| Прежде всего следовало бы оценить тот факт, что из древних авторов только Иероним дает полный список антиохийских епископов для даннаго времени, и только у него мы находим ясный ответ па вопрос, когда Павлин тирский был епископом антиохийским, кто был его предшественником и, кто преемником. Если в последнем случае он расходится с Филосторгием, то нужно еще доказать, что прав Филосторгий, а не Иероним: оба они ведь жили в конце IV века и, следовательно, по древности авторитет их совершенно равен, и если Филосторгия Павлин и Евлалий более интересовали, как епископы-ариане, то по учености Иероним безспорно превосходил Филосторгия; а ошибки Филосторгиева списка арианских епископов на никейском соборе показывают, что его сведения по истории начала арианского спора далеко не отличались точностью. Можно далее поставить вопрос: занес ли бы Иероним Павлина в число православных антиохийских епископов, если бы он был преемником св. Евстафия? Не доказывает ли уже этот один факт, что Павлин был епископом антиохийским в такое время, когда арианство еще не было признано ересью на вселенском соборе, следовательно, до 325 года, и был преемником мирно почившего Филогония, а не низложенного евсевианами Евстафия? – Преемник Евстафия в число православных епископов у Иеронима не попал бы. Но особенно важно то, что Иероним называет Павлина 22-м епископом антиохийским, Евстафия 23-м. В этом случае на его стороне в отношении к Павлину оказывается и Филосторгий: и он, по сообщению Свиды, называл Евлала 23-м антиохийским епископом «от апостолов»; следовательно, Павлин, предшественник Евлала, и по его счету был 22-м епископом. Очевидно, оба они имели в своем распоряжении список антиохийских епископов, в котором велся счет их от времен апостолов, и 22-ое место в нем занимал Павлин. Это доказывает, что Евстафий не был непосредственным преемником Филогония: иначе он, а не Павлин, был бы 22-м антиохийским епископом. А что Павлин, 22-ой антиохийский епископ, есть бывший епископ тирский, а не какой другой Павлин, видно из Филосторгия. |
| Преодол яването на ц ъ рковн ия ра з кол в Антиохи я След като св. Мелетий починал, някои авторитетни йерарси (например, св. Григорий Богослов и св. Амвросий Медиолански) предлагали на събратята си да не избират нов архиерей за Антиохийската катедра, а да я дадат на епископ Павлин и с това да турят край на разкола. Победила обаче друга гледна точка. За приемник на св. Мелетий бил избран неговият най-близък съратник Флавиан, и разделението в Антиохия се запазило. Въпреки че православието на епископ Павлин не се подлагало на съмнение, все пак на Изток именно той бил смятан за виновник на антиохийската схизма. При това Римската Църква продължавала да поддържа официално общение с епископ Павлин. Епископ Павлин починал през 388 г. Той обаче успял да ръкоположи приемник – епископ Евагрий. Затова и след смъртта на Павлин разколът не се прекратил. Евагрий починал около 392-393 г. Флавиан успял обаче да убеди евстатианите да не си избират повече епископи. Това спомогнало за постепенното преодоляване на разкола. През 394 г. пълномощията на епископ Флавиан били признати от Александрийската Църква, а през 398 г. и от Римската Църква. Трябва да споменем и още един немаловажен аспект на църковния конфликт в Антиохия. Работата е там, че епископ Павлин ръкоположил Евагрий единолично . Изглежда, че и самият Павлин е бил ръкоположен единолично от епископ Лукифер Каралиски. Затова св. Флавиан не признавал законността на свещенството в общината на евстатианите и настоявал, че всички техни клирици трябва да бъдат преръкоположени. Колко сериозно е било противопоставянето в Антиохия, може да се види от проповедите на св. Йоан Златоуст, който от 386 до 397 г. служил там като презвитер и бил един от най-близките сътрудници на св. Флавиан. Например, в беседата си върху думите на апостол Павел Е дин е Господ, е дна е в я ра та , е дно е кр ъ щение то (Еф. 4:5) св. Йоан стоварва доста жестоки изобличения върху онези, «които безогледно се