| Но у преображенцев есть г-да Егоровы, а у рогожцев целый легион таких Егоровых. И вот Рогожское Кладбище, с разрешения правительства, более десяти лет опекается тридцатью выборными псевдоокружниками. Но так как в течение этих десяти лет некоторые из выборных умерли, а иные сделались несостоятельными, между тем как явились новые капиталисты, получившие значение в раскольническом обществе, к тому же предстояло двух попечителей Рогожского Кладбища, отслуживших трехлетний срок, Мусорина и Михайлова, заменить новыми, то и решено было к новому году произвести новые выборы «тридцати». Главный вопрос в возникшей по сему случаю избирательной агитации касался г-на Шибаева: попадет он в число «тридцати», или не попадет? Его патрону, который считается главою московских поповцев и у которого г-н Шибаев состоит главным агентом по раскольническим делам, чрезвычайно хотелось провести его на выборах, и с Мясницкой отдан был приказ «вотировать» за Ивана Иваныча; но были справедливые опасения, что приказ этот, пожалуй, не воздействует, так как Иван Иваныч, слишком властно распоряжающейся и на Кладбище, и в Духовном Совете, расположением раскольнического общества не пользуется. 29 декабря в конторе Рогожского Кладбища происходили окончательные выборы: избирателей по повесткам явилось более ста. Ив. Ив. Шибаев в число «тридцати» не попал, к крайнему своему и своего патрона сожалению; но, в утешение им, Ивана Иваныча выбрали в число кандидатов к «тридцати», избранных также в количестве тридцати, на случай выбытья кого-либо из них. В попечители же на место Мусорина и Михайлова, как слышно, выбраны Медведев и Клейменов, недавно обратившийся из противуокружников. Выбор Клейменова сделан, конечно, в тех видах, чтобы таким к нему вниманием расположить и других противуокружников к переходу в окружники. Итак, управление богатым Рогожским Кладбищем снова закреплено за псевдо-окружниками. Но справедливо ли и законно ли? Разве, повторим опять, не имеют права на участие в этом управлении и на службу в рогожских часовнях и противуокружники и особенно беглопоповцы, которыми собственно Кладбище и учреждено? Достойно удивления, что они не предъявляют, где следует, своих прав на Рогожское Кладбище. |
| Беседа продолжалась около 3 часов. Село Бунырево Следующая моя миссионерская поездка, вместе с о. Митрофаном Мерцаловым, была совершена уже по зимнему пути 16–17 Ноября. В эти числа я посетил село Бунырево, Алекс, уезда. В первый раз я посещал это село 3 Февраля 1901 года, о чем подробно рассказано в первом выпуске моих „Наблюдений и впечатлений миссионера» (стр. 21–24). Здесь было отмечено только, что село Бунырево „среди раскольнических пунктов занимает первое место после с. Липиц по числу проживающих там раскольников, при чем раскольники эти принадлежат к одной из наиболее вредных безпоповщинских сект – Федосеевской». На этот раз собраны более подробные сведения о состоянии раскола в означенном приходе. Раскольники – Федосеевцы проживают в трех селениях этого прихода – именно: в самом селе и деревнях – Погиблове и Мясоедове, причем они распределяются следующим образом – в селе 2 дома, состоящие из 7 душ муж. п. и 12 жен. п., в Погиблове 3 дома-из 20 душ муж. п. и 15 жен. п., в Мясоедове 1 дом – 3 души муж. п. и 5 жен. п.; – всего 62 человека (30 муж. п. и 32 жен. п.). Все они крестьяне и живут дов. замкнуто. Для совершений треб – крещения, исповеди и погребения – они привозят „отца духовного» из г. Серпухова с Мараевой фабрики, а иногда и сами туда ездят. – Наиболее видными представителями раскола в данной местности являются – в самом селе крестьяне Макар Филиппов, и Иван Андреев (дядя и племянник) по фамилии Горловы, сын Макара Петр, привезший себе незаконную жену с Кавказа, а в дер. Погиблове – Дементий Филимонов и Андрей Федоров Соболев. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что как Иван Андреев (в самом селе), так Андрей Федоров (в Погиблове) состоят сельскими старостами, так что местная власть находится в руках раскола, чем не особенно таки довольно православное население. которое, между прочим, высказывало открыто такое неудовольствие по тому случаю, что для православных отведено новое кладбище дов. далеко от храма, тогда как старообрядческое кладбище находится вблизи от храма. |
