| В.В. Виноградов Видоизменение ВИДОИЗМЕНЕНИЕ При определении генезиса и морфологической структуры сложного слова необходимо принимать в расчет не только типы основ, из которых складывается слово, и формы их связей, не только синтаксическое соотношение компонентов, но и их предметно-смысловое содержание. Именно семантические особенности сложного слова чаще всего помогают установить качественную структурную грань между старославянскими и новоевропейскими моделями словосложения. Например, слово видоизменение по внешнему облику похоже на славянизм. Между тем по семантическому своему существу это национально-русская передача интернационального термина модификация. Слово видоизменение появилось в русском научном языке первой половины XIX b. Оно представляет собой калькированный перевод латинского modificatio, французского modification, немецкого Modifikation. Оно обозначает: «разновидность, вариация, вариант чего-нибудь». Например: «Формы слова – это видоизменения одного и того же слова». В словарях Академии Российской помещены лишь два сложных слова, в первой части которых находится видо-:«Видопредставление, видоначертание, ния, с. ср. 2 скл. Изображение на чем-либо каких видов, предметов» (сл. 1806–1822, ч. 1, с. 505). Слова видоизменение здесь еще нет. Не помещено оно и в «Общем церковно-славяно-российском лексиконе» П. Соколова (1834). Только словарь 1847 г. знает слово видоизменение. Оно определяется здесь как естественнонаучный термин: «Отличие в какой-либо породе» (1, с. 125). Глаголы видоизменить – видоизменять и видоизмениться – видоизменяться тут не указаны. Между тем можно привести примеры употребления глагола видоизмениться – видоизменяться в языке 30-х годов. Так, в пародическом изображении ученого стиля Н. И. Надеждина и И. И. Давыдова («Подарок ученым на 1834 год. О царе Горохе», М., 1834): «Щепетливость индивидуальности видоизменяется и видообразуется одинаково в народе и в народах»; «И там и здесь законы жизни одни: все имеет начало, средину и конец, все видоизменяется по форме умозаключения» (Русск. старина, 1878, т. 22, май – август, с. 355 и 357). |
| Относительная самостоятельность логической формы, ее независимость от конкретного содержания мысли и открывает благоприятную возможность для отвлечения от этого содержания, вычленения логической формы и ее специального анализа. Этим и определяется существование логики как науки. Этим же объясняется и наименование – «формальная логика». Но это вовсе не означает, будто она проникнута духом формализма, оторвана от реальных процессов мышления и преувеличивает значение формы в ущерб содержанию. С этой точки зрения логика сходна с другими науками, исследующими формы чего-либо: геометрией как наукой о пространственных формах и их отношениях, морфологией растений и животных, юридическими науками, исследующими формы государства и права. Логика – такая же глубоко содержательная наука. А активность логической формы по отношению к содержанию делает необходимым ее специальный логический анализ, раскрывает значение логики как науки. Все изучаемые логикой формы мышления – понятие, суждение, умозаключение, доказательство, теория – имеют прежде всего то общее, что они лишены наглядности и неразрывно связаны с языком. В то же время они качественно отличны друг от друга как по своим функциям, так и по структуре. Главное отличие их как структур мысли состоит в степени их сложности. Это разные структурные уровни мышления. Понятие, будучи относительно самостоятельной формой мысли, входит составной частью в суждение. Суждение, в свою очередь, будучи относительно самостоятельной формой, в то же время выступает составной частью умозаключения. А умозаключение – составная часть доказательства, которое само входит звеном в теорию. Таким образом, они представляют собой не рядом стоящие формы, а иерархию этих форм. И в этом отношении они подобны структурным уровням самой материи – элементарным частицам, атомам, молекулам, телам. Сказанное вовсе не означает, что в реальном процессе мышления сначала образуются понятия, затем эти понятия, соединяясь, дают начало суждениям, а суждения, сочетаясь тем или иным способом, порождают затем умозаключения. Сами понятия, будучи относительно наиболее простыми, формируются как результат сложной и длительной абстрагирующей работы мышления, в которой участвуют и суждения, и умозаключения, и доказательства. |
