| В 50-60-х гг. XVI в. К. сумел подготовить неск. исправленных и дополненных изданий различных версий составленного им катехизиса, написал ряд небольших полемических и аскетических сочинений (см.: Streicher. 1933. P. В 1562 г. он издал на лат. языке избранные письма блж. Иеронима Стридонского (это издание должно было стать католич. альтернативой изданию Эразма Роттердамского , где письма блж. Иеронима сопровождались схолиями, нередко критическими по отношению к католич. Церкви; подробнее см.: L ö ssl. 2000; Pabel. 2005). К. участвовал в подготовке нем. издания предназначавшегося для клириков «Римского Катехизиса» (Catechismus Romanus; известен также как «Катехизис Тридентского Собора» и «Катехизис папы Пия V»; заглавие 1-го изд.: Catechismus, Ex Decreto Concilii Tridentini, Ad Parochos, Pii Quinti Pont. Max. Iussu Editus. R., 1566); перевод «Римского Катехизиса» был поручен Гофеусу, К. занимался сверкой перевода и редактурой (1-е нем. изд.: Römischer Catechismus. Dilingen, 1568). Обеспокоенный популярностью в Германии протестантских «Магдебургских центурий» , папа Римский Пий V (1566-1572) в мае 1567 г. возложил на К. обязанность составить католич. ответ на это многотомное историко-полемическое сочинение (PCEA. Vol. 5. P. 480-481). Исполняя поручение папы в течение последующих 10 лет, К. создал 2 догматико-полемических трактата. В нач. 70-х гг. XVI в. работа К. над ответом на «Магдебургские центурии» стала одной из причин ухудшения его отношений с провинциалом Гофеусом, к-рый в письмах в Рим жаловался, что К. чрезмерно загружает своими поручениями др. членов ордена, не имеет четкого плана сочинения, по неск. раз переписывает одни и те же места и слишком путано излагает сложные богословские вопросы, что делает его книги бесполезными (см., напр.: PCEA. Vol. 6. P. 785-786). В 1578 г. по настоянию Гофеуса папа Григорий XIII (1572-1585) предписал К. прекратить работу над трактатами. Признавая заслуги К. в расширении деятельности иезуитов в Германии и доверяя ему многие ответственные поручения, Гофеус считал, что К. не обладает достаточной дипломатичностью и тактом для ведения сложных переговоров со светскими властями. Еще одним пунктом разногласий стал широко обсуждавшийся богословами в это время вопрос о том, позволительно ли получать проценты от данных взаймы денег: К. считал это грехом, Гофеус и близкие к нему молодые иезуитские теологи не видели в этом ничего предосудительного ( Schneider. 1957. S. 319-321; подробнее см.: Brodrick. 1935. P. 735-739). Конфликт обострился, когда К. стал упрекать некоторых иезуитов в том, что, сделавшись духовниками светских правителей, они забыли о своих монашеских обетах и стали вести образ жизни, далекий от духовных идеалов Лойолы и первых иезуитов. Гофеус потребовал от руководства ордена переместить К. в другую провинцию (PCEA. Vol. 7. P. 576-577). В итоге К. был направлен в швейцарский г. Фрибур для основания там иезуитской коллегии. Последние годы жизни в Фрибуре (1580-1597) |
| Армию, которая воплощает в себе силу общества граждан или общества феодалов, должен вести в бой мужчина и воин — «свой человек» для своих подначальных. Иное дело — армия, которая воплощает собой мощь государства, отчужденную от общества, компенсирующую немощь общества; такую армию может вести в бой евнух и чиновник, распоряжающийся мужчинами и воинами, как чужим для него инструментом продуманной операции по законам «военного искусства» . Перед нами общество, для которого многое неестественное становилось естественным. Вовсе не «порча нравов», но объективные жизненные закономерности принуждали его стоять между «неестественным» насилием и «сверхъестественным» идеалом. Когда общество осуществляет свое движение путями подспудного и органического вызревания конкретной социально-экономической, бытовой и культурной практики, как нового «de facto» в недрах старого «de jure», — тогда особая конструктивная роль принадлежит идеалу естественности, непринужденности, «либеральной» раскованности. Подъем новоевропейских норм в культуре и жизни из века в век шел под сигнатурой этого идеала. То, что «само собой» складывалось в житейском обиходе, не дожидаясь санкции «отвлеченных начал», и представало как враждебная аскетизму воля богини Природы. «Naturalianonsuntturpia», «естественное не постыдно». Гуманисты Возрождения острее всего ощущали в своих исторических оппонентах черты ненатуральности, натужной, напряженной серьезности; противники Рабле или Эразма Роттердамского — это «агеласты», страшащиеся засмеяться. Дело здесь не столько в смехе как таковом, сколько в утверждении права на смех и прочие непосредственные изъявления «натуры». «…Ибо людей свободных, происходящих от добрых родителей, просвещенных, вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и побудительной силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела», — читаем мы у Рабле . Если «смеховая культура» этого писателя — в огромной степени наследие Средневековья , то наивно-самодовольная апология инстинктов «порядочного общества» — прорыв Ренессанса. |