присъединяват към хората, отделили се от Църквата». Обръщайки се към защитниците на евстатианите, Златоуст възкликва: «Какво говориш ти? «Вярата им е същата, те също са православни»… Кажи ми: мигар смятате за достатъчно това, че ги наричат православни, след като при тях е оскъдняла и изчезнала благодатта на ръкоположението? Че каква е ползата от всичко останало, след като не е запазена тази последната? Трябва да държим както за вярата, така и за нея (за благодатта на свещенството). А ако всекиму е позволено, както казва древната пословица, да пълни ръцете си, да бъде свещеник, то тогава нека пристъпят всички, и напразно е устроен този жертвеник, напразно – църковният чин, напразно – йерейският лик: да ги разтурим и унищожим» (Беседи към Послание до Ефесяни, 11, 5) . Както виждаме, св. Йоан директно отрича наличието на благодатта на свещенството при последователите на Павлин и ги квалифицира като разколническа общност, противопоставяща се на Църквата. |
| Он взошел тихо и, имея на ногах мягкие валеные сапоги, тихо же подошел к самому креслу Додички и остановился у него за плечами так близко, что когда мой кузен обернулся, то они стали нос к носу с таинственным пришельцем. Додя, как все наглые люди, был большой трус и, при подобной встрече невыразимо потерявшись, едва произнес упавшим голосом: — Что вам здесь нужно?.. Эй ты!.. жандарм! Но жандарм спал крепко и не слышал зова. — Не беспокойтесь-с, — отвечал таинственный посетитель голосом, в котором не было ничего страшного, но от которого трусливого Додю забила лихорадка. — Не беспокойтесь, я к вам по маленькому делу не от себя… — Павлин!.. Это ты? — Тсс! позвольте… Что такое Павлин? никак нет; вы ошибаетесь, я не Павлин: не знаю никакого Павлина, я совсем другой человек, я мещанин Спиридон Андросов, простой мещанин… да-с, и со мною мой паспорт есть… хороший паспорт, законный: с печатью, и все проименовано. Спиридон Андросов, мастеровой, хожу для промысла и бумагу свою часто прописываю. Куда приеду, сейчас же ее прописываю… для осторожности тоже и здесь неделю тому назад прописал… — Но это ты… ты сам Павлин! Разве я тебя не знаю? — Никак нет, я Спиридон Андросов. — Что же вам от меня нужно? — Мне совершенно ничего; а я вам принес записочку, вот извольте получить. — От кого это? — От одной вдовы тут… да, молодая вдова… извольте прочесть: сами увидите, что тут такое. Кузен мой за минуту пред сим был уверен, что перед ним стоит не кто иной, как окосматевший Павлин, но услышав соблазнительные слова о вдове и ее записке, он как-то все упустил из виду и торопливо зажег свечу, чтобы скорее прочитать бумажку, и вдруг неожиданно уронил ее снова; теперь не могло быть ни малейшего сомнения в том, что стоявший перед ним человек был Павлин Певунов. Он только чрезвычайно оброс седыми волосами вокруг всей головы и лица да вырядился в какой-то полуазиатский костюм, но тем не менее всякий, кто его знал, не мог бы не сказать, что это он, Павлин, сам, собственнейшею своею особой. И в его глазах ясно читалось, что он видит, что его узнали, и понимает, что не узнать его невозможно. Кузен мой ото всего этого так растерялся, что на сей раз уже громко закричал: — Павлин… Что ты от меня хочешь, проклятый Павлин?.. — Но при этих его словах пришлец так сильно сдавил Додю в косточках руки, что молодой франт присел книзу и пролепетал: «Ах ты, дерзкий!» и в растерянности опять взял оброненную им бумагу: это была церковная выпись из книги об умерших, где значилось, что около полутора месяца тому назад в таком-то городе скоропостижно умер и погребен царскосельский мещанин Павлин Петров Певунов, а вдове его, Любови Андреевой Певуновой, выдано в том сие свидетельство с подписью и печатью. |
