| Для непосвященного же наблюдателя ничего не могло быть загадочнее и таинственнее этих странных фигур, из которых иные по-видимому походили на буквы, но рядом с ними стояли в беспорядочном смешении звери, птицы, люди, пресмыкающееся, неодушевленные предметы и отдельный части их. У всякого наблюдателя невольно являлся целый ряд вопросов: что это за изображения? представляют ли они собою простые символы, или напротив это слова? если слова, то писаны ли они каким-нибудь алфавитом? какой язык выражается в них: мертвый или живой, разговорный? если живой, то какой именно? не есть ли это язык, известный только жрецам, подобно напр. тому, как в Индии был язык санскритский? На все эти вопросы никакая человеческая мудрость, по-видимому, не в состоянии была ответить. Вследствие этого уже в древнем классическом мире составились самые чудовищные взгляды на сущность иероглифов. Так, по мнению греков, иероглифы представляли собой ряд таинственных букв, предназначенных для сохранения важнейших тайн природы и возвышеннейших изобретений человека. Истолкование этих письмен исключительно принадлежало жреческому сословию. Да и оно уже мало понимало его, так как действительное знание его было потеряно с упадком могущества фараонов, и особенно при вторжении в страну персов при Камбизе. Это убеждение, поддерживаемое еще тою таинственностью, с какою верховный жрец посвящал избранников в возвышенные истины своего знания, заставляло греков смотреть на иероглифы именно как на выражение этих тайн, который так старательно оберегались от массы, что объяснения их никак невозможно было достигнуть непосвященным. Такой взгляд от греков перешел к римлянам, которые в свою очередь напрасно старались проникнуть в тайну иероглифов. Насколько жив был у них этот интерес, показывает даже сказание, будто один из первых императоров предлагал богатую награду тому, кто бы дал надлежащее объяснение иероглифической надписи на обелиске, привезенном в то время из Египта в Рим, но на этот призыв никто не откликнулся. У ранних христианских писателей, особенно средневековых, ходили также весьма странные мнения о сущности иероглифического письма. |
| Когда приблизилось время кончины В., он отслужил литургию, приобщился Св. Таин, причастил И. и отошел ко Господу. Старец подвизался в пустыне 70 лет из прожитых 100. И. остался в той же пещере, продолжая пустыннический подвиг. Он пробыл в пустыне 35 лет и отошел ко Господу, достигнув 60 лет. Преемник И. по царству Варахия по указанию некоего отшельника нашел в пещере нетленные и благоуханные мощи обоих подвижников, перенес их в свое отечество и предал погребению в церкви, воздвигнутой И. Определение жанра «Повести» «Повесть о Варлааме и Иоасафе» относят к жанру «агиографических романов», по аналогии с «Романом о Юлиане» , «Агафангелом» , христ. версиями «Александрии», «Романом о Камбизе» и др. Исследователи XIX в. (А. Н. Пыпин, А. Н. Веселовский, И. Франко), обращая внимание на беллетристические черты «Повести», называли ее «духовным романом»; А. С. Орлов писал о ней как о «религиозном романе» с «включенными в его рамку притчами и анекдотами». В совр. научной лит-ре в определениях жанра «Повести» подчеркиваются ее житийная и назидательная стороны. О. В. Творогов определяет памятник как «нравоучительную повесть». По словам И. Н. Лебедевой, она «воспринималась и как вымысел, и как жизнеописание реально существовавших подвижников, т. е. как произведение агиографического жанра, как житие». И. В. Силантьев считает, что в жанровой природе «Повести» отразилась борьба житийного и романного начал. Житийный сюжет получает максимальное выражение в истории искушения царевича жен. красотой. И., вопреки ухищрениям волхва Февды, выходит победителем из этой борьбы духа и соблазнов. В дальнейшем повествовании расширяется и развивается именно житийный сюжет «Повести». Исследователь считает, что «Повесть о Варлааме и Иоасафе» предстает перед нами «не только мартирием, романом, житием, но и учительной беседой, или «духовной беседой», как определяется этот жанр в самом произведении». Авторство «Повести» остается предметом научных дискуссий. Традиция приписывает ее создание некоему мон. Иоанну из обители св. |
