| В это время пресвитеры двинулись со своих мест, и каждый из них, идя поочередно друг за другом, возлагал руки на главы коленопреклоненных, после чего, продолжая держать правую руку простертою, возвращался на свое место. Все это совершалось в полном молчании, а когда руковозложения окончились, и пресвитеры, при пении хора, снова заняли свои места, архиепископ произнес молитву. При облачении новопоставляемых в пресвитерские одежды, фелонь была надета на них так, что только передняя часть ее свободно спускалась донизу, задняя же лежала собранною на шее, и в таком виде, оставалась до последних моментов литургии. Затем архиепископ, облачившись в фартук, и сняв перчатки, помазал ладони рук посвящаемых св. елеем, после чего прислуживавшие клирики, соединив у каждого помазанные руки ладонями вместе, связали их белыми платками. Со связанными таким образом руками посвящаемые подходили к архиепископу, который давал им прикоснуться к чаше с приготовленными дарами, произнося при этом установленную формулу. Затем он же развязывал им руки, после чего посвящаемые, совершив омовение у приготовленного на левой стороне хора умывальника, заняли места на скамьях, поставленных на средине против престола. Подле каждого из посвящаемых поместился клирик, который должен был руководить своего клиента при дальнейшем совершении священнодействия. Началось чтение евангелия, а потом обычным порядком продолжалась торжественная месса, в совершении которой новые пресвитеры, оставаясь на своих местах, принимали деятельное участие, повторяя тихо или вполголоса молитвы и возгласы священнодействующего. Причастившись сам, архиепископ причастил затем новых пресвитеров, которые при этом целовали сперва перстень на руке его и потом принимали гостию прямо в уста. Вслед за пресвитерами совершено было приобщение и всех новопоставленных в разные степени. Последним моментом в чине пресвитерского посвящения было вторичное возложение рук архиепископа, на этот раз уже без перчаток. При этом новом руковозложении архиепископ произносил известную формулу: „accipe Spiritum sanctum “, развертывал фелонь на спине пресвитера и давал ему братское лобзание. |
| В журнале «Православная Русь», в отделе «Вопросы и ответы», Архиеп. Аверкий, по поводу обычаев при отпевании и панихидах дал твердо-обоснованные разъяснения, которые безусловно должны касаться также и звона: «По нашему православному обычаю, совершать панихиды и отпевания полагается в светлых облачениях. Обычай совершать эти чинопоследования в черных облачениях проник к нам с Запада и совершенно несвойствен духу св. Православия, но тем не менее он довольно широко у нас распространился — настолько, что нелегко его теперь искоренить... Для истинного христианина — смерть есть переход к лучшей жизни: радость, а не скорбь, как прекрасно выражено это в трогательнейшей третьей коленопреклоненной молитве, читаемой на вечерни в день Пятидесятницы: «Несть убо, Господи, рабом Твоим смерть, исходящим нам от тела, и к Тебе Богу нашему приходящим, но преставление от печальнейших на полезнейшая и сладостнейшая, и на упокоение и радость» (см. Триодь Цветная). Трезвон, напоминающий о воскресении, благостно действует на верующую христианскую душу, скорбящую о разлуке с усопшим и дает ей внутреннее утешение. Лишать христианина такого утешения нет никаких оснований, тем более, что этот трезвон прочно вошел в быт русского православного народа и является выражением его веры. Таким образом, при несении усопшего на отпевание в храм совершается скорбный перебор, а при внесении его в храм — трезвон. После отпевания, при выносе усопшего из храма, совершается снова перебор, оканчивающийся также трезвоном. При отпевании и погребении иереев, иеромонахов, архимандритов и архиереев совершается несколько иной перебор. Сначала ударяют в большой колокол 12 раз, потом следует перебор, снова 12 раз в большой колокол и снова перебор и т. д. При внесении тела в храм совершается трезвон, также по прочтении разрешительной молитвы — трезвон. При вынесении тела из храма, снова указанный перебор, а по поставлении тела в могилу бывает трезвон. В иных же местах звонят обычным похоронным перебором. В «Чиновней книге» указано, что при выносе патриарха Иоакима был благовест, переменяя во все колокола изредка (Врем. Имп. Моск. Общ. Ист. и древн. 1852 г. кн. 15, стр. 22). |
