| Слово Божие приносит плод, когда человек размышляет о прочитанном. При этом святые отцы советуют «мало прочитывать и много рассуждать, что читается» (146, 296). В этом случае читаемое будет лучше восприниматься умом и сердцем человека, укрепляться в памяти. «В размышлениях о слове Божием нельзя допускать произвола, но следует руководствоваться толкованиями святых отцов» (146, 296). Как и в любой науке, приступающим к «науке евангельской» сначала трудно дается ее изучение. Но систематическое чтение Слова в сочетании с практическим исполнением его в жизни открывает человеку духовный простор, становится его насущной потребностью. Благодаря постоянному изучению слова Божия душа человека постепенно совершенствуется и восходит от силы в силу. Изучение Слова Божия должно непременно сочетаться с посильным практическим применением евангельских заповедей. «Самым благоприятным временем для приобретения навыка в чтении Слова являются детские и юношеские годы. Юное сердце более удобно воспринимает «духовное семя» (146, 298). Если человек с детства приучен черпать из Слова благодатные наставления, то с течением времени чтение для него станет насущной потребностью. Наряду с изучением Священного Писания, отцы Церкви большое значение придают чтению житийной, святоотеческой и богословской литературы. Духовные книги дают возможность правильно понять смысл Священного Писания, понять состояние своей души. Святые отцы и подвижники не теоретически, но практически, опытно познали человеческую природу с ее немощами и страстями, научились побеждать злое, глубоко постигли путь благочестия и спасения и этот свой богатый духовный опыт зафиксировали в своих писаниях (146, 298). Святые отцы советуют быть «очень внимательным при выборе книг для чтения, так как неправославные авторы могут принести вред душе (Там же, с. 298). Еще более неразумно поступают те люди, которые стремятся найти ответ на свои вопросы в «лжеименном разуме». Большую пользу приносит человеку чтение житий святых, где имеется множество примеров высокой духовной жизни (160, cл. XXII). |
| Министерству образования ни в коей мере не допускать снижения профессиональной подготовки учителей; 5 . Включить в систему переподготовки и повышения квалификации педагогических кадров курс «Основы православной культуры». Совместная воспитательная работа При планировании и определении содержания воспитательной деятельности следует учитывать опыт Церкви по раскрытию смыслов основных педагогических понятий. Наиболее часто мы встречаем такие понятия, как «духовность» И «патриотизм». С православной точки зрения в основе духовного воспитания лежит воспитание праведности и целомудрия . Именно это и следует положить в основу духовно-нравственного воспитания молодежи. Следует включить в различные образовательные области разделы, в которых обосновывалась бы необходимость целомудренной и праведной жизни. Примеры такой жизни мы найдем в житийной литературе, изучая детские годы святых и подвижников благочестия. Необходимо исключить из образовательного пространства предметы и разделы, проповедующие ценности, противоположные названным . Известно, что целомудренная праведная жизнь расширяет и познавательные способности учеников. Патриотизм следует рассматривать как желание во имя любви для процветания своего Отечества в случае необходимости отдать за него жизнь. Патриотическое воспитание основано на православном представлении о вечной жизни, на воспитании жертвенности, на преодолении эгоизма и самости. Большую роль в патриотическом воспитании детей играют музеи боевой и трудовой славы. Школам совместно с Церковью следует восстановить эти музеи, дополнив их разделами о мучениках и подвижниках благочестия. Следует совместно восстановить молодежные организации и движения, положив в их основу военно-патриотическое воспитание . Важным моментом является подготовка учеников к семейной жизни на основе православных традиций. В семье мы встречаем иерархические отношения, построенные на добровольном принятии своего места в семейной иерархии и связанных с этим обязанностей и ответственности. Иерархические отношения построены на основе послушания и смирения. |
