| Говоря о количестве и качестве провинциальных либералов, г. Колюпанов замечает: «Вы думаете, их мало, они не образованны, они говорить не умеют и полезного ничего не выскажут? Нет, их много, гораздо больше, нежели думают люди, незнакомые с нашими захолустьями. Среди нас мало серьезно ученых и подготовленных деятелей с готовым ответом на все сложные вопросы и задачи народной жизни, нет блестящих ораторов, чьи красивые речи украсили бы страницы газет и в пространных телеграммах разлетелись по белому свету; но среди нас есть люди здравого смысла, глубоко и искренно преданные Государю и отечеству и изучившие народные нужды и насущные интересы не издалека или среди праздничной обстановки, под говор застольных речей, но вблизи, во всей неприглядности будничного убожества, на своих плечах вынося всю тяжесть положения». «Новое время» замечает по этому поводу: «Если верны показания г. Колюпанова, то мы можем только поздравить нашу провинцию: ее либералы не имеют повода конфузиться перед трескучими фразами столичного либерализма»... Мы не совсем понимаем, что значит это последнее замечание «Нового времени». Из этих слов нельзя отдать себе ясного отчета: сочувствует ли «Новое время» г-ну Колюпанову или смеется над ним? Мы прежде всего поспешим согласиться с г. Колюпановым во многом. Во-первых, в том, что в провинции (или еще лучше в губерниях, в земской среде, а уж никак не в захолустье – ибо к чему эта противная гоголевщина «захолустье») есть люди весьма основательные, умные, весьма образованные и знающие Россию хорошо. Но жизнь человеческая так устроена, что по поводу многого в ней можно сказать: «Чем хуже, тем лучше», и наоборот: «Чем лучше, тем хуже». «Новое время» поздравляет нашу провинцию с тем, «что ее либералы (т.е. дельные и серьезные) не имеют повода конфузиться перед трескучими фразами столичного либерализма». Мы же не поздравляем Россию, если в ней много дельных, серьезных и влиятельных людей, в «либерализме» еще не разочарованных далее и в наше время и желающих заставить нас выпить чашу до дна. Нам кажется, что мы г. Колюпанова немного знаем. Если не ошибаемся, он был в 60-х годах предводителем в одной из северо-восточных губерний и был тогда же сотрудником одной петербургской весьма радикальной газеты! Если это тот самый человек, то гражданское огорчение наше только может усилиться. Тот человек производил на нас, мы помним, весьма выгодное впечатление со стороны ума, солидности и энергии. И он остался, значит, либералом! |
| 6. Жительница г. Алексина Параскева Яковлевна Маслова (Большая улица, св. д.) заявила, что она лично знала блаженную старицу Евфросинию, которая была очень высокой и строгой жизни и, кроме того, около 40 лет тому назад по молитвам уже умершей матушки Евфросинии она получила исцеление своей руки, оставшейся без движения после того, как г. Маслова однажды под Петров день, когда уже сошла роса на землю, полола в своем огороде, вследствие чего и простудила себе левую руку, так что на утро она оказалась онемелой. Испробовав все домашние средства и не получив от них никакого облегчения, она дала обет сходить в Колюпаново и отслужить по старице Евфросинии на ее могиле панихиду, что в скором времени и исполнила. И вот, по окончании панихиды она, Маслова, взяв песку с могилки старицы и потерев им больную руку, почувствовала, что пальцы ее могут шевелиться. Тогда она взяла еще песку с могилки матушки с собой домой и на утро вновь потерла себе левую руку, после чего рука окончательно выздоровела и до сих пор прекрасно действует. 