыми, киевскими певчими и по новому порядку пения и чтения. «На сие (превелие прилежание Никона до пения и доброго порядка) благочестивый царь зря», говорит жизнеописатель Никона, «и нача он великий государь о единогласном и наречном пении в церквах прилежати и учреждение творити, ему же в сем благоначинаемом деле великий помощник и поборник бысть преосвященный Никон митрополит, а святейший Иосиф, патр. Московский за обыкновение тому доброму порядку прекослов творяше, и никако же хоте оное древнее неблагочиние пременити» 109 . Престарелый патриарх высказывал свое неудовольствие даже в слух своих приверженцев-протопопов и попов, которым он вполне вверил книгопечатный двор. Таким образом эти неблагомыслящие и неблагонамеренные протопопы и попы, неблагоприятными отзывами патр. Иосифа о церковных улучшениях и нововведениях Никона еще более и заранее предубеждены были против последнего и против тех исправлений и усовершений, какие Никон должен был ввести в русской церкви. Потому они заранее, еще при патр. Иосифе, стали предостерегать народ от всяких перемен, и нововведений в церкви. Это предубеждение против всяких церковных исправлений еще более усиливалось тем, что после смут Унии и самозванства у нас особенно опасались отпадения от древне-церковного православия и вторжения в церковь русскую латинства, папства. А суеверы, кроме того, как бы смутно, инстинктивно предчувствуя по духу времени приближение эпохи совершенного преобразования России – ждали еще скорого наступления царства антихристова. |
| Той же муж благочестивый и историю сию написа о известии рождения и воспитания и всего бытия его в жизни сей Святейшаго Никона Патриарха , и о начатии обители святой Воскресенской, и о велицей церкви, како начася и совершися, и о преставлении, и о погребении его вся от начала подробно написа, ово сам видя творимая и от уст слыша самаго Святейшаго, ово же слыша от братии живущих со Святейшим во изгнании бываемая терпения и нужды, даже и до самыя кончины. Написа же сие во славу и честь Божию Имени святому и в сладость послушающим и прочитающим, на уведение будущим и впредь обитающим во обители той Воскресенской Новаго Иерусалима, братиям и всякому роду христианскому, дабы память его основателя фундатора начальнаго Святейшаго Никона Патриарха Московскаго и всея России незабвенно в поминовении вечно была, дóндеже мир во вселенней 31 стоит. Аминь 32 . Иоанн Корнилиев Рипатов 3 Заключительнаго вывода сего разсказа об освобождении вдовицы и ея семейства от податей нет, нет и в других списках, ни в печатном издании. 4 В П.И.: братия же написаше заручную челобитную о иеромонахе Никоне и вдаша ему. Он же прием челобитную, пойде… 5 В П.И.: и превелие ими прилежание до пения и на славу прибрав крилосы предивными певчими и гласы преизбранными, пение одушевленное паче органа бездушнаго и таковаго пения, якоже у митрополита Никона, ни у кого не было. 7 Пение наречное, в противоположность разноречному, так называемому «хомовому» пению, в котором трудно бывает слуху уловить речь, по причине без нужднаго повторения одних и тех же слогов. 8 В П.И. здесь прибавлено: начало де его поучения бысть сие: вопию к вам с пророком Давидом, возгореся огнь в сонме их и како пламень попали грешники, и нача от сего слова ... скончав сим последним словом: молитеся да невнидете в напасть, да не когда прогневается Господь и погибнете от пути праведнаго, егда возгорится вскоре ярость Его; блажени вси надеющиися нань. 9 В П.И. прибавлено: глаголя сие: благодать Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа буди со всеми вами. |
