| Дело о Турчине, Козловском и Лешке, как по экономической и гражданской части происходившее, и по сознаниям Арматовича, архиепископа и всех свидетелей, решено Полоцким поветовым судом ещё в 1819 году, против коего определению заложили ли апелляцию, по делу не видно (хотя она, впрочем, заложена, не к сему бы относилась суду), и который, усмотрев противозаконные архиепископа поступки, не преминул бы делать надлежащего по законам взыскания, – новому сего суда разбирательству не подлежит. Письмо же Козловского к архиепископу, при деле находящееся и за ласковое с ним поступление благодарящее, много сходствует с объяснением оного же архиепископа, по сему предмету себя оправдывающего. Что священно и церковно-служители наказываемы были архиепископом Красовским тюрьмою, все свидетели согласно утверждают; но, какого рода была сия тюрьма, кто и за что оною наказывались? нужными обстоятельствами вовсе не поясняют. Архиепископ в своём объяснении говорит, что это была горница, пространная, чистая и тёплая (от простолюдинов только тюрьмою называемая), в коей епитимисты, на собственном архиепископском иждивении содержимые, занимались чтением духовных книг и слушали от означенных на то особ приличные увещания и конференции, а также ходили вместе со ставленниками на лекции нравственного богословия и обычное ежедневное церковное богослужение. С сим нечто сходствует сознание Слонимского на 9 пункт, в коем на вопрос, есть ли у архиепископа тюрьма? – отвечает: есть место, назначенное для раскаяния преступникам. Но как все свидетели говорят (хотя вообще), что некоторые преступники сажены были в тюрьму под замок, чего и архиепископ не опровергает; то из сего явствует, что и формальная тюрьма была в употреблении. Притом те же свидетели показывают, что некоторым епитимистам велено было давать в день только по фунту хлеба с водою, в чём и архиепископ сознаётся, говоря, что сие случалось иногда по важности вины через неделю, две или три, но не сряду; Слонимский же на десятый запрос добавляет, что таковые приказания никогда строго не исполнялись. |
| Сей Выговский, был природный Поляк, сохранил в себе характер нации своей во всей полноте; и по безмерному честолюбию своему, всегда желал себе достоинства гетманского, каким бы то ни было образом. Поляки, задобривши его великими подарками, а и того больше значащим посулами, склонил на предательство питомца своего, молодого Хмельницкого, и он первее намекал ему разными околичностями о согласии, будто, отца его на соединение с Польшей, но что, де, мешали ему в том одни суеверные старики, предпочитавшие полякам и туркам Московщину, единственно по единоверию, несмотря на то, что в ней столько вер, сколько у нас поветов, и одна другую гонит и ненавидит. Потом уверил его совершенно, что таковое соединение есть полезно и неизбежно в удовлетворение требований первых в свете дворов, турецкого и цесарского, которые, при дальнейших сопротивлениях, могут, разорить всю нацию и лишить его гетманства; а исполнивши их желания, можно укрепить вечно права свои и народные, в чем они берут на себя поручительство и утверждение за ним потомственного гетманства, с титулом и достоинством владетельного князя Сарматского. 1 . Народ русский и земля его, составленная из княжеств или воеводств Киевского, Черниговского, Северского и Владимирского, со всеми в них городами, поветами и селениями, по граням, Зборовским трактатом положенным, да пребудут вольными, от самих себя и правительства своего зависимыми и в совершенной единости и равенстве; с народами Польскими, яко от единого с ними племени Сарматского происходящими, а прежние между ними распри, вражды и войны да уничтожатся и предадутся вечному забвению с соблюдением и утверждением строжайшим обоюдной амнистией. 2. Правительства русские да устроятся и пребывают на правах своих и привилегиях стародавних, в совершенном равенстве и одинаковом преимуществе с правительствами польскими и литовскими, под сенью одной короны королевской, всем трем народам равномерно державной и покровительной. 3. Верховным начальником народа русского и правительств тамошних признается гетман выбранный рыцарством из самих себя, не допуская иностранных, коего власть и преимущества почитать наравне с коронным и литовским великими гетманами, а войска ему иметь реестрового сорок тысяч; охочекомонного ж и Запорожского, сколько соберется и содержать будет, возможно. |
