| Выписанные Петром Великом из разных, но чисто русских, местностей и не смешанные с другими инородцами, охтяне всегда принадлежали к православной церкви. Но между переселенцами из Архангельской и Олонецкой губерний, где, в начале прошлого века, раскол, благодаря тонкой политике братьев Денисовых, свил себе теплое и уютное гнездо, нашлось много приверженцев старины. Поэтому на Охте, с самого начала ее заселения, явилось много раскольников, особенно беспоповцев. Некоторые из них приобрели особое значение в обществе, в качестве старшин, как Окорчев 123 и Тарасов. Деятельность Степана Иларионовича Тарасова, как старшины, вызывала неудовольствия и даже формальные жалобы, что, в те блаженные времена, весьма много значило, со стороны охтян. Но в религиозном отношении Тарасов играл еще большую роль. При содействии известного старовера Федула Григорьевича Громова, он имел доступ к доброй и благочестивой графине Анне Алексеевне Орловой, а чрез нее – во все административные сферы. Влияние его было обаятельно не только для охтенских закрепощенных поселян, но и для людей начальствующих. Как ретивый миссионер раскола, он действовал энергично не только на Охте, но и в других местностях России, приправляя свою миссию делами милосердия на чужой счет. Выпросив, под видом благочестия, у графини Орловой и у других добродетельных лиц, разные пожертвования, он раздавал их нуждающимся охтянам, которые, в следствие сего, должны были считать себя обязанными слушать его учение. Под его протекцией развилось и процвело на левом берегу Охты раскольническое кладбище с часовней 124 . Нева, близь его дома, изображала купель для перекрещивания прозелитов раскола 125 . Благодаря усердной деятельности пастырей Большеохтенской церкви, особенно – протоиереев Андрея Журавлева и Матфея Смирнова, а также – мерам правительства при Николае I, раскол значительно ослабел; а с закрытием моленной на раскольничьем кладбище и устроением Единоверческой церкви рядом с Георгиевским кладбищем, совсем потерял свое значение. Теперь на всей Большой Охте только пять домов, и то не в полном составе, преданы расколу. Следы раскола отразились в том только, что почти во всех домах охтян – иконы древнего писания, которые, впрочем, и во всем русском народе уважаются больше итальянских. |
| Необходимо было придумать для отвращения этой опасности какие-либо более верные средства, нежели приобретение и содержание тайных попов под негласным покровительством продажных чиновников. 7. Неудачные попытки раскольников восстановить дозволенный указом 1822 г. способ приобретения беглых попов Более верного и удобного средства отвратить угрожающее „оскудение священства“ старообрядцы не находили, как просить Верховную власть о возвращении к прежним порядкам, о восстановлении в полной силе и действии изданных в 1822 году правил относительно священников, уходящих от православной церкви в раскол. И действительно просьбы такого рода были во множестве подаваемы от разных раскольнических обществ высшим правительственным липам и даже на Высочайшее имя. Почин в этом деле принадлежал московским поповцам, прихожанам Рогожского Кладбища, которых, как выше сказано, прежде других старообрядцев коснулись новые, стеснительные для их духовенства мероприятия. Как только последовало воспрещение принимать новых попов на Рогожское Кладбище, в том же 1827 году, главные по своему богатству и влиянию члены московского старообрядческого общества, от имени всех прихожан Рогожского Кладбища „возымели смелость, – как сами они впоследствии писали, – повергнуть к стопам великого государя императора все подданническое прошение“, в котором, изложив подробно, каким „бедственным положением в деле спасения“ угрожает им лишение возможности получать „законным порядком“ священников от Великороссийской церкви, какие отсюда могут проистекать „затруднения и недоумения“ для самого правительства по делам о старообрядцах, „умоляли благость Его Императорского Величества о дозволении им по-прежнему, на основании дарованных в 26 день Марта 1822 года правил, принимать приходящих к ним священников и диаконов“. Более трех лет напрасно ожидали они ответа на эту просьбу. Между тем воспретительный указ о недопущении новых беглых попов на Рогожское Кладбище, приведенный в действие, успел уже отозваться весьма невыгодными последствиями для московских старообрядцев, так что в 1831 году они решились сделать косвенное напоминание о поданной ими просьбе. |