| переводов и парафразов Л. д " Э. и Эразма Роттердамского (текст см.: Clerval. 1917. P. 379-380, N 22). В июне того же года теологи подали в Парижский парламент жалобу на Колина, издавшего без дозволения теологического фак-та «Вводные комментарии к четырем Евангелиям». Парламент поддержал жалобу и вызвал Колина для объяснений, однако кор. Франциск I распорядился прекратить процесс против него (см.: Farge. 2015. P. 51-60. N 49-50). Поскольку запретить книгу не удалось, теологи начали рассматривать ее содержание с целью найти в ней еретические утверждения; одновременно они пытались убедить парламент начать следствие против Л. д " Э. В апр. 1524 г., вероятно, по ходатайству покровителей Л. д " Э., кор. Франциск I в обращении к парламенту отметил, что нападки теологов на Л. д " Э. связаны с их завистью к его заслуженной славе; король запретил парламенту подвергать цензуре переводы Л. д " Э., пообещав, что при необходимости он сам созовет комиссию для их изучения или предложит их для оценки Собору франц. епископов (текст письма см.: Ibid. P. 82-83. N 67; о заступничестве короля Л. д " Э. упоминал в письме Фарелю: Herminjard. 1866. T. 1. P. 222). К активным действиям против Брисоне, Л. д " Э. и др. трудившихся в Мо проповедников парижские теологи перешли в кон. 1524 - нач. 1525 г., когда Франциск I вел военные действия в Италии и после битвы при Павии был захвачен в плен испан. войсками. Вскоре после этого с одобрения регентши Луизы Савойской (1476-1531), матери короля, была образована комиссия из 4 теологов и членов парламента, получившая от Папского престола и франц. властей широкие полномочия по расследованию деятельности «еретиков» во Франции (см.: Hughes. 1984. P. 169-171). 3 окт. 1525 г. парламент предписал Брисоне, Л. д " Э. и др. проповедникам из Мо предстать перед комиссией; при этом Кароли, Русселя и Ж. Прево следовало задержать даже против их воли, а от остальных ожидали добровольной явки (см.: Farge. 2015. P. 217-219. N 137; ср.: Cameron. 1970. P. 130-131). Опасаясь ареста, Л. |
| Завершенная доктрина о «небесной иерархии» (как и о «церковной иерархии»), подведшая итоги многовековой традиции и пользовавшаяся безусловный авторитетом в течение всего Средневековья, была дана Псевдо–Дионисием Ареопагитом в V веке — задолго до того, как феодальная иерархия вассальноленных отношений вступила в самый ранний этап своего оформления. Можно усмотреть совершенно конкретные «буржуазные» черты в социальной физиономии Эразма Роттердамского, и притом как на уровне мировоззрения, так и на уровне культурною быта; он не античный «ритор» (как бы ни был порой похож на него), не средневековый «учитель Церкви» (как бы ни притязая порой им быть), он — «интеллигент» наступающей эпохи капитализма. Однако ни Тертуллиан, ни Ориген, ни Евсевий Кесарийский, ни Иоанн Златоуст (выбранные в пару друг другу по противоположности их общественно–политических установок ) не обнаруживают никакого сходства ни с одним из социальных типов, специфическія для правящею класса феодальной эпохи. Чего нет, того нет. Христианство не только создано, но и оформлено не «протофеодалами»; и это можно с еще болыним правом повторить о других традиционных компонентах господствующей идеологии средневекового мира — например, об имперской идее или «имперской теолоши» («Reichstheologie»), восходящей к стоическим концепциям эпохи эллинизма , о внеконфессиональной мистике астрологическою или алхимическою характера, имеющей еще более отдаленное происхождение , наконец, о фундаментальных структурах платоновско–аристотелевскою идеализма . Эти формы мысли сами по себе были вполне «готовыми» задолго до рождения феодализма как социальной реальности. Уже задним числом они вошли в постройку феодальною идеологическою синтеза , получая внутри