| Даже физически просто невозможно было допустить. А тут бесплатно, еще с желанием с той стороны: «Ты завтра обязательно приходи. Чтобы не пропускал». А она женщина строгих правил, чтобы пройти ее в университете, несколько раз нужно было сдавать экзамен. Одна учительница русского языка, не буду говорить имя, была удивлена, когда увидела Веру Владимировну в Академии: видимо, она не один раз сдавала зачет по старославянскому языку. А с греческим языком мне помог отец Марк (Лозинский), он в то время занимался работой о святителе Игнатии (Брянчанинове), материалы смотрел в рукописном отделе. У меня была работа такая – нужно было определить возраст рукописи, фотографии которой хранились в ЦАКе (церковно-археологический кабинет МДА. – ред. ). Это я писал работу Огицкому. Нужно было научиться читать рукописи и, конечно, минускульное письмо. Отец Марк говорит: «Подожди». Как-то мы сдружились с отцом Марком, в очень близких отношениях были. «Ты знаешь, в рукописном отделе есть специалисты по греческим книгам, давай я спрошу». И действительно, сосватали меня со специалистом. Это был Фонкич Борис Львович, с мировым именем человек стал в дальнейшем. Я не знаю жив он, нет ли. Последний раз мы виделись в 11-м году. Он мне прочел курс лекций о греческой каллиграфии, тот, который читает в университете. Я ему не платил, естественно. Мне как-то, знаете, везло. Он мне дал такой альбом, такую работу сделать – альбом образцов греческой письменности разных веков, я взял и расписал весь альбом, все рукописи перевел в нормальное письмо, то, что сейчас мы имеем в греческом языке. Научился читать то, что обычно и бралось у нас в основу знания греческой каллиграфии. Там есть особенности: отдельные значки для скорописи, они использовались вместо окончаний, не надо было писать окончания, а просто значок и достаточно – это винительный падеж, уже все, не ошибешься. Эти сложности освоены. А потом он мне сам рекомендовал из Московского университета аспирантку, чтобы пройти университетский курс греческого языка. Мы встречались раз в неделю, тоже оплачивали все это. Спасибо владыке ректору, он помог. |
| Мемориальные памятники-кресты, «стогастульпюс» (столбы под крышами), «коплитстульпюс» (столбы с часовенками), часовенки литовцы исстари устанавливали не только на кладбищах, но и в усадьбах, в полях, на перепутьях, в лесах, возле источников, на городищах и т. п. Ими увековечивали памятные события, просили покровительства и защиты у Бога. Деревянные часовенки прикрепляли к деревьям, на столбы (коплитстульпюс), ставили на каменный фундамент или прямо на землю. Внутри устанавливали Распятие, Рупинтоели (соответствует русскому Спасу Полунощному), Пьету с ангелами, святых и символы христианства. Большинство сохранившихся часовенок, представленных на выставке, создано во второй половине XVIII–XIX веке. Железные кресты в просторечии называются просто «крестами». В композиции железных крестов использовано много символов – монограммы Христа и Марии, солнце, полумесяц, звёзды, растительные, геометрические мотивы. В экспозиции были также представлены фотографии крестов 1921–1924 годов фотографа Адомаса, часть из которых демонстрировалась в 1925 году на Второй международной выставке декоративно-прикладного искусства в Монцо, в Италии. На фотокопиях старых негативов и фотографий, представленных в Музее Чюрлёниса, мы видим «криждирбюс» (мастеров, изготавливающих кресты) и «диевдирбюс» (мастеров, изготавливающих богов), часовенки на деревьях, в усадьбах. Авторы этих фотографий: Балис Бурачас, Казис Вариялис, Адольфас Валешка, Пятрас Кяуленас, А. Жибас, Юозас Тимукас, Антанас Рукштяле и другие. В рисунках художников Антанаса Жмуйдзинавичюса, Казиса Шимониса, Антанаса Ярошявичюса, Ольги Дубяняцкене, Адомаса Галдикаса и учеников Каунасской