7. Та же Параскева Яковлевна Маслова сообщила, что она слышала от своей очень хорошо ей знакомой женщины, по имени Февронии Николаевны, страдавшей болезнью ног (д. б. паралич), не позволявшей ей даже ходить (это было в 1851 году), следующее: Феврония Николаевна, женщина набожная и любившая матушку Евфросинию, часто думала о том, что она должно быть уж очень грешная раба, если всем помогающая и ко всем ходящая без разбора звания и состояния старица Евфросиния не приходит к ней. Но вот, однажды, сидя у окна, она видит старицу Евфросинию, идущую по направлению к их бане, находящейся под бугром. Подошедши к бане, матушка Евфросиния легла на ее крышу и начала кататься по ней, приговаривая: «Будет наказана, будет наказана а надо заметить, что в этой бане мяли лен, не соблюдая ни праздничных, ни воскресных дней. Повалявшись таким образом некоторое время по крыше, мать Евфросиния подошла к окну, где сидела больная Феврония Николаевна и, сев около этого окна, сняла чулки со своих ног, подала их ей со словами: «На, Феврония, тебе мои чулки, надень их», – и ушла. Когда Феврония Николаевна исполнила приказание матушки, боль в ногах прошла, а баня вечером того же дня сгорела. Все вышеизложенное относительно Февронии Николаевны подтверждает и вдова священника с. Колюпанова Анна Павловна Соколова, которой упомянутая Феврония Николаевна тоже передавала об этом. |
| 12. Крестьянин Карп Кондратьевич Кондратьев, 77 лет от роду, проживающий на Мышегском заводе Тарусского уезда Калужской губернии, сторожем на плотине, сообщил, что он с 12 до 17 лет был назначен Алексеем Ивановичем Цемш кучером к старице Евфросинии и за этот период времени всегда возил ее в Алексин, Колюпаново и другие окрестные места. По его словам, матушка Евфросиния всегда молча сидела в кибитке, согнувшись, окруженная своими собачками и курами. Ездить рысью, а тем более погонять лошадей кнутом никогда не позволяла. Чудесных явлений он не видал, но однажды, когда ему было 15–16 лет, он помнит такой случай, говорящий о прозорливости блаженной старицы Евфросинии. Был воскресный не то другой какой праздничный день, и он собрался идти на луг водить хоровод, а в это время ему было приказано из дома приготовить лошадь для матушки. Скрепя сердце, пошел он на конный двор, ругая про себя старицу Евфросинию так, как только лишь умел, т. е. самой отборной руганью. Когда же запряг лошадь и, подав ее к крыльцу келии, попросил доложить матушке, что лошадь готова, то увидал старицу Евфросинию спешно вышедшую из своей кельи и кричащую из всех сил: «Уезжай отсюда! Пошел вон!!! Я с тобой сегодня не поеду... Ступай, ступай!..» Кучер постоял, постоял да так и возвратился обратно на конный двор, никуда ее не свозив. 13. Вдова поручика Ивана Яковлевича Яковлева Мария Васильевна, 73 лет, проживающая в качестве компаньонки при генеральше Кошелевой в с-це Кишкине Алексинского уезда, сообщила: В 1849 году она вышла замуж, будучи 17 лет от роду, и скоро проводила своего мужа на войну в г. Эривань, а сама поступила в качестве компаньонки к г. Полосковой. Гости г. Полосковой видя ее такой молодой, хотя и знали, что она замужем, звали ее барышней. Молодой даме было очень неприятно, и она была в страшном затруднении относительно того, как бы или что бы ей сделать, чтобы ее перестали звать барышней. В один из таких моментов она повстречалась с гостившей у г. Полосковой старицей Евфросинией, которая, без всякого повода с ее стороны, сказала ей: «Что ты смущаешься тем, что не знаешь как Себя назвать? зовись вдовой, ведь ты вдова!..» Сначала Марья Васильевна думала, что ее мужа убьют на войне, но он по окончании войны вернулся здрав и невредим, так что она о словах матушки совершенно забыла. Но спустя немного времени, приблизительно около года, Марья Васильевна вспомнила о них, ибо они оказались пророческими: ее муж совершенно здоровый, поехал к себе на родину в Тверскую губернию, чтобы выстроить дом, и там неожиданно помер, а она на 25 году сделалась вдовой. Так исполнились слова матушки: «Ты ведь вдова». |