этой постройки новый смысл — примерно так, как в архитектурное целое константинопольскою храма Св. Софии вошли колонны, извлеченные из античных руин Эфеса и Баальбека, или как в поэтическое целое христианских «центонов» вошли строки античных поэтов. В параллель стоит вспомнить также роль простейших пластических и композиционных схем, кочевавших из позднеантичного искусства в византийское, из византийского — в западноевропейское, южнославянское и древнерусское, вступавших между собой в разнообразные комбинации, подобно стеклышкам калейдоскопа . Едва ли случайно такие опыты вторичного оперирования с продуктами творчества былых эпох становятся на переломе от античности к Средневековью важнейшим историко–культурным символом. |
| Отношения с ним у меня не складывались, но мы дипломатично терпели друг друга. О своих ночных похождениях я забыл и поэтому не сразу понял, о чем он ведет речь: «Ты хоть историю болезни-то читал?». А я ведь действительно не читал, хотя и был обязан это сделать! «Ну, так пойди почитай!» – довольно раздраженно бросил он. Я вновь поднялся на пятый этаж, взял ту самую злополучную карту. А там, перед той страницей, на которой оставил свои каракули я, на полутора листах, за тремя подписями: заведующего кардиореанимацией, заведующего общей реанимацией, а также заместителя председателя общества анестезиологов г. Москвы, рукой которого было написано противопоказание и отказ в пункции той самой подключичной вены, которая чудом мне удалась. Все эти противопоказания были налицо и для меня, но если бы прочел запись своих непосредственных начальников, то или не решился бы делать, или руки бы задрожали и ничего бы не получилось. А так – получилось! Эта женщина угодила-таки через сутки с астматическим статусом в общую реанимацию, и выводили ее там из него через этот самый чудом установленный катетер. Название известного произведения Эразма Роттердамского.– Изд. Все в руце Божией В конце 1990 года я был начинающим анестезиологом Института проктологии. Конечно, у меня было мало опыта проведения наркозов, зато очень помогали знания в области кардиологии, особенно в области патологии нарушений сердечного ритма. И когда я осматривал перед операцией очередного больного, то сразу обнаружил у него синдром слабости синусового узла, при котором бывают резкие замедления в работе сердца. Клинически это до сих пор не проявлялось, но как поведет себя эта патология в наркозе, сказать трудно. И чтобы не рисковать, я договорился с заведующим кардиохирургией моего предыдущего места работы, Андреем Борисовичем Синюшиным, вполне доверявшим моей квалификации, о предварительной постановке искусственного водителя ритма данному пациенту с последующим возвращением его в нашу клинику для проведения основного лечения, что и было осуществлено. |
| Ведь нет ничего невероятного в том, что одни Я чувствуют себя свободными, а другие — несвободными. И если непосредственное констатирование непогрешимо, то в тех случаях, когда мы сталкиваемся с двумя противоположными утверждениями, нам ничего больше не остается, как принять и то и другое, несмотря на то, что они как будто взаимно исключают друг друга. Я Бергсона чувствует себя свободным — возражать ему не приходится. Но Я другого человека не чувствует себя свободным — ему тоже возражать нельзя. Проблема " свободы воли " при этом усложняется до бесконечности. Но, вообще, если признать непосредственные констатирования непогрешимыми, философия, по самому своему предмету, окажется в исключительно трудном положении: ей придется — пойдет ли она когда-нибудь на это? — отказаться от общих суждений. Как можно быть уверенным, что все я всегда будут одинаково чувствовать и одинаково констатировать? Бергсон, мы слышали, чувствует себя свободным. А у Спинозы мы встречаем совсем иное свидетельство. Он настойчиво и убежденно много раз повторяет, точно молотом вбивает, что чувствует себя не свободным (см. в особенности письмо LVIII, где он, между прочим, пишет: " ego sane ne meæ conscientiæ, hoc est ne rationi et experientiæ contradicam… nego me ulla absolute cogitandi potentia cogitare posse, quod vellem et quod non vellem scribere " ), что чувство свободы есть иллюзия, что камень, если бы был он одарен сознанием, был бы уверен, что он свободно падает на землю, хотя для нас совершенно очевидно, что он не падать не может. И все эти утверждения Спинозы — не теория, не «натурализм» и не «выводы» из общих положений, это — свидетельство опыта, голос глубочайших и серьезнейших внутренних переживаний. О таких же переживаниях свидетельствовали нам с такой же силой и настойчивостью и другие люди, которых мы никоим образом не можем причислить к «натуралистам» и в правдивости которых мы усомниться не вправе. Вспомните хотя бы De servo arbitrio Лютера, написанную им в ответ на Diatribæ de libero arbitrio Эразма Роттердамского. |