| Основной принцип изложения видения Никона традиционен для этого жанра и основан на документализме и доказательстве достоверности произошедшего; видение имеет чёткую структуру, автор обозначает начало и конец видения, описание события предельно конкретно и сухо, отчего у читателя возникает ощущение, что всё произошло очень быстро и неожиданно даже для Никона. Возможно пытаясь именно это доказать царю, автор подчёркивает такие детали, как внезапность видения («И се внезапну я, богомолец ваш, стоя на своем месте, увидел венец царский на воздусе злат...»), обычность занятий Никона, которые не предвещали ничего чудесного; размышления Никона об увиденном, которые сопровождают его рассказ о чудесном явлении, усиливают мотив божественного промысла и подчёркивают, что всё произошло не по желанию Никона, а по воле свыше («И то в разуме помыслил: кем тот венец движится ? И то в памяти есть, что тот венец собою двигался ...»). Стремление к достоверности в изображении видения привело Никона к использованию способа «литературной материализации» (термин А.И. Робинсона) видения – при помощи перенесения конкретных ощущений, полученных во время видения, в реальность: очнувшись от страха, Никон ощущал на своей голове венец («И аз... чая чювствено и обоими рукама на своей главе осязал»). Такой художественный приём характерен для видений святых, созданных в традициях агиографии 483 . Влиянием житийной традиции можно объяснить и стремление автора усилить долю чудесного при характеристике обстановки видения: Никон говорит о странных явлениях, происходивших в соборной церкви, свидетелями которых стали казначей Никандр, дьяк Парфений и другие люди, слышавшие «клопот велик» и «голку необычную» 1, л. 125). Использование традиционной схемы для рассказа о личных психологических опытах – приём средневековой литературы, дающий автору возможность уподобить описанное им событие другому, давно произошедшему событию, для придания ему большего значения 484 . Мировоззрение Никона – человека Средневековья, отразило пронизывающий культуру того времени принцип подобия, уподобления сакральным образцам, характерный для всех сфер человеческой деятельности 485 . |
| Отсюда следует, что введённые Ионой в Житие Варлаама Важского канонические житийные топосы не «восполняли» отсутствовавшие у него сведения, а были как раз основными элементами, формировавшими образ, необходимыми и достаточными. Как средства создания образа следует воспринимать, конечно, и все прочие топосы и существенные детали в тексте Жития. Поэтому едва ли сообразным общим задачам агиографа представляется утверждение Е.А. Рыжовой о том, что «автор Жития Варлаама Важского строит своё повествование в основной части памятника на теме Новгорода» 473 . Анализируя текст Жития Варлаама Важского как источник сведений по истории и культуре Важского края в XV и XVI вв., исследовательница справедливо рассматривает упоминания о Новгороде как свидетельства местной исторической памяти, отражённой в устных преданиях. Очевидно, что Иона использовал их. Однако едва ли правомерно приписывать чисто исторический интерес к местным преданиям агиографу, чьей задачей являлось создание словесной иконы святого, включённого вскоре в число общерусских святых. Мне представляется, что при интерпретации роли «темы Новгорода» и других тем в Житии следует исходить из основной задачи агиографа – создания образа святого. С этой же точки зрения необоснованным кажется и утверждение Е.А. Рыжовой о том, что «основное содержание Жития святого Варлаама составляет описание 24 посмертных чудес святого» 474 . Несомненно, чудеса составляли необходимую часть Жития, поскольку в них видели свидетельство святости подвижника. Более того, детали, которые обнаруживаются в разнообразных ситуациях, описанных в чудесах, дополняют образ святого. Наконец, нельзя не согласиться с тем, что описания чудес в Житии имеют «особое значение для воссоздания историко-культурного фона Важского края в XV–XVI вв.» 475 , потому что именно в них мы встречаем больше всего местных реалий, видим людей Поважья в их повседневной жизни. Однако, как бы ни были красочны описания чудес, они не рисуют образа святого в его целостности, и потому не могут составлять основное содержание Жития. |
