| е. он разделен на три части, из коих в первой рассуждается о вере, во второй – о любви, в третьей – о надежде: основа хорошая, хоть она и не выдержит строгой критики, но за то библейская, для здравого смысла и общенародного употребления (где не логика в виду, а практическая польза) самая лучшая. Конечно, расположение системы имеет преимущество, но для катехизиса она нейдет. От катехизиса требуется например, чтобы он познакомил народ с символом веры , но как выполнить это требование при систематическом изложении предметов? Дело едва ли возможное. Таким образом по составу своему новейший катехизис сходен с «Православным исповеданием» Петра Могилы , но по духу весьма различен. В «Православном исповедании» Петра Могилы встречаются предметы ученые, разрешаются вопросы, единственно принадлежащие школе. В новейшем катехизисе все это избегнуто. Здесь тон общенародный, принадлежащего исключительно к школе не видно, встречаются по местам некоторого рода умствования, но все они растворены духом Библии и предложены общепонятно, например вопрос: почему смерть Иисуса Христа нужна для искупления – решен в немногих словах и весьма ясно. Все в нем изложено кратко, библейски, так что в этом отношении можно назвать кратким библейским богословием, т. е. каждая мысль в нем в догматической части подтверждена в нем или текстом, или ближайшим из какого-либо текста следствием. Текстов немного, но все они верные, классические. Присовокупите к сему строгость логики, твердость в суждении, чистоту языка, взгляд верный, библейский: эта книга займет даже у иностранцев отличное место в этом роде сочинений. Но может ли она заменить все прочие образцы вероисповедания? Не может! При ней нужно иметь в виду и прочие, не исключая Православного исповедания Петра Могилы, ибо, в 1-х, она кратка, и следовательно многих, впрочем нужных потребностей, не обнимает, в 2-х, как в человеческом произведении, в ней есть нечто недоговоренное, или просмотренное, напр. источники религии указаны бедно, именно указано одно Писание, а о предании ни слова. |
| На своем посту владыка Агафодор проявил себя как искусный и опытный администратор, действующий не силой строгих приказаний и суровых наказаний, а исключительно словами архипастырского увещания, миролюбивого убеждения и кроткого внушения. Получая на кого-либо жалобы и доносы, он никогда не поддавался влиянию первого впечатления, не предавался гневу и раздражению, а старался объективно выяснить все обстоятельства дела. Недаром в своем архипастырском послании в 1909 году он внушал епархиальному духовенству: «Душой пастырской деятельности должны быть любовь. Все мысли, чувства, стремления и действия должны быть проникнуты этой высокой добродетелью. Сердечное взаимоотношение между членами клира, братская любовь облегчает всякий труд, препобеждает все препятствия на пути долга». Управляя епархией, владыка Агафодор неизменно оставался кротким, миролюбивым и благостным. Не удивительно, что он пользовался всеобщей любовью. Своим строгим аскетическим образом жизни, истинно христианским служением церкви, доступностью он производил на всех на редкость приятное впечатление. Между владыкой Агафодором и его паствой всегда была тесная и неразрывная духовная связь, особенно проявившаяся во время его частых поездок по епархии. Назначение преосвященного Агафодора на Ставропольскую кафедру вызывалось необходимостью усиления борьбы с сектантством и старообрядчеством. Учитывалась также потребность и в проведении миссионерской работы среди горцев-мусульман, живших в нагорной части Ставрополья. Распространению сектантства в Ставропольской губернии немало способствовало выселение в нее в административном порядке некоторых вождей сект из Херсонской и Таврической губерний, а также поселение немцев-колонистов, последователей меннонитского толка. Именно эти вожаки различных сект совращали чуждых, как правило, духу Православной Церкви новых поселенцев Кавказского края, создавших свои «дурноселовки» вдали от главных почтовых трактов и без ведома гражданских властей на широком пространстве Ставропольских степей. |