| Воевода киевский Адам Кисиль, происходящей из древней русской фамилии Святольдов, известной по историям с 1128 года между князьями русскими, и с ним судьи поветовые: Проскура, Волович и многие другие, также происшедшие из русских пород, обратившихся в католичество и польское шляхетство, скоро, по опубликование в Малороссии трактата Зборовского и устроении границ и урядов, первобытных сего края, прибыли в город Киев, в надежде получения родовитых их имений, войной потерянных, и начали искательства свои со стороны гетмана и Малороссийского трибунала, доказывая, что они неважной отменой в вере, от важных обстоятельств происшедшего, и службою их в польском королевстве, терять родовых имений не повинны ни по каким законам, и что они могут с них так же отправлять службу и в Малороссии, как отправляли ее в Польше. Гетман по рассмотрению и приговору трибунала, дозволил было просителям вступить в свои владения, с присягой их на верность службы малороссийскому своему отечеству. Но, взбунтовавшиеся против того киевские, белоцерковские и переяславские казаки, подговоренные судьей Гуляницким и полковником миргородским Гладким, выгнали всех оных искателей из селений малороссийских и многих из них перебили и разграбили, от чего и сам воевода Кисиль, вернувшись в Польшу, скоро после того помер. Гетман, приняв, поступок сей за преступление весьма важное, повелел разыскать его уголовному трибуналу, совместно с военной комиссией, и виновников судить по законам. Судилище оное, найдя главными виновниками Гуляницкого и Гладкого, осудило их на смерть, и Гладкому отрублена голова, а Гуляницкий бежал и скрылся в Молдавии с тремя старшинами от войска: прочих же старшин и многих из товариства и рядовых казаков наказали палками, тюрьмой и содержанием окованных на пушке. И хотя таковым образом довольно наказаны убийства и обиды чиновников, польских многие отысканные пожитки им возвращены, но поляки признали, поступок сей другой причиной к войне. Казаки означенных полков, возроптав явно на Хмельницкого, что он полякам похлебствует и их безвинно гонит, вышли многие с семействами из своих жилищ и вооруженной рукой пришли вниз реки Донца и там поселились, где составили так называемый Рыбинский Слободской 155 полк. |
| 4. Стража внутренняя и оборона внешняя в земле Русской зависит от власти гетмана и от сил войска тамошнего, и в таковых случаях признается он самовластным князем русским или сарматским, а в общей обороне и войне всего королевства участвует земля оная по общему с нею совету и согласию, а иначе вольно в обе стороны нейтрал держать. 5. Провинциальное управление земли русской подложить воеводам, выбранным из себя тамошним рыцарством, не попуская отнюдь инородным, и они подчинены во всем гетману и непосредственно под его повелениями состоят, и когда снаряжаемы и выправляемы будут от воеводств и поветов земские послы и депутаты на Сейм генеральный, то сие чинится по повелению гетмана и с его инструкциями и наказами. 6. При всех службах и обращениях рыцарства и народа русского с рыцарством и народом польским и литовским, да признается совершенная единость и равенство с обеих сторон, с увагой чести и могущества каждого особо и всех вообще. 7. Религия кафолическая русская или греческая с религией католической римской или польской, да пребудет в совершенном равенстве и согласии, без малейшего нарушения прав и свобод каждой, и духовенства обеих религий в собраниях правительственных и при всех заседаниях и общих, да имеют места, приличные по сану своему, и голос по правам своим и преимуществам. Статьи сии надобно было гетману непременно объявить чинам и войску, к нему собравшемуся, и отобрать на них общее всех мнение и согласие. Но когда они им объявлены были, то все чины и казаки, узнав перемене толикой важности и столько для всех позорной, тотчас, нагрубив гетману, проклиная подлое его поведение и злодейские умыслы, отстали от него и воротились к городу Чигирину. А здесь, узнавши, что казна национальная расхищена и старшины генеральные удалились из города, пошли искать опекуна и советника гетманского Пушкаренко, чтобы с общего с ним совета и согласия, принять свои меры, не надеясь на товарища его в этом деле, писаря Выговского, готового, по породе своей, на «все» коварства и обманы. |