| Полчаса беседы с ним – и не узнаешь себя: точно после чистой, благодатной молитвы, «Сомненье далеко – И верится, и плачется, И так легко, легко...» 12 Как бальзам целительный, нежные слова его для ран душевных. Радостный уходишь от него, с обновленной верой в Бога, в людей, в жизнь. Не скрою одной детали: когда ему казалось, что его доводы мало убеждают собеседника, он возьмет, бывало, его руку, долго держит в своей и так мягко, нежно начинает гладить ее, как бы желая перелить в собеседника свое мирное, радостное настроение, всю чистоту и светлость своей души. Вот чем был он, покойный, для нас в нашей жизни; вот почему так нестерпимо грустно отпускать его из этой жизни. Нужно ли говорить о том, чем он был, как бесконечно был дорог для своей собственной кровной семьи, которая постоянно окружала его и на которую непрерывно излучалась его духовная красота? Почивший имел утешение в предсмертные минуты видеть всю свою семью молитвенно коленопреклоненной перед своим смертным ложем. Я, конечно, хорошо сознаю, что не сказал и тысячной доли из того, что следовало бы сказать, чтобы достойно начертать высокий духовный облик почившего, и все это время говорил с досадным чувством – почему у меня нет ни слов, ни уменья для этого? А в сознание назойливо вторгалась мысль, что, может быть, именно пред этим гробом уместнее было бы молчание, просто благоговейное молчание. Но как молчать, когда так многому здесь можно поучиться, когда этот гроб таит в себе так много уроков для тех, кому предстоит еще проходить долгий или короткий – на то воля Божия – жизненный путь! Но прежде чем кончить свое слово, мне хотелось бы здесь, перед своими товарищами по школе, от лица которых я говорю, так сказать, вскрыть «духовное завещание товарищам» нашего дорогого и незабвенного друга отца Александра Николаевича. Когда недели полторы назад я сидел около его смертного ложа, не будучи в силах, к своей досаде, скрыть ни своего волнения, ни слез, он, спокойный, умиротворенный и пред лицом смерти, шептал мне уже тяжелым языком: «Друг мой, передай мою благодарность всем товарищам за их любовь ко мне. |
| Музыкальные инструменты. О псалтирях и цитрах см. в коммент. ко 2Пар. 20:28 . В древности на Ближнем Востоке были распространены кимвалы двух видов. В одном случае это были две небольшие металлические пластины, которые держали по одной в каждой руке и ударяли друг о друга. В другом случае инструмент имел форму чаши. Один кимвал держали неподвижно, и ударяли по нему другим. О каких именно кимвалах идет речь здесь, неясно, но, скорее всего, о медных. 29:27–30. Пение. Упоминание о словах Давида и Асафа указывает на то, что левиты использовали сборник гимнов или псалтирь, возможно, наподобие библейской Псалтири. С глубокой древности монархи на Ближнем Востоке держали певцов и певиц для использования во дворце и в храме. В архивах из Мари подробно описываются певицы и все необходимое для их содержания. В Израиле известно более двадцати четырех классов певцов. Известны и имена глав трех семейств певцов (Асаф, Еман, Ефан; I Nap. 6:18–32 ). Певцы были преимущественно свободными людьми, но и рабов привлекали к музыкальному служению в храме ( Езд. 2:43 ; Неем. 7:46–60 ). Женщины играли определенную роль в музыкальном служении у входа в скинию ( Исх. 38:8 ; в русском переводе это опущено), но относительно участия певиц в храме ничего определенного не говорится. 29:29,30. Молитвенная поза. В некоторых текстах говорится, что израильтяне молились стоя ( 1Цар. 1:26 ; 3Цар. 8:22 ; Иер. 18:20 ). В других текстах описываются коленопреклоненная поза (напр.: 2Пар. 6:13 ), воздевание рук ( Пс. 27:2 ; Ис. 1:15 ; Пл. 2:19) и даже падение ниц ( Пс. 98:5,9 ). Поза менялась в зависимости от характера молитвы. Указанные молитвенные позы были характерны не только для израильтян. Месопотамские источники изобилуют примерами описания аналогичных молитвенных поз. Так, судя по месопотамским текстам, при произнесении молитв-заклинаний, обращенных к богине Иштар, молящийся простирался ниц или ритуально воздевал руки к небу. Такие же позы и жесты описываются и в хеттских источниках. 29:29,30. Поклонение вне храма. |
