| Потери весьма незначительны. Турки бежали в большом беспорядке, и для преследования двинуты драгуны. По этому случаю, после обедни Его Величество приказал отслужить молебен, на котором присутствовал также Главнокомандующий, неожиданно прибывший в это время в Парадим. К вечеру прискакал в Императорскую Квартиру адъютант Его Высочества Дерфельден с подробным донесением о действиях гвардии под Правецем. В конце обеда Государь подозвал офицеров гвардейского конвоя и приказал прочесть при них вслух полученную реляцию. Задачею отдельного западного отряда было занятие некоторых мест в балканских проходах, чтобы укрепившись, препятствовать всякой попытке со стороны турецкой армии протянуть руку помощи Плевне. 9-го ноября началось передвижение войск генерала Гурко с целью сосредоточиться на местах сбора отрядов; каждому из них предстояло особое назначение в исполнении общей задачи. Прежде всего надо было взять селение Правец, лежащее на полпути между Этрополем и Орханиэ и представляющее весьма крепкую от природы позицию, усиленную еще фортификационными сооружениями. Для развлечения неприятельских сил генерал Гурко совершил одновременно с атакою Правецкой позиции, две демонстративные атаки, по ту и другую сторону от Орханиэ и Правца: первую на укрепленные селения Новачин и Лютиково, а вторую на город Этрополь, служивший ключем к двум весьма важным для нас балканским проходам на Златицу и Стрыглъ. Главными силами отряда, предназначенного к атаке Правеца, командовал граф Шувалов, начальник 2-й гв. пехотной дивизии. Этот отряд был разделен на две части: с фронта шел генерал Эллинг 1-й и в обход генерал Раух, которому предоставили нанести решительный удар на правецкую позицию, с левого ее фланга, так как силы фронтального отряда должны были только притягивать внимание неприятеля на его собственный фронт. На Новачин и Лютиково двинулся кавалерийский отряд генерала Клодта (6 эскадронов и 6 орудий), а на Этрополь два отряда, под общим начальством генерала Дандевиля. 10-го ноября генерал Эллис сбил турок с передовой правецкой позиции, а затем занял ряд холмов близ Осикова, по обе стороны шоссе неподалеку от Правеца. |
| Вместе с Келлером воевали Андрей Григорьевич Шкуро, оставивший яркие воспоминания о Федоре Артуровиче, и Алексей Михайлович Крымов, который после ухода Ф. А. Келлера из армии с апреля по август 1917 года был командиром корпуса. Еще ранее, в марте 1915 года, когда корпус был только сформирован, А. М. Крымов был назначен исполняющим должность начальника его штаба. Этого времени Келлеру хватило для того, чтобы по достоинству оценить личные и профессиональные качества этого человека. В приказе по корпусу N 17 от 30 марта 1915 года Федор Артурович писал: " Всего несколько дней генерал-майор [А. М.] Крымов прослужил с нами, исполняя должность начальника штаба корпуса, но за это короткое время я не мог не оценить в нем храброго опытного, выдающегося ума человека и ценного советника. Искренне сожалея об его уходе из 3-го кавалерийского корпуса ввиду его назначения на должность начальника отдельной Уссурийской бригады и потере для нас генерал-майора Крымова, я от всего сердца желаю ему и его бригаде славных боевых дел. Храни Вас БОГ, Александр Михайлович, и даст он Вам счастья и удачи " 1. Под командованием Ф. А. Келлера воевали два будущих маршала Советского Союза. Георгий Константинович Жуков, будучи в 1916-1917 годах унтер-офицером 10-го драгунского Новгородского полка, был непосредственным подчиненным Федора Артуровича2. Александр Михайлович Василевский в 1916 году был прапорщиком 409-го пехотного Новохоперского полка 103-й пехотной дивизии 9-й армии и также оставил небольшие воспоминания об одном из своих начальников3. Среди офицеров, непосредственно выдвинутых Ф. А. Келлером, был Василий Евгеньевич Марков, которого Федор Артурович очень ценил. При формировании корпуса Келлер писал в феврале 1915 года начальнику штаба 9-й армии генерал-лейтенанту А. А. Гулевичу: " Убедительно прошу ходатайства и содействия Вашего Превосходительства в случае назначения меня командующим 3-м кавалерийским корпусом об одновременно назначении генерал-майора [В. Е.] Маркова начальником 10-й кавалерийской дивизии. |