художественной школы увековечены исчезающие старинные народные памятники. Среди редких изданий и документов был выставлен альбом рисованных крестов А. Ярошявичюса (Jaroševiius, А.) «Литовские кресты», изданный в 1912 году в Вильнюсе на литовском и французском языках. Вступительную статью к нему написал Ионас Басанавичюс, а виньетки рисовал Антанас Жмуйдзинавичюс. Рядом экспонировались уникальный небольшого формата альбом рисунков в холщовой обложке годы) – первый вариант альбома «Литовские кресты» и двухтомный авторский альбом фотографий А. Варнаса (Varnas, А.) «Литовские кресты» года, посвящённый президенту Литовской Республики Александру Стульгинскису. Предполагается, что выставка будет показана в Риге в конце 2004 года. |
| «Фаворского ужасен, Сорина – прямо конфетная коробка... у меня висит только один – Модильяни». Эрнст стал вспоминать, кто писал Ахматовой в альбом. «Да мне многие в альбом писали, а потом я этот альбом в музее увидела. Страшно это неприятно видеть свои вещи в музее, ничего нельзя изменить уже, ни одной запятой... Все мы это так перед грозой отдавали свои альбомы Бонч-Бруевичу, а он их скупал для государственного архива» 125 . Ахматова показала нам переводы своих стихов на иностранные языки: «Вот смотрите, целых три издания на итальянском языке. Как вы думаете, к чему бы это? Мне кажется, это все неспроста». Вероятно, она намекала на возможность получения Нобелевской премии... Несколько раз Анна Андреевна вспоминала оксфордское торжество: «А Вознесенский, который в то время был в Англии, даже не удосужился приехать. Зато Райкин был. Как? вы не знаете, кто такой Аркадий Райкин? Самый знаменитый человек в России... Он потом пришел меня поздравить, – и, показав большим и указательным пальцем размер яйца, добавила: – Вот какие слезы у него были на глазах!» Я обмолвился, что у меня в кармане был билет в Англию, но что в последнюю минуту поехать я не смог. «Что вы!» «Знаете, у нас это все легко, рукой подать». «Да, – ответила Анна Андреевна задумчиво-грустно, – у вас все рукой подать. А у нас отняли пространство, время, все отняли, ничего не осталось...» Но на следующий день: «У нас молодежь хорошая, читающая, и критики будут, все будет». Потом, как-то неожиданно Анна Андреевна сама предложила нам почитать стихи. С.Р.Эрнст сказал: «Прочтите нам что-нибудь из «Четок»». Но Ахматова поморщилась и ответила: «Зачем? Это вы сами можете прочесть. Лучше я вам прочту то, чего вы не знаете. Какая у вас память?» Несколько растерявшись, я ответил: «Посредственная». «Ну, тогда можно. А то у нас в России у всех память баснословная. Вот я как-то прочла кому-то одну песенку, а на следующий день ее вся Москва уже распевала». И Анна Андреевна начала читать... Описать словами волшебство ее чтения невозможно. Добродушно-насмешливая улыбка, не покидавшая ее во время разговора, исчезла. Лицо сделалось еще сосредоточеннее, еще серьезнее. Стихи как бы росли изнутри, рождались заново. Сначала Анна Андреевна прочла нам до сих пор неизданное маленькое стихотворение «Немного географии», посвященное местам ссылки сына и, если не ошибаюсь, Мандельштама: |
| Не откажите разрешить недоуменный вопрос: то обстоятельство, что какой- либо из канонов, входящих в правило, был полностью прочитан на одной из церковных служб (на повечерии или на утрени), не дает ли основания для того, чтобы этого канона не читать вторично во время самого правила? Еще вопрос, который мне недавно предложил молодой священник: у нею нет каноника. Тем не менее почти все положенные правилом каноны у него имеются, а вот канонов по дням седмицы (Предтече, апостолам, всем святым) – нет. Можно ли эти каноны заменять другими? (Это не к спеху.) Еще раз сердечно благодарю за все. Ваш недостойный Д. Огицкий. Д. 60. Лист без номера. Ксерокопия с подлинника. Автограф. Лист письма Д. П. Огицкого к свт. Афанасию. 