| Закрыть Запрос на мужественность в жизни и литературе Писатель Василий Дворцов поделился взглядом на современную литературу, рассказал о своих новых проектах и круге чтения Василий Дворцов 19:07 18.01.2024 101 Время на чтение 4 минуты Источник: Издательский Совет РПЦ Материал подготовлен в рамках работы форума «Mipъ Слова». – Василий Владимирович, расскажите, пожалуйста, о Вашей текущей литературной деятельности. Что готовите для читателей? – Почти весь прошедший год был отдан публицистике, по прямым наблюдениям написал два цикла статей «Понять Донбасс» и «Право на победу» в попытке выразить православное виденье войны, раскрыть её искупительно-жертвенную сущность. А когда решил вернуться в художественную прозу – столкнулся с неожиданной проблемой: вдруг я не смог «сочинять», не смог «придумывать». То есть, реальные прообразы для создания художественных образов, реальные истории для выстраивания сюжета и раньше для меня были обязательны, но теперь, с опытом прямого наблюдения героизма и страданий, веры и боли, страх ответственности за исполнение Девятой заповеди «Не лжесвидетельствуй» разросся до ужаса. Пока смог убедить себя в «реальности» своих новых героев, пришлось себя … ломать. Но, всё закончилось хорошо, и повесть «Счастье» скоро предстанет перед читателями. – Что сегодня входит в круг вашего чтения? – Как всегда у председателя жюри самых больших всероссийских литературных конкурсов и руководителя различных семинаров – ежегодные обязательные от 500 до 700 поэтических и прозаических подборок молодых и начинающих литераторов. Это по работе, а для души, из классики – сейчас у меня вновь началась эпоха Достоевского. С последнего такого погружения прошло лет десять, я повзрослел, что-то начинаю понимать глубже. – Какие книги из серии «ЖЗЛ» можете отметить? Как объясняете популярность биографического жанра? – Мы как-то уже говорили: серия «ЖЗЛ» на заре Советской власти была задумана богоборцем Горьким для вымещения из русской жизни житийных «Четьи-Миней» святителя Димитрия Ростовского. Новая идеология требовала новых образчиков поведения – Спартак, Дзержинский, Карбышев, Че Гевара. При том, что данные герои стоили своего прославления, в СССР серия объяснимо получала мощнейшую информационную поддержку, а вот почему вновь популярна сейчас? Хотя, если нынешний тираж в 5 000 экземпляров против былых 1 000 000 это «новая популярность»… Есть ещё нюанс: книги «ЖЗЛ» нельзя отнести к собственно художественной литературе, это такой развёрнутый, раздутый очерк – малоэмоциональное «переходное звено» меж журналистикой и литературой. Ни Достоевский, ни Леонов, ни Шолохов в этом формате не поместились бы. |
| 106 Термин «повесть-притча» в качестве обозначения особого жанра древнерусской литературы введен Е. К. Ромодановской. См.: Ромодановская Е. К. Повести о гордом царе в рукописной традиции XVII–XIX вв. Новосибирск, 1985. С. 38–52. 107 Оборотной стороной этой мотивировки переодевания является другое распространенное объяснение – подвижница принимает «мужской образ», спасаясь от преследования гонителей (так поступили св. Глафира, мученицы Домна, Архелая, Фекла и др.). 109 Начиная с 1825 г., времени работы над «Борисом Годуновым», с увлечением читает Четьи Минеи и даже делает из них выписки А. С. Пушкин (см.: Фомичев С. А. Пушкин и древнерусская литература/Русская литература. Л., 1987. 1. С. 28–32). Хотя нам не известны пушкинские обработки житийных текстов, его знакомство с православной агиографией нашло свое отражение в различных произведениях поздней пушкинской поры (см.: Сурат И. «Родрик»: Житие великого грешника/Русская литература. 1997. 3. С. 196–199; Ромодановская В. А. Об Иване Петровиче Белкине, его биографии и биографе (заметки читателя)/Русская литература XIX–XX вв.: Поэтика мотива и аспекты литературного анализа. Новосибирск, 2004. С. 188–198; Фомичев С. А. Баллада Пушкина о «рыцаре бедном» (интерпретация традиционного мотива)/Поэтика русской литературы в историко-культурном контексте. Новосибирск, 2008. С. 510–517). 110 Первый из трех символических зверей, встреченных Данте в сумрачном лесу его духовных блужданий, по-разному именовался русскими переводчиками. «Проворная и вьющаяся рысь» назван он у М. Л. Лозинского, А. А. Илюшин в своем силлабическом переводе «Комедии» предпочел фонетически близкий оригиналу вариант «легкая пантера». Впрочем, итальянские комментаторы настаивают, что имеется в виду именно рысь, считавшаяся в средневековье символом сладострастия. См.: Илюшин А. А. «Ад»: песни I–XI (Силлабический перевод и наблюдения над текстом)/Дантовские чтения: 1982. М., 1982. С. 236. 112 Usener S. Der heilige Tycon. Leipzig; Berlin, 1907. S. 78. А. П. Рудаков относил время создания Жития к VI в.; см.: Рудаков А. П. Очерки византийской культуры по данным греческой агиографии. СПб., 1997. С. 47. |