| Как малого ребёнка, казак положил на своё седло раненого, и вместе с ним помчался обратно к своим. И уже было пора: на полянке затрещали ружейные выстрелы и ударили две шрапнели. Генерал Самсонов и раненый Генерал А.В. Самсонов, находясь в траншеях во время боя, увидел только что раненого в ногу солдата, почти рядом с ним. Генерал собственноручно сделал ему перевязку и затем, уложив его, сказал: «ну, теперь лежи смирно». – «Что-же, ваше превосходительство, я должен лежать теперя, как малое дитя». – Да, – сказал генерал, – а чтобы тебе не было скучно, возьми соску», – и, вынув из портсигара несколько папирос, подал раненому. Трубач Во время кавалерийской атаки один трубач находился вблизи командира полка. Он заметил, что три австрийских солдата подкрадываются сзади к командиру, чтобы убить его, и привести русский полк в замешательство. Трубач выхватил шашку, бросился и сильным ударом отрубил руку одному, ранил другого в щеку и ухо, а третий обратился в бегство, и смешался с рядами неприятеля. Рядовой Давид Выжимок 22-го августа, при осмотре санитарного поезда, Верховный Главнокомандующий соизволил пожаловать рядовому Давиду Выжимок, из крестьян Полтавской губернии, Георгиевский крест 4 степени. Выжимок состоял вестовым у гусарского офицера, тяжело раненого в голову в бою с германскими войсками и оставленного на поле сражения при отходе гусар. Под сильным огнём Выжимок разыскал своего офицера, и скрываясь под мостами и в канавах от неприятельских дозоров, нёс на себе офицера на протяжении шести вёрст. Подполковник В. Я. Михайлов тяжело ранен в бок и грудь. В течение пяти часов ему пришлось скрываться от неприятеля в канаве. Вместе с Михайловым был барабанщик. – Когда меня ранили, – рассказывает подполк. Михайлов, – я сказал барабанщику, чтобы он оставил меня и спасался бы сам. Сделать он этого не захотел, и все время находился вблизи меня. Немцы прошли мимо в десяти шагах, но к счастью, не заметили нас. Когда немцы ушли, барабанщик сбегал за санитарами, которые и перенесли меня в госпиталь. |
| – Надо с Государем решительно говорить, ваше высочество, – сказал я. – Мама говорила, ничего не помогает, – ответила она. – Теперь вы должны говорить. Я же знаю, что его величество чрезвычайно любит вас и верит вам. Авось, он послушается вас, – настаивал я. – Да я готова, батюшка, говорить, но знаю, что ничего не выйдет. Не умею я говорить. Он скажет одно-два слова и сразу разобьет все мои доводы, а я тогда совсем теряюсь, – с каким-то страданием ответила она. Следующее мое свидание с вел. княгиней Ольгой Александровной было 12 ноября 1918 года в Крыму, где она жила со вторым своим мужем, ротмистром гусарского полка Куликовским. Тут она еще более опростилась. Незнавшему ее трудно было бы поверить, что это великая княгиня. Они занимали маленький, очень бедно обставленный домик. Великая княгиня сама няньчила своего малыша, стряпала и даже мыла белье. Я застал ее в саду, где она возила в коляске своего ребенка. Тотчас же она пригласила меня в дом и там угощала чаем и собственными изделиями: вареньем и печеньями. Простота обстановки, граничившая с убожеством, делала ее еще более милою и привлекательною. Тогда она продолжала верить, что и брат, и его семья еще живы. Глава IV. Накануне войны В сентябре 1913 года обер-прокурор Св. Синода В. К. Саблер сообщил мне о желании Государя поручить мне освящение храма-памятника, сооруженного в Лейпциге в память русских воинов, погибших в Битве народов 5 октября 1813 года. Освящение назначалось на день столетнего юбилея. Предполагалось, что на торжестве будут присутствовать Император Вильгельм и др. высочайшие особы. Мне очень