21 января 1958 г. ЦИА ПСТГУ 22. 13 апреля 1959 г. Ваше Преосвященство, дорогой, незабвенный Владыко! Сердечно благодарю Вас за письмо и за все приложения к нему. Очень рад, что альбом с репродукциями древних икон Вам понравился. Посылая, думал: если у Владыки Афанасия и есть уже такой альбом, то от лишнего экземпляра Он не откажется. Вы предполагаете возможность «тонкого намека» с моей стороны. Нет, дорогой мой Владыко, я не имел в виду никаких намеков – ни тонких, ни толстых. И хотя у меня всякое Ваше письмо вызывает светлое, теплое чувство, я не имел в виду торопить Вас с ответом, т. к. сам знаю, как иногда трудно бывает найти подходящее время для писем. На последнее письмо ко мне наместника Троице-Сергиевой лавры о[тца] архимандрита Пимена 84 уважаемого и любимого мной человека, я ответил ровно через полгода. А посылая Вам альбом, я хотел одновременно послать и письмо в тот же день, но как-то сразу привалила целая серия неотложных дел, и вот только сегодня я смог сесть за письмо. Очень благодарен за приглашение. В Москве я уже давно не был – со дня нашего последнего заседания. Был бы очень рад вновь навестить Вас, но удастся ли это сделать во время этих пасхальных каникул – сейчас сказать трудно. О[тец] ректор не так давно спрашивал меня, какие у меня планы. При этом выяснилось, что он сам не хотел бы оставаться на Пасху здесь. А это значит, что кто-то должен остаться в семинарии. |
| Но, пожалуй, самым интересным предметом был раскрытый альбом газетных вырезок, красовавшийся среди разбросанных по столу театральных либретто в двенадцатую долю листа. В этот альбом были вклеены всевозможные критические отзывы об игре мисс Сневелличчи, извлеченные из различных провинциальных газет, а также дифирамбы в ее честь, начинавшиеся так: Пой, бог любви, и почему, ответь, Талантливая Сневелличчи снизошла на землю? Чтоб нас пленять, играть, а также петь? Пой, бог любви, и торопись, тебе я жадно внемлю!» Помимо этого излияния, здесь было множество лестных намеков, также извлеченных из газет, например: «Из объявления, помещенного на другой странице сегодняшнего номера нашей газеты, мы узнаем, что бенефис очаровательной и высокоталантливой мисс Сневелличчи назначен на среду и по этому случаю ею составлена программа, которая может зажечь восторгом даже сердце мизантропа. Пребывая в уверенности, что наши сограждане не утратили той высокой способности ценипь как дела общеполезные, так и личные достоинства, каковою способностью они издавна одарены столь изумительно, мы предсказываем этой очаровательной актрисе восторженный прием». «Ответы подписчикам. Дж. С. введен в заблуждение, если он полагает, что высокоодаренная и прекрасная мисс Сневелличчи, каждый вечер пленяющая все сердца в нашем изящном и уютном маленьком театре, не является той самой леди, которой недавно сделал честные предложения чрезвычайно богатый молодой джентльмен, проживающий в ста милях от славного города Йорка. У нас есть основания предполагать, что мисс Сневелличчи является той леди, которая играла роль в этой таинственной и романической истории и чье поведение при таких обстоятельствах делает честь ее уму и сердцу не меньше, чем театральные триумфы ее сверкающему гению». Альбом мисс Сневелличчи был заполнен богатой коллекцией таких заметок, как приведенные выше, и пространными программами бенефисов, кончавшимися призывом, напечатанным крупным шрифтом: «Приходите заблаговременно». Николас прочел множество этих вырезок и был поглощен подробным и меланхолическим отчетом о ходе событий, которые привели к тому, что мисс Сневелличчи вывихнула себе лодыжку, поскользнувшись на апельсинной корке, брошенной на сцену в Винчестере каким-то чудовищем в образе человека (так сообщала газета), когда сама молодая леди в шляпке, напоминавшей ящик для угля, и в полном выходном костюме впорхнула в комнату, принося тысячу извинений, что заставила его ждать так долго после назначенного часа. |
