| Немногие сохранившиеся свидетельства дают видеть, что у нас прихожане сами избирали священнослужителей, причём допускались иногда злоупотребления. Так, иногда бояре поставляли во священники своих рабов, не освобождая их от рабства. Во священники избирались лица разного звания, но главным образом дети служителей, как более подготовленные к церковному служению. При некоторых церквах, даже сельских, было по нескольку священников. Диаконы были при соборах и при немногих приходских церквах. Дьячки исполняли должность чтецов и вместе с тем занимали в приходе должность писарей 17 . Пономари прислуживали священнику при богослужении, и к ним прилагалось иногда название свещеноса или свещегаса. Приходское духовенство содержалось главным образом пожертвованиями за требоисправления. Церкви, построенные князьями, получали содержание от князей (ругу). В пользу причта шёл доход от продажи ладана и вина. Государственная власть в России, в лице князей, предоставила духовенству различные права и преимущества. Первые христианские князья – св. Владимир и Ярослав I, сообразуясь с церковными законами греческих императоров, издали свои церковные уставы, в которых: а) освободили духовенство от податей и гражданских повинностей (устав Ярослава), б) назначили на содержание епископских кафедр десятину, или десятую часть доходов от княжеских имений и от государственных сборов (устав св. Владимира), в) утвердили за духовенством независимость от гражданского суда (устав св. Владимира). Духовенство по всем преступлениям, за исключением тяжких уголовных, судилось у своего епископа. Кроме духовенства, церковному суду подлежали мирские лица, принятые Церковью под особенное её покровительство: лечец, паломник (странник), задушный человек 18 , слепец, хромец, вдовицы и пр.; г) предоставили суду епископов, как суду совершеннейшему, некоторые гражданские преступления, напр., дела брачные, семейные преступления против чистоты нравов, против чести ближнего и проч. Когда св. Владимир крестил народ в Киеве, исполнилось пророчество апостола. |
| 1]; 141 [ст. 2, 3]; Момотов, 2003, 75]. 10 Впервые этот статус юридического лица за священнослужителями был закреплен в Корпусе имп. Юстиниана [Берёзкин, Крицкая, 2019, 108–109, 112]. 12 Утопление в славянской мифологии рассматривалась как одна из самых нежелательных форм смерти [Зеленин, 1995, 39–50]. 13 В данном отношении показателен Устав Ярослава Владимировича, последние положения которого категорически запрещают кому-либо вмешиваться в дела церковного, а вернее – митрополичьего суда [Устав Ярослава, 1976, 90–91 [ст. 54–56]]. 14 В данном отношении весьма показательны рекомендации, согласно которым должны были излагаться исторические дисциплины в Духовных академиях в результате нового академического устава 1910 г. Устав предписывал рассматривать историю в контексте провиденциальных концепций богословия. Последствия подобных преобразований оказались крайне неприятными для духовных школ 2000, 33]. 15 Примером подобного изложения истории Русской Церкви может служить учебник В. И. Петрушко [Петрушко, 2007; Петрушко, 2019]. 16 Отмеченная особенность хорошо прослеживается в исследованиях П. С. Стефановича и М. Б. Свердлова. Если первый из названных исследователей вообще отказался от рассмотрения духовенства в составе правящих элит Руси, то второй – вполне обоснованно и очень аккуратно отметил среди таковых элит лишь епископат, признав за ним высокое положение в обществе только к концу Киевского периода существования древнерусской государственности. Тем не менее, в самом церковном кругу статус архиерея был вполне высоким, хотя и не бесспорным. Об этом можно судить по тому, как происходило формирование символов власти и форм поведения архиереев (см. подр.: [Гайденко, 2014, 15–51]). 17 Примерами подобных расправ служат наказания обидчиков новгородского епископа Луки Жидяты и казнь волхва, виновного в смерти «попа Янева» [Ипатьевская летопись, 2001, 166]. Вероятно, какое-то наказание постигло и виновников смерти уже упоминавшегося новгородского епископа Стефана [Новгородская летопись старшего извода, 2000, 182–183; 473]. |
| По Смоленскому уставу 1136 г., епископии принадлежала группа прощеников, другие церковные люди здесь не перечислены, хотя говорится, что они подлежат юрисдикции церкви («церковный человек дойдет чего — то своему епископу»). Разные люди, различные социальные категории попали в этот список. Наряду с мелочным перечнем клирошан (а), в нем названы (б) люди, лишенные средств существования по своим физическим данным—потери кормилица и увечья (вдова, слепец, хромец), а также две социально-юридические группы. Это (в) некоторые профессии раннефеодального общества — лечец и паломник (он же сторонник, калика) и (г) группа крестьян, непосредственных производителей — прикладник и прощеник. К этой же группе принадлежит и задушный человек. Устав Владимира упоминает всех этих людей только в связи с тем, что они принадлежат церковной юрисдикции, а о других сторонах их общественного положения ничего не говорит. Смоленский устав, вообще отличающийся большой ясностью, полнее оговаривающий взаимоотношения властей, сообщает, что про-щеники переданы епископу «с медом и с