| 21. Крестьянка того же села Василиса Семеновна Агафонова, 50 лет, сообщила: В 1903 году я две недели страдала сильной головной болью при общей слабости всего тела и получила исцеление от своего недуга лишь после того, как я, сходив к доктору и принесши от него порошки, предварительно сходила на колодезь блаженной старицы Евфросинии, из которого испив и умывшись, вдруг сделалась вполне здоровой, а порошки так и остались без употребления. 22. Крестьянка того же села Пелагея Михайловна Бодрова, 38 лет, сообщила: В1907 году у меня сильно болели глаза, голова и сердце так часто билось, что я иногда еле могла дышать. Теперь я, благодаря матушке Евфросинии, здорова, – брала воду из колодезя блаженной старицы, которую и пила, кропила ею глаза, и обдавала всю себя. От головной же боли и сильного сердцебиения я была исцелена во сне, который видела однажды так: стою я будто у реки Пращенки, около колодезя старицы Евфросинии, и вижу три пещерки задернутые белыми занавесками, Вдруг из одной пещерки выходит стриженная, седая, с желтоватым лицом женщина, суровая на вид и одетая как священник в полном облачении только без ризы, а в руках у ней – в правой маленький сосудик, а в левой – жестяной венчик, и она будто идет ко мне. Мне стало так страшно, что я упала лицом к земле, а в это время эта женщина, наложивши мне венчик на голову, сказала: «Чего ты ищешь? Что ты ходишь к другим, а ко мне не придешь? Купи мне на гробницу лампаду и хотя фунт масла». С этими словами я проснулась и почувствовала себя совершенно здоровой, какой чувствую себя и доселе. Видение это тем более поразительно, что Бодрова никогда не видала портрета блаженной старицы, а когда уже после этого события увидала писанный масляными красками портрет старицы, то признала в нем явившуюся ей во сне и исцелившую ее женщину. 23. Проживающая на Мышегском заводе, Тарусского уезда, Калужской епархии, Татиана Антоновна Шпорина, 62 лет, сообщила следующее: В 1902 году я страдала сильным головокружением, достигавшим такой силы, что я не могла даже сразу лечь в постель. Однажды мне пришло в голову сходить в Колюпаново и отслужить по старице Евфросинии панихиду, что я и исполнила, после чего немедленно тут же в церкви почувствовала, что дурнота из головы моей как бы выходит, а в скорости и совершенно прекратилась. |
| Помещица Наталия Адриановна Корелова всегда принимала к себе матушку с любовью и уважением, несмотря на укоризны и насмешки своего мужа. Однажды матушка приехала к ней, и все вышли встретить ее и взять под руки, вышел и муж ее и, смотря на предлагаемые ей усердные услуги, подумал про себя: Какая она монахиня! подпоясана веревкой, покрыта тряпкой. Войдя в дом, матушка поклонилась ему до полу и сказала: – Прости меня, что я подпоясана веревкой, покрыта тряпкой, ведь я не монахиня! Иногда матушка Евфросиния юродивыми своими поступками предзнаменовывала то или другое событие. В деревне Свинки прихода села Колюпанова, у г. Маслова жил управляющий со своим семейством более тридцати лет на одном месте и составил себе хорошее состояние. Жена его была женщина прекрасная, во всем опытная и для всех была добрая, за что все ее любили и уважали. Любила ее и матушка Евфросиния и часто посещала ее. Однажды матушка Евфросиния, собираясь к жене управляющего, взяла у человека горшок каши и, спрятав под полу, поехала к ней. Подъезжая к дому управляющего, хозяйка увидела ее и вышла со своими детьми встречать и помочь ей выйти из повозки, и в это самое время у ней из-под полы упал горшок каши на землю и вдребезги разбился, а черепки разлетелись в разные стороны. При виде такого происшествия все засмеялись и удивились, откуда у матушки взялся горшок с кашей. Впоследствии же этот смех сменился печалью и горем. Разбившийся горшок и разлетевшиеся черепки предзнаменовали семейное несчастие. Вскоре после этого происшествия они подпали под гнев своих господ и лишились места, дома и все состояние прожили, а сыновей (их были