| В этой связи трудно не вспомнить простосердечную легенду о чуде, явленном от могилы Григора в Нареке много времени спустя после смерти поэта 108 . Владевший тогда Нареком курд поручил заботам армянской крестьянки свою курицу с цыплятами, но бедная женщина недоглядела – курица со всем выводком забралась от ливня под жернов, жернов, как на грех , упал, и птицы были насмерть раздавлены. Отчаянно перепуганная крестьянка отнесла курицу и цыплят на могилу Нарекаци и положила их там, а сама занялась своими трудами – деревенская работа не ждет! – про себя взывая к его помощи. «И когда прошло около часа, – повествует минейный текст, – увидела она, как идет переваливаясь курица с ожившими цыплятами». Чудеса на могиле святого – общее место житийной литературы, но у этого рассказа – особый колорит, очень домашний; не забыта даже такая подробность, как переваливающаяся походка курицы. Положение, из которого чудесный избавитель вызволяет деревенскую женщину, – вправду серьезное, потому что взбешенный курд не стал бы ее щадить; однако материя сюжета лишена обычной в таких случаях патетики и не выходит за пределы обыденности – тут перед нами не разбушевавшееся море, не тяжкий недуг, не плен в далекой стране, а только курица и жернов, и даже расправа грозит не от какого-нибудь злого царя, а от тирана сугубо локального значения. Способным понять, пожалеть и помочь в житейской беде, совсем «своим» – таким представлялся из века в век Нарекаци армянскому народу. Гений редко бывает также и святым (самый несомненный пример – Августин); но гений и святой в одном лице, про заступничество которого рассказывали бы такие мягкие по тембру легенды, какие связывает армянская агиография с именем Григора, – это, кажется, единственный в своем роде случай. А в фольклоре складывается рассказ о том, как Нарекаци – в действительности ученый монах, вардапет, книжник и сын книжника – семь лет нес смиренную службу пастуха, ни разу не осердившись на скотину, не хлестнув ее и не обидев злым словом. «Блажен муж, иже и скоты милует». Выдержав испытание, он воткнул прут, которым ни разу не была бита ни одна живая тварь, в землю посреди деревни, и прут превратился в куст, напоминающий людям о красоте милости и о славе Нарекаци. Народные итальянские легенды о Франциске Ассизском называются «фьоретти» – «цветочками». Вокруг имени вардапета Григора из Нарека тоже выросли свои фьоретти. |
| Для исследования повседневной жизни русских монахов мы намеренно выбирали простые «безыскусные» жития северных подвижников. И вот почему. Жития, составленные известными агиографами, написаны великолепным языком и прекрасно композиционно выстроены. Но они имеют один существенный недостаток для историка повседневности. Их авторы, как правило, хорошо знали житийную традицию и щедро украшали свои произведения сравнениями, а то и прямыми вставками из творений своих предшественников. Поэтому реальность порой бывает трудно отличить в них от прямого следования агиографическому канону. Жития, написанные скромными монастырскими писателями, наоборот, не так захватывают красотой слога и глубиной рассуждений о смысле бытия. Их авторы одинаково буднично описывают и чудо, и простые реалии повседневной жизни, иной раз даже переступая границы дозволенного каноном. Их горизонт не простирается дальше стен их родной обители. Но это как раз то, что нам нужно. Помимо драгоценных исторических свидетельств в житиях есть все, что мы так ценим в произведениях больших мастеров. Агиографы умели показать переплетение трагического и комического в человеческой жизни, столкновение героического, благородного характера с алчностью и подлостью. В житиях можно найти тонкий юмор и прекрасные пейзажные зарисовки. Но уникальное отличие жития от литературного произведения состоит в том, что любое житие несет на себе печать подлинности, а самая великая литература – это всегда вымысел. Перечитывая жития, не перестаешь удивляться, как можно было не замечать восхитительной красоты, искренности, а главное – исторической реальности этих текстов. Видимо, стереотипы и дух времени иногда оказываются сильнее, нежели научное знание и интуиция. В житиях действительно нередко встречаются ошибки и противоречия, но их трудно поставить в вину агиографам. Ведь порой они писали через много лет или столетий после преставления тех, о чьей жизни старались рассказать потомкам. Им приходилось сводить воедино отрывочные рассказы, передававшиеся в монастырях из уст в уста. Но нам дороги и эти, не всегда исчерпывающие повести, ибо «мертвая история пишет, а живая говорит». |