| В политическом отношении, как и в церковном, «большею частью смотрят на раскольников с той же точки зрения, как на иноверцев; но это, – говорит митр. Филарет, – большое заблуждение. Иноверцы, различаясь с нами в догматах, ничего не имеют против правительства и следуют правилу: Божия Богови, кесарева кесареви; а раскольники выражают это так: Божия Богови, а бесова бесови». Вообще, вследетвие взгляда на правительство, как еретическое и антихристово, в раскольниках есть явное стремление к тому, чтобы образоваться сомкнутую отдельность от общего государственного устройства (status in statu)», вреднее которого, конечно, ничего не может быть в гражданском отношении 65 . При этом в противовес существующему монархическому гражданскому началу, как и иерархическому церковному, раскол развивает противоположное ему демократическое начало, как видно из того, что раскольники «действуют частью так называемыми попечителями, самовольно избранными, частью также самовольными совещательными собраниями, частью в особенных случаях даже народными скопищами». Так в поповщине обыкновенно несколько самовольно выбранных, или самозваных попечителей, или старшин управляют священниками, доходами и делами раскольнического общества, смотря по надобности, делают с него денежный сбор, и, вопреки закону, скопом иногда составляют прошения к правительству от многих тысяч душ, как то делали неоднократно екатеринбургские раскольники. Такую же обязанность представителей целых тысяч раскольников, рассеянных едва не по всей России, часто берут на себя и вожаки беспоповщинские, особенно заведующие Преображенским Кладбищем. Это демократическое направление раскола, конечно, не безвредно для государства с политикой монархической 66 . Впрочем, не все раскольнические секты одинаково вредны, по суду митрополита Филарета, в рассматриваемом отношении: беспоповщинские, особенно не молящиеся за царя, по его мнению, много вреднее поповщинских. «Правило некоторых расколов не молиться за царя, – говорит он, – следствие и выражение раскольнической теории, что нынешнее государственное правительство есть антихристово. |
| Еще более неурядиц произвели властолюбивые притязания самого Антония. В нем особенно была заметна одна черта – склонность, как можно более, наставить архиереев и попов. В первое время своего архиепископства, Антоний с замечательным усердием открывал одну за другою епархии: Саратовскую (1855), Пермскую (1856), Казанскую (1856), Кавказскую (1857), Коломенскую (1858), Балтовскую (1859). 724 Что же касается попов, то тут ставленники Антония считались не единицами и не десятками: особый поп поставлялся даже туда, где было не более 30 душ австрийского согласия. 725 Поступать так Антоний имел свои расчеты: чем больше оказывалось ставленников его, тем выше мнил он свое положение. И вот в начале 1860 года Антоний стал писаться архиепископом Московским и всея России. Это стремление Антония к преобладанию вызвало сильные неудовольствия в среде раскольнической иерархия; беспорядки осложнились настолько, что для устранения их потребовался приезд в Москву наместника митрополии – Онуфрия (1861 г.). Онуфрий более года управлял иерархическими делами в России, но уже не мог восстановить репутации раскольнических архиереев, так унизивших себя взаимною враждою в глазах поповщинского общества. 726 § 37. Окружное послание. – Произведенные им раздоры в обществе приемлющих белокриницкую иерархию старообрядцев. – Окружники и противоокружники Гораздо важнее по своим последствиям были те лжеучения, которые проповедовались представителями белокриницкой иерархии. Антоний Шутов, бывший федосеевец, хотя и надел архиерейский омофор, но лишь по честолюбию, и до конца жизни († 1881) не оставлял своих безпоповских убеждений. Так, например, он строго воспретил попам приносить просфору за царя: и в России, 727 и за границей 728 это произвело сильное возмущение. Антоний был не единственный в своем роде. В стародубских слободах проживал, например, Конон († 1884), епископ Новозыбковский. Он был лужковско-безпоповских убеждений. Живя в Лужках, сочинял тетрадки «богопротивного мудрования». В 1855 году он получил в Белой Кринице епископское рукоположение, 729 но прежних своих лжеучений не оставил. |