| Тайные, с величайшими предосторожностями с места на место переезжавшие попы не могли вполне заменить дозволенных. Кроме того, что их приобретение, препровождение с места на место и охранение во время отправления ими своих обязанностей сопряжены, были с большими расходами и угрожали постоянной опасностью, личные качества этих, так называемых, «проезжих» попов внушали сомнение и отвращение даже невзыскательным на этот счет раскольникам: все они предавались безобразному пьянству и распутству; а так как относительно их уже нельзя было раскольникам собирать такие точные справки, какие делались о прежних, дозволенных попах, то между ними не редко оказывались запрещенные, лишенные сана, даже самозванцы, никогда не бывавшие священниками; явились, наконец, промышленники, торговавшие поповством и попами 88 . Все это очень скоро дало почувствовать старообрядцам действительную силу и важность постепенно издававшихся правительственных распоряжений против беглопоповства: ввиду той настойчивости, с какою следовали одно за другим эти распоряжения, они ясно поняли, что их бегствующему священству действительно угрожает опасность конечного оскудения. Необходимо было придумать для отвращения этой опасности какие-либо более верные средства, нежели приобретение и содержание тайных попов, под негласным покровительством продажных чиновников. Более верного и удобного к тому средства старообрядцы не находили, как просить верховную власть о возвращении к прежним порядкам, о восстановлении в полной силе и действии изданных в 1822 году правил относительно священников, уходящих от православной церкви в расколе. Действительно, просьбы такого рода были во множестве подаваемы от разных раскольнических обществ высшим правительственным лицам и даже на Высочайшее имя. Почин в этом деле принадлежал московским поповцам, прихожанам Рогожского кладбища, которых, как мы видели, прежде других старообрядцев коснулись новые, стеснительные для их духовенства мероприятия. Как только последовало воспрещение принимать новых попов на Рогожское кладбище, в том же 1827 году, главные по своему богатству и влиянию члены московского старообрядческого общества, от имени всех прихожан Рогожского кладбища «… возымели смелость, – как сами они впоследствии писали, – повергнуть к стопам великого государя императора всеподданническое прошение», в котором, изложив подробно, каким бедственным положением в деле спасения» угрожает им лишение возможности получать «законным порядком» священников от великороссийской церкви, какие отсюда могут проистекать «затруднения и недоумения» для самого правительства по делам о старообрядцах, «… умоляли благость Его Императорского Величества о дозволении им по-прежнему, на основании Высочайше дарованных в 26-день марта 1892 года правил, принимать приходящих к ним священников и диаконов». |
| В половине июля к нам прибыл новый Секретарь – Вам, я думаю, и по Семинарии небезызвестный. Это – Алексей Егорович Беляев 1068 моложе нас курсом, кандидат нашей академии, из Владимирской Семинарии, родной брат Преосвященного Вятского Аполлоса 1069 . Человек, кажется, хороший. Вероятно и Секретарь будет хороший. Дела Консисторские, без сомнения, должен знать хорошо – служил лет 12 Секретарем Курской духовной Консистории. Наш маститый Архипастырь живет теперь в Черкизове и, конечно, может отдыхать там покойно, имея таких благонадежных и преданных помощников, как Преосвященные – Амвросий и Алексий. Распоряжениями их и действованиями все довольны. Отношения между ними и Консисторией наилучшие – всё обещает Московской епархии благоденственное и мирное житие. В настоящее время у нас, как и везде, и в Харькове, конечно, заботу дня составляет добровольный флот. Только в Николоявленском приходе сей предмет не возбуждает пока движения, по запустению прихода; наши прихожане, в большинстве дворяне и помещики, все разъехались по своим имениям, а другие живут на дачах. Итак надобно дожидаться, когда возвратятся в Москву. Ваше Преосвященство желаете знать, как решено дело по просьбе раскольников о снятии печатей с алтарей в храмах Рогожского кладбища. Я, кажется, писал Вам, с какою ловкостью воспользовались они последней войной за освобождение единоверных нам славянских племен, чтобы расположить Государя и им – Его собственным верным подданным даровать свободу молиться за него, которой будто бы лишены они чрез запечатание их алтарей. Консистория, рассмотрев обстоятельство, вследствие которых последовало Высочайшее повеление о запечатании раскольнических алтарей на Рогожском кладбище, по настоянию Митрополита Филарета, – пришла к следующему заключению: из вышеписанного видно, что: 1) раскольники Рогожского Кладбища не лишены святой молитвы, как они пишут во всеподданнейшем прошении, а лишены только открытого богослужения, по непринятию ими законно-поставленных священников; 2) в 1856 году не по распоряжению бывшего Министра Внутр. Дел г. Бибикова, а по Высочайшему повелению алтари их часовни, за выбытием из раскола последнего священника Русанова, запечатаны с воспрещением допускать новых священников без присоединения к православию или единоверию; 3) ходатайство раскольников об открытии алтарей в Рогожских часовнях противно ясно выраженной на журнале Секретного Комитета 1856 г. июня 16 дня Высочайшей воле ныне Царствующего Государя Императора; 4) ходатайство сие или не имеет цели, или имеет целью, также вопреки Высочайшей воле, домогательство признания законным открытого богослужения чрез так называемых австрийских лжесвященников, которых теперь большая часть поповцев принимает, и таким образом допущение в единой соборной и Апостольской церкви двух иерархий друг от друга независящих и равноправных – что не только противно существу и духу церкви православной, но и гражданскому строю. |