| Православный солдатский хор записал альбом с песнопениями на иностранных языках 23 января, 2015. Новостная служба Новое собрание музыкальных произведений в исполнении участников солдатского хора называется «Я служу России» и включает 32 музыкальные композиции. 23 января. ПРАВМИР. Новый музыкальный альбом представил в пятницу православный солдатский хор «За веру и Отечество» подразделения Инженерных войск, дислоцированного во Владимирской области. Новое собрание музыкальных произведений в исполнении участников солдатского хора называется «Я служу России» и включает 32 музыкальные композиции. Среди них — военно-патриотические произведения, а также религиозные песнопения на нескольких европейских языках, — сообщает Интерфакс-Религия Хор постоянно принимает участие в крупных концертах и музыкальных конкурсах. Только в 2014 году военнослужащие более 30 раз выступали на различных концертных площадках. Коллектив известен не только в России, но и за рубежом: участники хора побывали с гастролями в Испании, Италии, Франции, Греции. Для каждой страны они готовили оригинальный музыкальный подарок: песню на варианте языка принимающей стороны. Православный солдатский хор существует в подразделении Инженерных войск ЗВО с 1993 года, в его состав входят только военнослужащие по призыву. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 1 ноября, 2019 20 января, 2019 13 июля, 2018 8 марта, 2018 5 марта, 2018 4 мая, 2017 12 декабря, 2016 19 августа, 2016 16 февраля, 2015 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! |
| Оба чувствовали себя совершенно свободно и отсюда делали вывод, что они друг от друга в полной безопасности. – А почему вы собираете марки? – спросил он. – Странное занятие, когда тебе уже больше шестнадцати. – Не знаю, – сказала Элен Ролт. – Я их в общем и не собираю. Я просто вожу их с собой. Наверно, привычка. – Раскрыв альбом, она добавила: – Нет, это не только привычка. Я люблю эти картинки. Видите зеленую марку в полпенса с Георгом Пятым? С нее я начала свою коллекцию. Мне было восемь лет. Я ее отпарила с конверта и наклеила в тетрадку. Тогда отец мне подарил альбом. Мама умерла, вот он и подарил мне альбом для марок. – Она попыталась объяснить точнее: – Они вроде фотографий. Их так удобно возить с собой. Если собираешь фарфор, его с собой не повезешь. Или книги. И тебе никогда не приходится вырывать листы из альбома для марок, как потом иногда выдираешь чьи-нибудь фотографии. – Вы ни разу не рассказали мне о своем муже, – заметил Скоби. – Нет, не рассказывала. – Стоит ли выдирать фотографию: ведь всегда видно, откуда она была выдрана. – Когда выговоришься, легче утешиться, – сказал Скоби. – Не в этом беда, – возразила Элен. – Беда в том, что ужасно легко утешиться. Она его поразила: он не ожидал, что она уже так повзрослела и усвоила этот жизненный урок, прошла через эту пытку. Она продолжала: – Он ведь умер всего… когда это было?… неужели прошло всего два месяца? А он уже такой мертвый. Совершенно мертвый! Какая я, наверно, дрянь! – Зря вы это, – произнес Скоби. – Так, по-моему, бывает со всеми. Когда мы кому-нибудь говорим: «Я без тебя жить не могу», – мы на самом деле хотим сказать: «Я жить не могу, зная, что ты страдаешь, что ты несчастна, что ты в чем-то нуждаешься». Вот и все. Когда же они умирают, кончается и наша ответственность. Мы уже ничего больше не можем поделать. Наступает покой. – Я и не подозревала, что я такая черствая, – призналась Элен. – Страшно черствая. – У меня был ребенок, – сказал Скоби, – он умер. Я тогда находился здесь. Жена послала мне две