приятно было это поручение, дававшее возможность познакомиться с Германией, границу которой до того времени не переступала моя нога. Я высказал обер-прокурору, что для достойной для России торжественности следовало бы вместе со мною командировать лучшего нашего протодиакона Константина Васильевича Розова (Московского Успенского собора) и синодальный хор. Саблеру понравилась эта мысль. Вскоре я получил официальное сообщение, что, по повелению Государя, я с протодиаконом Розовым и Синодальным хором командируюсь в Лейпциг для освящения храма-памятника. Мы должны были выехать вместе с русской военной миссией, отправляемой для представительства России на торжествах. Во главе миссии стоял великий князь Кирилл Владимирович. В составе ее были: начальник Генерального Штаба генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, Генерального Штаба отставной генерал-лейтенант Воронов, командиры полков: лейб-гвардии Павловского, генерал-майор Некрасов, лейб-гвардии Казачьего – генерал-майор Пономарев и другие, всего, кажется, 14 человек. 1 октября мы выехали из Петербурга. |
| Мог ли думать вообще генерал Гурко, что эти битвы были уже напрасны и бесплодны в тο время!? По занятии Казавлыка и Шипки, он решил перенести театр своих действий за Малые Балканы и взять город Эски-загру, что и было исполнено 10-го июля Казанским драгунским полком. Появление русских в этом городе сопровождалось ликованием и самым восторженным приемом со стороны горожан-болгар. Турецкие власти бежали, но порядок в городе почти не нарушился, благодаря нашему быстрому вступлению. Влиятельные болгары долго отказывались принять на себя управление городом, опасаясь вторично появления турок и их мести. После занятия Эски-Загры были предприняты два набега на ветви железных дорог адрианопольско-ямбольскую и адрианопольско-филиппопольскую. 12-го июля кавалерия испортила телеграф, разрушила полотно и рельсы двух участков и собрала важные сведения о неприятеле. На следующий день генерал Гурко сформировал особый отряд, вверенный герцогу Николаю Максимилиановичу Лейхтенбергскому, с назначением охранять как самый город Эски-Загру, так и выход из ущелья. Только 16-го числа окончательно убедились в значительном сборе турецких войск у станции Карабунар и Тырнова, где, по слухам, собиралась армия Сулеймана, переведенная морем из Черногории. Тем временем генерал Гурко получил от начальника штаба армии извещение, что для усиления его отряда подчиняется ему 1-я бригада 9-й пехотной дивизии и Главнокомандующий представляет ему право действовать по своему усмотрению. Тогда, для обеспечения Ханкиойского перевала, к которому из Иени-Загры ведет ближайшая дорога, генерал Гурко решился немедленно перейти в наступление и взять Иени-Загру раньше, чем армия Сулеймана начнет действовать против его отряда. Атака города Иени-Загра была предназначена на 18 июля и отряд двинулся в нему тремя колоннами. Правая колонна герцога Лейхтербергского 17-го же числа обнаружила движение неприятеля в больших силах и на следующий день частью отступила к Эски-Загре, выдерживая беспрерывный бой. Средняя и левая колонны, 18-го утром, свободно перебрались через горы и спустились в Иени-Загринскую долину, никем не атакованные. |
| В 1903 году генерал Куропаткин сорвал отправку подкреплений на Дальний Восток, под предлогом, что это слишком бы ослабило западную границу. При очевидном не равенстве в условиях мобилизации России и Японии и тревожном положении политических дел уже летом 1903 года, адмирал Алексеев считал необходимым иметь всегда под рукою не менее 50 тысяч войск. Для этого он предлагал сформировать дополнительно 44 батальона пехоты, соответственно увеличить количество кавалерии и артиллерии, усилить гарнизон Порт-Артура, приблизить войска к району сосредоточения армии и придать им новую «стратегическую организацию». Но уже на совещаниях, происходивших в Порт-Артуре в июне 1903 года, под председательством