| P.S. Более двадцати лет епископ Василий вел православные передачи для России по Би-би-си. Только тогда он еще не был монахом, и звали его отец Владимир Роздянко. Святой Павлин Фото Claude Robillard/www.flickr.com В конце четвертого века в итальянском городе Нола был необычный епископ. Звали его Павлин. Двадцатилетним юношей он был избран в римские сенаторы, затем стал консулом и, наконец, губернатором области Кампания в Италии. После того как Павлин обратился ко Христу и крестился, он совершенно изменил образ жизни: продал всё свое имение и роздал вырученные деньги нуждающимся, по сути оказавшись нищим, из-за чего ему довелось испытать презрение бывших друзей и слуг. После многих лет странствий он оказался в городе Нола, где местная община христиан избрала его епископом. В те годы случилось нашествие вандалов на Италию. Пришли они и в город Нола, где взяли в плен множество народа. Тогда Павлин все, что имел в епископии, стал отдавать на выкуп пленных и на пропитание обнищавших от нашествия варваров, так что у него совершенно уже ничего не оставалось. Однажды к нему пришла бедная вдова и попросила помочь выкупить ее сына. Павлин, раздавший все, что мог, ответил ей: — Женщина, мне нечего дать тебе, кроме самого себя. Продай меня и выкупи своего сына или же отдай меня в рабство взамен него. Вдова подумал, что епископ насмехается над ее бедой. Но Павлин сумел убедить ее в истинности своего намерения. Они вместе отправились к вандалам, и там святой Павлин отдал себя в рабство, обменяв себя на сына вдовы. Босоногие спасители Иерей Григорий Михневич 21 июня 2011 года под Петрозаводском разбился самолет ТУ-134, на борту которого находились 52 пассажира. Он упал неподалеку от шоссе. Трассу тут же перекрыли: в любой момент мог произойти взрыв. Вдруг на дороге появился легковой автомобиль, из которого выскочили два человека весьма странного вида: из одежды на них были лишь шорты и футболки, а обуви на ногах не было вообще. Не раздумывая, они кинулись к горящему самолету и вместе с еще одним смельчаком начали искать выживших пассажиров среди мертвых тел и залитых керосином обломков. Вынесли в безопасное место мужчину, девушку и маленького ребенка. Потом, когда прибыли спасатели, вместе с ними вынесли еще четверых. Ушли они из этого ада, лишь когда самолет взорвался и стало ясно, что больше никого спасти не удастся. |
| Аврелий предложил читать обвинительную записку далее. И было прочитано, что рождающиеся дети находятся в том же состоянии, в каком был Адам прежде преступления и далее до конца малой записки. По прочтении Аврелий обратился к Целестию с вопросом, учил ли ты, Целестий, когда-нибудь, как утверждает диакон Павлин, что рождающиеся дети находятся в том состоянии, в каком был Адам прежде преступления? Целестий ответил – пусть он объяснит, что значит выражение – прежде преступления». Павлин сказал: скажи, что ты не учил так; одно из двух, или пусть он скажет, что не учил так, или же пусть осудит это. – Повторяю, ответил Целестий, пусть он объяснит, в каком смысле он употребляет выражение – «прежде преступления». – Скажи, что ты не учил так, повторил Павлин. – Тогда епископ Аврелий заметил: сколько я понимаю, это значит, что Адам поставлен был сначала неповрежденным, но потом чрез преступление заповеди сделался пленным; это ты хочешь сказать, брат Павлин? – Это, господин, отвечал тот. – Обращаясь к Целестию Аврелий сказал: диакон Павлин хочет слышать, таково ли состояние детей, подлежащих крещению, каково было состояние Адама прежде преступления, иначе говоря, влечет ли ребенок вину преступления от того начала греха, от которого рождается? – Учил ли он этому и хочет ли отречься, спросил Павлин. – О передаче греха, ответил Целестий, я уже сказал, что слышал, как между православными очень многие отрицают, а другие признают ее. Пусть это будет вопросом исследования, а не ереси. Я всегда говорил, что дети нуждаются в крещении и должны быть крестимы» 55 . Подобным же образом уклончиво, двусмысленно, в общих выражениях Целестий отвечал и на остальные положения обвинительной записки. Тогда Павлин представил какие-то собственные сочинения Целестия чтобы бесспорно обличить его в заблуждениях. В этих сочинениях он нашел буквальные выражения Целестия, что «природа человеческая сама по себе имеет достаточно сил для достижения совершенства, что человек может достигнуть такой праведности, что может даже быть без греха, если хочет; Адам создан был смертным, так что имел умереть, согрешил ли бы он или нет; закон вел в царство небесное так же, как и евангелие; дети, по правилу вселенской церкви, должны быть крестимы в оставление грехов: грех Адама нисколько не повредил роду человеческому». |