| «Святии отцы, и вся о Христе братия, да и все наши! О единогласном и наречном пении писал, я чаял, Иев с Дону. Многомятежно было время; не разсмотря так на старика писал. А после расчухал, ано Игнатий мятежит всею церковию». Итак, упорным защитником многогласия и хомового пения явился некий чернец, имевший близкие сношения с Москвой, а может быть и постоянно здесь живший, которого Аввакум называл Игнатием Ивановичем. И вот, Аввакум спешит уронить авторитет этого расколоучителя. «Плюньте, братия, где он говорит, – приказывал своим ученикам Аввакум: не подобает его слушать. Где ему знать обычай и устав церковный? Он родился и взрос во дворе боярском, да вчера постригся, а на завтра и во игумны накупился, без благословения отец окормляет церковь ». Этого показалось мало и Аввакум прибавил, что Игнатий «и азбуки не знает». Вслед затем «преосвященный протопоп» как бы с высоты архиерейской кафедры обращался к самому Игнатию. «Ну, Иванович, прости!.. Не садись на Моисеево седалище, – чего не знаешь, и ты молчанием печатлей. Не всем бо есть разум. Читал ли ты, старый друг мой, правила? Пишет там: проклят всяк творяй дело Божие с небрежением. Блюдися, да не полма растесан будеши. Душа твоя знает, яко блудиши, да совесть та, гордынная блядь, мучит человека доброго». Восходя поистине на высоту понимания «дела Божия», Аввакум продолжал: «мною ли, или тобою церковь стояла и впредь будет стоять? Никакоже! Яко паучина мизгирева от мухи бывает протерзаема, таково и твое гордоусие. Ветры гонишь, святый брат, – и не покручинься, измерихся всяко, ступаешь по человеку, а не по Бозе». В заключение Аввакум с негодованием разоблачал лживость Игнатия. Аввакума ли Игнатий объявлял игумену Досифею сторонником хомового пения, или Досифея таковым Аввакуму – сказать трудно, но именно этим путем Игнатий хотел взять верх в споре, поставив Аввакума и Досифея в положение противников и перессорив их. Видно, что эта проделка глубоко возмутила Аввакума. «Подкрался ты под старика того, яко Серапион под Златоуста, – говорил Аввакум Игнатию, – тужишь о старости, а не о душе его. |
| Шушерин дословно говорит так: «Благочестивейший великий Государь и благочестия велий ревнитель, зря в церквах не по древнему святые соборные церкви уставу единогласное пение и наречие совершаемое, но купно в разные гласы мнози человещы в церквах ов то, а ин ино без всякого внимания читаху и о поспешении прочитания един пред единым тщание имеху, а глаголемых силу презираху, и о таковом нестроении зело сжалився, с советом и благословением отца своего духовного соборной церкви Благовещения Пресвятыя Богородицы, что у него великого Государя на сенях с протопопом Стефаном Вонифатьевым, нача он, великий Государь о единогласном наречном пении в церквах промышление творити. Ему же в том Богоспасаемом деле велий поборник и помощник бысть преосвященный Никон митрополит, а святейший Иосиф патриарх Московский за обыкновенность тому доброму делу прекословие творяше и никакоже хотя оное древнее неблагочиние на благочиние премените». Вот каковы факты. Должно заметить, что подобное неблагочиние озабочивало еще раньше избранный кружок лиц, близких к Государю, как боярынь Федор Ртишев 2041 , протопоп Казанский Иоанн Неронов, вместе с духовником Стефаном и Никоном, тогда еще настоятелем Новоспасского монастыря (с 1646 г. по 9 Марта 1649 г., когда стал митрополитом Новгородским), как повествует об этом списатель жития пр. И. Неронова 2042 . Влияние этого кружка в деле улучшения церковного пения —431— выразилось в том, что Государь Алексей Михайлович 11 Февраля 1649 г. нашел нужным созвать собор и «указал своему государеву богомольцу святейшему Иосифу, патриарху Московскому и всея Русии с митрополиты и архиепископы, и епископом и с черными властьми о том посоветовать, как лутче быти». Однако п. Иосиф, вероятно не столько по существу дела, сколько из-за желания сохранить свой престиж и инициативу власти перед напором влиятельного кружка, несмотря на резкий протест духовника Стефана, дал такое направление решению собора, чтобы «службе быть по прежнему, а вновь ничево не вчинати» 2043 . Однако кружок ревнителей на этом не остановился. |
