| XVI в.) и второе (20-60-е гг.) платереско. Фасад коллегиума Сан-Грегорио в Вальядолиде. 1488–1496 гг. Фасад коллегиума Сан-Грегорио в Вальядолиде. 1488–1496 гг. Первое платереско характеризуется сохранением старой структуры перекрытий (своды со стрельчатыми очертаниями либо «артесонадо» - наборные потолки в стиле мудехар) и использованием композиций типа «ретабло» для украшения главного фасада декором в манере гротеска. Одним из наиболее ярких памятников этого направления является здание ун-та в Саламанке (1411-1533). Его помещения сгруппированы вокруг обширного двора, окруженного 2-ярусной галереей с аркадами сложного рисунка. Центральная часть главного фасада (20-е гг. XVI в.) заполнена скульптурой. Как и в фасаде коллегиума Сан-Грегорио в Вальядолиде, здесь нет ни одного свободного от декора места, но в отличие от последнего структура четко выявлена с помощью ордерной сетки, а в заполнении использованы классические мотивы. Включение в композицию портретов «католических королей» и обилие геральдических символов придают программе фасада политические черты. Предполагают, что она была связана с увлечением античной культурой в кругу гуманистов, сложившемся тогда в ун-те Саламанки. В частности, мн. исследователи видят в этом фасаде аллегорию Дома науки и порока, описанную в «Трактате об архитектуре» (ок. 1465) итал. архит. Филарете, вероятно уже привезенном из Италии. Окончательная победа нового классицизирующего направления в зодчестве И. нашла отражение в 2 важных событиях: в области теории - в издании трактата Диего де Сагредо «Меры Римского», в области практики - в строительстве дворца Карла V в Гранаде. Сочинение Сагредо - единственная книга по архитектуре, получившая широкое распространение в период раннего Возрождения в И. Итал. трактаты, в т. ч. и труд Л. Б. Альберти «Десять книг об архитектуре» (1452), известный в Европе уже с кон. XV в., были переведены на испанский и изданы лишь во 2-й пол. XVI в. Вышедший же в 1526 г. трактат Сагредо до 1608 г. переиздавался 12 раз, а в 40-х гг. |
| Надгробие Иларии дель Каретто. Ок. 1406 г. Скульптор Якопо делла Кверча (собор Сан-Мартино, Лукка) Надгробие Иларии дель Каретто. Ок. 1406 г. Скульптор Якопо делла Кверча (собор Сан-Мартино, Лукка) Особой натуральностью выделяются портретные бюсты, создававшиеся по гипсовым маскам (они были наиболее популярны во Флоренции). По контрасту с условными бюстами-реликвариями средневековья они впечатляют эмпирической жизненностью. Устанавливаемые как в жилых покоях, так и в церковных капеллах, эти бюсты дополнительно подчеркивают частную, семейную атмосферу помещений, воплощая мотив вечного молитвенного предстояния. «Правда натуры» доминировала и в мемориальных комплексах, что подчеркнуто и иконографически, причем искусство играет в них все более активную сюжетно-символическую роль. Так, в надгробии папы Сикста IV, исполненном Антонио Поллайоло (1484-1493; Гроты Ватикана), мертвая неподвижность лица, явно проработанная по посмертному слепку, дополнена олицетворениями 7 свободных искусств, представленными с живой, как бы «бессмертной», непринужденностью. Обмирщенной, синкретической, светско-религиозной по духу стала образная среда, нередко уподоблявшаяся привычному жилому интерьеру либо природному или городскому, порой топографически конкретному, пейзажу. Благодаря этому прежняя система иконных клейм или скупых пейзажных аксессуаров постепенно была заменена унифицированным и натуроподобным пространством. Богословское обоснование этого процесса признавало раздумья о событиях Свящ. Писания особенно душеполезными, если эти события мысленно переносились в «хорошо знакомый город» (см. «Сад молитвы», катехитический учебник 1454 г.- Baxandall. 