| 42 Иакова на разорение и Израиля. Намек на уже состоявшийся разгром ассирийцами Израильского царства (в 722 г. до Р.Х.) и предстоящее падение царства Иудейского от вавилонского нашествия в 586 г. до Р.Х. 42 ярость гнева. См. ком. к 10,5. войны. Господь Воинств является Своему народу, обрекая Самарию и Иудею на опустошительное нашествие ассирийцев и вавилонян. Глава 43 43:1 Исаия передает слова Самого Господа, напоминая о Божественном происхождении обетовании (ст. 14,16; 44,2.6.24; 45,1.11.14.18; 48,17; 49,7.8; 49,25; 50,1; 52,3; 56,1.4; 65,8; 66,1.12). назвал... по имени. «Назвать по имени» очень хорошо знать, т.е. знать саму сущность. Мой. Народ Иакова и Израиля является народом Божиим ( Исх. 19,5.6 ). 43 воды... огонь. Господь говорит о бедствиях, пройдя через которые Его народ обретет спасение ( Пс. 65,6.12 ). 43 Я Господь. См. ком. к 41,4. Святый Израилев. См. ком. к 1,4. в выкуп за тебя. Господь позволил персам, которые отпустили народ иудейский из плена, завоевать Египет с провинциями и зависимыми территориями (Эфиопия и Савея). Это произойдет после смерти персидского царя Кира, при его преемнике Камбизе в 526 г. до Р.Х. 43 дорог... многоценен. Народ Иакова и Израиля возвышается над другими народами как избранник Божий (45,4; 49,5; 54,12; Втор. 7,6–8 ; Исх. 19,5 ). Я возлюбил тебя. См. 54,10; 63,9; Ис. 19,4 . 43 Северу... югу. Так же, как «восток» и «запад» в ст. 5, эти слова подразумевают все области земли, где только могут оказаться дети Божий во времена плена и рассеяния. 43 слепой... глухой. См. ком. к 29,18; 42,18. Израилю суждено исполнить реченное Богом через его пророков, невзирая на его духовную слепоту и глухоту. 43 что было от начала. Народы отвратились от истины и исказили ее, они уже «не помнят», что было «от начала», а в начале «Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы» ( Еккл. 7,29 ). 43 раб Мой. Мессия. это Я. Мессия и народ Божий знали и верили, что не было, нет и не будет иного Бога, кроме Единого, Который открыл Себя как извечно Сущего ( Исх. 3,14 ). |
| е. первый начал воевать с другими, «и бысть начало царства его в Вавилоне» ( Быт. 10:10 ), в Сеннааре, на том месте, где построена была Вавилонская башня. Отселе страна Невродова есть Вавилония. Много зла наделали евреям вавилоняне, могли бы и более сделать, если бы Сам Господь Бог не сжалился над Своим народом и не послал других пастырей укротить вавилонян. Такими пастырями-укротителями были мидяне при царе Дарии и персы при царях их Кире и Камбизе, которые уничтожили самостоятельность царства Вавилонского (ок. 539 до Р. X.) и пасли Вавилон «копиями ея», или, как в еврейском тексте, пасли (Вавилонию) в самых вратах ее, т. е. судили и рядили в земле Немвродовой, распоряжались ею как им было угодно, по-восточному пользуясь для этого ее же силами и средствами. Ассирия и Вавилония составили одну Персидскую сатрапию. После сего, поневоле присмирев, вавилоняне дали покой Иудее. Слова в еврейском тексте мы выставим, сказанные как бы от лица самих евреев, не то значат, что евреи сами из среды своей выставят пастырей-победителей, которые, победив ассириян и вавилонян, доставят мир Иудее, но то, что они умолят Господа Бога послать кого Ему угодно укротить сии враждебные иудеям народы. Справедливо замечает здесь блаж. Феодорит, что «эти события были залогом того, что будет впоследствии» – в царстве Христовом новозаветном. Как сказанное св. пророками Осиею ( Ос. 14:5–8 ), Иоилем ( Иоил. 2:18–27, 3:17–21 ), Амосом ( Ам. 9:11–15 ) и Исаиею ( Ис. 10:21 ) о мирном и счастливом состоянии иудеев после Вавилонского плена явно относятся к христианским временам, так к этим же временам должно относить приведенное пророчество св. Михея, иначе останется необъяснимым сказанное в следующих стихах. Св. Михей разумеет здесь пастырей св. церкви Христовой – св. апостолов, благовестников, учителей и другие освященные лица, чрез которых Сам Пастыреначальник умиротворяет народы, водворяет в Своей церкви тихое и безмолвное житие и подает силы побеждать Ассура и Немврода, сиречь диавола и врагов духовных 106 . |