трое) услали в разные дальние стороны в услужение. Жена управляющего имением Масловой, проживающей в деревне Свинки близ г. Алексина, рассказывала. Однажды к ней приехала ночевать матушка Евфросиния. Муж ее был в отлучке по делам службы. В 10 ч. вечера она улеглась спать, а жена управляющего все поджидала мужа. В 12 ч. ночи матушка Евфросиния неожиданно для всех вскричала: «Батюшки! Двенадцать волков напали!» Жена управляющего, предполагая, что это она во сне бредит, стала ее будить, но матушка не отвечала ей ничего на это. Как бы не слыхала. В час ночи приехал муж ее, она отворила ему дверь, да и ахнула от удивления: «Да на тебе лица нет! Что с тобой?» –он был бледен, как полотно. Матушка Евфросиния в это время выглянула из двери и сказала: «Будешь бледен; на него двенадцать волков напали!» Действительно, муж объяснил ей, что по дороге на него напало много волков и даже в сани вскочили. |
| Со стриженой головой, босиком, ходила зимой св. блж. Евфросиния Колюпановская. Как отмечает жизнеописатель, «она... ходила босиком, и зимой голова её была стриженая: иногда она обматывала её тряпицей, надевала шапочку...» 142 . В тропаре святой есть указание на её полуобнаженный вид: «Воззрим очима умныма, братия и сестры, на старицу сию юродивую Христа ради, вервием препоясанную, тряпицею повязанную, полунагую и босою, всеми осмеянную и презренную, бывшую княжну, возлюбленное чадо знатныхродителей...» 143 . К числу особенностей внешнего вида святой Христа ради юродивой относятся также грязные нестриженные ногти. Прежде всего речь идет о святой Пелагее Дивеевской. Как известно, во время своего жительства в Дивеевской обители св. Пелагея ходила босиком в любое время года и не стригла ногтей на руках и ногах. Эти длинные ногти (особенно на ногах) производили неизгладимое отталкивающее впечатление на людей, посещавших святую впервые. Блж. Пелагея никогда не ходила в баню. Некоторые святые жены носили на теле вериги, но по традиции эти вериги тщательно скрывались и не были видимы окружающим. О веригоношении святых жен, Христа ради юродивых, будет сказано в разделе 2.5, посвященном аскетическим подвигам. Перейдем к особенностям речевого поведения святых блаженных и/или Христа ради юродивых. Как известно, человек создан по образу и подобию Божию и отличительными свойствами человека являются его разумность и словесность. Как уже ранее отмечалось, подвиг юродства Христа ради предполагает отречение от самого главного человеческого достоинства – разума. Конечно, разумность и словесность человека – вещи взаимосвязанные. Поэтому, отрекшись от разума, святые юродивые отличались и в своём речевом поведении. Как правило, оно не соответствовало речи разумного (в мирском смысле) человека. В житиях святых жен, Христа ради юродивых, мы встречаемся с такими распространенными речевыми актами, как молчание (нулевой речевой акт), иносказательная (приточная) речь, беспрерывное говорение. Все эти речевые акты предполагали внешнего слушателя в лице людей. Отдельно следует рассматривать состояние молитвы святых. Как правило, все святые жены, прославленные в чине юродивых Христа ради, творили Иисусову молитву. Но этот аспект относится, скорее, к аскетической стороне подвига юродства и будет рассмотрен в разделе 2.5. |