1971. Р. 46). Важнейшим элементом, придающим ренессансным тенденциям четкую системность, явилась прямая перспектива. Прежние разрозненные островки перспективы были объединены в 1-й пол. XV в. в конструкцию, благодаря к-рой изображение выглядело как «окно» в реальность - мотив подобного «открытого окна» (fenestra aperta) упоминает в трактате «О живописи» (1435) Л. Б. Альберти. Архитектурное творчество в данном случае лидирует: связующим звеном между ним и живописью служат оптические эксперименты Филиппо Брунеллески (наподобие камеры-обскуры) для демонстрации возможностей перспективы как метода зрительной фиксации окружающей среды (1413). Известно, что Брунеллески участвовал в постановке религ. мистерий; в 1439 г. одна из таких постановок произвела большое впечатление на прибывшего в И. для участия в Ферраро-Флорентийском Соборе еп. Авраамия Суздальского, который отметил, что изображения были «яко живы» ( Данилова И. Е. Церковные представления во Флоренции в 1439 г. глазами Авраамия Суздальского// Она же. Искусство средних веков и Возрождения. 1984. С. 161). Эффекты правдоподобия занимали умы художников и теоретиков и распространялись практически на все виды искусства. |
| Вселенский потоп. Роспись Кьостро-Верде ц. Санта-Мария-Новелла во Флоренции. 1425–1430 гг. Мастер Паоло Уччелло Вселенский потоп. Роспись Кьостро-Верде ц. Санта-Мария-Новелла во Флоренции. 1425–1430 гг. Мастер Паоло Уччелло Наиболее последовательным новатором предстает в 1-й пол. XV в. Мазаччо , часто работавший в сотрудничестве с Мазолино да Паникале, к-рый деятельно дополнял его художественные открытия. К. Ландино в комментарии к «Божественной комедии» Данте (1429) восхваляет Мазаччо за искусную «имитацию истины» (т. е. истины природы) посредством «рельефа» (т. е. рельефности) и «лишенной украшений чистоты» манеры. Именно эти rilievo и puro senza ornato составляют главное достоинство фресок в капелле Бранкаччи флорентийской ц. Санта-Мария-дель-Кармине (ок. 1427), где величавые, лаконически-четкие скульптурные по пластике сцены смоделированы так, чтобы зритель мог мысленно к ним присоединиться, прочувствовав убедительность нарисованного пространства и одновременно с этим - общность реальности и чуда. В частности, на фреске «Чудо со статиром» зрительной точкой схода перспективных линий является голова Иисуса Христа. Той же сверхзадаче подчинена фреска Мазаччо «Св. Троица» во флорентийской ц. Санта-Мария-Новелла (1424-1425), где коленопреклоненным донаторам и соответственно зрителю является Св. Троица (с «Распятием», со Св. Духом в виде голубя и с Богом Отцом), а круто уходящая вглубь нарисованная архитектурная ниша усиливает эффект мистической достоверности. Чудо со статиром. Роспись капеллы Бранкаччи ц. Санта-Мария-дель-Кармине во Флоренции. Ок. 1427 г. Худож. Мазаччо Чудо со статиром. Роспись капеллы Бранкаччи ц. Санта-Мария-дель-Кармине во Флоренции. Ок. 1427 г. Худож. Мазаччо Изобразительное пространство осмысляется в качестве или мистической, или бытовой, но в любом случае самоценной «истории». Именно так, «историей» (istoria), именует Альберти сюжетное произведение независимо от его предназначения. Религ. образ, как церковный, так и предназначенный для домашнего обихода, все в большей степени (от эпохи Джотто к Кватроченто) замыкается в себе, предстает не столько частицей молитвенно-литургического обряда (хотя такого рода связь постоянно подразумевается иконографией), сколько лирико-драматическим рассказом или откровением, ориентированным на мир зрительских переживаний. Таковы, в частности, мн. произведения сиенского Кватроченто (напр., живопись Сассетты и Джованни ди Паоло), где оживленная повествовательность и тонкий лиризм были обусловлены прочной стилистической связью с книжной миниатюрой. |