| Киевские воеводы от 12 июля извещали государя, что гетман Выговский разослал универсал ко всем полковникам и велел им со всеми полками собираться к нему в Чигирин, что он послал звать к себе и крымского хана с татарами, что от такого сбора войск сами полковники не чают добра, и далее писали в своем донесении: «А митрополит Киевский, не сказався там, поехал в Чигирин к гетману Ивану Выговскому. Когда он поехал из Киева и мы, проведав, посылали спрашивать людей его, то люди его сказали, что он поехал в деревню. Но в деревне он был немного и ныне в Чигирине, а сказывают, будто поехал для рады» . Странное совпадение! В том же самом месяце 1658 г. и даже почти в те же самые числа, когда Московский патриарх Никон самовольно оставил свою кафедру и удалился из Москвы, и Киевский митрополит Дионисий Балабан самовольно оставил свою кафедру и удалился из Киева, прожив в нем всего около полугода, и уже никогда более в него не возвращался. С половины августа войска Выговского, соединившиеся с поляками и крымскими татарами, осаждали Киев, но безуспешно. В конце августа Выговский в обозе под Гадячом вступил в переговоры с польскими комиссарами — Беневским и Яблоновским и 8 сентября заключил с ними от имени всего запорожского войска договор, статьи которого, насколько он касался православной Церкви и духовенства, были следующие: а) митрополит Киевский будет иметь место в сенате после арцибискупа Львовского; б) владыки Львовский, Луцкий, Перемышльский и Холмский будут иметь места там же после бискупов своих поветов; в) имения православных, как мирских людей, так и монастырские, отданные Римскому Костелу, будут возвращены; г) мещане православной веры будут пользоваться правами и вольностями наравне с мещанами римской веры; д) крепости на церковные вотчины будут при митрополитах и владыках, а после смерти митрополита или владыки король будет утверждать на владычество одного из четырех избранных кандидатов; е) два училища, одно в Киеве, другое в княжестве Литовском, где сами себе укрепят, равно и учители, будут дозволены православным; ж) еретики всякого рода отнюдь не будут допускаться в те училища, а только католики и греки; з) школам, противным (православному) училищу, в Киеве не быть; и) библиотеки и печатни дозволяются везде, но только в касающемся веры будут оберегаемы, чтобы кто не внес чего-либо противного. |
| е. послушников, где наставниками были сами базилиане, преподававшие исключительно только на латинском и польском языках, до того, что воспитанники, вышедшие из этого «новициата» в священство, часто не умели читать по славянски, и по большей части служили по книгам, списанным и даже напечатанным латино-польским шрифтом, – каковыя между прочим с этою же целью и издавались в самом Почаеве. В таком же совершенно духе базилиане Почаевские содержали у себя, уже под русским владычеством, и особое светское училище, называвшееся сначала «окружным училищем второго разряда», а потом «Поветовым, т. е. уездным училищем». – Здесь все преподавание шло исключительно на одном Польском языке и в польском духе (напр. История и География), и хотя в школу эту принимаемы были также и дети православных родителей, но православный законоучитель был введен сюда только в последнее время, и то при сильном натиске русского правительства. Не менее интересно, с какими неправдами базилиане Почаевские пользовались во вред России и в защиту латино-унитства и полонизации своею Почаевскою типографиею, нужно заметить, наследованною от православных. Мало того, что они печатали здесь разные олатинизированные униатские книги богослужебные, папские буллы, индульгенции, – в 1784 году они вошли в соглашение с стародубскими раскольниками, вызвали из Климовского посада старообрядца Василия Железняка, прибрели от него экземпляры старопечатных книг, и отливши подходящие буквы, печатали раскольнические книги целыми тысячами вопреки строжайшему распоряжению о непечатании таковых со стороны русского правительства. Когда же поляки поднялисе против России, базилиане Почаевские не только печатали для них разного рода возмутительные прокламациии, но и сами распространяли таковые в народе для возбуждения повстанья в 1830 – 1831 г. Единственную светлую страницу в истории Почаевской Лавры этого периода составляет сооружение на Горе Почаевской нынешней Успенской соборной церкви и братского корпуса, ее окружающего, известным благотворителем Лавры графом Николаем Потоцким во второй половине XVIII века. Потоцкий на Злотим Потоку был сын Стефана Потоцкого, воеводы Бельзского, и первоначально воспитывался в вере католической, но потом принял унию и сделался фундатором Почаевским по следующему