| У Руфина, излагающего это предание, преображение Филемона происходит мгновенно после того, как Аполлоний произносит свои слова. Такого «ускорения» требовали законы жанра житийной литературы. Но совершенно ясно, что даже при самых благоприятных условиях для радикальных изменений в сознании музыканта должно было пройти хотя бы некоторое время. После того как сам Филемон до конца понял, что с ним произошло, он, словно заглаживая свою вину перед Аполлонием и другими христианами и влекомый своим новым чувством, бросился в судилище и при всем народе сказал судье: «Что ты творишь, несправедливый судья? Ты казнишь благочестивых людей. Ведь за ними нет никаких дурных поступков. Нельзя же уничтожать людей только за то, что они христиане». Судья, давно знавший Филемона, сначала подумал, что это просто неудачная и неуместная шутка. Но, посмотрев на его лицо и увидев в его глазах все страсти, бушевавшие в душе музыканта, судья воскликнул: «Филемон! Ты безумец, ты помешался!» Филемон ответил ему с тем же спокойствием, с которым еще недавно говорил свои знаменательные слова Аполлоний : «Не я, а ты безумец, ибо губишь многих праведных людей. Я сам христианин!» Услышав это, судья решил лаской склонить Филемона к прежнему образу мыслей, но вскоре понял, что занимается напрасным делом, ибо то, что свершилось с Филемоном, необратимо и к прежнему нет возврата. Судье стало известно, что перемены в мышлении музыканта произошли под воздействием Аполлония. В гневе он предал Аполлония изощреннейшим пыткам. «О, если бы ты, судья, – воскликнул Аполлоний , – вместе со всеми здесь присутствующими мог последовать за Филемоном!» Рассвирепев, судья приказал сжечь живыми и Аполлония и Филемона. Обнявшись, они вместе взошли на свой последний помост, и Аполлоний запел 19-й стих из псалма 73: Не предай зверям душу горлицы Твоей. Завершив распев этого стиха, он поднял глаза к небу и запел с новой силой 8-й стих из псалма 84: Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даруй нам. Он пел долго и самозабвенно. Над притихшей площадью звучала не просто песнь – это была песнь-молитва, обращенная к Всевышнему. Аполлоний пел и верил, что Господь не оставит его в беде. |
| А.Ю. Виноградов Часть I. «Жития епископов Херсонских» Древний памятник, называемый в отечественной литературе по традиции «Житиями епископов Херсонских» (далее Житие), дошел до нас в 7 вариантах: 4 житийных и 3 синаксарных; на трех языках: греческом, грузинском и церковнославянском, причем в двух последних случаях речь, несомненно, идет о переводах. Сравнение этих версий показывает, что за одним исключением (см. ниже) они следуют порядку изложения одного протографа. К вопросу о том, какой из этих текстов стоит ближе всего к первоначальному, мы вернемся в конце раздела. Теперь же стоит обратиться к краткому описанию, и главное, классификации всех текстовых вариантов, благо в этом вопросе наблюдается некоторая источниковедческая и терминологическая путаница (связанная отчасти с тем, что в издании Латышева 7 часть текстов упоминается лишь в дополнении). Присвоенные ниже эти этим вариантам сиглы будут использоваться в дальнейшем на протяжении всего текста. M – житие, известное по двум славянским переводам 8 : одному, из Миней-Четьих митрополита Макария (ГИМ Син. слав. 992), Волоколамской (РГБ МДА 197 (595)) и Милютинской (ГИМ Син. слав. 803), и другому, из Супрасльской минеи (Biblioteka Narodowa (Warszawa). Biblioteka Ordynacji Zamoyskich 21; Narodna in univerzitetna knjinica (Ljubljana). Zbirka Jerneja Kopitarja 2; РНБ Q. п. I. 72). Разница между ними лексическая, восходят же они к одному греческому оригиналу (см. ниже) – мы следуем как лучшему, первому переводу, учитывая чтения второго под сиглом С. Текст, лежащий в их основе, является дометафрастовским, так как ни в одной рукописи Метафраста жития епископов Херсонских нет. Это неудивительно, учитывая лакунарность февральско-апрельского его тома. 9 С другой стороны, наличие жития в Волоколамской минее указывает на то, что оно включалось в состав греческого минология Х века, переведенного в X–XII веках южными славянами. Не несет оно на себе и следов риторической обработки, и потому лексически стоит, по всей вероятности, ближе всего к утраченному оригиналу, что не исключает однако, наличия в нем изменений (см. ниже). Переводчик очевидно не всегда хорошо понимал греческий оригинал. Это обстоятельство, а также расхождения между двумя версиями, делают перевод текста (см. Приложение) зачастую приблизительным. |