| Вот корректурные листы статьи В. Е. Кожевникова 417 послал к отцу Онуфрию, так как в ней не мало говорится о делах, которые делал именно он: для меня важно подтверждение с его стороны. Надеюсь, что он не откажет это сделать и не задержит корректуру. Воейков начинает беспокоить меня по поводу жалобы, поданной раскольниками генерал-губернатору. Вчера получил от него письмо с вопросами и ныне ответил. Ныне же писал об этом деле К. П. Надеюсь, что он защитит меня от сильных московского мира. Он прислал мне выписки из какой-то газеты «Жизнь», где поносят меня за Верховского, утверждая, что не Синод, а я лишил его сана. Так будто бы говорит сам Верховский. Странные люди!» 418 Упоминание о г. Воейкове требует объяснения Еще в начале 1884 года раскольники австрийского согласия подали на меня жалобу тогдашнему генерал-губернатору Москвы, князю Долгорукову, что я будто бы оклеветал их, напечатав в Братском Слове, что они распечатали олтари Рогожского Кладбища, запечатанные по Высочайшему повелению, и нанес им оскорбление, назвав их фальшивомонетчиками, за что, равно как и за другие якобы клеветы на них, просили подвергнуть меня законной каре. Жалоба подписана была едва ли не сотней представителей Рогожского раскола, во главе коих красовались имена Тимофея и прочих Морозовых, Козьмы Солдатенкова и т. д. О том, что раскольники подали на меня какую-то жалобу князю Долгорукову, я скоро узнал; об этом писал мне и о. Павел. Никаких сериозных последствий жалобы, для которой, как я был уверен, раскольники не могли найти законного основания, я не ожидал и был совершенно покоен. Но вот, спустя слишком год, в августе 1885 года, является ко мне состоявший по особым поручениям при генерал-губернаторе, бывший жандармский генерал-лейтенант А. В. Воейков и объясняет, что ему поручено князем Долгоруковым конфиденциально отобрать у меня сведения по поводу поданной на меня его сиятельству жалобы старообрядцев Рогожского Кладбища, которую и предъявил мне для прочтения 419 . Познакомившись с содержанием раскольнической жалобы, я объяснил генералу Воейкову, что в ней от начала до конца говорится совершенная неправда, – нигде и никогда не говорил я, что рогожцы распечатали олтари, а утверждал и утверждаю, что они совершенно незаконно, в посмеяние над Высочайшею волею, к запечатанному олтарю приставили новый, в котором их попы и отправляют торжественно литургии; что фальшивомонетчиками их не называл, а только уподоблял таковым за их фальшивое священство. |
| Нам нет нужды подробно рассказывать всю эту историю, тем более, что она давно уже известна 1066 , отметим только главные ее моменты и подробнее остановимся на участии м. Филарета во всем этом деле. Дело началось с письма уже известного нам иеромонаха Парфения. Много потрудившийся в борьбе с расколом, сильно восставший в своих литературных произведениях против новоявленной у раскольников заграничной иерархии, Парфений был возмущен последними событиями на рогожском кладбище и написал об них в Петербург одному лицу, близкому к особе императора Александра II. Письмо было представлено Государю. Последний лично передал его министру внутренних дел для наведения надлежащих справок об изложенных в нем обстоятельствах. Министр в свою очередь препроводил письмо о. Парфения к графу Закревскому, прося у него объяснений по содержанию письма; а этот последний потребовал письменного донесения обо всем случившимся от смотрителя рогожского кладбища Лонгинова. Результатом этих постепенных сношений являются три официальные записки – рапорт смотрителя Лонгинова Московскому генерал-губернатору, конфиденциальное письмо графа Закревского министру и всеподданнейший доклад Ланского Государю 1067 . Все эти три официальные донесения по возникшему делу и решено было министром «повергнуть на Высочайшее благоусмотрение». Общее впечатление из них получилось самое благоприятное для раскольников: прежнее запрещение рогожским раскольникам отправлять в кладбищенских часовнях богослужение выставлялось здесь неслыханным и противозаконным самоуправством бывшего смотрителя кладбища Мозжакова; настоящее разрешение, которое министр в своем докладе прямо приписывает себе, возобновить это богослужение – делом вполне законным и справедливым; а письмо иеромонаха Парфения – неосновательным доносом, «внушенным, по выражению Лонгинова, бессильною злобою против последних справедливых и полезных мер, принятых правительством относительно раскольников». Таким образом, все дело должно было бы завершиться еще большим торжеством рогожских старообрядцев. Но не успел еще министр подать свой доклад и две прочие бумаги Государю, как подоспело донесение Св. Синоду м. Филарета, повернувшее все дело совершенно в противную сторону. |