| Простите великодушно за мое многоглаголание, да еще и о себе…, и примите уверение в моей сыновней преданности и глубочайшем уважении к особе вашего высокопреосвященства, с каковыми честь имею быть…. 15 ноября 1846 г. Письмо 5. Исполняя желание вашего высокопреосвященства, буду отныне писать к вам со всею простотою и церемонностью. Прежде всего о ваших рукописях. Проповеди в дополнение к великому посту, думаю, вы уже получили. Второй том собрания ваших слов к пастве харьковской отправлен отсюда 21 января, первый отправляется с нынешней почтою. И в настоящий раз, каюсь пред вами, я не мог быть строгим критиком. Вы знаете, что для этого нужно не мало времени, полная осмотрительность и сообразительность: а я, особенно при стечении в настоящую пору многих хлопот в нашей академии, читал довольно быстро, опасаясь задержать ваши книги. Впрочем в двух, трех проповедях я кое что поизменил или повыпустил, по своему крайнему разумению. Если вам будет угодно, уничтожьте мои измены, и пусть будет все по старому. Не нам, скажу чистосердечно, ученикам учеников ваших – быть вам в чем нибудь учителями. Одну проповедку, с вашего позволения, я напечатал в нынешней книжке «Хр. Чтения», проповедку, какая пришлась ближе по времени. Другую, если Бог даст, помещу в следующей, коль скоро это, по теперешнему от меня будет зависеть. А это что значит, спросите вы, – по теперешнему? То, что как вы уже, конечно, слышали, наш преосвящ. ректор Афанасий перемещен на кафедру саратовскую, а я пока до времени, исполняя должность ректора, редакторствую и по «Хр. Чтению». Впрочем это скоро прекратится: со дня на день ы ожидаем к себе нового ректора из Москвы – о. Евсевия, бывшего доселе ректором тамошней академии. У нас его делают с самого начала епископом винницким и вообще поставят на свещнице какую доселе занимал преосв. Афанасий. С какими чувствами мы провожаем преосв. Афанасия? Увы! С радостью… все,все,все. Урок преназидательный! Занимал такой пост, мог сделать столько добра многим и в частности своим подчиненным, мог привлечь к себе сердца наши и заставить надолго благословить свое имя…И!!! Никогда не позавидуешь подобной участи! Я- грешный, в последний год поиспытал так же не мало тяготу его, как бы сказать, не знаю…, его ученой зависти что ли и эгоизма!.. Да простит ему Господь! А года четыре я был добрый для него работник…, добрый и безвестный. Прошу Бога, чтобы отношения ко мне нового ректора не были подобны, – прошу не из ничтожного самолюбия, а именно потому, что это может иметь неблагоприятное влияние на мой дух и на мои ученые занятия, к которым чувствую теперь, пока не охолодело еще и не разочаровалось сердце, такое пламенное влечение..,– хотя, увы, и в этом побуждении, как видите, не без тонкого самолюбия и своекорыстия. |
| Мы здесь все с восхищением читаем ваши архипастырские слова и речи по случаю современных событий; с восхищением услышали о новой Монаршей к вам милости за доблестный подвиг, относящийся к чести и славе отечественного духовенства. Акафист ваш, который я имел честь получить 7 сентября, уже рассмотрен и одобрен цензором архимандритом Кириллом; нынче препровождается, по форе, в св. синод. Думаю, что и там н залежится, если ваше в-ство замолвите словечко. Дела наши по расколу идут тихо. Преосвящ. Григорий написал прекрасную книгу; только большая половина ее, по его словам, составлена им гораздо прежде: теперь бы в такое короткое время он конечно не успел сделать то, что сделал. Священники -миссионеры давно разъехались, хотя, по их собственному сознанию, почти ничего не приобретши. Моя история раскола еще не кончена; кончится не прежде декабря; потом должна поступить в св. синод, и вероятно выйдет в свет отдельною книгой не прежде великого поста. Много предметов по расколу дал я студентам для курсовых сочинений: пусть разрабатывают. С горестью услышали здесь о смерти достопочтенного о. архимандрита Вениамина. Дай Бог ему царство небесное! Лавра намерена о нем молиться. 