| С этих пор начались долгие, безрезультатные, но, тем не менее, настойчивые ходатайства старообрядцев перед правительственною властью о снятии печатей с алтарей, – ходатайства, которые подавались при каждом удобном случае и вызывали со стороны правительства лишь категорические запрещения беспокоить впредь такими тщетными заявлениями правительственные сферы. В эпоху либеральных веяний при Лорисе-Меликове, – эпоху, которую столь поразительно напоминает момент, переживаемый вновь Россией в наши дни, прогрессивная печать, единодушно бичуя развращающее влияние бюрократического строя и провозглашая неотъемлемые права каждого гражданина на свободу совести, подняла и вопрос о признании религиозных и гражданских прав за «расколом». Тогда же было возбуждено ходатайство и самими московскими старообрядцами о распечатании алтарей в храмах Рогожского кладбища. Это ходатайство увенчалось, некоторым успехом. По поводу означенного ходатайства 23 представителей рогожской общины старообрядцев министр внутренних дел Маков, прежде всего, вошел в сношение с обер-прокурором Святейшего Синода. Последний, как и следовало ожидать, остался верен той политике репрессий, которая постоянно руководила деятельностью этого «святейшего» учреждения Маков получил ответ, что Святейший Синод нашел, «что так как в рогожских часовнях опечатаны только алтари, самые же часовни оставлены открытыми, так что раскольники и в настоящее время могут возносить в них свои молитвы ко Всевышнему Богу, только лжесвященники их лишены возможности совершать богослужение в тех алтарях, то посему распечатание означенных алтарей не может быть допущено по духу постановлений православной церкви, отвергающих законное существование раскольничьей лжеиерархии, а между тем распечатание наименованных алтарей с дозволением рогожцам совершать в них богослужение равнялось бы фактическому признанию раскольнической лжеиерархии, без представителей которой не может быть совершаемо богослужение. Сверх сего, по мнению Святейшего Синода, нельзя упустить из вида и того, что в настоящее время разрешается общий вопрос о предоставлении раскольникам разных прав, между прочим, и относительно удовлетворения их религиозных потребностей и отправления богослужения. До разрешения этого общего вопроса частное распоряжение по сему предмету может оказаться в противоречии с ожидаемым решением. По сему Святейший Синод не находит с своей стороны оснований к удовлетворении настоящего ходатайства московских раскольников». |
| Итак, Синод под благовидным предлогом предстоящих реформ желал отложить разрешение дела в далекий ящик. Министр Маков в данном случае держался другого взгляда 8 . 2 апреля 1880 г им был внесен в Комитет Министров доклад, в котором он высказывался за распечатание алтарей с «тем непременным условием, чтоб распечатание это было произведено без всякой торжественности и оглашения». Мотивировал Маков свое предложение тем, что уже «Высочайше утвержденными предначертаниями Комитета 1864 г.» принципиально решено было допустить «не только распечатание старых, но и устройство вновь раскольнических молитвенных зданий»; приведение же в исполнение законодательным порядком этих предположений замедлилось лишь потому, что правительство намеревалось «постепенно» вводить новые видоизменения, касающиеся прав раскольников. И, конечно, эта постепенность в проведении реформ, сопряженная с обычной канцелярской волокитой, затянулась на целых 16 лет. В своем докладе Маков указывал, что московский генерал-губернатор, с которым министр входил в сношение по этому поводу, тоже высказывается за удовлетворение ходатайства рогожских старообрядцев. Дело в том, что по расследованию, произведенному командированным московским военным генерал-губернатором чиновником, оказалось, что мера запечатания алтарей в храмах Рогожского кладбища 7 июля 1856 г. была принята без достаточных оснований. По опросе свидетелей обнаружено было, что «самоличного оказательства раскола на Рогожском кладбище, а также столкновения с православными никакого не было»... Таким образом даже официальное расследование доказало лживость донесений московского иерарха; оно обнаружило те неблаговидные приемы обманов и доносов, к которым прибегали представители духовного ведомства, чтобы облечь в более или менее приличную форму свою «политику репрессий». После доклада министра Макова, ходатайство рогожских старообрядцев комитетом министров было удовлетворено. Алтари, правда, распечатать не было дозволено, но в 1881 г. было разрешено на амвонах поставить временные алтари и в них совершать богослужения священникам белокриницкой иерархии. |