| В создании торжественного риторического стиля Епифаний опирался на традиции литературы Киевской Руси, и в частности – на «Слово о законе и благодати» Илариона. «Житие Стефана Пермского» нарушало традиционные рамки канона своим размером, обилием фактического материала, включавшим этнографические сведения о далеком Пермском крае, критику симонии («поставление» на церковные должности за деньги); новой трактовкой отрицательного героя; отсутствием описания как прижизненных, так и посмертных чудес; композиционной структурой. По-видимому, Епифаний предназначал его для индивидуального чтения и, подобно своему другу Феофану Греку, писал, невзирая на канонические образцы. Около 1417 – 1418 гг. Епифаний создал «Житие Сергия Радонежского» . Оно написано с большой исторической точностью, но стиль изложения менее риторичен. Епифаний хорошо передает факты биографии Сергия, с лирической теплотой говорит о его деятельности, связанной с борьбой против «ненавистной розни», за укрепление централизованного Русского государства. О роли Сергия Радонежского и Стефана Пермского в политическом и нравственном возрождении Русской земли говорил В. О. Ключевский : «Сергий своею жизнью, самой возможностью такой жизни дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем не все еще доброе погасло и замерло... он открыл им глаза на самих себя». «Божии угодники», хоть и отказывались от житейских волнений, а постоянно жили лишь для мира. «Не от омерзения удалялись святые от мира, а для нравственного совершенствования. Да, древние иноки жили почти на площади», – отмечал Ф. М. Достоевский. Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе стиля «плетения словес». Этот стиль обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы, изображая психологические состояния человека, динамику его чувств. Деятельность Пахомия Логофета. Развитию риторическо-панегирического стиля способствовала литературная деятельность Пахомия Логофета (Словоположника). Серб по национальности, Пахомий получил образование на Афоне. Прибыв на Русь в 30-е годы XV в., он прожил здесь до конца своих дней (ум. в 1484 г.). Пахомий охотно выполнял заказы Москвы, Новгорода: создавал риторические переработки многих произведений предшествующей житийной литературы, создавал новые, угождая политическим и литературным вкусам заказчиков – правящих верхов Москвы и Новгорода. |
| Одним из таких элементов были королевские усыпальницы, которые строились правителями со времен династии Неманичей. Эти сооружения являлись носителями идеи государства и династической пропаганды и, одновременно, национальными христианскими святынями. Мощи святых правителей имели форму corpus incorruptum – целые, забальзамированные тела – состояние, считавшееся подтверждением их чудесных благодатных сил и, что особенно важно, доказательством священного статуса членов королевского дома Неманичей. Многочисленные письменные источники свидетельствуют о ключевой роли святых мощей сербских правителей в различных политических деяниях, в частности, считалось, что эти реликвии дают защиту в бою с врагами. Перед усыпальницами своих святых предков члены династии часто приносили клятвы и решали важные вопросы. Отдельный интерес представляют искусные и даже изощренные попытки предотвратить возникновение культа мощей отдельных членов династии, что имело свои политические причины. Важным аспектом почитания святых останков сербских правителей был обряд. Основываясь на византийской житийной литературе и используя близкие европейские аналоги, сербы избрали форму почитания, состоящую из elevatio, translatio и depositio мощей. Перенесение королевских мощей было сложной церемонией, которая заканчивалась торжественной процессией. По своей функции и конечной цели этот торжественный и всенародный акт прославления нового национального святого принадлежал как к сфере политики, так и к сфере религиозного поклонения. В общем и целом, культ мощей в средневековой Сербии был этноцентричным по характеру и государствообразующим по своим задачам. Наиболее почитаемыми были мощи людей из самого высокого слоя общественной иерархии, поэтому они принадлежат к рангу homines politici. Во всех своих важнейших аспектах основополагающая идея о святом короле, поддержанная церковными иерархами, относилась не только к сфере европейской королевской идеологии, но и к сфере политики. Maria Evangelatou The Holy Sepulchre and iconophile arguments on relics in the ninth-century Byzantine psalters 484 |