| Г. Лабутиной православного вероисповедания, м. Филарет, извиняя незаконный поступок последней (т.е. венчание в раскольнической часовне), как «дело погрешительной совести», вооружается против поступка беглого попа, повенчавшего этот брак, – как такого поступка, который «не есть терпимый». «Ибо если православный священник, рассуждает Московский святитель, наказывается за обвенчание лица чужого прихода, то раскольнический поп, только по снисхождению гражданского правительства терпимый, за обвенчание и совращение в раскол лица православного тем более от правосудия не ограждается; первое же действие правосудия против беглого есть не терпеть его более, как беглого, а препроводить к начальству, от которого он сделал побег» 679 . Таково же было решение м. Филарета по поводу брака мещанки Федосьи Ермолаевой, – православной, с раскольником мещанином Долгановым, совершенного на Рогожском кладбище. Когда Федосья Ермолаева обратилась к Московскому епархиальному начальству с прошением освободить ее от сожития с раскольником Долгановым и дозволить ей вступить в законный брак с лицом православного исповедания, м. Филарет, в резолюции по этому делу, признал этот брак «ничтожным, поскольку он совершен не в церкви, священником, не имеющим права священнодействовать, с совращением православного лица в раскол», и потому дозволил «просительнице вступление в законный брак». Вместе с тем «о обнаруженном поступке раскольничьего попа, совершающего (браки) без законного права, и особенно противозаконно принявшего лице, принадлежащее православной церкви», он велел «отнестись на рассмотрение Московского военного генерал-губернатора» 680 . Наконец, по делу о браке православного крестьянина Аксенова, заключенном с раскольницей на Рогожском кладбище, м. Филарет, в отношении к Московскому военному генерал-губернатору, просит «обратить действие начальственного внимания и справедливости» не только «на венчавшего» этот брак попа, но и «на самую часовню», «которые в нарушение прав господствующего вероисповедания и общественного спокойствия совратили и не по принадлежности в свое ведение приняли члена православной церкви» 681 . |
| положил остановиться на основном начале, что раскольникам сект менее вредных дозволяется творить общественную молитву и совершать богослужение по их обрядам как в домах, так и в молитвенных зданиях и (с означенными ниже ограничениями) на кладбищах, но при том непременном условии, чтобы не было «публичного, соблазнительного для православных доказательства раскола». Такое начало признано действующим законодательством, и в изданном в 1858 году наставлении для действий с раскольниками есть особое подробное правило о том, что именно считать публичным оказательством раскола. Но правило это в отношении некоторых вошедших в него подробностей требует на будущее время исправления. Так напр., после этого правила публичным оказательством раскола признаётся, между прочим, «такое пение внутри молелен, которое было бы слышно вне оных», тогда как едва ли даже возможно, чтобы пение в избе или молельне было вовсе не слышно извне; далее, таким же оказательством почитается «торжественное совершение крещения и брака», каковая неопределённость выражений должна вести к частным недоразумениям и злоупотреблениям. Для устранения всех подобных недостатков в редакции действовавшего правила комитетом признано было более основательным заменить оное следующим: «публичным оказательством раскола, соблазнительным для православных, признаются: 1) крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях; 2) употребление вне домов и молелен церковного или монашеского одеяния и публичное ношение икон, и 3) раскольническое пение на улицах и площадях». Запрещение публичного оказательства раскола возбудило в комитете особые рассуждения в применении к богослужению на раскольнических кладбищах. Кладбища, конечно, нельзя уподобить улицам и площадям. Воспретить совершение общей молитвы, хотя бы даже с пением, при отдании последнего долга умершему отцу, близкому родственнику, и т. под., невозможно. Но, с другой стороны, так как раскольничьи кладбища находятся часто в близком соседстве с православными, притом не всегда отгорожены и всё, что делается на них, бывает видно извне, – то также неудобно безусловно применять к ним правила о богослужении в домах и молельнях. |