| Не менее настоятельно требуется в маздеизме и нравственная чистота, благодаря чему персидская религия носит высоко этический характер. Вот одна из молитв в Авесте: «я молю тебя, Ормузд, чистый в мысли, слове и действиях, насади чистоту в мое сердце, дай мне постоянство в добре, чтобы я достиг святости и удостоился твоих благословений и милостей». Так как Ариман насаждает зло в жизни путем неправды и обмана, то в глазах персов всякая ложь считалась особенно преступной. Любовь к правде не была у них только идеальным пожеланием, но и постоянно проводилась в жизни. «Чего более всего стыдятся персы, говорит Геродот, и что всего более у них в презрении, то это ложь. Все другого рода преступления главным образом потому и считались страшными, что преступник вынужден говорить ложь». Правда – это высшее божественное свойство Ормузда: он есть бог, который, по словам гат, «никогда не заблуждается и в котором нет лжи». Нарушение правды в слове и деле преследовалось даже законом и каралось очень жестоко. О Камбизе рассказывают, что он велел содрать кожу с неправедного судьи и посадить его сына в звании его заместителя на стул, обтянутый кожей отца. Не смотря на свою воинственность, персы чрезвычайно высоко ценили миролюбие и смирение, и поэтому считали гордость порождением Аримана; в числе Амеша – Спентов была особая богиня, считавшаяся покровительницей смирения. Практический характер нравственности персов открывается особенно из того, что прилежание и трудолюбие возводились ими на степень моральных добродетелей: леность, по их верованию, внушается людям злыми духами. Поэтому высшим идеалом перса была не бедность, не отречение от собственности, как у индусов, а благосостояние, богатство, благоустроение семьи и т. д. Вообще в моральном учении персов одобрение получает все то, что способствуете развитию жизни, ее широте и интенсивности. Но это не значит, что нравственное учение маздеизма придавало значение только внешним формам жизни и внешним поступкам человека, не обращая внимания на внутреннюю чистоту и характер душевного настроения». |
| Трудно допустить, чтобы запрещение продолжать постройку храма последовало уже при Кире, освободителе евреев. Но, с другой стороны, если оно последовало только при Камбизе (значит, после 529 г.), то в продолжение 6 – 7-летнего периода времени храм должен был значительно подняться из своего основания, и тогда бы еще менее было понятно молчание об этом пр. Аггея и Захарии... Однако, при этом должно иметь в виду, что постройка храма у евреев не могла быть успешной. Та ревность и высокое воодушевление, с которыми евреи вышли из Вавилона, постепенно слабели и слабели. С вступлением в Иерусалим, даже с основанием жертвенника и храма, откровение царства Мессии не последовало... Явилось некоторое разочарование и упадок энергии. К этому нужно еще присоединить отсутствие материальных средств и временные бедствия, вроде бездождья, засухи, неурожая ( Аг. 1:9–11 ). В связи с этим у евреев явилась даже мысль, что собственно плен, как гнев Божий, еще не кончился: „не пришло еще время, не время – строить дом Господень“ ( Аг. 1:2 ) 34 ; так что нет ничего, пожалуй, удивительного в том, что храм, начатый еще в 536 году, до смерти Кира – 529 года едва поднялся из своих развалин, а потом, по проискам самарян и при охлаждении народа, постройка его совсем была оставлена. Но вот при вступлении Дария на престол (в конце 521 г.), последовали в Персидском государстве значительные смуты. Мидяне, Вавилоняне, Армяне, Парфяне и значительное число маленьких инородцев – восстали против Дария 35 . Персидский престол заколебался. Евреи несколько подняли опущенные главы, – не наступило ли теперь время, думали они, открытия мессианского царства. Областеначальником у них теперь, несомненно, был Заровавель ( Ar. I, I, II, 2 ), потомок Давида, с домом которого были связаны такие великие обетования. Из Вавилона, вероятно, приходит новый караван с переселенцами и с богатыми подарками, из серебра и золота которых делаются венцы ( Захар. 6:10–11 ). Теперь, когда почва благоприятствовала (разумеем подъем народного духа), выступили пророки, надеясь не быть гласом вопиющего в пустыне. |