| К. читал и переписывал сочинения Луллия уже в 1428 г. Вместе с тем Геймерик мог быть свидетелем споров по поводу наследия Луллия в Париже в 10-х гг. XV в. и, узнав о философских интересах Н. К., мог посоветовать ему познакомиться с сочинениями Луллия. Как в этой, так и в др. областях общих интересов Н. К. и Геймерика вслед. отсутствия однозначных свидетельств и прямых подтверждений для объяснения параллелей в их воззрениях предлагались самые разные исследовательские гипотезы (см.: Haubst. Zum Fortleben Alberts des Grossen. 1952; Colomer. 1961; Idem. 1963; Idem. 1964; Imbach. 1980; Idem. 1983; Reinhardt. 1995; Idem. 2005; Хорьков. 2007). Помимо рецепции мн. идей и методов Луллия, Геймерика и Н. К. объединяет ориентация на неоплатоническую онтологию и широкое введение в теологию математических способов рассуждения и аналогий. Однако в их подходах есть и отличие: Геймерик сознательно опирался на схоластический аристотелизм и альбертинизм, тогда как Н. К. стремился работать непосредственно с древними текстами греч. неоплатоников и неоплатонически ориентированных христ. богословов (прежде всего - с «Ареопагитиками» ), избегая использования традиц. схоластического понятийного аппарата. Основные занятия Н. К. во 2-й пол. 20-х гг. XV в. были связаны с защитой интересов архиепископов Трирских, попытками упрочить собственное церковное положение и приобрести связи в Римской курии, а также с практической деятельностью в качестве церковного юриста и канонического эксперта. Летом 1425 и 1426 гг. Н. К. подавал папе Римскому Мартину V прошения о подтверждении его права на бенефиции и разного рода диспенсациях (см.: ActaCus. Bd. 1. S. 10. N. 28; S. 10-11. N 30-31). Поскольку такие прошения в Папскую курию необязательно было представлять лично, невозможно установить, когда именно и сколько раз Н. К. был в Риме, однако он точно жил при папском дворе в 1427 г., т. к. рим. гуманист и папский секретарь Поджо Браччолини (1380-1459) в переписке этого времени с другом Никколо де Никколи (1364-1437) неск. |
| 8 . Максима Грека сочинения. Рукопись 1660 г. ГПБ, Солов. 495/514. 9 . Максима Грека сочинения (Троицкое собрание). Рукопись XVII в. ГБЛ, ф. 304, Троиц. 200. 10 . Максима Грека сочинения (Поморское собрание). Рукопись перв. четв. XIX в. ГИМ, Хлуд. 74. 11 . Максима Грека сочинения (Большаковское собрание). Рукопись 1862 г. ГИМ, Хлуд. 75. 12 . Толковая Псалтырь (перевод Максима Грека ). Рукопись кон. XVI в. ГИМ, Синод. 71/156. 13 . Максим Грек . Беседование о пользе грамматики. М., 1782. 14 . Максим Грек . Сочинения. Ч. 1–3. Казань, 1859–1862. 15 . Максим Грек . Сочинения в русском переводе. Ч. 1–3. Троице – Сергиева лавра, 1910–1911. 16 . Абрамсон М. Л. От Данте к Альберти. М., 1979, 17 . Августин Иппонийский . Исповедь. Пер. с лат. М., 1914. 18 . Аверинцев С. С. К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской. – Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972. 19 . Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. 20 . Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XII-XVII вв.). М., 1973. 21 . Антология мировой философии. Т. 1–4. М., 1969–1972. 22 . Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. 23 . Белоброва О. А. К. вопросу об иконографии Максима Грека . – Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (ТОДРЛ). Т. XV. М. – Л., 1958. 24 . Белокуров С. А. О библиотеке московских государей в XVI столетии. М., 1898. 25 . Боргош Ю. Фома Аквинский. Пер. с польск. Изд. 2-е. М., 1975. 26 . Брюсова В. Г. Толкование на IX притчу Соломона в Изборнике 1073 г. – Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977. 27 . Буланин Д. М. Вологодский архиепископ Иона Думин и рукописная традиция сочинений Максима Грека . – Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980. 28 . Буланин Д. М. Источники античных реминисценций в сочинениях Максима Грека . – ТОДРЛ. Т. XXXIII. Л., 1979. 29 . Буланин Д. М. Лексикон Свиды в творчестве Максима Грека . – ТОДРЛ. Т. XXXIV. Л., 1979. |