| И всего удивительнее нечувствие ко злу. Зло физическое поражало воображение больше, нежели зло моральное, – Лиссабонское наводнение больше, чем вид злодея. Зло разрешалось в несовершенство, это есть уже отречение от этических категорий. И даже превращалось в вечно необходимый полюс бытия, в момент гармонии и полноты. Учение о грехопадении имело, скорее, космологический, нежели этический смысл. И в нем зло вводилось в план становления мира. Все это снова античные черты... В своих основных понятиях и предпосылках немецкий идеализм повторяет греческий. Это сходство не следует сводить к прямым влияниям. Здесь было, скорее, единство основного созерцания. И любопытно подчеркнуть глубокое отличие немецкого идеализма от индийского, хотя некоторые мотивы индийского пантеизма и были претворены в германском синтезе. Отличие связано с понятием формы. По основному замыслу, немецкий идеализм есть приятие и оправдание мира, как и греческий. И потому так резко выражен в нем мотив космоса. Индийский идеализм отвергает, не только отрицает мир. Буддизм, как философское учение, отвергает не только эмпирическое, дурную множественность, но и самый идеальный мир, мир множественных форм. Он стремится к погашению воли к бытию, не только к быванию, – стремится к полной неопределенности, – «где всякое имя, всякая форма, всякое сознание исчезают»... Он существенно аморфен по своему идеалу. И это связано с основными метафизическими понятиями буддизма. Мир построен атомически и, притом, из мгновенных атомов. Это касается не только эмпирического плана, но и его трансцендентной основы. Сущее проявляется в мгновенных и дискретных объективациях, непрестанно рождаются и мгновенно потухают бесчисленные формы, всплывающие из сверхбытия в бытие и проявляющиеся в бывании, – каждая однажды. Здесь полное отрицание устойчивости, всяких скреп бытия. И весь этот процесс суеты безначален, но должен оборваться в нирване. Отсюда судорожная вытянутость к небывалому, с непременным забвением о бывавшем 591 . Все это совершенно чуждо и эллинскому, и германскому сознанию. Здесь понятие формы всегда остается последней ценностью, – метафизическая победа здесь мыслится как оформление, не как аморфность. И, если эллинизм подымается над идеальной множественностью к Единому, то через сублимацию, через сращение раздельных определений, не через чистое отрицание. Тот же мотив повторяется и в немецком идеализме. Мы неизменно находимся в области метафизической морфологии бытия. В этом замысле и заложен основной соблазн эллинизма, повторяющийся в истории немецкой мысли, – завороженность космосом, соблазн формы... |
| Однако если допустить подобную скорость эволюции, тогда у нас ерши должны были бы уже давно разделиться на миллион разных видов. По два-три вида в каждом мелком озере, и по сотне – в крупных. Потому что и появление случайных мутаций, и действие естественного отбора – в отношении ершей ничем не отличается от действия этих же эволюционных факторов на цихлид . Отличие только в том, что ерш обыкновенный – это более экологически пластичный вид, чем Amphilophus cf. cimrinellus, и следовательно (в рамках дарвинизма) имеет больше потенциальных возможностей для «дробления» на разные специализированные виды. Но тем не менее, почему-то не дробится. Несмотря на первоклассную географическую изоляцию. А вот Amphilophus cf. cimrinellus, не успев еще как следует прижиться в озере Apoyeque, уже начал разделяться на две разные формы, приобретя всего за 100 лет целый список морфологических и экологических различий, при практически незаметных генетических различиях. А это значит, что генетические различия сосредоточились на крайне ограниченных участках ДНК, которые по этой причине можно, наверное, назвать просто генетическими переключателями , которые и «переключают» обсуждаемые фенотипы из одной формы в другую. В общем, больше всего эти факты укладываются в рамки той самой «эволюции по волшебству» , о которой я уже писал выше. Когда за крайне короткие периоды времени из какого-нибудь биологического вида вдруг «выпирает» целый комплекс новых черт, о существовании которых (у этого вида) никто даже не подозревал. Давайте еще раз вспомним вышеупомянутых жуков зигограмм, которые все дружно полетели всего за 4 поколения (см. выше). Вот, похоже, и здесь мы тоже наблюдаем примерно такой же случай. То есть, ту самую скрытую изменчивость, о которой я уже столько говорил выше, и которой геномы цихлид, видимо, «набиты» просто до отказа. А вот геномы щук и ершей – уже не очень («набиты» скрытой изменчивостью). И действительно, давайте посмотрим, что делают со всё той же цихлидой Amphilophus cimrinellus селекционеры-аквариумисты. Ведь эта цихлида – одна из популярных аквариумных рыбок. Дикую её форму Вы видели на рисунках выше. А вот она же, но уже после того, как побывала в «цепких лапах» селекционеров (Рис. 36): Рисунок 36. Amphilophus cimrinellus, над которой «поработали» селекционеры-аквариумисты. Причем красную окраску тела ей вовсе не селекционеры придумали. Формы с такой (ярко-красной) окраской регулярно встречаются прямо в природных популяциях рыб этого вида. А вот «крутой лоб» – это уже так постарались селекционеры. То есть, видимо, нащупали еще одно место скрытой изменчивости (этого вида), с которым тоже можно «побаловаться». Стоит ли теперь говорить, что «крутолобые» цихлиды встречаются достаточно часто и среди других представителей этого семейства? Или и так уже можно догадаться? |