| Молитва с усердием и самоотвержением, даже само посвящение человека Христу, посильное несение своего креста приносит огромную пользу, как живым, так и умершим. Если монах не имеет духа жертвенности, то он является пустоцветом. Эта жертвенность должна проявляться прежде всего в молитве. «Монахи, заинтересованные в спасении душ человеческих, являются более любвеобильными отцами, чем отцы по плоти, и имеют больше детей, чем самый многодетный отец, потому что все создания Божии они считают своими детьми и братьями и с состраданием молятся, чтобы все люди достигли своего предназначения – близости к Богу». Монах должен приучать себя к такой сострадательной молитве за отдельных людей и всех вместе. Так сердце монаха будет разогреваться переживанием за ближних и дальних, а именно такой молитвы ждет Сам Господь, чтоб помиловать наших собратьев. «Молящемуся полезно просить о чем-то определенном и думать о том, что наши ближние страдают, потому что от этого его сердце уязвляется болью. А потом с болью в сердце человек возвращается в молитве от конкретного к общему и сердечной молитвой больше помогает людям». В этом духовном законе помощи ближнему заключается по мысли старца великое «благородство Бога», «Который даже диаволу старается не давать повода для возражений» и желает насадить в сердцах христиан закон взаимной Божественной любви, спасающего нас не в эгоистическом обособлении, но в подвиге жертвенной любви к ближнему. Однако, зачастую, по разным причинам мы не можем помочь ближнему делом, а если и поможем, то удовлетворяемся самим фактом помощи, забывая о великой духовной нужде каждого человека. При молитве же совершенствуется самое главное в человеке – его сердце и душа, а «Бог особенно умилостивляется, когда мы сострадаем своему ближнему и просим Его, чтобы Он помог, потому что тогда Бог вмешивается без насилия над свободой». Много дает старец и практических советов относительно умеренности подвига, необходимости рукоделия, коленопреклоненных молитв, поклонов, послушания. |
| Следовательно, изложенные выше выводы о святых поминовениях полностью относятся и к благодеяниям за усопших. Богоугодное отношение к нашим умершим братьям – это отношение непрестанной молитвы и горячего моления ко Владыке Христу. Это упражнение в делах любви, принесение милостыни за их души, это неусыпное коленопреклоненное упование в доброй надежде, что любящий Господь явит милость творению рук Своих и подаст ему «покой и утешение», так что «наказание геенны может стать легче». Не будем забывать, что все это «установил Дух», ибо хотел, чтобы все мы «приносили друг другу взаимную пользу». Ведь твоими молитвами и милостынями «тот (умерший) получает пользу через тебя» (молящегося и совершающего благодеяния), но и «ты получаешь пользу ради него». Не сомневайся же, что умерший получит от этого пользу и помощь, «что это принесет добрый плод». 979 Однако это ни в коем случае не приведет к перемещению умершего во грехах и без покаяния из места наказаний в селения праведных. Но, как учит нас святой Марк Эфесский , хотя несчастные грешники продолжают пребывать в наказании, то малое и временное утешение, которое получают они от наших молитв и поминовений, для них поистине велико. Святой пишет в точности следующее: «Даже то краткое и временное утешение, которым они удовольствуются, – великое дело для них». 980 Но, возлюбленный мой читатель, вместо того, чтобы уповать на посмертные молитвы за нас и приношения других, не лучше ли позаботиться о нашей бессмертной душе уже сейчас, пока мы еще живы и располагаем всеми возможностями, предоставляемыми нашей Святой Церковью через исповедь, чтобы «отрыгнуть горький грех»? Итак, поспешим ныне, пока у нас есть время, покаянием и упражнением в добродетели благоутодить Христу, добровольно вкусившему желчь на кресте, чтобы победить злоначальника диавола 981 и принести нам Честной Своей Кровью вечное искупление ( Евр.9:12 ). Не будем откладывать наше покаяние и возвращение на путь Божий. Ведь час смерти совершенно не определен: «Сегодня мы живы, а завтра – в могиле»!... |