| К изучению вопроса о проникновении христианства из Византии на Русь редко обращаются историки, одинаково хорошо знающие обе цивилизации и относящиеся к ним источники. В результате исследователи приходят к скоропалительным выводам, делая акцент либо на различии, либо на сходстве культур, что лишь затрудняет восстановление реальной исторической картины. Одни, например, утверждают, что русское православие сильнее чувствовало нравственные стороны христианства, что, по сравнению с более догматическим, «эллинизированным» и «ориентализированным» восприятием, предположительно, господствовавшим в Византии, 138 оно полнее раскрыло опыт умаленного, страдающего Христа. Другие, напротив, не видят в русской средневековой литературе и этике ничего, кроме слабого подражания византийским образцам, а в более поздний период – в основном некритического заимствования западных идей. 139 Такие обобщенные подходы к изучению средневековой Руси, стимулирующие, возможно, работу мысли, вряд ли исключают очевидный факт преемственности между Византией и Русью в понимании и исповедании одной и той же православной Традиции. Литургические тексты, использовавшиеся на Руси, являлись точными и буквальными переводами с греческого языка. Переводная церковно-житийная литература служила примером для русских агиографов. Это относится к первым русским святым Борису и Глебу – сыновьям св. Владимира, которые были убиты своим братом Святополком и почитались как символы христианского смирения и кротости. Сказание XI в., повествующие об их кончине, строго соответствует традиции раннехристианских Acta Martyrum. 140 То же самое можно сказать о богатой аскетической и духовной литературе, а также о духовном опыте русских святых монахов. Отражая местные условия, нравы и политическую ситуацию, они, тем не менее, всегда отождествляют себя с эпохой святых отцов, т. е. с традицией христианского Востока, полученной через посредничество Византийской Церкви. Особое внимание главным образом западными историками часто уделяется тому, что называется византийским цезарепапизмом, и его наследию на Руси. |
| Понырко в кн.: Понырко Н. В. Три Жития – три жизни: Протопоп Аввакум. Инок Епифаний. Боярыня Морозова. СПб., 2010. С. 239277. Большое значение для установления ряда фактов биографии Аввакума имели и имеют фундаментальные исследования французского слависта Пьера Паскаля, много работавшего в русских архивах в 1920-е гг. (Pasca 1 Р. Avvakum et les débuts du raskol. Paris, 1938. La vie de l’archiprêtre Avvakum, écrite par luimeme, et sa dernière épitre au tsar Alexis, traduites du vieux russe avec une intoduction et des notes par Pierre Pascal. Paris, 1938. Русский перевод: Паскаль П. Аввакум и начало раскола/Пер. с фр. С. С. Толстого. М., 2010). Автобиографическое «Житие» Аввакума – одно из самых интересных и своеобразных произведений русской литературы XVII в., созданное в переломную эпоху развития русской культуры – в 70-е гг. XVII в., в пору интенсивного разрушения литературных традиций русского Средневековья. Создавая «Житие», Аввакум несомненно ориентировался на житийный канон, который он знал очень хорошо: в «Житии» сохраняются некоторые элементы житийной композиции текста и отдельные житийные ситуации – описание родителей героя и детства, указана его способность к «чудотворению» (повести об исцелениях «бесноватых») и др., встречаются также отдельные присущие житиям характеристики героев. Однако в общей композиции текста преобладает иная – сюжетная – закономерность построения, событийный ряд эпизодов автобиографии выстраивается в единый, созданный автором сюжет произведения, повествующий о выборе жизненного пути, об испытаниях и подвиге автобиографического героя. Освобождению повествования от рамок житийного канона способствует форма рассказа, беседы, избранная Аввакумом: Аввакум строит рассказ о собственной жизни как цепь воспоминаний, в основном хронологически расположенных и обращённых к его духовному отцу – иноку Епифанию. Однако «Житие» – отнюдь не «мемуары», не случайная цепь эпизодов, вспомнившихся автору, а художественно обобщённое сюжетное повествование со свойственным ему строгим отбором фактов; отдельные эпизоды и описания в «Житии» могут быть рассмотрены как определённые коллизии в развитии сюжета произведения, этапы нравственного формирования личности героя «Жития», существенные моменты его духовной жизни. |