10 сентября 1854 г. Письмо 17. Священнейшим долгом считаю поднести вашему высокопреосвященству экземпляр новоизданного мною сочинения: «История русского раскола», и покорнейше прошу вас, милостивый архипастырь, удостоить принять мою книгу, как слабый знак глубочайшего уважения и совершеннейшей преданности, с коими имею честь быть. 25 апреля 1855 года. Письмо 18. Извините ради Бога за мой нескорый ответ на ваши драгоценные письма. Я все хотел сделать вам угодное, порешить дело о новом издании ваших сочинений, сносился с разными книгопродавцами, с одним сам, с другими через посредство цензора Елагина… Да эти господа любят отдыхать на дачах и других местах вне Петербурга. Оттого дело шло очень медленно. После переговоров словесных вздумали еще писать свои соображения на бумаге, из которых для образца при сем препровождаю. |
| По делу о раскольниках скажу, что преосв. Григорий окончил уже для священников преподавание истории расколов и теперь преподает о самом расколе по своей книге «о церкви», которая оканчивается уже печатанием. Через месяц, слышно, священники уже разъедутся по своим местам, достаточно приготовленные к важному поприщу. Сам я несколько месяцев сряду почти исключительно занимался рассмотрением книг из министерства внутренних дел: книги были привозимы ко мне в ящиках, и я пересмотрел их до трех тысяч (книги все раскольнические), и отобрал было для миссионерских отделений до пятисот печатных и рукописных сочинений. Но что же? Не успел я еще донести о них св. синоду, как преосв. Григорий, разумеется, по праву сильного, взял у меня большую часть этих книг и рукописей, говоря, что они нужны ему и для казанской академии, а в здешней-де много и своих рукописей… Мое дело повиноваться; только жаль, из-за чего же я убил столько времени. Надобно впрочем сказать, что между рукописями почти все ничтожные. Выдано также было мне их сумм св. синода 500 р. для покупки раскольнических рукописей и я с величайшим трудом накупил их до 15-ти весьма важных, платя за каждый из сборников по 20, 30, 40 и даже 50 р сер. А теперь нарочно медлю представлять об этом св. синоду, пока не отъедет на епархию преосв. Григорий: боюсь, как бы он и все эти рукописи не отобрал себе. В таком случае я готов бы лучше за них свои деньги заплатить, возвратив выданные из св. синода. Дело в том, что теперь, когда раскольники здешние узнали о возложенной на меня порученности покупать их рукописи, в Петербурге решительно невозможно ни за какие деньги доставать их; и я большею частью покупал их в Москве через людей сторонних. Вот потому-то, владыко святый, я доселе не мог приобрести собственно для вас ни одной из тех книг, о которых вы изволил писать мне в предшествовавшем письме, хотя истинно желал доставить вам это удовольствие. Думаю, что в Москве и через светского человека, наприм. М.П. Погодина, в. выс-ству было бы удобнее приобрести раскольнические книги. |
| Вследствие сего возникло намерение избрать и препослать к вашему преосвященству от двух до трех лиц из монашествующих, кои, состоя в полном распоряжении вашем и будучи воодушевлены чистой и благоразумной ревностью потрудиться на столь святом поприще, облегчали бы содействием своим тяжесть бремени, на вас лежащего. Но, до приведения сего предположения в действие, начальству желательно знать ваши мысли о нем. Посему благоволите, повергнуть его вашему обсуждению, дать потом знать мне: 1) действительно ли снабжение вас монашествующими лицами может быть при нынешних обстоятельствах полезно для вашего управления? 2) сколько именно потребно их для вас? 3) в каком качестве и на каком положении они должны быть к вам присланы? Не излишним считаю присовокупить, что, в случае согласия вашего, одно, и даже два лица, за способность коих не трудно поручиться, могут быть присланы к вам немедля. Пользуясь сим случаем между прочим и для засвидетельствования моего давнего душевного почтения к вам, с любовью о Христе остается Иннокентий, архиепископ харьковский. 