| Это выступление польского общества было для иезуитов неожиданностью. В мае 1932 г. д’Эрбиньи дал интервью краковской газете «Illustrowany Kurjer Godzienny», довольно распространенной, хотя и вульгарной. Она резко выступала против «восточного обряда». В интервью д’Эрбиньи заявил, что задача комиссии «Pro Russia» «не политика, а спасение душ», действие ее распространяется «на все земли, бывшие когда-то под властью Русской империи». Он подчеркнул, что употребление термина «православный» неправильно и нужно говорить обращаемым «вы римо-католики». Указывал на успехи католической пропаганды среди эмигрантской молодежи. Пребывание 160 студентов в Бельгии в католическом интернате в Лувене отрывает «от влияния русского православия». Интервью не произвело впечатления. Гораздо большее впечатление произвело заявление 47 помещиков-католиков, поданное 5 мая Виленскому митрополиту Ялбжиковскому. В этом заявлении указывалось, что никаких результатов пропаганда иезуитов не дает. «В деревнях, в которых о.о. иезуиты считают своих прихожан десятками и сотнями, почти все они во время переписи заявили себя православными». «Русификаторская» работа «восточного обряда» приносит сомнительную пользу римо-католической церкви и большой вред государству. При восстановлении нормальных условий отпавшие возвратятся в Православие. «Перелеты» опасны, среди них может найтись и преемник Семашко. Авторы заявления рекомендуют иезуитам отправиться в Россию и просят митрополита Ялбжиковского ходатайствовать перед Ватиканом о запрещении иезуитам пропаганды «восточного обряда» и предоставлении заботы над желающими перейти в католичество священникам латинского обряда 323 . Иезуиты перешли в контрнаступление. Тому же митрополиту было представлено два мемориала в пользу Альбертина, в которых просили митрополита, чтоб он «всей силой своего авторитета выступил против этих письменных обманов и стал в защиту истинных наших опекунов, благодетелей наших мест», то есть иезуитов. На одном мемориале, по утверждению Oriens’a, было собрано 2800 подписей 324 . |
| Вторник, 23 мая 1978 Изумительные дни. Радость от поездки вчера сначала за Томом в Wappingers, потом с ним в Бостон. Желанье, острое желанье покончить с никогда не кончающимися делами, засесть за " Варшавского " , " Набокова " , " Литургию " и т.д. Четверг, 25 мая 1978 Безнадежный дождь, туман, серость. Суматоха. Все какие-то заседания, письма, совещания. И от всего этого как-то тускло на душе, точно она спит и действует " сомнамбулически " . И все " завалы " , всюду на совести что-то обещанное и несделанное… Письмо от Ирины Альберти (которая работает у Солженицыных и приезжала в семинарию вместе с Алей) – " …хотелось сказать Вам, что встреча и знакомство с Вами были большой радостью и подарком Господним… Творение Ваших рук – семинария – потрясла и растрогала меня до глубины души… Это такая жемчужина духа человеческого и христианского и такой блестящий пример того, что может дать русская мысль и русская культура, когда она перестает… " . Labelle. Четверг, 6 июля 1978 Не писал ничего почти полтора месяца. Сначала был слишком занят, потом забыл тетрадку в Нью-Йорке. В Labelle с 10-го по 23 июня. 23 и 24 у Солженицыных в Вермонте. С 25 по 29: в семинарии. С 30-го опять в Labelle. 