| Есть ли хоть одно слово правды в этих словах раскольнического „Слова правды“? Описание казней, положим, живописно, и казни расколоучителей, хотя вовсе не повальные, действительно были (а больше сожигались, иногда сотнями, сами раскольники, добровольно, спасаясь от воцарившегося якобы антихриста, о чем громко проповедовали им их учители); но не должно забывать, что в то суровое время предавались казням и не за раскол, а виселицы на Красной площади, о которых так красноречиво говорит газета, были поставлены совсем не для раскольников. Пора бы вообще нашим старообрядцам понять, что казни были печальным явлением своего времени и у нас, на Руси, и в свое время на Западе, в Европе; пора бы не вопиять о них, как о чем-то измышленном исключительно для них – старообрядцев. Такие вопияния лишены правды. Говорится далее, что „старообрядчество, служа Престолу и отечеству, восстало против реформатства Никона». Это уже явная ложь. Раскольники оказали упорное сопротивление царю Алексею Михайловичу, приглашавшему их подчиниться православной церкви, как и доселе оказывают такое сопротивление державным его преемникам, – даже поносили его дерзкими ругательствами, предавали проклятию (припомните Аввакума!), мало того, в Соловецком монастыре первые открыли стрельбу по царскому войску, в Грановитой палате буйствовали в присутствии царской власти, – и все это делали, по уверению газеты, «служа Престолу и отечеству»! Наконец, не явная ли также неправда, что будто бы и доселе «сословие старообрядчества гонится, преследуется и унижается во всех отраслях его существования – гражданского и особенно духовного»? Даже и в этой «особенно духовной отрасли», ужели раскол действительно «гонится и преследуется» у нас, когда Савватий открыто и привольно живет и служит в Москве, когда на Рогожском Кладбище целый штат раскольнических попов и дьяконов торжественно отправляет свои службы? Тут не только не гонение на раскол, а даже явное нарушение закона и пренебрежение царским словом в пользу и потворство расколу! А в «отрасли гражданской»? – тут где гонение?: Разве детям раскольников загражден доступ в учебные заведения, даже высшие, где они могут приобретать все права по образованию? Разве не раскольники-интеллигенты стоят во главе разных комитетов и учреждений коммерческих, благотворительных и всяких других? Разве не принимаются они с особенным вниманием даже самыми высокопоставленными лицами? А в разных канцеляриях, и особенно у иных правителей канцелярий, разве они не самые желанные персоны? И это называется гонением... Так мало правды в первых же строках раскольнического «Слова правды»! |
| Нам, живущим за пределами России (точнее было бы сказать: преступно бежавшим за пределы России), где (в России?) такая свобода религии, где от правительства нет никаких преследований за торжественные богослужения (а г. нижегородский губернатор, дозволивший такое богослужение в Мурашкине, разве не правительство?), где пастыри наши признаны законом, где храмы наши красуются с куполами и крестами (а разве не так же „красуются храмы” на Рогожском Кладбище, подобных которым и не видывали у себя заграничные раскольники?),– терпенье наших братьев, русских старообрядцев, кажется непомерным и неестественным. Только любовь их к отечеству заставляет их безропотно переносить все страданья и угнетенья. А что бы сделали на их месте другие? Но ведь это есть уже призыв к бунту, или, по крайней мере, к поголовному бегству раскольников за границу, чему пример и показал им сам подстрекатель, спасшийся бегством от кары закона! Его подстрекательства уже действуют на раскольников. Из Пензенской губернии его корреспондент пишет ему: „Хоть бежи к вам за границу! У вас там полная свобода религии, а у нас здесь насилие и мучение”. Кто же ответствен за такие возмутительные речи? Конечно, не беглец-газетчик, издевающийся над законом Российской Империи, а его здешние покровители, внушающие ему такие речи, разные Брилиантовы и прочие московские братчики, а особенно эти раскольники-миллионеры, которые, повторяем, держат в руках раскол, воля которых – закон для всех этих Мельниковых, Брилиантовых, Швецовых и для самих Савватьев. А между тем раскольническая газета продолжает и далее разглагольствовать о патриотических чувствах, неизменно присущих якобы гонимым на Руси старообрядцам. В доказательство приводится теперь речь, произнесенная в Клинцах в день коронации „передовым лицом старообрядцев–епископом Сильвестром”. Сильвестр Балтский – воспитанник покойного Ксеноса и единственный окружник из всех раскольнических мнимо-окружнических архиереев: его речь есть в сущности повторение того, что говорится в Окружном Послании Ксеноса о подчинении Богом поставленной власти. |