Военного Министра, генерала Куропаткина, все эти пожелания подверглись сокращению. Вместо 44 батальонов пред положено было сформировать лишь 22, а фор мирование особого Квантунского армейского корпуса признано было и вовсе ненужным. (!) В ок тябре того же 1903 года адмирала Алексееву предложено было отказаться от одного из двух армейских корпусов , предназначенных к перевозке в Маньчжурии в случае войны. Когда он на это не со гласился, то число формируемых батальонов было сокращено с 22 до 18. Формировать 9-ю Восточно-Сибирскую стрелковую бригаду предложено было путем выделения батальонов из состава других Восточно-Сибирских стрелковых бригад. Это формирование было отложено до весны 1904 года! Телеграмма Управляющего Военным Министерством Генерал-Лейтенанта Куропаткина – Начальнику эскадры Тихого океана Контр-Адмиралу Дубасову. 4 Апреля 1898 г. 952.//Галенин Б.Г. Цусима – знамение конца русской истории. Т. I. Книга 1. Часть пятая. Глава 10. Адмирал Дубасов пытается отстоять Порт-Артур. Раздел: Стратегии не надо! Генерал Куропаткин – адмиралу Дубасову. С. 314. Депеша 28 июля, 3312.//Цусима – знамение конца ... Т. I. Книга 2. Часть вторая. Глава 2. Восстание ихэтуаней. Год 1900. Раздел: Ценные указания генерала Куропаткина, или « укрепление Кинь чжоуской позиции признается мерой прежде временной». С. 489. |
| Одна пехотная бригада этой дивизии размещалась в мирное время в Орле, а вторая (143-й пехотный Дорогобужский полк и 144-й пехотный Каширский полк), на что надо обратить особое внимание, в Брянске! А совсем рядом с Брянском, в Стародубском уезде, находилось родовое гнездо Лашкевичей – хутор (помещичье имение) Веркеевка. Таким образом, Лашкевич нашёл себе должность рядом со своим имением со всеми вытекающими отсюда благами. В течение шести с половиной лет он этими благами пользовался в полной мере, бросая боевую подготовку вверенной ему дивизии на самотёк. После развала семейной жизни на воинскую службу он обращал мало внимания. Видимо, эта ситуация стала совсем нетерпимой, и 23 апреля 1913 года Лашкевич был переведен на равнозначную должность начальника 28-й пехотной дивизии, составлявшей гарнизон крепости Ковно. Подальше от своего имения… Обратим внимание на то, что по результатам участия в Русско-японской войне карьерный рост Лашевича резко остановился. Закончив Русско-японскую войну начальником дивизии, он и к началу Первой мировой войны был также начальником дивизии. Причём все дивизии, которыми он командовал, были специфичными. 8-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия во время войны составляла гарнизон тылового города Владивостока и в боевых действиях не участвовала. 36-я пехотная дивизия дислоцировалась рядом с имением её начальника. 28-я пехотная дивизия составляла гарнизон крепости Ковно. Сравним служебный паралич Лашкевича со служебным ростом командующих армиями Северо-Западного фронта, а также командующих корпусами и начальниками пехотных дивизий 1-й русской армии. В состав Северо-Западного фронта входили две армии. Генерал от кавалерии Ренненкампф, начавший русско-японскую войну начальником Забайкальской казачьей дивизии, в августе 1914 года был командующим 1-й русской армией. Генерал от кавалерии Самсонов, в начале русско-японской войны командовавший Уссурийской конной бригадой, теперь возглавил 2-ю русскую армию. В составе 1-й русской армии было три армейских корпуса. |