| Скачать epub pdf Cod. 72a. Ктесий. Персика Περσικ Переводчик: Мещанский Д.В. Ктесий Книдский (греч. Κτησας ο Κνδιος) – древнегреческий историк второй половины V – начала IV вв. до н. э. Точная дата его рождения не известна, но предполагают, что он родился около 441 г. до н. э. Ктесий уроженец города Книд – спартанской колонии в Малой Азии. Является дополнением и, одновременно, антиподом Геродота, которого сам критикует. По профессии Ктесий – потомственный врач. В конце V в. до н. э., попав в плен к персам, прожил там 17 лет и занимал видное положение при царском дворе, и даже имел расположение царицы, жены Артаксеркса II. Утверждая, что черпал знания непосредственно из царских архивов и рассказов самих персов, написал Историю Персии – «Περσικ». Кроме того, Ктесию принадлежали иные сочинения, от которых (за исключением «Индики») не сохранилось ничего, кроме упоминаний об их существовании у более поздних авторов. Перевод Персики, сделанный, при помощи английского, французского переводов и использования греческого текста – попытка донести до российского читателя еще один труд древнегреческого историка, хотя и сильно сокращенного Фотием, но интересного и во многом противоречивого. В разбивке текста на книги и параграфы я следовал древнегреческому тексту 129 . Д. В. Мещанский. 1 . Прочитана Персика Ктесия Книдского в двадцати трех книгах. Первые шесть посвящены делам Ассирии и всему, что предшествовало Персидской империи. В седьмой начинается рассказ об истории этого народа. В этой книге, восьмой, девятой, десятой, одиннадцатой, двенадцатой и тринадцатой он рассказывает о Кире, Камбизе, маге, Дарии и Ксерксе, где не только почти полностью отличается от истории Геродота, но и называет его лжецом во многих вещах и изобретателем басен 130 ; объясняя тем, что жил позже него. Он говорит, что сам был очевидцем большинства событий о которых написал или же узнал о них от персов, но даже, не будучи свидетелем чего–либо, он не начинал писать свою историю, не обучившись этому должным образом. Геродот не единственный историк, которому он противоречил, он также расходится во мнениях с Ксенофонтом, сыном Грилла. Он жил во времена Кира, сына Дария и Парисатиды, брата Артаксеркса, который наследовал персидское царство. |
| (Перевод по изд. 1996 г. С. 41. 176–177, 196–197, 199, 254–255, 307) Приск Панийский Приск Панийский (410/420 – ок. 475) описывает исторические события, исходя из своей дипломатической практики. Опыт посольств к гуннскому вождю Аттиле, переговоров в Риме, Дамаске, Александрии создавал тот широкий политический горизонт, которым отмечено повествование византийского историка, ставшего главным свидетелем и повествователем завоеваний Аттилы, стремительного возвышения гуннской державы и ее падения. Воспитанный в традициях классического аттикизма и литературной софистики, историк-дипломат создает, однако, памятник тому, чему он сам был свидетелем, а не мемуарную фикцию или основанную на трудах предшественников компиляцию: риторичность литературной формы византийской историографической прозы отнюдь не была фактором ущербности ее исторической достоверности. Приск детально описывает свои приключения в составе посольства по дороге к правителю гуннов Аттиле. Знание античной литературы, ее топики помогало византийским историкам создать с помощью излюбленных формул, фразеологических повторов иллюзию непрерывности исторического развития, проявляющуюся в повторимости ситуации. Так, осада гуннами Наисса (Ниша) в 441 г. описывается Приском в словесных образах описания Фукидидом взятия Платей (II.75–76), а история сасанидца Пероза выдержана в геродотовском стиле рассказа о персидском царе Камбизе (III. 1). Эта манера историописания у Приска связывается иногда с его тенденцией к «новеллизации» исторической прозы. «История» Приска – один из важнейших источников по раннеславянской истории, взаимоотношениям Византии с народами Восточной Европы. Издание: Dexippi, Eunapii, Petri Patricii, Prisci, Malchi, Menandri Historiarum, quae supersunt/Hrsg. v. I. Bekker, B. G. Niebur. Bonnae, 1829; PG 113. Col. 677–756. Перевод: Византийские историки (Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец)/Под ред. А. И. Цепкова. Рязань, 2003 (переводчик не указан); фрагм.: Свод I (Л. А. Гиндин, А. И. Иванчик). М., 1991 (2-е изд. 1995). С. 81–96. |