| Около 404 года святого Павлина посещает Мелания Старшая, в то время уже зрелая подвижница, и приносит ему в дар святыни из Египта и Палестины. Конечно, ее общение с египетскими подвижниками и личный духовный опыт были бесценны для святого Павлина. В Письме Сульпицию Северу он отзывается о святой Мелании, как о человеке духовно очень близком. Они заинтересовали друг друга, и спустя два года святая Мелания возвращается в монастыри святого Павлина уже с внучкой и со всем ее семейством. К сожалению, из-за нашествия готов семейство святой Мелании вынуждено было переместиться на Сицилию. 15 лет святой Павлин подвизался на кладбище в подвигах поста, молитвы, страннопреимничества и творения самой разнообразной милостыни. Архиерейское служение В 409 или 411 году при всенародном ликовании пресвитер Павлин был избран епископом Ноланским. Конечно, его человеколюбие и сострадательность ко всем бедным и нуждающимся проявлялись и в его святительских трудах. К заботам о больных и бедных прибавились хлопоты о выкупе пленных. В то время вандалы и готы многократно грабили Италию и уводили в плен население. Святой Павлин за церковные деньги выкупил множество пленных. «Когда же вандальские воины, будучи лютыми и бесчеловечными, мучили христиан, требуя, чтобы они указали сокрытые в земле сокровища, святой Павлин сочувствовал верующим всем сердцем и взывал к Богу: «Господи, сотвори так, чтобы меня мучили из-за золота и серебра. Ибо Ты знаешь, где я скрыл свое богатство - именно в руках нищих и убогих рабов Твоих». Однажды случилось так, что деньги в церковной казне кончились, а к епископу пришла мать одного жителя города просить о выкупе сына. Он предложил обменять себя на пленника. Женщина согласилась, и они поехали в Африку. Обмен состоялся, и святой Павлин оказался в рабстве у зятя вандальского царя. Тот сделал его садовником и обнаружил постепенно, что его садовник умный образованный человек. Он полюбил общаться с ним. И однажды садовник предупредил его о том, что ему не стоит ехать туда, куда в тот момент собирался вельможа, а ждать кончины царя и занять освободившийся трон. Зять был предан тестю и все ему рассказал. А тот пожелал познакомиться с этим оригинальным садовником. Царю накануне приснился сон, где он видел, как его судили какие-то знатные господа в дорогих одеяниях. Когда к нему пришел садовник, царь узнал в нем одного из этих знатных людей. Пришлось святому Павлину сознаться в том, что он епископ. Вандалы были ариане, и кто такой епископ, понимали. Царь правильно истолковал свой сон и убоялся загробного суда. Благодаря этому святой Павлин был отпущен на волю, причем не просто с честью, а ему предложили просить, чего только пожелает. Он попросил отпустить на волю всех пленников Кампаньи. Вернулись домой вместе. Жители Нолы встретили своего епископа невероятным количеством цветов. С тех пор и до нашего времени в день памяти святого Павлина христиане носят по городу большие деревянные лилии. |
| Павлин, встретив молодого человека и приняв брошенную им шинель, покачал вслед ему укоризненно головою и только что обернулся, чтобы продолжать уборку антре, как почувствовал бесцеремонный и тяжеловесный удар по плечу: он оглянулся и увидел двух полицейских и одного плацмайора, которые, немножко стесняясь, немножко храбрясь, спросили Павлина: дома ли Анны Львовнин первенец. Получа утвердительный ответ, неожиданные гости пошли втроем по лестнице, а у дверей оставили двух солдат, квартального и бледного, встревоженного старичка с жидовским обличьем. Павлин понял, что тут что-то дело неладно, и хотел как-нибудь предупредить Анну Львовну, но полицейский пристав тотчас же заметил это и арестовал