| Что касается настоящего человека, то до самого последнего времени считалось, что его древность не превышает 50 — 40 тысяч лет. Однако недавние исследования французского физика А. Виллада (1988) помогли установить, что возраст древнейших находок Homo Sapiens достигает 100-130 тысяч лет. Большинство из них обнаружено в Восточной Африке. Исключение составляет череп из пещеры Джебель Кафзех близ Назарета, города, хорошо известного по библейской истории. Биомолекулярный анализ представителей различных современных рас Старого Света, проведенный учеными США и Японии, показал, что все эти расы происходят от единого генетического корня и скорее всего — из Африки. Ближайшим родственником Homo Sapiens среди ныне известных ископаемых форм является неандерталец. Этот вид был распространен чрезвычайно широко в Европе, Азии и Африке. Изучение неандертальцев вскрыло одну их замечательную особенность. Ранние формы неандертальцев, которые предшествовали по времени классическим, оказались морфологически ближе к Homo Sapiens ( Kraus V. Ор. cit. P. 243). К таким ранним формам относятся черепа, найденные в Штейнгейме, Сванскомбе и Фонтеше-ваде (См.: Герасимов М. Люди каменного века. М., 1964, С. 47 сл). Эти формы условно названы «пресапиентными», то есть предшествующими настоящему человеку. Классические же неандертальцы, по общему мнению антропологов, не могли быть нашими предками. Это вид весьма специализированный, остановившийся в своем развитии, и, в отличие от «пресапиенсов», во многом примыкает скорее к низшим обезьянам, несмотря на свой «человеческий» облик. Исследования мозговых полостей неандертальских черепов показали, что у этих существ были слабо развиты лобные области, которые имеют прямое отношение к контролю над эмоциями. «Поражение орбитальных отделов лобной области у человека может привести к резким изменениям его характера, к нарушению социальной структуры личности, к проявлениям безудержной ярости и т. п.» ( Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М., 1977. С. 197). Следовательно, психология неандертальца характеризовалась необузданной агрессивностью, а его интеллект был существенно ниже человеческого. |
| Все собранные фрагменты венчиков горшков по морфологическим признакам распределены по 14 вариантам (рис. 3, 4). К варианту 1 отнесены сосуды слабопрофилированные, остальные варианты – профилированная керамика. Вариант 1. Горшок слабопрофилированный с простым, без утолщения, вертикальным или плавно отогнутым венчиком. Вариант 2. Профилированный горшок. Венчик простой (губа без утолщения). В конструкцию венчика входят щека и шейка как вместе, так и по отдельности. Вариант 3. Щека отогнута от плечика или шейки. Губа оттянута вверх. Вариант 4. Щека отогнута от плечика или шейки, губа загнута внутрь, образует изгиб в виде крючка. Вариант 5. Щека отогнута от плечика или шейки. Губа оформлена в виде валика с внутренней стороны. Вариант 6. Шейка вертикальная, губа оформлена в виде выступа на внешней стороне. Щека отсутствует. Вариант 7. Губа оформлена в виде утолщения округлой формы. Шейка слабо отогнутая, вертикальная или наклонена внутрь. Щека отсутствует. Вариант 8. Губа оформлена в виде валика с наружной стороны. Обязательно наличие шейки и отсутствие щеки. Вариант 9. Губа оформлена в виде валика на внутренней стороне. Щека отсутствует. Среди горшков этого варианта выделены подварианты в зависимости от наличия и длины шейки. Подвариант 1. Горшок с длинной шейкой (равна или более удвоенной толщины стенки сосуда). Шейка может быть как вертикально поставлена, так и слабо отогнута или вогнута. Подвариант 2. Горшок с короткой шейкой (менее удвоенной толщины стенки). Подвариант 3. Горшок без конструктивно выделенной шейки. Вариант 10. Верхняя часть оформлена в виде венчика с отогнутой от шеи губой. Щека отсутствует. Вариант 11. Венчик оформлен аналогично варианту 5 (щека отогнута от плечика или шейки, губа в виде валика с внутренней стороны). Отличие от последнего заключается в толщине валика – не более 1/4 толщины стенки. Вариант 12. Губа оформлена в виде валика с внутренней стороны, щека с оттянутым наружу краем отсутствует (подобно варианту 9), что отличает горшки варианта 12 от варианта 9. |