| Православная цивилизация имеет право на активное участие в политических процессах, заявляет протоиерей Всеволод Чаплин 7 марта 2007 г. 11:11 Православие должно стать полноценной основой политической культуры России, считает заместитель Председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Всеволод Чаплин . «Убежден, что наша православная цивилизация может основывать свое участие в мировых процессах на базе собственных убеждений, и на ее фундаменте мы можем на равных вести диалог с окружающим нас миром и другими цивилизациями», — заявил отец Всеволод на одной из секций проходящего в Москве XI Всемирного русского народного собора . В современном мире православная цивилизация, по его мнению, «может и должна развивать международные механизмы своего бытия» с целью воздействия на принятие решений глобальными политическими институтами, выработку норм международного права. Идеологический нейтралитет государства, отметил отец Всеволод, является сегодня «скорее мифом, чем реальностью» — общество современного Запада является «идеологичным», в его системе ценностей «идея зачастую оказывается выше человека». Поэтому постановка вопроса о религиозном нейтралитете государства сама по себе является ложной и «придумана для того, чтобы расчистить путь иным идеям». «Следовательно, православная цивилизация имеет полное право требовать идеологических предпочтений от государства, а общество — отражения своих идеологических предпочтений в государственной политике», — подчеркнул представитель Московского Патриархата. Для православного мира, по его словам, естественно единство народа и власти, а идеи экономико-политической конкуренции или «управляемого конфликта» уступают место консолидации общества. «Власть должна осознать свое единство с социумом так же, как и разные части общества призваны к взаимообщению. Именно этот идеал единства в нашем национальном сознании является гораздо более мощным императивом, чем заявления о неизбежности конфликта в обществе», — отметил отец Всеволод. В соответствии с этим оптимальная для православной цивилизации властная модель, по его мнению, гармонично сочетает в себе форму личного, персонифицированного управления с участием народа в принятии и политических, и церковных решений, в формате соборов и вече. «Взаимное смирение, пожертвование интересами — один из идеалов, признанных в нашей аскетике и житийной литературе. История наша полна примерами того, как личность и коллектив ограничивали свое влияние ради достижения общих целей», — отметил отец Всеволод, слова которого цитирует «Интерфакс». Кроме того, по его словам, в границах православной цивилизации «устройство экономики должно быть подчинено идеалу спасения человека», а общество и государство «в идеале должны иметь духовную миссию». Календарь ← 14 апреля 2024 г. 7 января 2024 г. |
| Пусть с оговорками и даже безоговорочно, но этот роман рассматривается читателями и критиками преимущественно как «христианский», «православный» и даже как «большое событие в русской культуре». Написан он с прицелом на житийную литературу - «святой из XV века глазами современного автора». Вроде есть замах и на тему греха, и покаяния, и гибели души. И тем отвратительнее используемая в повествовании нецензурная лексика - эдакая современная фишка «модных» литераторов. Удручает, что, за мизерным исключением,11 наличие сквернословия не стало предметом критики или даже простого сожаления в блогосфере. Черное слово бросает свою грязную тень на мир православия, разрушает нравственные основы личности. Именно чистое (а не с непотребной примесью) писательское слово может дать толчок к истинным духовным исканиям. Разухабистое пространство либерал-матерщинников в чем-то даже более пристойно, чем этот замес - святости и скверны. В вульгарные сегодняшние нормы искусственно втягивается святость. Итак, организаторы акции «Тотальный диктант» вновь выдержали свой формат - наличие нецензурной лексики в произведениях автора эталонного текста. Только на этот раз грязное слово, вплетаясь в тематику, претендующую на духовное содержание, стало прямо-таки иезуитским приемом в известном романе приглашенного для участия в диктанте-2015 автора. Удержание христианской Нормы в современном, вздыбленном, легализующем содомию мире - важнейшая задача традиционной русской культуры. И никакие компромиссы в этом случае действовать не должны. Наталья Лактионова К сожалению, и Иванов, и Водолазкин стали предметом изучения на филологических факультетах педвузов страны как писатели современности. В нашем печальном настоящем - смешение всего и вся. И на этой сомнительной литературе воспитываются будущие педагоги. Пойдем далее. 2016-й. Автором текста диктанта стал пишущий для детей писатель и драматург Андрей Усачев. На первый взгляд - детский писатель, значит - далекий от сквернословия, не лишенный мягкого юмора. |