телеграммы из Бексхилла – одну в пять, а другую в шесть вечера, но их перепутали. Она хотела меня подготовить. Одну телеграмму я получил сразу после завтрака. Было восемь часов утра – в это время редко узнаешь новости. – Он никогда еще не рассказывал об этом никому, даже Луизе. Но сейчас он слово в слово прочел наизусть обе телеграммы. – В одной сообщалось: «Кэтрин умерла сегодня вечером без мучений храни тебя господь». К часу дня пришла вторая телеграмма: «Кэтрин серьезно больна. Доктор еще надеется разный мой». Это была телеграмма, отправленная в пять часов. «Разный» – просто переврали: наверно, она написала «родной». Понимаете, чтобы меня подготовить, она не могла подумать ничего более безнадежного, чем «доктор еще надеется». |
| От Академии до Афона. По Востоку и Западу. Путевые наброски. Часть 8. От Константинополя до Афона. Пресвятая Богородица – Игуменья Святой Горы Как быстро настал час нашего слишком уж преждевременного отъезда из Царьграда! Афонские иноки — да благословит и наградит их Господь Бог! — проводили нас на пристань, усадили нас в лодки, и мы направились к стоящему невдалеке нашему «Лазареву». Черные загорелые лодочники неспеша доставляли нас на пароход — как будто им не хотелось расставаться с нами. Медленно подвигались лодки вперед, плавно колыхаясь на прозрачных волнах Золотого Рога. Взоры наши прикованы были к открывшейся снова пред нами неописуемой панораме славного города... Но вот мы уже на пароходе и ждем его отхода. Пароход разгрузился и готов к отплытию. Заметно изменился состав пассажиров, появилось много турок и других различных восточных людей. На палубе шныряют продавцы всевозможных местных произведений. Преимуществуют продавцы рахат-лукума и других восточных различных сладостей до орехов поджаренных включительно. На нас, как на туристов, продавцы обращают значительную долю своего благосклонного внимания, хотя, нужно думать, сами по себе мы были для них не так уж интересны. Особенно много внимания уделял нам уже упомянутый продавец альбомов с видами Константинополя. Продавец, хотя и был в феске, но мы без труда могли признать в нем жидочка. Юркий жидок, говоривший по-русски (преимущественно, конечно, коммерческие фразы), неотступно навязывал нам свои альбомы, уверяя, что у него остался последний альбом, который потому и продает-то так дешево: что за охота везти его обратно на берег? Но лишь только кто-нибудь из нас покупал этот «последний» альбом, как сейчас же появлялся из-под полы продавца «еще последний»; за ним следовал уж «самый последний» и т. д. Таких «последних» альбомов пронырливого продавца хватило почти на всех нас. Мы много изумлялись вместительности еврейской полы, и каждый новый «последний» альбом встречали дружным веселым смехом и чуть ли не аплодисментами. Но торговца это, конечно, нисколько не смущало. В последние минуты стоянки нашего парохода цена альбомов падала все ниже и ниже, так что купившие альбомы раньше должны были раскаяться в своей поспешности. Увлекшийся бойкой торговлей жидок едва поспел соскочить в лодку, когда пароход уже начал отходить. |
| Потом они сидели на уроках и пытались вникать в строки о прекрасном и вечном, которые она хотела до них донести. И она поняла, что это у нее теперь другой фронт. И что единственное орудие тут — слово. Слов много, но не всякое в помощь, а только то, в которое будет вложена собственная душа. Здесь, в классе с сидящими за партами бедно одетыми, плохо поевшими ребятишками, недоспавшими, недоласканными своими задерганными матерями, почувствовала она впервые, как много может значить слово. И пример — живая судьба живого человека. Пафос? Возможно. Но, может быть, вдохновенного пафоса в той трудной полуголодной послевоенной жизни этим ребятишкам и не хватало. Героев войны, живых и мертвых, взяла