обстоятельству. Ведя разгульную жизнь польской шляхты XVIII века, он однажды был опрокинут с повозки разбесившимися лошадьми вместе с своим кучером. Считая кучера виновником случившегося, взбаламошный пан поднял пистолет, чтобы убить его. Но кучер возвел руки к Горе Почаевской, которая видна была с того места, где случилась катастрофа, и воскликнул: «Матерь Божия, чудовная в иконе Почаевской, спаси меня!» И не смотря на то что Потоцкий прицеливался несколько раз, пистолет, никогда не изменявший ему, осекался, и кучер остался в живых. После этого События Потоцкий немедленно отправился на Гору Почаевскую, и с того времени решился всего себя и все свое имущество посвятить на устроение и благоукрашение здешней обители. |
| Самозванец торжествовал: его мечты о короне начинали осуществляться. Он тотчас сообщил о своей радости всем друзьям своим в Польше и семье названного тестя Мнишка. Шурину своему, Станиславу Мнишку, самозванец, между прочим, писал о сдаче войска: „... По воле всемогущего Бога, по смерти Борисовой оное главное войско, с которым мы под Новгородком дело имели, несколько недель нас под Кромами ожидая, подлинное о нас, яко о природном государе, известие получа, к нам князя Ивана Голицына, великого и знатного человека в государствах наших, також и послов из всех поветов с объявлением подданства и повиновения прислало, милосердия прося, дабы мы им оную вину, которую они, с неведения, против нас, природного государя учинили, простить изволили; сказывая то: что мы все тем лукавым обманом от Бориса прельщены были, как и по смерти Борисовой, сыну его в том присягать и его за государя иметь хотели; а против Гришки Отрепьева, которого он быть именовал, противостоять обещались; но форма присяги инако нам выдана была, не так, как мы разумели, понеже в оной форме имя Гришки не упомянуто, дабы мы противным образом с тобою, природным государем нашим, великим царем Димитрием Ивановичем, поступали и тебя в государя себе не избрали. Мы же совершенно остереглись и единогласно сказали: дабы ты, яко природный государь, по восприятии престола святой памяти предков своих, над нами благополучно в многолетные времена государствовать изволил; и там, вместо присяги Борисову сыну учиненной, тебе присягу учинили; некоторых сенаторов, которые сторону Борисову держали, связав, к самому столичному городу Москве нескольких знатных людей послали, объявляя, что я подлинный сих государств дедич, и к тому их склоняя, дабы и они так, как и те, нам подданство и присягу исполнили; а ежели бы на то склониться не хотели, то принудить их к тому силою. Сверх того, нас, чрез послов своих, усильно просят, дабы мы без замедления на коронацию поспешали, почему мы в скорости из Путивля, мая 25 дня, прямо к Москве едем». |
| Управляющей Киреевских похитил у одной вдовы девку: «девку сию, писал он, как принадлежность мою, ни за что не упущу, хотя она сама по себе доброго гроша не стоит: но надобна справедливость. Девка куплена родителями моими» (священником Смоленской епархии) 714 . Несмотря на запрещения, продажа людей идет весьма регулярно. Приведем один случай. Жена колл. асс. Розлага в 1806 г., в Киевском у., продала донскому жителю за 90 р. родную дочь «в виде крепостной девки», и покупатель получил «верющее от нее письмо, засвидетельствованное в Киевском поветовом суде». Главный суд. рассмотрев это дело, нашел улики основательными, но мать, «изобличенная в продаже дочери ничем более не наказана, как одним только выговором». Главный судья, не находя на этот случай точного постановления, обязал ее запиской не делать впредь ничего подобного 715 . Нет надобности говорить, какое впечатление могли оказывать подобные постановления судебных инстанций на всех, тех, кто имел поползновение на совершение таких же деяний 716 . Положение крестьян заводских, удельных, если и имело некоторые выгодные стороны, то в общем, —472— и они страдали от тяжести крепостного права, и они принимали участие в волнениях. Исследователь экономического быта крестьянского сословия не может игнорировать весьма важного вопроса о земельном довольстве крестьяне в царствовании Александра I. Скудость материалов не позволяет делать каких-либо определенных выводов. По вычислению г. Снежневского в Нижегородской губ. на ревизскую душу приходилось с 1790–1800 г. – 2,8 д.;: с 1801–1810 г. – 4,5 д.; 1811–1820 г. – 3,1–4,5 дес. 717 ; 50% удельных крестьян имели в пользовании в среднем 3,03 дес. пашни, 0.73 дес. сенокоса, 0,60 дес. прочих угодий, а всего около 4,4 дес. удобной земли на душу, между тем при составлении «Учреждения об Императорской фамилии» предполагалось, наделить удельных крестьян «вполне обеспечивающим их количеством земли» 718 . Крестьянское наделение в общем подвергалось сильным колебаниям. Делать определенные выводы для эпохи царствования Александра. |