| Совершенствуясь в подвигах самоотречения, самоотверженно служа Богу и ближним, юродивая старица Евфросиния достигла, наконец, пределов блаженной вечности. Телесные силы подвижницы заметно ослабевали; уже для всех было ясно, что так ярко горевшая доселе свеча ее жизни догорает, что недалеко уж время отшествия блаженной из сей юдоли плача и скорбей в чертог Небесного Жениха - Христа. Горькое сознание близкой тяжелой утраты, смешиваясь с сильным непреодолимым желанием еще раз, последний раз, пока холодная рука смерти не сомкнула навеки горящих верой и любовью дорогих очей, увидеть глубокочтимую «матушку Евфросинию», услышать ее полное любви и утешения слово, получить от нее благословение и, наконец, сказать ей последнее «прости» в этой жизни, заставляло всех, знавших блаженную старицу, подняться со своих мест, оставить свои бесконечные житейские заботы и хлопоты и идти туда, где еще теплился светильник жизни великой подвижницы - в Колюпаново. И блаженная старица, несмотря на свою слабость, всех принимала, для всех находила слова одобрения и утешения и не только слова, - от нее никто не уходил без того или другого вещественного напоминания о последнем свидании с дорогой «матушкой Евфросинией», прощаясь с тем или другим из своих посетителей, старица благословляла их чем пришлось: одному давала крестик, другому образок, иному щепочку, пучок травки, крапивки, платок, чулки, словом - что только попадало под руку. Незадолго до кончины блаженной пришел к ней проститься и ее духовник, о. Павел Просперов. Долго беседовала с ним старица. Среди этой беседы о. Павел попросил, было, открыть ему тайну своего происхождения, но блаженная ответила на это уклончиво: «Спроси у митрополита Филарета, - сказала она, - он все знает». Когда о. Павел собрался уходить, старица, прощаясь с ним, подала ему ключ, говоря: «Вот тебе ключ. Ты мой коренной: я тебя поставила сюда священником. Возьми этот ключ, оставайся здесь, кормись им сам и корми других, впоследствии передай его своему преемнику, повторяя эти мои слова». |
| Окончив мыть, блаженная приказала отнести больную в ее спальню, а сама пошла в свою комнату. Но не прошло и десяти минут как уложили больную в постель, старица снова явилась к ней, потребовала чаю и приказала ей вставать. Та легко и охотно исполнила приказание блаженной: встала, оделась, села за чай, сама пила и угощала старицу. С этого момента здоровье больной поправилось. Помещик Александр Петрович Полосков, родной племянник Н. А. Протопоповой, обручившись с девицей Марией Сергеевной Горчаковой, заболел какой-то непонятной болезнью, которая с каждым днем все усиливалась. Больной стал впадать в исступление, царапать себе лицо и руки, лезть на стену, кричать, что его испортила какая-то купчиха в Калуге. В конце концов, его пришлось отправить на излечение в город. Там он пролечил все, что имел, но облегчения никакого не получил, и пользовавшие его врачи, наконец, отказались лечить его, не найдя ничего лучшего, как посоветовать ему возвращаться туда, откуда он и приехал, - в деревню. Больной повиновался, переселился в Колюпаново к тетке. Положение его с каждым днем становилось все серьезней и серьезней. Протопопова сообщила об этом родителям Полоскова, и те приехали проститься со своим единственным сыном, заживо оплакивая его. Для них было ясно, что уже нет никакой надежды на благополучный исход его болезни. Одна Наталья Алексеевна не теряла надежды на его выздоровление: она твердо верила, что благодатная сила молитв глубокочтимой ею матушки Евфросинии могла бы вернуть к жизни опасно больного. Эту свою горячую веру она теперь старалась, как могла, передать своей сестре Екатерине Алексеевне и ее мужу - родителям Александра Петровича, убеждая их обратиться к старице с просьбой помочь их горю. Много времени и пламенных слов было потрачено Протопоповой на это. Дело в том, что Полосковы ничуть не верили в силу молитв старицы, для которой у них не находилось ничего, кроме насмешки. Стоило, бывало, Протопоповой заговорить в их присутствии о матушке Евфросинии, как Екатерина Алексеевна с иронией замечала: «У тебя там все святые!» |