| «Избранный и крепкостоятельный пастырь, наставник душ и телес, возлюбленный любимец и содружебник, солнце, светящее по всей вселенной, особенный («собинный») друг душевный и телесный» – вот те эпитеты, какими обыкновенно наделял царь любимого митрополита 219 . Естественно, что при таких условиях Никон мог не только свободно и смело действовать в своей епархии, но даже сильно влиять на ход церковных дел в Москве, тем более, что патриархом тогда был слабый и нерешительный Иосиф. В Новгороде Никон устроил четыре богадельни и во время голода – погребную палату для приюта и вспомоществования бедным; ходил по тюрьмам и заступался за беззащитных. Часто предлагал народу собственные поучения (что было для того времени необычным), обличая и исправляя его недостатки; духовенство, виновное в проступках, карал строгими наказаниями. Любя церковное благочиние, он с большою торжественностью совершал церковные службы; запретил во всех новгородских церквах многогласие и в своей соборной церкви ввел стройное хоровое пение греческого и киевского распевов, уничтожив прежнее хомовое, или раздельно – речное. С своими певчими он приезжал в Москву, там удивлял и располагал многих ко введению «наречного» пения. Царь ввел его в своей дворцовой церкви. Даже нерешительный патр. Иосиф, уступая убеждениям Никона, царя и др., обратился с запросом к патр. Парфению и на соборе 1651 г. постановил всюду ввести единогласие. В Новгороде пришлось Никону выказать всю силу своего характера и решительность воли. В 1650 г. здесь вспыхнул мятеж. Воевода князь Хилков был бессилен усмирить его. Никон проклял мятежников. Народ озлобился на него. Послышались голоса: «митрополит Никон и окольничий князь Феодор изменники». Хилков укрылся в митрополичьих палатах. Мятежники ворвались на митрополичий двор. Никон стал уговаривать их, но получил несколько ударов ослопом, камнями и кулаками. Разбитый, он едва добрел до церкви Знамения Пресвятой Богородицы и там прослушал совершавшуюся литургию, несмотря на то, что в этой части города собирались мятежники. |
| При патриархе Иоасафе это бесчиние в церквах простерлось еще далее: читали и пели уже «голосов в пять. и в шесть, и больши со всяким небрежением». И сам патриарх, уступая укоренившемуся обычаю, дозволял «говорити голоса в два, а по нужде в три», только шестопсалмие велел читать в один голос и в то время не петь Псалтири и канонов . Во дни патриарха Иосифа нашлись люди, как находились и в прежнее время, которые возмущались этим безобразным обычаем и желали его искоренить. Таков был Федор Михайлович Ртищев, который обращался и к патриарху, и к прочим архиереям, и к знатнейшим царедворцам и хлопотал об устроении в церквах по древнему чину единогласия вместо многогласия. Ртищеву усердно помогали протопопы Неронов и Вонифатьев, стараясь действовать в том же духе на московское духовенство, помогал также и Никон, будучи еще новоспасским архимандритом . Другое столько же закоренелое зло, касавшееся, впрочем, собственно церковного пения, а не всей церковной службы, состояло в том, что в пении произносили слова не как в речи, а растягивали иногда до безмыслия, переменяли в них полугласные буквы на гласные, прибавляли новые гласные, отнимали согласные, переносили ударения. Это так называемое хомовое, или раздельноречное, пение в противоположность древнему пению «на речь», начавшееся у нас еще в XV в., постепенно усиливалось и в 1-й половине XVII достигло крайностей. Преподобный Дионисий, архимандрит Троице-Сергиева монастыря, справедливо укорял пресловутого в свое время головщика и уставщика Логгина за то, что он своим пением только смущает братию в церкви и вводит в смех, когда, например, поет: «Аврааму и семенˆи его дˆо века» и пр. Около половины XVII в. инок Евфросин написал «Сказание о различных ересех и о хулениих на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, содержимых от неведения в знаменных книгах», разумея под ересями и хулениями те искажения слов, каким подвергались они при пении, например: Сопасо (Спас), во моне (во мне), пожеру, волаемо, людеми и подобное. Он свидетельствовал, что подобные искажения и ереси в знаменных (нотных) книгах бесчисленны, и призывал всех отцов и братий соединиться и прибегнуть к благочестивому царю и патриарху Иосифу с мольбою, чтобы они повелели исправить нотные церковные книги по древним харатейным спискам и ввести вновь наречное пение вместо раздельноречного. |
|
|