| Невинность, девственность и нереализованное материнство героини составляют суть ее житийного образа. Главное событие в рассказе — подвиг, который совершает семнадцатилетняя девушка, когда у проходящего мимо состава с красноармейцами отказывают тормоза, и Ольга предотвращает катастрофу, совершая то, что не сделал ни один из взрослых людей — ни начальник станции, ни машинист, ни механик. Искалеченную, лежащую во сне или в смерти «незнакомую, одинокую женщину» красноармейцы на руках, сменяя друг друга, несут на железнодорожную станцию, и на вопрос красного командира, кого бы она хотела увидеть из родственников или друзей, девушка отвечает: «Юшку… А больше никого не надо, пусть за меня все люди на свете живут…» «— Хорошо, — ответил командир и дал знак телеграфисту приготовиться к передаче. — А это кто Юшка? — Ребенок, — произнесла Ольга. Командир удивился молодости матери и ничего не сказал». Платонов не поставил на этом точку. Рассказ заканчивается очень странным послесловием: «Она долго и терпеливо болела, но умереть не могла, — Ольга выздоровела, стала жить и живет до сих пор». Критик Гурвич назвал бы эти окончания «короткими эпилогами, в которых на смену выстраданным словам приходит скупая и какая-то чужая, сторонняя информация». «Положившая жизнь „за други своя“ ( Ин. 15:13 ) и до конца исполнившая заповедь любви Ольга, по евангельскому слову, переходит от смерти прямо в жизнь», — иначе заключила современная исследовательница Наталья Дужина в статье «„Постоянные идеалы“ Андрея Платонова во второй половине 1930х гг.». Еще одним произведением, которое повествовало о железнодорожной катастрофе и ее чудесном преодолении, а также о судебном преследовании, тюремном заключении и извлечении несправедливо осужденного, стал рассказ «В прекрасном и яростном мире», впервые под названием «Александр Мальцев» опубликованный в 1941 году в журнале «30 дней». Рассказ обращен к молодости повествователя, хотя действие происходит в 1930е годы, когда началась эксплуатация паровоза серии «ИС» (Иосиф Сталин). |
| С мученичеством апостола Фаддея были знакомы уже авторы V в. Павстос Бузанд, Агатангехос, Мовсес Хоренаци (см.: Г. Мелконян. Из истории армяно-сирийских отношений. Ереван, 1970; на арм. яз.). Апокрифическое сказание о Варфоломее, имеющееся также у других народов, было известно Мовсесу Хоренаци, который в своем сочинении «Сказание о преставлении Богородицы и ее образе, написанное евангелистом Иоанном» приводит подробности, которых нет в сохранившемся варианте мученичества (см.: Мовсес Хоренаци. Сочинения: Ответ на послание Саака. Венеция, 1865, с. 283–296; на древнеарм. яз. В русск. пер.: Переводы и статьи Н. О. Эмина, с. 13–16). 29 Житие Григория Просветителя и Мученичество Рипсимэ и Гаянэ не дошли до нас как самостоятельные произведения, а были использованы Агатангехосом как первоисточники по истории крещения армян и как составные части вошли в его «Историю», которая послужила источником проложных редакций названных памятников. 30 См.: Соперк, т. X. Венеция, 1853, с. 46–72. Жития и мученичества сыновей и внуков Григория Просветителя частью изложены Павстосом Бузандом, частью – Мовсесом Хоренаци. Источником проложных мученичеств и житий этих деятелей являются труды упомянутых авторов (см.: История Армении Павстоса Бузанда. Пер. М. Геворкяна. Ереван, 1953, гл. II, III, V, VI, на арм. яз. История Армении Моисея Хоренского. Пер. Н. Эмина. М., 1893, кн. II, § 91, кн. III, §§ 2, 3.). 31 Здесь мы не касаемся длинных молитв Рипсимэ и Гаянэ, которые органически не вплетаются в повествование и кажутся поздними дополнениями. 32 См.: E. Тер-Минасян. Историко-филологические разыскания. Ереван, 1972, с. 119–208 (на арм. яз.); Л. Тер-Петросян. Мученики Востока. Ереван, 1976 (на арм. яз.). 33 Интересно, что с утверждением царства Багратидов в Армении (886 г.), способствовавших экономическому и культурному расцвету страны, и вплоть до их падения (1045 г.) в армянской литературе почти нет мартирологов. 34 См.: Г. 3арбаналян. Библиотека древнеармянских переводов (IV–XIII вв.). Венеция, 1889, с. 664 (на арм. яз.). 36 См.: К. Тер-Давтян. Армянская житийная литература XI–XV вв. Ереван, 1980, с. 105–126 (на арм. яз.). 37 См.: А. А. Казинян. Панегирик в средневековой армянской литературе. – В кн.: Армянская и русская средневековые литературы. Ереван, 1986, с. 258–282 47 К. Мелик-Оганджанян, основываясь на соответствии композиции «Жития Маштоца» Корюна канонам «Книги хрий», заключает, что последняя была известна адептам армянской литературы до 40-х годов V века (там же, с. 27) 52 Эти же явления наблюдаются в русской житийной литературе XIV- XV вв. См.: Д . Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970, с. 72–92; его же: Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого . М.-Л., 1962, с. 40–94 |
|
|