| Итак, мы говорили собственно о московских австрияках, об их лжеепископах и лжепопах. Впрочем, говорить о московских раскольниках значит говорить о раскольниках всероссийских. Москва составляет центр раскола и московские раскольнические общества дают пример и тон всем существующим в России, – чт творится на Рогожском Кладбище, чт повелевает Савватий, или за его спиной Арсений Морозов, или иной из московских тузов раскола, то делают и повсюду на Руси раскольники Австрийского согласия; чт творится и издается на Преображенском Кладбище, тому следуют и все беспоповцы Федосеевского согласия. Несомненно поэтому, что если московские раскольники Австрийского толка не служили заупокойных литургий и панихид о в Бозе почившем Государе, то и нигде раскольники этого толка не творили о нем поминовений, как и требует того самое их учение о никонианах. Подобно нашему достоуважаемому корреспонденту, и мы внимательно следили, не явится ли телеграммы, извещающей о совершении раскольниками поминовений о почившем Государе Императоре, – и также не видели ни одной. А известно, как любят раскольники посредством телеграмм возвещать всему миру о своих якобы верноподданнических чувствах. Если же при всей охоте их к подобным телеграммам не являлось таковой о совершении поминовений оплакиваемого всей Русской землей незабвенного Императора, то значит, ни литургий, ни панихид по нем и не служилось. Телеграмма «Нового Времени», так обрадовавшая нашего досточтимого корреспондента, не дает оснований для подобной радости. Что в ней говорится? В дополнение к прежним известиям «о служении торжественных (очевидно православными) панихид в 40-й день кончины Императора Александра III-ro», в ней сообщается, что служение таких панихид в этот день происходило также в Твери, Виннице и других городах; к этому извещению о совершенных православными «торжественных панихидах» присовокупляется известие, что в Гродно «был устроен поминальный обед для бедных в казармах Вятского полка на 2.500 человек от старообрядцев с. |
| Но теперь, после первого и недавнего неудачного опыта, они уже не „осмелились“ обращаться непосредственно к Государю и просить именно о восстановлении правил 1822 года, а подали просьбу на имя тогдашнего министра внутренних дел Новосильцева, и притом о дозволении только временного, частного отступления от изданного в 1827 году указа: они именно просили „о принятии вновь на убылое место одного уволенного от своего начальства заштатного священника, изъявившего согласие иметь жительство при московском старообрядческом Рогожском Кладбище и отправлять богослужение и христианские таинства по древлепечатным книгам“. Прошение это было представлено министром на Высочайшее воззрение. Император Николай, обратив внимание на употребленные в нем, очевидно с намерением, неопределенные выражения о тех обязанностях, какие должен исполнять просимый священник на Рогожском Кладбище, велел истребовать у подателей просьбы объяснение, не желают ли они принять этого священника, „как правильно уволенного духовным начальством, на правилах единоверческих церквей“. Взять у просителей это объяснение предписано было тогдашнему московскому генерал-губернатору князю Голицыну, который для этого и пригласил их к себе в Июне месяце того же 1831 года. Никак не ожидавшие предложения принять Единоверие, – предложение, которое, по их понятиям, было равносильно совершенному отказу на их просьбу, – московские старообрядцы ответили, что „на правилах единоверческих церквей принять просимого ими священника не желают, и впредь принимать на таковых правилах священников по совести своей изъявить согласие не могут“ 57 . Таким образом, и вторая просьба московских старообрядцев о восстановлении прежнего порядка в принятии беглых попов потерпела неудачу. Однако же оставить окончательно всякие попытки в этом роде они все еще не хотели, так как затруднения в приобретении священников, успевшие обнаружиться и по другим местам, настоятельно требовали какого-либо выхода из них. Для совещания и рассуждения о средствах к отвращению этих затруднении, в начале 1832 года, памятного распространением на все старообрядческие общества воспретительного указа о беглых попах, съехались в Москву значительнейшие представители старообрядчества из разных мест, – из Стародубья, с Ветки, с Иргиза, Керженца, из поволжских и других городов. |
|
|