| Что касается первой задачи школы, то она без особенного труда могла быть и была выполнена и в то время. «Действие сей меры (т.е. заведение приходских школ) в отношении к православным было, по местам, благотворно» 114 свидетельствовал м. Филарет: «обучаемые духовенством дети охотно читали и пели в церкви; вносили в семейства чтения священных книг, священной истории, житий святых и подобных назидательных книг; от сего должно было происходить доброе нравственное и религиозное действие на народ» 115 . Подобным образом и нынешние отчеты об обозрении епархиальными преосвященными их епархий и отчеты о церковных школах единогласно свидетельствуют, что «дети православных родителей, учившиеся в школах, уже не могут тяготеть к расколу» 116 . Гораздо труднее было выполнить чрез приходскую школу вторую задачу. Митрополит хорошо знал крайнее предубеждение раскольников против православного духовенства и считал такое отношение их «очень естественным» 117 , знал и «правило раскольников убегать сношения с православным духовенством» 118 , «не входить в разговор с ним» 119 и вообще «не допускать его до себя» 120 . Он понимал, что тоже предубеждение может породить и школа, находящаяся в руках духовенства. Поэтому, рекомендуя ее в числе средств борьбы с расколом, в тоже время он писал об ней: «сие средство трудно сделать употребительным в отношении к раскольникам, которые, конечно, захотят лучше раскольнику же вверить своих детей, нежели православному священнику» 121 , Чтобы уничтожить такое препятствие, он проектировал в то же время употребить против раскольнического обучения чисто внешнее средство; считал «нужным», «чтобы учителям раскольническим поставлена была преграда силою новейших узаконений министерства просвещения» 122 . Преграды, действительно, были поставлены. Но, вероятно, и эта мера не принесла желанных результатов, хотя к ней и прибегал тогда м. Филарет, как свидетельствуют об этом два письма его к Московскому военному генерал-губернатору, князю Д. В. Голицину. В одном из них митрополит просит «употребить зависящие меры, дабы Торицына (крестьянка, принадлежащая к раскольникам преображенского кладбища) не распространяла раскольнического учения посредством обучения детей» 123 ; а в другом –«обратить внимание на крестьянина (бронницкого уезда, деревни Кладкова) Аверкия Иларионова, чтобы он не обучал и раскольнических детей, не имея на то права и дозволения, а наипаче православных отцов детей» 124 . |
| Нынешнему сказал я, что раскольнический архиерей будет служить в таком-то доме, в такой-то день и час. Ничего не оказалось, по всей вероятности потому, что доверенное лицо начальника было более доверенным лицем раскольников. Что тут делать? Господу помолимся о заблуждающихся и о покровительствующих заблуждающимся» 1051 . Равным образом, в особенно важных случаях, м. Филарет продолжал отправлять свои сведения и Св. Синоду. Так, в 1854 году, на основании известий, полученных им из Рязани, он (от 25 сентября) доносит Св. Синоду, что «там (т.е. в Рязани) открыто письмо раскольнического лжеепископа к мирянину, как видно, расколоводителю, в котором лжеепископ извещает о постановлении белокриницкой лжемитрополией нового лжеепископа, с наименованием архиепископа Владимирского 1052 , изъявляет недоумение признать ли его, потому что он поставлен без согласия двух первых лжеепископов». Доводя до сведения Св. Синода вместе с тем и о том, что эти лжеепископы австрийской иерархии, «под гражданскими именами и званием, тайно бывают в Москве и в других городах и ставят для раскольников лжесвященников», Московский святитель при этом замечает: «не нужно объяснять, как опасно для словесного стада, когда волки не отвне уже видимо нападают, но среди овец, во овчей одежде, неусмотримые сторожами, ходят» 1053 . Как бы в ответ на это донесение м. Филарета, через некоторое время выходит новое Высочайшее распоряжение, направленное против австрийской иерархии, которым вменялось Московскому генерал-губернатору в обязанность «принять негласные, но деятельные меры» к отысканию лиц означенной иерархии 1054 . Результатом этого распоряжения были усиленные розыски австрийских попов и архиереев, при чем особенную энергию в этом деле обнаружил незадолго до этого времени определенный смотрителем рогожского кладбища чиновник Мозжаков 1055 . Правда, все эти строгости Николаевского времени по отношению к австрийской иерархии не прекратили, да и не могли прекратить ее существования в России, потому что вместо арестуемых попов тотчас же появлялись в избытке новые 1056 . |
|
|