3 июля – приезд Андрея. Все эти недели – с 28 мая нездоровье Льяны , бесконечно усложняющее нашу жизнь. Вот канва. После " горной встречи " в мае 1974 года – теперь – встреча в Вермонте (хотя и виделся с Солженицыным] между двумя этими встречами несколько раз). Выехали из Labelle, вдвоем, утром в пятницу 23-го июня. Солнечный день. Красота гористого Вермонта. Приехали часам к шести вечера. Узкая грунтовая дорога через заросли. И вдруг направо – спрятанные кустами железные ворота с целой системой аппаратов: телевизия, что-то вроде телефона и т.д. Нажали кнопки. Показали свои лица в телевизор. Ворота растворились… Crestwood. Среда, 13 сентября 1978 Пятьдесят семь лет! И как некое memento mori – утром в больнице кардиограмма, просвечиванье легких, и все это на фоне сентябрьского хрустального и лучезарного дня… |
| Реплика: Но авангард был такой, что он не мог его терпеть. Генисаретский О.И.: Нет. Интеллектуал не может чего-то терпеть или не терпеть, он его описывает. Реплика: Обстановка во ВХУТЕМАСе, простите, была такова, что Флоренского травили. Эту травлю продолжали в ЛЕФе, Маяковский… Генисаретский О.И.: Ну да, а некоторые травили, а некоторые — как Хлебников, — ездили к нему в гости. Это — жизнь, с Вашего позволения. Реплика: Ну, да. А вопрос такой: Вы обрисовали типы культур: западноевропейская, православная, китайская, индийская. Что означает для всей культуры господство той или иной перспективы, скажем, для духовной жизни? Меня особенно интересуют китайская и индийская культура. Генисаретский О.И.: Другими словами, что нам дает для синтетического видения природы искусства факт наличия разных перспектив в разных культурах? Ульянов О.Г.: Кратко говоря, мы сразу можем видеть то место, которое носитель конкретной культуры себе отводил в системе мироздания по отношению к Творцу. Вот о чем говорит фактор наличия различных систем перспективы. С этой точки зрения, родство ряда признаков в китайской, индийской и пр. традициях очень симптоматично. К сожалению, на это не обращалось должного внимания. Почему возникает смена различных традиций перспективы, в частности, на Западе? Это связано (и я пытался это показать на примере Бэкона, Альберти) с изменением картины мироздания, мировоззрения и, фактически, с чувством некой потери человеком «точки», своего места. Не случайно говорят, что есть место Бога или «заднее Бога». Утратив эту точку, что и произошло на западе, человек создал иллюзию, создав искусственную точку. Он почувствовал, что его точка и его место в пространственном континууме оказались утраченными. Генисаретский О.И.: То есть, секуляризация, но это ответ идеологический, а не антропологический. Штейнер Е.С.: У меня есть несколько вопросов и несколько соображений. Для начала один короткий вопрос. У Флоренского есть замечательная фраза о том, что с помощью обратной перспективы мы видим «фонтан реальности, бьющий в мир». Эта тема не прозвучала в докладе, а я честно говоря, увидев в рассылке тему доклада, обрадовался и подумал, что именно здесь, на семинаре по синергийной антропологии, я наконец услышу, как визуальный текст (если допустимо так сказать об иконе) может нам что-то дать дополнительно к интерпретации, пользуясь терминологией Сергея Сергеевича Хоружего, «внеположенного истока». Иначе говоря, как может работать этот «фонтан реальности» в иконе, и что нам это может дать для синергийной интерпретации? Мне хотелось бы услышать Вашу точку зрения. |