его. Павлин несколько удивился, но удивление это еще более усилилось, когда он услыхал, что пристав вместе с тем распорядился, чтобы была арестована Люба, и тотчас же неожиданно начал делать обыск в его каморке. Павлин было попытался сказать что-то в защиту своего жилища, но едва он вымолвил одно слово, как пристав ударил его по шляпе и крикнул: – Что, у тебя шляпа к башке приросла, или ты боишься рога показать? – Рога! – молвил растерянный Павлин. – Да, рога, рога, – отвечал ему развязный офицер. – А ты, пестрый дурак, еще не знал до сих пор, что у тебя есть рога? Поклонись же за них своей миленькой жене и поцелуй у нее ручку, которая так ловко в чужие комоды ходит… Павлин более ничего не слушал и не понимал: с него было много и того, что звучало в его ушах: “рога и комоды”. “Что сделала Люба? Что она могла сделать такого, за что бы ее обыскивали и, наконец… арестовали?” Да, ее арестовали, и притом не одну, а вместе с Додичкой только с тою разницею, что Додю повезли куда-то в карете, а ее квартальный увел в часть пешком с солдатом. XIII Павлин пришел в себя, когда ни Додички, ни жены его не было. Он тотчас же отправился в полицейскую часть, где получил объяснение, за что была арестована его жена, и ни с того ни с сего явился поздно вечером ко мне с просьбою дозволить ему переночевать у меня, так как он боялся ночевать в доме Анны Львовны, ибо, “поняв все дело как следует, опасался, как бы не мог во гневе сделать чего не должно”. |
| Затем Павлин выходил в одной ливрее на лестницу и отправлялся к тетушке; тут у них шел доклад или беседа, по поводу которой никто ничего достоверного не знал и все сплетничали невероятный, невозможный вздор. Беседа длилась около часа, и после нее Павлин снова появлялся на лестнице, но уже не с пустыми руками, а с домовою книгою, которую клал на столе под клеенку, надевал перевязь, брал в руки булаву и отпирал двери подъезда. Совершив эту церемонию, он садился в широкое, обитое красным сафьяном кресло и начинал просматривать домовую книгу, делая из нее карандашом отметки в особую тетрадку. Этим делом Павлин занимался до десяти. С последним ударом десятого часа он ставил к колонне булаву, сменял треугольную шляпу обшитою галуном фуражкою и в этой полуформе выходил через ворота на двор; мимоходом он молча ударял рукою в дворницкую дверь, и когда оттуда на этот знак тотчас же выскакивали два рослые парня, один с топором, другой с молотком и клещами, и оба ему низко кланялись, он отвечал им на их приветствие молчаливым поклоном и шел далее. Дворники, вооруженные топором и клещами, следовали за ним молча и в почтительном отдалении. Павлин направлял свои стопы туда, куда указывала ему раскрытая перед ним на руке квартирная книга. Я вам едва ли сумею передать хоть слабую тень того, что такое производило на всех в доме это утреннее шествие Павлина по дому в сопровождении двух следовавших за ним ликторов . Из всех окон длинных флигелей внутреннего двора, занимаемых бедными жильцами, на Павлина устремлялись то злые, то презрительные, а чаще всего тревожные взоры; нередко вслед ему слышались бранные слова и ядовитые насмешки, еще чаще проклятия и слезные вопли; Павлин не обращал ни на что на это никакого внимания. Он совершал свое течение, как планета в ряду расчисленных светил по закону своего вращения, и не удостоивал никаких заявлений ни гнева, ни сожаления. Шествие это выражает, что Павлин идет собирать ежемесячную плату с бедных жильцов дробных квартир, на которые тетушка переделала все внутренние флигеля — в том основательном расчете, что дробные квартиры всегда приносят более, чем крупные, потому что они занимаются людьми бедными, которых всегда более, чем богатых, и которые не претендуют ни на вкус, ни даже на чистоту. |