| Настоящее пособие вовсе не ставит перед собой цели полного освещения существующих видов и приемов методологической работы с понятиями — это задача особого метаметодологического текста, здесь же мы даем лишь выборочные образцы методологических анализов психологических понятий. В главе 1.2 предметом такого анализа станет понятие стресса. Это пример «попутной» методологии, которая обслуживает работу теоретического конструирования, как бы расчищая для задуманной теории пространство мысли и готовя для будущих теоретических конструкций вспомогательные элементы и формы. Методологический анализ понятия заключается здесь в том, чтобы, выявив логические противоречия в его научном употреблении, отыскать тот неявный категориальный контекст, в котором противоречия снимаются, и тем самым определить точные условия научно-критического (в отличие от наивно-реалистического) употребления этого понятия. Такая методологическая работа напоминает попытку палеонтолога, нашедшего остатки странного органа ископаемого животного, восстановить среду обитания и образ жизни его, чтобы понять биологический смысл и функцию этого органа. В главе 1.3 «Историко-методологический анализ психотерапевтических упований» методология играет не служебную, а относительно самостоятельную роль, соответственно этому изменяются и задача, и метод работы. Сначала вводится рабочая методологическая категория «упования», отражающая, как утверждается, важнейший структурный компонент любой психотерапевтической системы, а затем под углом зрения этой категории рассматриваются последовательно появлявшиеся на исторической сцене психотерапевтические подходы. С этими подходами проводится методологическое интервью, в котором всем им предлагают ответить на один и тот же вопрос, и затем полученные ответы выстраиваются в один квазиисторический ряд . Продолжая палеонтологические аналогии, можно сказать, что если бы таким методом воспользовался палеонтолог, он выделил бы одну, интересующую его биологическую функцию (питание, ло-комоцию и т.п.), затем проанализировал бы те органы, те морфологические приспособления, которые у организмов разных эпох эту функцию выполняли, и в итоге расставил бы их не в хронологическом порядке, а в порядке принципиальных новаций в этих органах. |
| Однако даже в этом случае далеко не все палеонтологи пускаются в спекуляции про то, какой там вид аммонитов произошел от какого (или не произошел). Видимо они избегают подобных спекуляций, чтобы не попадать потом в такие неловкие ситуации, как с уже озвученным выше тиктааликом. Действительно, когда мы видим, что в геологической колонке один вид аммонита заменяется другим, то это еще не значит, что «здесь непременно была эволюция». Возможно, в прошлом изменились условия, и просто один вид распространился из другой географической области и заменил другой (местный) вид. Или ранее массовый вид стал редким (и поэтому исчез из палеонтологической летописи), а другой, ранее редкий вид – стал массовым, и поэтому как бы «возник» в палеонтологической летописи. Если такие виды были морфологически близки, то верующий дарвинист непременно приписал бы эту смену именно эволюции (одного вида в другой). Кроме того, могла быть и эволюция, но не совсем такая, какой хотелось бы верующему дарвинисту. Например, допустим, один и тот же массовый, изменчивый вид (или род) в течение долгого времени мог «отпочковывать» от себя более мелкие «виды» и подвиды, которые потом со временем вымирали. И так продолжалось некоторое время без каких-либо более масштабных эволюционных последствий. Понятно, что это не совсем та эволюция, которую хотелось бы дарвинисту, а скорее временные вариации вокруг какой-то устойчивой формы. Поэтому палеонтологи в своих научных работах обычно осторожничают (в отличие от научно-популярных заметок), и не подрисовывают никаких гипотетических стрелочек «эволюции» одного вида в другой. Классический рисунок в какой-нибудь палеонтологической статье выглядит примерно таким образом (Рис. 12): Рисунок 12. Смена (развитие?) аммонитов в раннем келловее. Взято из работы (Парышев, 1975). Как видим, исследователь вообще не подрисовывает (от себя) никаких «эволюционных переходов» от одних линий аммонитов к другим линиям. А просто констатирует факты – когда такие-то группы аммонитов появлялись, существовали, и исчезали из палеонтологической летописи. Без всяких (или почти без всяких) рассуждений об эволюции. И уж тем более, без рассуждений о том, что «аммониты изменялись под руководящей ролью случайных мутаций и естественного отбора в свете единственно верного учения». |