| Слово при погребении почившего в Бозе главного командира Черноморского флота и портов, генерал-адъютанта, адмирала и кавалера разных отечественных и иностранных орденов Михаила Петровича Лазарева (1851 г.) Итак, плавание вокруг всего света кончилось! Парус, боровшийся со всеми ветрами и на всех концах земного шара, опущен и свит навсегда! Якорь, мертвый якорь, – брошен! Корабль в неисходной уже пристани! Поднимайтесь теперь, откуда угодно, ветры и волны: всесветный пловец наш не выйдет уже на борьбу с вами! Скапливайтесь и неситесь бури и тучи: вы не увидите у кормила прежнего неустрашимого кормчего! Блистайте молнии и гремите громы: прилегший к сердцу земли слух его не услышит вас и для пробуждения своего будет ожидать одной трубы Архангела!.. Имея в виду недавно еще так крепкий состав корабля, припоминая особенную способность его к плаванию, невольно думаешь: зачем бы так рано, до заката солнца, остановился навсегда в пристани? Почему бы не развить еще паруса и не идти далее? Не показать новых опытов неустрашимости и искусства? – Этого именно желали монарх и Отечество; этого надеялись все подчиненные и соучастники трудов; для этого истощало все средства искусство врачебное; об этом со всеусердием молились присные и друзья, – и все осталось без действия! Ангел жизни и смерти пришел с повелением Всевышнего, – и безсмертный дух возвратился к Богу, иже даде его, оставив нам одну бренную плоть, готовую обратиться в землю, от нея же взята есть. Дерзнем ли пререкать воле Небесного Самодержца? Говорить или думать, что такой общеполезной жизни надлежало продлиться еще?.. Но кто мы, чтобы проникать в тайну судеб жизни человеческой, которая рукой Самого Создателя запечатлена семью печатями? Если бы существование наше ограничивалось одной землей, то мы имели бы некоторое право искать и требовать ее полноты и, так сказать, округлости, но коль скоро земное поприще есть только ступень в лествице бытия человеческого, коль скоро беземертно-му духу нашему предлежит вечное восхождение на высоту и нескончаемое приближение к безконечному совершенству, – то пред этой мыслью должны сами собою умолкнуть все наши земные помыслы, желания и расчеты времени. Взирая с этой стороны на так называемое преждевременное скончание земного жительства собратий наших по плоти, мы должны не сетовать и сокрушаться, а скорее утешаться духом, если они не слишком медлят на земле и, несмотря на все привязывавшие их к нам узы, неудержимо стремятся от нас об он-пол 125 бытия, показуя тем каждому, что существенное назначение наше не здесь, а там – горе, что для всех нас потому «едино есть на потребу» ( Лк. 10:42 ), а все прочее, как ни важно в земном отношении, не много значит для Неба и вечности... |
| «Маёшка», или проделки юнкера Лермонтова Ему доставляло большое удовольствие показывать свою силу, главным образом в руках. 15 октября, 2014 Ему доставляло большое удовольствие показывать свою силу, главным образом в руках. Лет сто назад в петербургском Николаевском кавалерийском училище царил культ «корнета Лермонтова». «Славная Школа» гордилась своим выпускником, в его честь здесь проводились праздники и выставки, был создан музей и установлен памятник. Юнкера свято чтили «лермонтовские» традиции и передавали их из поколения в поколение. После революции, оказавшись в эмиграции, один из бывших юнкеров, ротмистр 2-го лейб-гусарского Павлоградского полка Константин Скуридин написал небольшое исследование, посвященное учебе Лермонтова в Школе. Сегодня, в день 200-летия со дня рождения поэта, мы предлагаем это исследование вашему вниманию. В 1832 году М.Ю. Лермонтов подал прошение в Императорский Московский Университет об увольнении его из Университета «по домашним обстоятельствам» с просьбой приложения «надлежащих свидетельств для перевода в Императорский Санкт-Петербургский Университет с зачетом времени его пребывания в Московском Университете на словесном отделении». В просьбе Лермонтову Петербургский Университет отказал и разрешил прием на условиях сдачи вступительных экзаменов на 1-й курс. Вместо университета Лермонтов поступил в Школу Гвардейских Подпрапорщиков и Кавалерийских Юнкеров, несмотря на желание его бабушки Е.А. Арсеньевой «не видеть своего внука военным». Ряд обстоятельств был причиной принятого Лермонтовым решения: прельщал короткий срок обучения, соблазняла военная служба с возможностью быстрой карьеры и скорой выслуги лет, наконец, уговоры друзей и родственников, уже поступивших в Школу. 