| Книги Б. на венг. язык переводили еще францисканцы во 2-й пол. XIV в., но их труды до нас не дошли. Первыми сохранившимися памятниками венг. библейских переводов являются рукописные фрагменты сер. XV - 1-й четв. XVI в. Наиболее значительными среди них являются отрывки т. н. гуситской Б.- перевод большей части ВЗ и всего НЗ, выполненный в 30-50-х гг. XV в. венг. гуситами Б. Уйлаки и Т. Печи. Первые печатные издания библейских книг содержат переводы венг. гуманистов, находившихся под влиянием Эразма Роттердамского. Это Послания ап. Павла в переводе Б. Комьяти (Краков, 1533), НЗ в переводе Г. Пешти (Вена, 1536). НЗ в переводе Я. Сильвестера (Шарвар, 1541) является первой печатной книгой Венгрии. Во 2-й пол. XVI - нач. XVII в. библейскими переводами в основном занимались протестанты. Особенно значительна переводческая и издательская деятельность трансильванского реформатора Г. Хельтаи, к-рый вместе со своими сотрудниками И. Дюлаи и П. Ю. Мелиусом в 1552-1565 гг. осуществил и издал в Коложваре (ныне Клуж-Напока, Румыния) и Дебрецене переводы НЗ и большинства книг ВЗ. К трудам этого кружка примыкает и перевод НЗ, выполненный Т. Феледьхази (Дебрецен, 1586). Первый полный перевод Б. сделал Г. Карой (Вижой, 1590). Этот труд, неоднократно впосл. пересматривавшийся и переиздававшийся, стал основным библейским текстом для всех венг. протестантов вплоть до наст. времени. Своего рода ответом на него стал изданный в 1626 г. в Вене католич. перевод всей Б., выполненный Д. Кальди, в предисловии к к-рому содержится прямое предостережение против чтения перевода «раскольника». Труд Кальди пересматривался в 30-х гг. XIX в., последняя редакция вышла в 1927-1934 гг. В 1972 г. был издан новый комментированный перевод Б. с учетом Иерусалимской Библии. Со 2-й пол. XIX в. пересматривается и перевод протестант. Б., в 1975 г. в свет вышел формально основанный на тексте Кароя, но фактически новый перевод. НЗ переводился и отдельно с католич. стороны Г. Бекешем и П. Даллошем (Рим, 1955), с протестант.- Л. Равасом (Будапешт, 1971). |
| А Библия (её он знал и по–испански и в английском варианте, no King James Version, которая называется у него обычно переводом английских епископов, и на латыни — согласно тексту блаженного Иеронима)? А «Тысяча и одна ночь» (он читал её по–английски)? А Густав Майринк с его «Големом»? А Кафка? А восточная философия, и прежде всего дзен? Всё это тексты. Тексты, в которые он был погружён невероятно глубоко. А античные авторы? Гесиод, Каллимах, Аполлоний Родосский и так далее. Борхес -человек из библиотеки. Однажды он написал даже о том, что рай кажется ему похожим именно на библиотеку. Потом он был директором Национальной библиотеки в Буэнос–Айресе. Неутомимый читатель - lecteur, или reader, сравниться с которым в культуре последнего тысячелетия в этом плане не может никто, за исключением Эразма Роттердамского, величайший , но только не писатель, а читатель. Однако не библиоман, ибо ценил не книгу, но текст, который она содержит. Такими были, как говорят, Аристотель и, без всякого сомнения, Исидор Севильский, Патриарх Фотий и уже упомянутый Эразм со своими огромными по объёму и потрясающими по охвату процитированной литературы «Адагиями», написанными, разумеется, на латыни и, кажется, до сих пор полностью не переведёнными ни на один современный язык. А что думал Борхес именно как писатель о своём читателе? Быть может, он просто издевался над нами, тактичнейший и тишайший Борхес? Андрэ Моруа писал свои книги о писателях (например, о Бальзаке) для тех, кто без его помощи, быть может, никогда не открыл бы «Человеческую комедию». Другое дело — Борхес. Он не пишет ни биографических очерков, ни эссе, которые могли бы помочь понять или полюбить того или иного автора, он, интеллектуал, прочитавший тысячи книг и выучивший Данте, разумеется, в оригинале, на память, просто размышляет вслух над прочитанным. Причём не с профессорской кафедры, что, в общем, было бы естественно, а в присутствии частного лица- собеседника, в котором он видит личность, равную себе во всех отношениях. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КРАНМЕР Томас (2.07.1489, Аслоктон, близ Ноттингема, Англия - 21.03.1556, Оксфорд, там же), англ. религ. деятель, архиеп. Кентерберийский, один из главных идеологов англ. Реформации. К. был вторым из 3 сыновей Томаса Кранмера, ноттингемширского джентльмена. Несмотря на древность рода, известного с нач. XIV в., семья не была богатой и знатной. После смерти отца в 1501 г. его владения унаследовал старший сын Джон, Томасу и его младшему брату Эдмунду было назначено скромное содержание. О детстве К. известно мало: предположительно он получил начальное образование в своем приходе, затем был направлен отцом в грамматическую школу, в Саутуэлле или в графстве Линкольншир. Томас Кранмер. 1545 г. Худож. Г. Флике. (Национальная портретная галерея, Лондон) Томас Кранмер. 1545 г. Худож. Г. Флике. (Национальная портретная галерея, Лондон) В 1503 г. К. учился в Кембриджском ун-те в Колледже Иисуса. В 1511 или 1512 г. он получил степень бакалавра искусств, а в 1515 г.- магистра. Примерно в то же время он, не имея еще духовного сана, был избран членом Колледжа Иисуса, однако ненадолго, т. к. был исключен из-за женитьбы. К. был вынужден устроиться на работу в Бакингем-колледж, однако после того как его жена вскоре умерла при родах, был восстановлен в качестве члена Колледжа Иисуса. С 1515 г. он изучал богословие, в 1520 г. был рукоположен во священники, в 1526 г. получил степень д-ра богословия. О его деятельности в университетские годы известно мало. Согласно новым исследованиям, К. весьма высоко ценил Эразма Роттердамского , однако критически относился к идеям М. Лютера , придерживаясь католич. взглядов. По всей видимости, одной из главных областей его академических интересов было изучение Библии. В 1525 г. лорд-канцлер кард. Томас Уолси пригласил его в недавно созданный в Оксфорде Кардинал-колледж (ныне Крайст-Черч-колледж), однако К. отказался. В кон. 1525 г. он вошел в состав посольства в Испанию; после возвращения в Англию летом 1527 г. получил получасовую аудиенцию у кор. Генриха VIII (1509-1547), скорее всего это была их первая личная встреча. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла БУЦЕР [нем. Bucer, Butzer; наст. фамилия Кухорн, Kuhhorn] Мартин (11.11.1491, Шлеттштадт (совр. Селеста, Франция) - 28.02.1551, Кембридж), нем. теолог, один из крупнейших деятелей Реформации. Сын бочара, он в возрасте 15 лет вступил в доминиканский мон-рь в Шлеттштадте, в 1517 г. принял сан священника и поступил в Гейдельбергский ун-т, намереваясь изучить теологию. Он испытал сильное влияние сочинений гуманистов, особенно Эразма Роттердамского , а также М. Лютера , с к-рым познакомился в апр. 1518 г. Обвиненный инквизитором Я. Хохштратеном в сочувствии Лютеру, Б. нашел убежище в Шпайере у своего друга, викария еп. М. Хаттена, а затем в Эбернбурге у рыцаря и военачальника Ф. фон Зиккингена. В кон. апр. 1521 г. Б. удалось получить разрешение Рима на выход из монашеского ордена. Он стал придворным капелланом у гр. Фридриха Пфальцского, но вскоре занял место проповедника в замке Зиккингена Ландштуле (1522). В мае 1522 г. женился на бывш. мон. Екатерине Зильберайзен. Б. переводил на нем. язык сочинения гуманиста и сторонника Лютера опального рыцаря Ульриха фон Гуттена и писал издававшиеся анонимно диалоги, проникнутые реформационными идеями. Вскоре Б. расстался с Зиккингеном, готовившим рыцарское восстание, и с зимы 1522/23 г. проповедовал в Вайсенбурге и Эльзасе. Отлученный от католич. Церкви, Б. в апр. 1523 г. переселился в Страсбург и быстро выдвинулся в число крупнейших деятелей реформационного движения в этом городе, руководителей школы евангелических проповедников. Б. читал там лекции и проповедовал. В 1524 г. в Страсбурге произошел решающий поворот к Реформации, в 1529 г. была отменена месса, сформирована церковная орг-ция во главе с синодом, по-новому было устроено и преподавание в школах. Страсбург стал прибежищем гонимых сторонников Реформации, придерживавшихся различных взглядов. В 1529-1540 гг. Б., проповедовавший в одной из крупнейших церквей города и возглавлявший церковный конвент, вел энергичную полемику со сторонниками движения анабаптистов . Разработанные им 16 статей исповедания были признаны в городе обязательными, отказавшиеся их принять подлежали изгнанию. |
|
|