24 августа, 1847 г. Письмо 19. К преосв. Феодотию, епископу симбирскому, по присылке им «другой книги» своего сочинения (ноября 17 1854) Примите искреннюю благодарность за вашу дружественную память о моем недостоинстве и за присылку назидательных поучений ваших. Я прочел их с истинным удовольствием и только остановился в недоумении на одном месте, где сказано в заглавии, что «нет невинных чувственных удовольствий». Мне казалось доселе, что есть таковые, и вредными делает их одно злоупотребление. Но может быть у вас были свои при сем другие мысли, пред коими я готов преклониться, узнав их основание. Предавая себя братской любви и молитвам вашим, с истинною о Господе любовью… Письмо 20 К преосвященному Алексию (Ржаницыну) , викарию московского митрополита Возлюбленный о Христе собрат и сослужитель Господеви нашему! Примите столь же полную, как и искреннюю благодарность за ваше братолюбное послужение местности нашей или, лучше, всему краю вашему. Может быть Господь приведет быть ему под начальством вашим, тогда воспомянете и наше недостоинство и тяжкие болезни края, подъемлемые им теперь на пользу всей России. Утешаемся, слыша от вас о спокойствии князя Меньшикова. К сожалению, неспокойствие внутри он должен был повезти из сего края. Но что делать? Есть люди, от коих можно быть покойным, когда все вокруг их плачет и когда они главною причиною этих слез. Крайне пожалели мы, узнав из газет, что ваш первосвятитель не мог, за болезнию, совершать службы в день рождения нового Государя Императора. Должно быть немощь тела немаловажная. Да сохранит его Господь Бог ! Таков не мой только слабый глас, а, сколько слышу, всей России. Скоро располагаюсь быть в Крыму и Севастополе; тогда, если найду чтолибо достойное внимания, не умедлю отозваться к вам в Москву. Это письмо преосв. Иннокентия, набросанное на черно, служит ответом на следующее письмо преосв. Алексия от 1 мая 1855 года. |
| Господи! Господи Иисусе Христе! Помилуй нас, спаси нас и не лиши Твоего Царствия, хоть у врат его! 24) Оканчивая курс семинарского учения в Севске, Иннокентий имел в видах не Академию духовную и не иноческое звание, а Университет и чины светские. Это он поведал одному другу своему, которые, несмотря на простоту и юность свою, прямо стал против этих видов его, – доказывая, что и таланты его, и богословские познания и расположенность к уединенным занятиям, призывать его должны не в Университет и не в светское звание, а в Академию и в монашество». – Как, в монахи?» – «Да, в монахи». Дружеская пря была долго за полунощь. Наконец он согласился с суждением своего друга, но с тем, чтобы обоим быть монахами. Уверения, что сколько он видится способным быть ученым монахом, столько друг его не способен к иночеству, слушать не хотел и стоял на одном: «Если в монахи, так оба – ты и я». Промысл Божий, при всех препятствиях, ставших на путях товарища и друга Иннокентиева, устроил дивным образом так, как желал он. Оба они в монашестве, двадцать лет жили, служили, молились, размышляли, ходили, ездили – все вместе. Бывали разногласия в суждениях и жаркие споры до дружеского огорчения… 25) Учась в семинарии, Иннокентий так высоко стоял пред своими соучениками, что между ним, всегда первым и между вторым по нем в списках, казалось, оставался пробел для десяти и более. На испытании Иона Преосвященный после разных ему многих вопросов и его ответов, всегда скорых и умных, вот что сказал: «Довольно, довольно, довольно, о. ректор (тогда был Гавриил, ныне Архиепископ Рязанский) к нему можно приложить сие: паче старец разумех». 26) Думал ли он? Думал ли я, что при немощах моих, при недугах моих, среди которых он пекся о мне с материнскую заботливостью и от которых он и Преосв. Митрополит Евгений, общий наш благодетель, со дня на день ожидали моей смерти, – думалось ли нам, что не я буду творить о нем, как о почившем друге, память, а он о мне? Так мы и совещались в Киеве. Вышло иначе. Се Твоя воля, Господи Иисусе Христе! Буди к нам милостив и омый Твоею кровию, а нашими слезами, наши согрешения, содеянные словом, размышлениями, суждением, пером, делом, намерением. Аминь 6 . |