| Это – первое орудие для подвига поста. Второе составляет молитва . Есть молитва внешняя, есть и внутренняя; говеющий должен исполнять ту и другую. Внешнюю молитву составляют молитвенные знаки: благоговейное ограждение себя крестным знамением, поклоны поясные, поклоны земные, припадание к земле, стояние прямо или коленопреклоненно. Всех поклонов в течение суточных богослужений церковный устав определяет триста. Между прочим назначаются земные поклоны в следующих случаях: при входе в храм три земных поклона с молитвой: Боже, милостив буди мне грешному; во время молитвы Господи и Владыко живота моего три земных поклона и двенадцать поясных с молитвой: Боже, очисти мя грешного. Земные поклоны полагать следует во время пения тропарей на третьем часе: Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа, на шестом: Иже в шестый день же и час; на девятом: Иже в девятый час. Три земных поклона полагаются, когда поют: Помяни нас, Господи... Помяни нас, Владыко... Помяни нас, Святый, егда приидеши во Царствии Твоем 25 . Когда певцы поют среди храма: Да исправится молитва моя, тогда предстоящие молятся с преклонением колен. Земными поклонами и припаданием к земле должно воздавать честь Святым Дарам, когда они износятся во время великого выхода и пения Ныне Силы Небесныя... и когда износимы бывают священнослужителем Святые Дары со словами: Со страхом Божиим и верою приступите – и затем со словами: Всегда, ныне и присно, и во веки веков. Положены также поклоны на вечерних и утренних богослужениях. Кто не знает устава о поклонах, тот пусть следует примеру священника: когда он полагает земные поклоны, тогда и предстоящие все вместе с ним должны делать то же. Требуется уставом полагать и поясные поклоны; не нужно пренебрегать и как бы ни во что ставить и этого. Таковые поклоны должны полагать все предстоящие как один человек, а не каждый отдельно и не кое-как. Поясные поклоны положены, кроме вышеуказанных случаев, когда произносят слова: Придите, поклонимся Цареви нашему Богу, когда читается Святый Боже, во время чтения или пения Аллилуиа: во всех этих случаях полагается по три поясных поклона; когда священнослужитель преподает мир, тогда следует ответствовать ему наклонением головы со словами взаимного благожелания: И духови твоему. Еще следует преклонять голову, когда возглашается священнослужителем: Глав ы ваша Господеви приклон и те, а также когда читается Евангелие. |
| Когда узнаешь, что такое быть любимым свободными людьми, поклонение рабов уже не трогает. Когда видел святого Людовика на коленях, больше не хочешь видеть Рабов с Востока, простертых ниц, Растянувшихся лицом вниз на земле. Быть любимым свободно, Ничто столько не весит, ничто столько не стоит. Это несомненно Мое величайшее изобретение. Когда попробовал, что это такое Быть любимым свободно, Все остальное кажется просто покорностью. Вот поэтому, говорит Бог, Мы так любим этих французов, И любим их особо между всеми, И они всегда будут Моими старшими сыновьями. Свобода у них в крови. Все, что делают, они делают свободно. Они меньше рабы и больше свободны даже в грехе, Чем другие в подвигах. Через них Я попробовал. Через них Я придумал. Через них я сотворил Любовь свободных людей. Когда святой Людовик Меня любит, говорит Бог, Я знаю, что он Меня любит. Я знаю, что уж этот-то Меня любит, потому что он французский барон. Через них Я узнал, Что такое быть любимым свободными людьми. Все падающие ниц Не стоят хорошего честного коленопреклонения свободного человека. Вся покорность, все повиновение мира Не стоят хорошей молитвы, честно коленопреклоненной, этих свободных людей. Вся покорность мира Не стоит единого порыва Хорошего честного порыва навстречу Свободной любви. Когда святой Людовик Меня любит, говорит Бог, Я могу быть уверен, Я знаю, о чем речь. Это свободный человек, свободный барон из Иль-де-Франса. Когда святой Людовик Меня любит, Я знаю, Я понимаю, что такое быть любимым. (А это все). Конечно, он боится Бога. Но это благородный страх, весь пропитанный, весь налитой, Весь исполненный любви, как яблоко налито соком. Это отнюдь не какой-то подлый, низкий, грязный страх, Который сосет под ложечкой. Но великий, высокий, благородный страх, Страх Меня огорчить, потому что он Меня любит, и Меня ослушаться, потому что он Меня любит. И потому что он Меня любит, страх Не понравиться И любящий и любимый у меня на глазах. В этот благородный страх вовсе не проникает Дурной страх и пагубная низкая трусость. |