| Отсюда гармония и мера есть общепризнанный принцип всей греческой этики; он выражает собою, можно сказать, основное самочувствие эллинизма. И позднее, в эпоху Возрождения, когда снова открыта была языческая древность, с особенным торжеством воспринята была эта эстетическая этика 13 , эта влюбленность в натурального человека, из которой, до известной степени, и выросло искусство Ренессанса. Вторая особенность античной этики, которую надлежит здесь отметить, это – ее интеллектуализм, связанный с убеждением, что зло есть заблуждение, а добродетель поэтому есть предмет обучения. Корень зла из сердца и воли перемещается в разум, причем тем самым Отрицается коренная поврежденность человеческой природы. Это понимание нашло свое выражение у величайшего праведника древности – Сократа 14 . «Никто не счастлив, никто не блажен против воли» и «никто не порочен добровольно». Без правильного знания невозможной правильное действие, причем там, где есть правильное- знание, само собою разумеется «правильное действие. Поэтому «все: и справедливость, и благоразумие, и мужество, – все это – знание» («Протагор»). Никто поэтому не является злым добровольно, потому что никто не хочет быть сознательно несчастным. В учении Сократа отрицается возможность слепой иррациональной воли к злу, пли сатанизма, влечения к злу, даже вполне осознанному. И эта идея этического интеллектуализма, – представление о человеке как о tabula rasa, на которой научением и воспитанием все возможно написать, также глубоко воспринята в новое время и легла в основание многих современных теорий. Вера в гармонию человеческой природы, долго придавленная аскетическим мировоззрением средних веков, со стихийной силой и с победным торжеством вспыхивает в эпоху Возрождения, когда натуральный человек как бы открывает сам себя в своей красоте и силе. «Человек существует для самого себя» (Латини), «человек может делать из себя все, что он хочет» (Альберти), «природа нашего духа универсальна» (Пальмиери), «человек стремится к тому, чтобы везде и всегда быть как бог» (Фицино). |
| 1 Из бездны ( лат.) . 2 М. Пруст. Под сенью девушек в цвету. М., «Худож. лит», 1976, с. 240. ( Пер. Н. Любимова.) Любовь по Прусту Два тома вынуждают нас в определенной степени пересмотреть наше мнение о творчестве Пруста. Мы считали, что наш друг, подобно Бальзаку, хотел вступить в соперничество с отделом актов гражданского состояния, используя, впрочем, совершенно противоположный метод. И разумеется, он обнаружил в себе достаточно персонажей, чтобы оправдать подобное притязание. Персонажи эти, которых он как бы вобрал в себя в период светской жизни, вышли на свет в период затворничества, когда Пруст использовал болезнь для терпеливых раскопок, однако до конца он никогда их от себя не отрывал; самые разные, они схожи друг с другом, потому что похожи на него. Любовь Свана к Одетте, Сен-Лу к Рашели, Марселя к Жильберте и Альбертине по сути неотличима: это один и тот же тип любви, но если в первых книгах Пруст дает нам почувствовать опустошения, которые она производит, как романист, то в «Узнице» ведет исследование почти отвлеченно и как врач. Кажется, что персонажи, так занимавшие его, теперь пробуждают в нем все меньше интереса. Вышедшие из него, соединенные с ним неразрывной связью, они вновь возвращаются в автора, исчезают в его тени. Возможно, подстегиваемый болезнью, задыхаясь от желания высказать все, что осталось сказать, Марсель Пруст уже не чувствовал былой снисходительности к своим созданиям и видел только то, что они стоят между ним и нами. Постепенно отдалившись в последние годы жизни от ближайших друзей, он, возможно, с трудом переносил и тех, кто населяет его книги. В «Узнице» он впервые дает своему герою имя Марсель и решительно выступает на авансцену. Очертания его наиболее четко обрисованных персонажей становятся несколько размытыми. Когда Франсуаза ему говорит: «В этой белой пижаме, когда вот так вертите шеей, вы прямо как голубь», мы не узнаем знакомого голоса старой служанки семейства из Комбре. Разумеется, мы обнаруживаем здесь и Шарлюса, очерченного куда резче, чем в предыдущих томах, Шарлюса отвратительного (чересчур отвратительного!): это уже не больной, это — болезнь. |
|
|