| Николай (Зиоров Михаил Захарович), архп. Варшавский и Привисленский Родился 21 мая 1851года, в семье протоиерея Херсонской губернии в г.Новомиргороде. Первоначальное образование получил в дворянской Златопольской гимназии, а по окончании ее еще и в Одесской духовнойсеминарии. В 1875 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия и 10 октября назначен учителем Рязанской духовной семинарии. 30 сент. 1883 г. – и.д. инспектора Вологодской духовной семинарии. 6 ноября 1885 г. – инспектор Могилевской духовной семинарии. 25 сент.1887 г. пострижен в монашество, 27 сент. рукоположен во иеродиакона, I окт. – во иеромонаха и 16 ноября назначен ректором Могилевской духовной семинарии. 22 нояб.1887 г. возведен в сан архимандрита. 30 мая 1889 г. – ректор Тифлисской духовной семинарии. 29 сент.1891 г. хиротонисан во епископа Алеутского и Аляскинского. С 1897 года – почетный член Казанской духовной академии. 14 сент. 1898 года вернулся из США в Россию и был назначен епископом Таврическим и Симферопольским. С 23 сент. 1903 года – почетный член Московской духовной академии. 26 марта 1905 года возведен в сан архиепископа и назначен архиепископом Тверским и Кашинским, но по болезненному состоянию на кафедру не поехал. С 8 апр.1905 по 1908год был на покое в одном из монастырей Таврической епархии. С 15 июля 1906 года состоял членом Государственного Совета от монашествующего духовенства. С 5 апр.1908 года – архп. Варшавский и Привислепский. В 1912 году поремзиран в члены Государственного Совета от монашества к белого духовенства. Скончался 20 декабря 1915 года в Петрограде. Это был иерарх, одаренный богатыми способностями, всесторонне образованный, прекрасно владеющий даром слова и живой по темпераменту. Духовный писатель. В бытность свою в Рязани, Вологде, Могилеве и в Тифлисе работал во многих благотворительных учреждениях, попечительствах, братствах. Был редактором «духовного Вестника Грузинского Экзархата». Участвовал в собеседовании с раскольниками. Многотрудился по устройству и преумножению церковно-приходских школ на Кавказе. |
| Предъявлял печатно блаженной памяти преосвященнейшему Евгению митрополиту с Московским иерархом, и был поощрён к тому. Но когда повлекли меня в С.-Петербург, запрятали в кадетский корпус, потом перевели в Ярославль, оттуда в Орел и так далее: нить моя выпала из рук моих; и теперь ни начала, ни конца найти уже оной не могу; да и способов нет. Ибо и пристанище себе едва-едва огнездил. Везде участь моя точно такова. То самое действительно и по отношению к историческому обществу. В Екатеринославле я начал историческую записку своей епархии, тесно связанной с участью Новороссии. Источники мои были не книги, но полусгнилые листы архива монастырского. Год и два рылся я в тлетворной пыли, прибавляя и личные мои замечания. Часть, быть может, третью прошел, таким образом, своего пути. Но с него толкнули меня в Одессу, в чумную годину, и оставалось думать не о плодах умственных, но о способах как избавиться от духа лукавого, от стрелы летавшия во тме. Присовокупите, что я не имел тогда, просто сказать, ни кола, ни двора здесь. По Высочайшей милости пользуюсь теперь довольно хорошим домом, который и рекомендую; если Господь приведет быти вас преемником моим, доколе высшее для вас не уготовится. На историческую мою записку общество обратило свое внимание. Отрывки из оной помещены в трудах того общества: а целое останется туне. Наудачу, дабы заменить чем-либо, я составил хронологическую таблицу всех церквей Новороссийских с присовокуплением