| Увидев их, Збышко выступил вперед и, сложив руки как для молитвы, опустился на колени, всей своей позой выражая почтительность и преклонение. Шум пробежал при этом по залу, так как всех мазуров удивило, а некоторых даже задело поведение Збышка. «Ишь, – говорили старики, – видно, у заморских рыцарей, а нет, так вовсе у язычников этому научился; даже немцы не знают такого обычая». Молодые же думали: «Нет ничего удивительного, ведь он обязан ей жизнью». А княгиня и Дануся не сразу признали Збышка, так как он стоял коленопреклоненный спиной к огню и лицо его было в тени. Княгиня в первую минуту подумала, что это кто-нибудь из придворных провинился перед князем и просит ее о заступничестве; но Дануся, у которой зрение было острее, шагнула вперед и, склонив свою светлую головку, крикнула вдруг тонким, пронзительным голосом: – Збышко! И, не думая о том, что на нее смотрит весь двор и иноземные гости, она, как серна, кинулась к молодому рыцарю, обвила руками его шею и, прильнув к своему возлюбленному, стала целовать ему глаза, губы, щеки; вне себя от радости, она при этом так пищала, что мазуры в конце концов разразились оглушительным хохотом, а княгиня схватила ее за ворот и потянула к себе. Окинув глазами присутствующих и страшно смутившись, Дануся тогда с такой же быстротой юркнула за спину княгини и по самую макушку зарылась в складки ее юбки. Збышко упал к ногам княгини, та подняла его, поздоровалась и стала расспрашивать про Мацька: умер он или жив, а коли жив, так почему не приехал в Мазовию? Збышко не очень внятно отвечал на ее вопросы, он перегибался то в одну, то в другую сторону, стараясь увидеть Дануську, которая то выглядывала из-за юбки своей госпожи, то снова пряталась в складках. Мазуры со смеху помирали, глядя на эту картину, смеялся и сам князь, пока наконец не внесли горячие блюда и обрадованная княгиня не обратилась к Збышку со следующими словами: – Ну, служи нам теперь, милый слуга, и дай Бог тебе служить не только за столом, но и всегда. А затем она обернулась к Данусе: |
| 5 Декабря. 1004. Что грешного в том, если человек привлечением на себя особой благодати Божией обратит на себя внимание других и силу этой благодати открыто исповедует всем своим поведением и делами? Здесь может быть только опасность впасть в высокоумие и гордость, но люди истинно праведные достаточно предохраняются от этого своею смиренною верою, что все от Бога, и ничего не принадлежит им.... 5 Декабря. 1005. Удивительно, как умудрял Господь многих совершенных простецов, угодивших Ему своею жизнию. Какие они давали мудрые советы, какие изрекало притчи, совершали символические действия, поразительные по своей вдохновенной простоте и назидательности. Дух Божий как бы перерождал их и делал их положительными мудрецами и вдохновенными прорицателями воли Своей на спасение всем другим. 5 Декабря. 1006. Скверно проходит у меня время между службами, отнимая и заглушая все доброе, что выносится душою из храма Божия. Между тем, келья монаха должна быть прямо продолжением церкви и жизнь в ней продолжением службы церковной – в молитве, Богомыслии и душеполезном труде. О, как далека от этого идеала моя келейная жизнь! Сколько времени отнимают утробные удовольствия, в виде чаев и т. п. Это варенье несчастное, от которого так трудно отказаться, а нужно бы! Всевозможные постоянные отвлечения внутреннего внимания к себе и нарушения покоя и тишины, ничем не пользующее общение со внешними, заботы по возложенной на меня должности в ущерб жажде более живого дела и совершенного погружения в Бога и душу – о, как это все надоело!.. Затвор бы и совершенный уход в себя – вот чего должна жаждать душа, приходя в ужас от всего, что рисуется ей еще впереди на обычных поприщах монаха образованного!.. 6 Декабря. 1007. Идеал внутреннего здравого человека – неотступное всецелое пребывание у Бога, в постоянной мысли о Нем, благоговении и умилении. Значит, ненормально всякое занятие нашей мысли временно-суетным и тем более положительно зазорным и греховным. Значит, ненормальны (а след. и греховны) все эти удаления мысли во время молитвы в мир и мирское и все суетное, откуда постоянно приходится выволакивать душу во время самого чтения молитв! Ненормально всякое пристрастие, хотя бы самое малое, всякое отвлечение мысли и души нашей к внешним предметам, не освященное обращением к Богу, чувством преданности, благоговения и умиления к Нему. Тем более все это ненормально для монаха, подтвердившего обетом совершенное пребывание и жизнь в Боге! Идеал монаха – коленопреклоненный с воздетыми руками Серафим, стоящий на камне, в забвении всего на свете, всего временного, чувственного, окружающего! |
|
|