она тогда себе в союзники, и пошла с этой «армией» к мрачным стаям, дремавшим на уроках. И было в этом походе много вдохновляющих моментов. Она вообще умела говорить так, что держала впоследствии большие залы по несколько часов в напряженном внимании, этот ее дар был скоро замечен, и ее приглашали в разные аудитории. Война и школа — они развернули перед ней картину жизни, достойную многих томов. «Неси военный альбом!» Прошло много лет, участники войны стали ветеранами, но их было еще много, тех, кто войну прошел от начала до конца, и были они еще бодры и жизнелюбивы. Однажды в ее квартире раздался звонок. Она открыла дверь. У порога стоял седовласый мужчина. Он ей никого не напоминал. — Неси военный альбом! — коротко скомандовал он. Она послушно вернулась в комнату. Он остался стоять у порога. Принесла альбом. Он полистал, нашел фотографию, на которой запечатлена была стайка молодых девчат в военной форме, сидящих на траве весенним солнечным днем. Они сделали этот снимок на память перед расставанием. Когда ехали в поезде, когда прощались, не подумали даже обменяться адресами. Хотели поскорее забыть войну и все, что с ней было связано? У нее не было никакой связи с фронтовыми подругами. И вот — гость. Он рассматривает фотографию, находит взглядом головку, обрамленную светлыми локонами: «Это ты?» «Я». «А вот это моя Нина!» |
| Подпишитесь на наш Телеграм Простите, но новый альбом Face «Пути неисповедимы» ( “ВКонтакте” , Apple Music , Яндекс.Музыка ) — н е великая это поэзия и не великая музыка. Однако популярная музыка интересна как соцопрос: ее слушают сотни тысяч людей и в ней отображаются современные социальные проблемы. Альбом «Пути неисповедимы» необычен переходом популярного рэпера от плаксивых песенок и матерных песенок про сомнительные подвиги к социально-политической тематике: «здесь покупные судьи ломают людям судьбы». Здесь нет ничего принципиально интересного, просто общие места оппозиционных медиа — от этого не перестающие быть истиной. Однако здесь важно, что о социальных и политических проблемах заговорил артист, заслуживший популярность совсем не «гражданской лирикой». Что интересно, Face не ограничивается «либеральной» повесткой, он критикует и чисто социальные вещи, критикует «продажность», погрузившую все вокруг в грязь: «наша жизнь похожа чем-то на торговый центр: кто-то в нем горит, а кто-то ставит на проценты», «вы можете меня убить, мне не страшно. Мне страшно стать таким, как ты — таким продажным. Звёзды в магазинах никогда не загорятся», «в карманах пусто, но душа чиста, а значит, я богаче». Вероятно, подобная критика именно от Face kaжemcя довольно смешной, но нам без разницы, что в голове у автора, нам важен сам культурный продукт, который независимо от подлинных убеждений и мотивов автора будет оказывать то или иное воздействие на потребителя этого продукта. Важное место занимает тема насилия. Оно и понятно: социально-политическая деградация отзывается в людях агрессией. У всякого насилия — от драк до терактов — социальные причины, «сублимированный» протест, так сказать (а мы — напомню — переживаем тотальное наступление на остатки демократии и социального государства в нашей стране — одна пенсионная реформа чего стоит). Объективное насилие системы вызывает субъективное насилие индивидов: «залетаю в магазин, выпускаю магазин. У меня на это есть тысяча причин», «русский поэт — это тот, кто с собой носит перо», «пуля в голове делит мозг по дробям. Я стреляю по коленям, дабы рассмешить себя», «нож прямо в горло черту, что дальше? Мы все и так здесь в аду, что дальше?». Насилие к другим и насилие к себе логично перетекают друг в друга (истоки у них общие, одно и то же чувство, направленное в разные стороны): « дети режут и стреляют в себя и в других детей» . |
|
|