исторических сведений о некоторых. И сим пожертвовал обществу. Но всё это мелочь, о которой и прекращаю речь, начиная лучшее. Сердечно благодарю вас, милостивый архипастырь, за присылку ваших книжец. Разослав их по приличным местам, я рассыплю бриллианты и другие драгоценности. Позвольте же, дабы и я прислал вам, через месяц, полагаю, драгоценность также. Это письма о должностях священного сана – сочинение почтеннейшего Стурдзы. Здесь вот какое обстоятельство: известно, что у нас заводится женская обитель, для образования сирот духовных. Постройка происходит на основании доброхотного подаяния. Посему и Стурдза подарил сочинения своего третье издание, которое мне принять и разрешено Св. Синодом. Сим подарком чтобы воспользоваться, куда же я обращусь, к кому прибегну, если не ко своим о Христе братиям? Был ли у в. п-ва Сирийский митрополит со свитою, едущий в Москву и С.-Петербург? Известие ваше о благодатном выезде из Варшавы нового С.-Петер. митрополита и мне приятно. Но не раскроете ли мне тайны, почему от запада, а не от юга или северо-востока прииде он? Одолжительнее была бы весть ваша и о Вологде. Как вы её заметили? мыслей еще много: но конец бумаги требует конца и празднословию, которое действительно, если встретите в 4 … каком, простите. Если же... |
| Рукопись ваша процензурована с возможною скоростью, по вашему желанию 11 числа этого месяца она поступила в комитет; 12 и 13 была рассматриваема, нынче – 15 препровождается к вам, с разрешением. Осмеливаюсь при этом принести вашему высокопреосвященству мою искреннейшую признательность за то душевное наслаждение, какое в преизбытке, испытал я, при чтении этой рукописи. Пользуясь данным вами правом обозначать на не свои недоумения, я все где выразил их чертами карандаша; но все они, как сами изволите увидеть совершенно маловажны и, по вашему усмотрению, могут быть вытерты резинкою. Помнится, что 26 числа текущего месяца – день ангела вашего высокопреосвященства. Если так, то благоволите принять в этот день самое искреннее приветствие и от всепокорнейшего слуги вашего. Да укрепит милосердый Господь силы ваши и да сохранит вашу драгоценную жизнь на долго-долго для блага церкви и отечества. Акафисты, представленные вам в св. синод, к нам еще не поступали. А когда поступят: то постараюсь в точности исполнить вашу волю. Вы благоволили изъявить желание, чтобы я переслал к вам до 20 экземпляров моей истории. С полным удовольствием: нынче же отправляются они по почте в особом тюке. Кстати об истории: приятнейшая новость! Преосвященнейший Филарет рижский написал едва-ли не всю историю русской церкви; по крайней мере, в наш комитет поступила третья часть его сочинения, обнимающая период патриаршества до учреждения св. синода, а две первые, или, может быть, одна – находятся, слышно, в комитете московском. Жду, не дождусь издания в свет этого ученого творения. В комитете оно находится еще с августа, и, вероятно, первые части уже возвращены преосвященному автору. Свои работы по истории я нарочно приостановил до выхода в свет этой многообещающей книги: надеюсь, что она весьма много пособит мне в моих занятиях. А теперь – пока – решился я, с Божиею помощью, издать некоторые свои богословские записки, именно – богословие основное, и часть их, с месяц тому назад, уже представлена через цензурный комитет на благорассмотрение и разрешение св. синода. Если будет благоугодно св. синоду разрешить, – издам, несмотря на то, что сам сознаю всю слабость их и несовершенства… Иначе, когда же дождемся мы хоть чего нибудь по учебному богословию, если все будем ждать совершеннейшего? Некоторые пророчат мне опасности…за недосмотры и ошибки…Но Бог милостив! Да будет Его святая воля. В тоже время я позволил себе и другую смелость: представил в академию наук свою историю христианства на премию, хоть, признаюсь, со страхом и трепетом. Не знаю, кому-то она будет поручена на рассмотрение. Не беда, если и не удастся. |
|
|