| Уполномоченным от Карла на сейме был генерал Горн, и отряд шведского войска помещался подле здания, где происходили заседания сейма. Многие послы поветовые, не ожидая проку от такого сейма, начали было разъезжаться, но Радзеевский и Горн, заметив это, расставили у всех выездов шведских солдат, которые никого не пропускали. 2 февраля Горн передал сейму письменное объявление, что государь его не может войти ни в какие переговоры с республикою, пока она не будет свободна, т. е. чтоб переговоры и решения настоящего сейма не могли ни от кого зависеть, а для этого необходимо, чтоб король Август был свергнут с престола. Поляки будут иметь полное право это сделать, когда увидят неоспоримые доказательства, что король Август питал самые вредные замыслы против республики. Сейм потребовал этих доказательств, и на следующий день Горн представил извлечения из писем, перехваченных у графа Фицтума, когда тот в 1702 году ездил послом от Августа к Карлу. В письмах не заключалось прямых улик против Августа, но они были способны произвести сильное раздражение, потому что в них поляки назывались несостоятельными, вероломными, преданными пьянству и т. п.; также в этих письмах заключались намеки на возможность раздробления польских владений. Раздраженные депутаты постановили – отказать Августу в верности и послушании. Раздражение еще более усилилось, когда узнали, что Август по совету Паткуля, находившегося теперь при его дворе, схватил своего соперника, принца Якова Собеского, вместе с братом его Константином, считавших себя безопасными в Силезии, во владениях императорских; Собеские были заключены в Кенигсштейне. Но когда первый пыл прошел, многие начали раскаиваться в сеймовом решении как совершенно незаконном и оскорбительном для нации, потому что оно последовало под чуждым влиянием. Скоро после этого король Август созвал другой сейм в Сендомире, где было постановлено – защищать права короля Августа, а Радзеевского с товарищи объявить врагами отечества. Это постановление было подписано 134 депутатами, тогда как постановление варшавского сейма подписали только 70 депутатов, и скоро оказалось, что большинство польского народонаселения было на стороне Августа. |
| Наконец, чтобы предупредить Ивана Никифоровича, он решился забежать зайцем вперед и подать на него прошение в миргородский поветовый суд. В чем оно состояло, об этом можно узнать из следующей главы. Глава IV О том, что произошло в присутствии Миргородского поветового суда Чудный город Миргород! Каких в нем нет строений! И под соломенною, и под очеретяною, даже под деревянною крышею; направо улица, налево улица, везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят горшки, из-за него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову, краснеет мак, мелькают толстые тыквы… Роскошь! Плетень всегда убран предметами, которые делают его еще более живописным: или напяленною плахтою, или сорочкою, или шароварами. В Миргороде нет ни воровства, ни мошенничества, и потому каждый вешает, что ему вздумается. Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа! Домы и домики, которые издали можно принять за копны сена, обступивши вокруг, дивятся красоте ее. Но я тех мыслей, что нет лучше дома, как поветовый суд. Дубовый ли он, или березовый, мне нет дела; но в нем, милостивые государи, восемь окошек! восемь окошек в ряд, прямо на площадь и на то водное пространство, о котором я уже говорил и которое городничий называет озером! Один только он окрашен цветом гранита: прочие все домы в Миргороде просто выбелены. Крыша на нем вся деревянная, и была бы даже выкрашена красною краскою, если бы приготовленное для того масло канцелярские, приправивши луком, не съели, что было как нарочно во время поста, и крыша осталась некрашенною. На площадь выступает крыльцо, на котором часто бегают куры, оттого что на крыльце всегда почти рассыпаны крупы, или что-нибудь съестное, что, впрочем, делается не нарочно, но единственно от неосторожности просителей. Он разделен на две половины: в одной присутствие, в другой арестантская. |
|
|