| Еще в 959 году, уже приняв ранее крещение в Царьграде (ок. 957 г.), великая княгиня Ольга просила германского императора Оттона I Великого прислать ей священников, ибо она была тогда в неладах с византийским императором. Оттон откликнулся на просьбу княгини и отправил в Киев епископа Адальберта. Подобные визиты были и в дальнейшем – прибытие папских послов к великокняжескому двору отмечается в русских летописях за 991 и 1000 годы. В 1007 году в Киеве радушно принимали будущего «апостола Пруссии» св. Бруно (ок. 970–1009), довольно успешно в то время распространявшего христианство среди печенегов. Отзвуком былого положения Римско-Католической Церкви на Руси служат, в частности, жития св. Бенедикта Нурсийского , Анастасии Римлянки, св. Витта и др., переведенные с латинского языка и имевшие хождение в русской житийной литературе. Особый интерес в изучении православно-католических отношений представляют международные династические связи киевских князей, поскольку такого рода брачные союзы всегда заключались с ведома и по благословению высшей церковной иерархии обеих стран. Так, в 1048 г. французский король Генрих I (1031–1060), решив породниться с князем Ярославом Мудрым (1015–1054), направил в Киев посольство во главе с епископом города Мо Савояром. Венчание дочери Ярослава Анны и Генриха I состоялось в 1049 г. в Реймсе – традиционном месте коронации французских королей. В рукописном собрании Парижской национальной библиотеки хранится документ того времени, в котором сообщается о бракосочетании Анны с Генрихом I. Также сведения об этом содержатся в рукописи XV в. – т. н. списках «святого дня» из хроники Генриха I, в которой сообщается о его женитьбе на Анне 28 . (Эти рукописные документы демонстрировались в 1960 г. в Париже на выставке «Тысяча лет франко-русских отношений».) Отметим, что, будучи королевой Франции, Анна оставалась верной дочерью Православной Церкви. Раскол 1054 г. между Римом и Константинополем еще в течение нескольких десятилетий не затрагивал повседневных отношений между христианами, принадлежавшими к восточной и западной традициям. Папа Николай II в 1059 г. направил королеве Анне письмо, в котором с похвалой отзывался о ее набожности и благотворительности 29 . |
| Вводимые Григорием отдельные детали, подобно штрихам у живописца, как бы дорисовывают картину описываемых событий и служат для подчеркивания трагичности ситуаций. Например, в главе «О гибели Левдаста» (VI, 32) Григорий сообщает, что неожиданно одна нога Левдаста, убегавшего от своих преследователей, попала в расщелину моста, в результате чего он и оказался в их руках. Но иногда Григорий использует подобные штрихи и детали для выявления и трагикомических ситуаций. Например, епископ реймский Эгидий, спасаясь от восставшего люда, в испуге потерял с одной ноги башмак и в таком виде прискакал на коне в своей епископский город (VI, 31). Хотя в «Истории франков» и преобладают рассказы, повествующие о трагических судьбах многих персонажей, обусловленных суровостью и жестокостью тогдашней действительности, однако в ней встречаются рассказы и с менее драматической окраской, показывающие обыденную жизнь людей того времени. Один из них-рассказ (в стиле новеллы) «О пленении Аттала» (III, 18). В нем представлены жизнь и быт одного свободного франка, у которого находился в услужении, будучи заложником, юноша Аттал. Юноше удалось бежать. Описание его побега столь живописно, что этот рассказ по праву может быть поставлен в один ряд с литературными произведениями больших мастеров такого жанра. Своеобразную повесть представляет собой повествование о двух влюбленных с подробными психологическими зарисовками (I, 47). Особую группу составляют рассказы, близкие к житийному жанру, с нравоучениями, чудесами, творимыми святыми церкви, видениями, предзнаменованиями и сновидениями религиозного характера. В них чувствуется рука опытного мастера агиографических сочинений. Почти все они написаны по общей схеме и кажутся стереотипными, несмотря на сочный, выразительный язык и колоритное изображение бытовых сцен из отшельнической и монашеской жизни. Быть может, исключение составляет лишь полный живописных подробностей рассказ о разрушении диаконом Вульфилаихом с помощью местного населения, которое он обратил в христианскую веру, языческой статуи галльской богини (VIII, 15). Но и здесь в кульминации звучит религиозный мотив: молитва диакона помогает низвергнуть тяжелую, с трудом поддающуюся разрушению статую. |
|
|