| Итак, давайте подведем предварительные итоги. Ясно, что бактерии и эукариоты – это настолько разные формы жизни, что возникает большой вопрос, насколько вообще корректно сравнивать механизмы эволюции этих двух форм жизни, даже если бы такие механизмы (эволюции) действительно существовали. Допустим (еще раз) на минуту, что бактерии на самом деле способны эволюционировать, причем именно по механизму случайные мутации+естественный отбор. Ну и какие же результаты этой эволюции? Результаты весьма скромные – отсутствие каких-либо видимых морфологических изменений на протяжении миллиардов лет (см. выше). Этот факт косвенно демонстрирует нам, насколько маломощной эволюционной силой является озвученный механизм эволюции. А вот конкретно слоны (точнее, отряд хоботные), в отличие от бактерий, морфологически изменялись весьма интенсивно (в ходе предполагаемой эволюции). И это несмотря на очень малую численность популяций (в сравнении с бактериями) и несмотря на очень низкую скорость смены поколений (в сравнении с этими же бактериями). Так на каком основании мы должны считать механизмы изменения бактерий и механизмы изменения слонов – одинаковыми?! Можно, конечно, предположить, что бактерии – это просто такой биологический таксон, для которого именно морфологическая эволюция – крайне затруднена по тем или иным причинам (например, в силу воображаемой исходной «жесткости» организации бактериальных клеток). А вот во всех остальных отношениях бактерии вполне способны эволюционировать. Но это лишь теоретические спекуляции. А по факту у нас получается, что за 3 млрд. лет собственного существования бактерии продемонстрировали очень скромные способности к эволюции форм . И если бы слоны в этом отношении были подобны бактериям, то они бы вообще никуда не сэволюционировали. Итак, даже если бы сегодняшние бактерии действительно демонстрировали нам совершенно ясную «эволюцию в пробирке», то такие примеры всё равно вряд ли могли бы считаться корректными для объяснения эволюции слонов. Но мы уже выяснили, что бактерии, скорее всего, демонстрируют нам не «эволюцию в пробирке», а просто «адаптацию в пробирке» (к мелким изменениям окружающей среды), которая конкретно у этих живых существ осуществляется методом «грубой силы» (то есть, собственно, естественным отбором всех возможных случайных мутаций). И никуда дальше этого «эволюция» бактерий не заходит. |
| Даже если будут открыты другие приматы, морфологически сходные с людьми, это не будет означать, что они подобны нам в духовном отношении. Кроме строения и формы тела, человек характеризуется наличием разума и души (см. бессмертие). Человек обладает рефлективным самосознанием, уникальным для живых существ, наделён способностью к речи с её грамматически правильной структурой. И главное, человеку присущи религиозное сознание и поведение; приматы на это не способны. При всех попытках указывать на физическое сходство между приматами и человеком для обоснования теории эволюции упускается из виду огромная пропасть, отделяющая животное царство от человека, созданного по образу и подобию Божию ( Быт. 1:27 ). Библиография : W. R. Bird, The Origin of Species Revisited, 2 vols. C. Darwin, On the Origin of Species. M. Denton, Evolution: A Theory In Crisis. N. Eldredge, The Myths of Human Evolution. N. L. Geisler, Is Man the Measure?, chap. 11. → Origin Science (chap. 7). D. Gish, Evolution: The Fossils Say No. S. J. Gould, «Evolution " s Erratic Pace»//Natural History (19721. A. Johnson, Darwinism on Trial. M. Lubenow, Bones of Contention. J. Moore, The Post Darwinian Controversies. C. Thaxton, et al., eds., Of Pandas and People. Эволюция космическая (EVOLUTION, COSMIC) Вселенная либо имела своё начало, либо не имела. Если начало у неё было, то оно было либо обусловленным причиной, либо беспричинным. Если оно было обусловлено причиной, то какого рода причиной могло бы объясняться появление всего сущего? Вечная Вселенная. Традиционным убеждением специалистов по космической эволюции было убеждение в том, что Вселенная, в той или иной форме, существовала всегда. Материя вечна. Главным научным обоснованием здесь служило Первое начало термодинамики (см. законы термодинамики), гласящее, что «энергия не может ни создаваться, ни уничтожаться». Креационисты возражали, что это неправильное понимание Первого начала, которое следовало бы формулировать так: «Фактическое количество энергии во Вселенной остаётся постоянным». В отличие от неверной трактовки Первого начала, это утверждение основано на научных наблюдениях относительно того, что происходит в действительности, а не выражает догматических философских домыслов о том, что может быть и чего не может. Не существует научных свидетельств того, что Вселенная вечна. |
|
|