4 ноября 1832 г. Лермонтов со всеми прочими «недорослями из дворян» держал экзамен и по оценке полученных баллов был зачислен приказом от 20 ноября кандидатом в Школу. 14 ноября был принят на службу лейб-гвардии в Гусарский полк на правах вольноопределяющегося унтер-офицера, а 18 декабря последовал следующий приказ по Школе: «На основания предписания заведующего Школой Гвардейских Подпрапорщиков и Кавалерийских Юнкеров г. генерал-адъютанта Нейгарта от 17-го числа сего декабря за 273 определенные на службу, на правах вольноопределяющихся, в полки лейб-гвардии недоросли Михаил Лермонтов в Гусарский, Александр Головин в Конный и Николай Вырубов в Измайловский, переименовываются первые двое в юнкера, а последний в подпрапорщики с показанием по спискам из дворян, о чем объявляя по вверенной мне Школе, предписываю гг. эскадронному и ротному командирам с означенных юнкеров Лермонтова и Головина и подпрапорщика Вырубова, взыскать за употребленную при рассмотрении из документов вместо гербовой простую бумагу с каждого за один лист по два рубля, и доставить ко мне для отсылки в Уездное Казначейство. Генерал-майор барон Шлиппенбах». |
| Государь лежал еще в постели и просматривал полученную Им телеграмму от Главнокомандующего из Богота. Когда вошел поручик Вороновнч и поклонился, Его Величество, подозвав его к Себе, приказал ему сесть на постель, и радуясь, что бой обошелся без жертв, обнял и поцеловал его. Затем Государь приказал поручику Вороновичу рассказать подробности дела. Впереди наших пеших орудий заняли позицию, полукружием, московский и Лейб-гренадерский полки, а на флангах стала кавалерия с конной артиллерией. Две роты гв. сапер помогли полкам быстро выкопать ложементы и чрез это наша позиция была обеспечена. Лб. гв. Литовский и Гренадерский полки поместились в резерве. Со стороны Орханиэ у шоссе расположилась кавказская бригада, выдвинув вперед всю артиллерию. В начале 12-го часа орудия наши открыли сильный и сосредоточенный огонь по Телишу. Турки отвечали. Ружейный их огонь не мог достигать нашей артиллерии, между тем, залпы беспрестанно посылали им по 72 снаряда во внутрь редута. Особенно губительно было действие наших шрапнелей. Вскоре показался неприятель, шедший из Радомирца на помощь к Телишскому гарнизону. Черкесы бросились было на нашу кавалерию, но лейб-уланы их быстро прогнали. Преследуя турецкую кавалерию, уланы достигли опушки леса, в которой засела пехота. Не долго думая, храбрые уланы кинулись на стрелков и, не смотря на ружейный огонь, изрубили многих из них. 5-я конная батарея учащенной стрельбою не дала сняться неприятельской артиллерии с передков и таким образом отступление лейб-улан могло быть совершенно в полном порядке и даже шагом, с мужественным спокойствием. После этого против нашего левого фланга турки отступили. Убедясь, что турки прекратили огонь из редута, генерал Гурко подал нашей артиллерии сигнал отбоя и послал в Телиш корнета князя Церетелева с переводчиком и шестью пленными турками, из числа взятых в Горном-Дубняке. Князь Церетелев был снабжен письмом, в котором заключалось предложение сдаться. На встречу нашему парламентеру выехал из редута начальник штаба телишского отряда и, переговорив с ним, поскакал сам к генералу Гурко, стоявшему в лощине близ шоссе. Целью этого посещения было желание узнать условия капитуляции. Генерал Гурко объявил, что если чрез полчаса не будет положено оружие, то он возобновит бомбардировку и не прекратит ее, пока в Телише не останется, как говорится, камня на камне, а тогда уже ни одного человека не выпустит оттуда; в случае же немедленной сдачи, обещает всех желающих, после обезоружения, отпустить на свободу. Турецкий офицер тотчас же поскакал назад, и не прошло десяти минуть после того, что он скрылся за бруствером редута, как турки уже выкинули белый флаг. В ответ на это, поле огласилось победным «ура» русских войск. |
|
|