| 115. Даже между посторонними людьми это было несколько необычно: как подчеркивал Серве (Servet 1981, 1982), «примитивная торговля» возникает в основном из торгового партнерства и местных посредников. 116. Я так это формулирую потому, что здесь меня интересует в основном экономика. Если бы мы размышляли просто об отношениях между людьми, то, на мой взгляд, можно было бы сказать, что одна крайность — это убийство, а другая — рождение. 117. Действительно, это представляется ключевой чертой благотворительности, которая, как и поднесение подарков царю, никогда не приводит к взаимности. Даже если обнаруживается, что жалкий бедняк на самом деле бог, странствующий по земле в смертном обличий, или Харун аль-Рашид, то ваше вознаграждение будет совершенно непропорциональным. Можно вспомнить и все истории об ушедших в запой миллионерах, которые, вспоминая о былой жизни, раздают роскошные автомобили или дома своим бывшим благодетелям. Проще представить попрошайку, дающего вам целое состояние, чем возвращающего вам ровно тот доллар, который вы ему дал и. 118. Ксенофонт «Киропедия» VIII.6, Геродот 3.8.9; см. Briant 2006:193–194, 394–404, который признает, что нечто подобное, возможно, имело место: более спонтанная система даров, существовавшая при Кире и Камбизе, была систематизирована при Дарий. 119. Он добавляет, что «всякий акт, совершенный однажды, а тем более повторенный три или четыре раза, мог превратиться в прецедент, даже если вначале был исключением, даже явным злоупотреблением». 120. Этот подход часто приписывают английскому антропологу A.M. Хокарту (Hocart 1936). Здесь важно, что это необязательно означает, что эти занятия становились для них главными или единственными: основную часть времени эти люди оставались такими же крестьянами, как и все остальные. Но то, что они делали для царя или — позже — для общины при совершении обрядов, считалось их определяющей чертой, их идентичностью в рамках всего общества. 121. На самом деле нас может возмутить проявление скупости с его стороны, которое мы никогда бы не сочли таковым, если бы оно исходило от кого-то другого и особенно от нас. |
| В свою очередь, и вавилоняне платили Дарию плохо скрываемой антипатией. У них, как и других подданных Персидской империи, этот царь получил прозвище «торгаша». О его корыстолюбии и алчности к деньгам ходили анекдоты, с одним из которых – о гробнице царицы Нитокрис – читатели уже знакомы. Такую репутацию Дарию создали, несомненно, его финансовые реформы, наложившие на Вавилонию и другие сатрапии впервые за все годы персидского владычества тяжелую регулярную дань, к чему вавилоняне не привыкли. Персы провели крупные конфискации земель у вавилонских граждан. Часть их была роздана персидским аристократам, офицерам и чиновникам. С этого времени в Вавилонии появилось персидское землевладение. Так, персидский полковник Багасару стал владельцем части имения семьи Эгиби на канале Тупашу, в связи с чем все имение получило название Бит – раб – кацир («Дом полковника»). Мардук – нацир – апли, ставший главой семьи Эгиби после гибели своего отца Итти – Мардук – балату, сумел приобрести покровителя в лице этого перса и с его помощью уберечься от дальнейших потерь. Другая часть конфискованных земель была использована для наделения держателей, обязанных нести военную службу. В зависимости от рода службы эти держания назывались «дом лука», «дом коня», «дом колесницы». Держатели рекрутировались как из вавилонян, так и из иноземцев, проживавших в Вавилонии, бывших вавилонских пленников. Обычно вместо несения службы они платили налоги или выставляли заместителей. За счет держателей возникла и окрепла новая прослойка средних землевладельцев, начавшая теснить коренных вавилонян и халдеев. Одним из таких новых землевладельцев был Шаттинну сын Балатсу, потомка Бэл – яу, судя по фамилии («Господь – Яхве»), вавилонизированный еврей. При Кире и Камбизе он был скромным жителем города Барсиппы, а при Дарий стал быстро богатеть. В короткий срок он скупил у разорившихся вавилонян не менее семи имений и превратился в состоятельного землевладельца. Такие люди, как Шаттинну, не связанные с вавилонскими традициями и обязанные своим благополучием Дарию, становятся опорой персидского господства в Вавилонии. Напротив, коренным вавилонянам и халдеям Дарий не доверял. Страну наводняли шпионы и сыщики, зорко следившие за населением. |
|
|