| Павлин был с непокрытою головою, облаченный для сего печального случая в серую шинель на старом волчьем меху. Тетка Ольга ужасно встревожилась этим событием, и, переговорив с maman, решили взять сиротку Любу к нам, пока удастся ее куда-нибудь устроить; но все это оказалось излишним: Люба была уже устроена, и, вероятно, не хуже, чем бы могли устроить ее мы с нашими весьма ограниченными средствами и без всяких сколько-нибудь веских и значительных связей. Виновником попечительных забот об осиротевшей девочке явился тот же самый Павлин, который два месяца тому назад вымораживал ее вместе с ее матерью и бабушкой. Когда тетка Ольга, окончив свои переговоры с maman, пришла в швейцарскую Павлина, чтобы узнать от него, где Люба, она не нашла его, на его обычном кресле. Это было едва ли не первое нарушение Павлином своих обязанностей с тех пор, как он надел в этом доме пеструю ливрею и взял в руки блестящую булаву. Осведомясь у кого попало о швейцаре, тетка узнала, что он уже возвратился с кладбища к себе и пронес туда на руках в свою комнату девочку. Тетка, долго не раздумывая, направилась к неприкосновенному апартаменту Павлина и растворила дверь. Перед нею открылась очень маленькая комнатка, с диванчиком, на котором помещалась плачущая Люба, а перед нею стоял на коленях Павлин и переменял на ребенке промокшую обувь. При входе тетки он встал и, вежливо поклонись ей, сказал: — Сударыня, верно, изволили пожаловать насчет барышни? — Да, — отвечала тетка. — Изволите желать взять их? — Как вам угодно. Девочка тянулась к тетке, и мы ее взяли, но ввечеру того же дня к нам появился Павлин и просил доложить тетке, что он пришел переговорить о сироте. Павлина позвали в зал, куда к нему вышла и тетка. Они говорили около получаса, по истечении которого Павлин ушел, а тетка возвратилась к maman в восторге от ума и твердости характера Павлина. Павлин, явясь к тетке, объяснил ей, что желает взять Любу на свое попечение, но не настаивает на этом, если девочка может быть устроена лучше. А для того, чтобы дать тетке возможность судить о его средствах и благонадежности, он нашел нужным рассказать ей свое прошлое и представить нынешнее свое положение и планы насчет Любы. |
| Комната постоянно была заперта, и ключ от ее маленькой двери всегда был у Павлина в кармане. Досужих людей, которые под тем или другим предлогом пытались проникнуть в покой Павлина, он не допускал до этого самым решительным и бесцеремонным образом, так что его, наконец, все оставили, и никто в гости к нему не порывался. Что так тщательно хранил Павлин в своей вечно запертой комнате, — этого никто не мог отгадать, а так как нельзя же было оставить этого без объяснения, то учредившийся в доме наблюдательный комитет за Павлином открыл, что он тоже чрезвычайно бережлив, умерен в пище и не пьет ничего, кроме воды и молока, — поэтому комитет объявил, что Павлин «молокан ». Это всем очень понравилось и удовлетворило общественную пытливость насчет личности Павлина настолько, что все почили в спокойной уверенности, что Павлин гордец по религии. Как во всяком вздоре есть своя доля истины, так было и здесь: Павлин действительно был заносчив и горд и не хотел допускать ни малейшего сближения с собою никого из служащих людей. Оно и было понятно: он был поставлен с ними в одну среду, но не имел с ними ничего общего ни по уму, ни по характеру. Прошлое его было мало известно: были слухи, что он из крепостных людей, служил камердинером у какого-то важного лица и лет пять тому назад откупился на волю, взнеся своему господину чуть ли не тысячу рублей серебром за одну свою гордую и суровую душу; но этим слухам не совсем доверяли. Гораздо охотнее верили чьей-то выдумке, что Павлин ограбил почту, убил шесть почтальонов и потом добыл себе фальшивую бумагу, с которою и живет в швейцарах, храня в своей запертой каморке несметные сокровища ограбленной почты. Впрочем, и это, разумеется, рассказывали только стороною; сам же Павлин никогда ничего не говорил о своем прошлом. Жизнь свою он провождал однообразно и рассчитанно, как часы: рано утром он появлялся в антре, мел его и потом скрывался в свою комнату, где пил чай или кофе из какого-то особого самоварчика, которого устройство и способ кипячения оставался для всех секретом и предметом неразъяснимого любопытства. |
|
|