| Тот смущенно проговорил: «Матушка, я не могу вас благословить, вы меня благословите». Но старица все-таки настояла на своем, сделала три земных поклона, и он благословил ее этой иконой. Она приложилась к ней и затем, приняв из его рук образ, в свою очередь благословила его со словами: «Господь благословит тебя на твои подвиги жизни». И Евдоким действительно в скором времени вступил на путь подвижничества, уйдя с благословения старицы в Оптину Пустынь и приняв монашество с именем Михаил. Проживавшая на Мышегском заводе Евдокия Ивановна Смирнова рассказывала: «Моя мать, оставшись после смерти мужа вдовой с малолетними детьми, жила очень бедно и сильно сокрушалась о том, что не может купить себе корову. Раз как-то вечером я й сказала ей: «Ведь мать Евфросиния всем помогает, попроси-ка ты у нее корову». На это мать ничего мне не ответила. На другой день утром входит к нам в избу матушка Евфросиния и говорит: «О-о-о, меня ныне Алеша (Цемш) уж и ругал за корову. Ты, говорит, все собираешься ее кому-то отдать, а она вон, гляди, и заболела, и молока не дает». Однажды, находясь в имении г-жи М.С. Пушкиной в с. Коростине Алексинского уезда Тульской губернии, блаженная старица вместе с барышнями отправилась к их приходской вдовой диаконице. У этой вдовы был сын, который в то время кончал курс духовной семинарии. Он отлично учился, подавая своей матери лестные надежды. Мать с нетерпением ждала той минуты, когда сын окончит курс и поступит на священническое место, дав ей тем самым возможность тихо, без лишних забот и изнурительных хлопот скончать дни свои под его радушным кровом. Эту-то диаконицу и пришла теперь навестить матушка Евфросиния. Посидев у нее некоторое время, старица выразила желание посмотреть ее хозяйство; пошли за ними и барышни. Походив по дому и около него блаженная, обращаясь к дьяконице, сказала: «Ах как у тебя везде все хорошо! Живи, живи тут!» Тогда барышни заметили: «Матушка, у нее есть сьш, который отлично учится и скоро кончит курс, ина ждет - не дождется, когда он кончит и поступит на место, тогда и она переедет к нему жить». |
| «Долго недоумевал я, - рассказывал впоследствии о. Павел, - откуда у матушки этот ключ и что он значит, так как никогда раньше я не видывал его у нее. Лишь после смерти блаженной, ходившие за ней девушки сказали мне, что они иногда тайком видели на старице вериги, которые она этим ключом запирала». За три недели до своей блаженной кончины, в воскресенье, во время обедни, старица, выйдя на крыльцо, вдруг громко с выражением изумления в голосе стала звать к себе ухаживающую за ней няню: «Няня! - говорила она в волнении. - Ты ничего не видишь? Смотри-ка, вон два Ангела в белых одеждах вышли из церкви и зовут меня к себе: «Евфросиньюшка! Пора, пора тебе к нам!» Такое видение было старице к ряду три воскресенья в одно и то же время, а в четвертое - 3 июля 1855 года после литургии, напутствованная Св. Тайнами, она тихо и безмятежно скончалась, имея от роду около 100 лет. Свой смертный час блаженная встретила в том полулежачем положении, которое она обыкновенно принимала на время сна. Так, даже перед лицом смерти ничем не хотела она ослабить святую строгость своей подвижнической жизни. Согласно завещания покойной, многотрудное тело ее было облачено в монашескую одежду и положено в простой гроб, в руки блаженной были вложены кипарисовый крест и четки. Весть о кончине всеми чтимой матушки Евфросинии с быстротой молнии разнеслась по окрестности, и в Колюпаново снова потянулись вереницы паломников. Лица, еще сравнительно недавно приходившие и приезжавшие сюда, чтобы получить последнее благословение горячо любимой матушки, теперь опять тронулись в путь, чтобы поклониться ее праху; и при гробе почившей началось почти непрерывное служение панихид. За несколько дней до кончины юродивой, 29 июня, Н.А. Протопопова, в доме которой жила старица Евфросиния, видя, как быстро иссякают телесные силы блаженной, и желая в случае смерти подвижницы погребсти тело ее в месте, которое соответствовало бы святости ее жизни, отправила преосвященному Димитрию, епископу Тульскому, письмо следующего содержания: |
|
|