кунами, и с вирою, и с продажами, и не надобе их судити никакому же (княжему) человеку». Таким образом, прощеники принадлежали епископу целиком, будучи обязанными платить ему феодальную ренту (мед, куны), судиться у него по уголовным («виры») и всем другим («продажи») делам. Комментарий, который дает Смоленский устав к Уставу Владимира, позволяет считать, что и другие церковные люди были зависимы от церкви не только по суду, но и в отношении ренты. Средневековая, феодальная организация общества делала судебную зависимость одной из сторон феодальной зависимости вообще. По суду и власть, по земле и суд—такой формулой может быть охарактеризована связь судебной власти с экономической и политической властью земельных собственников. Особое положение относительно земли, отсутствие прямой связи с ней и прикрепления к ней некоторых категорий населения, стоявших на нижних ступенях феодального общества, не ставило их, однако, вне общества и его законов. Поэтому мы можем предположить, что все эти категории были зависимы от церкви не только по суду, но и в большей (как прощеники) или меньшей степени и в других отношениях, производительное население — в рентной форме, как феодально зависимые крестьяне, другие группы — как служители церкви и пользующиеся ее помощью. |
| Можно думать и так, что пример Литвы должен был служить хорошим аргументом в Москве в пользу неприкосновенности исторически создавшихся церковных привилегий, подобно тому как хорошим же аргументом должны были служить ханские ярлыки: если иноверные государя и даже бусурманы подтвердили уставы первых русских князей, то не тем ли более должны были уважать старинные уставы православные потомки первых русских князей? Впрочем, возможно, что Киприан, рекомендуя вниманию Василия Дмитриевича, между прочим, устав Ярослава, имел в руках действительно так называемую восточно-русскую его редакцию. Только, как разъяснено будет ниже, отсюда не следует с необходимостью ни того, чтобы эта редакция была составлена в Москве, ни того, чтобы она представлена была на утверждение Витовта. Выше (стр 185 и сл.) была речь о том, что западно-русская духовная иерархия, очень хорошо зная о существовании письменного устава Владимира, не представляла его на утверждение католических государей, а, напротив, представила на утверждение устав Ярослава, по всей вероятности, специально ad hoc сочиненный. По предположению проф. Павлова, митрополит Киприан, представивший сначала оба устава на утверждение Василия Дмитриевича в Москве, в следующем году представил на утверждение Ягайлы и Витовта устав Ярослава в московской редакции (об уставе Владимира почему-то тут и Киприан забыл). Но если так, если при Витовте удалось благополучно провести устав более выгодный для духовной иерархии, то зачем же нужно было в 1490 г. сочинять новый „свиток Ярославль” с более узким кругом ведомства для церковного суда и, следовательно, с более скудным источником доходов? Проф. Павлов совершенно напрасно говорит, что „так называемая западная редакция Ярославова устава есть не более, как довольно неискусная переделка восточной” 583 . Из того, что в „свитке” имеется анахронизм, так как свиток представляется составленным в 6540 г. (1032) „с советом” киевского митрополита Илариона, который в этом году еще не был митрополитом, следует только то, что литовские православные сочинители „свитка” знали историю лишь в общих чертах и могли быть спокойны в своем неведении: слабость в историей хронологии не грозила им никакими неприятностями, так как они знали, что правительство, которому представлялся документ с неточною хронологическою датой, не имеет ни желания, ни возможности наводить точные исторические справки. |
| В-третьих, наконец, самое заключение, которое находится только в списках обширной редакции и содержит в себе проклятие на нарушителей устава и обидчиков суда церковного, очень было прилично и уместно в подлинном уставе Владимира, который действительно, по свидетельству преподобного Нестора, и в другом своем постановлении собственно о десятине (если только оно, как увидим, не тождественно с настоящим) «написав клятву и положив ее в Десятинной церкви, рек: «Аще кто сего посудит, да будет проклят». Нельзя не заметить, что подобные клятвы находятся и во всех наших древних грамотах, жалованных духовенству . Впрочем, отдавая преимущество обширной редакции устава Владимирова, как, вероятно, древнейшей и ближайшей к подлиннику, мы тем не думаем отнимать всякое значение у двух остальных редакций; напротив, полагаем: то, в чем все они согласны между собою, что составляет их общую основу, то несомненно можно считать принадлежавшим подлинному уставу святого Владимира, а особенности обширной редакции существенные (о несущественных не говорим), отличающие ее от средней, или краткой, или от обеих вместе, можно приписывать этому подлинному уставу только с вероятностию. II. Но точно ли этот подлинный устав Владимиров существовал? Точно ли равноапостол русский дал основанной им Церкви особое законоположение, которого списки, хотя не совсем верные, дошли до нас? Подлинность каждого исторического памятника подтверждается двоякого рода свидетельствами: внешними и внутренними. Имеет ли устав, приписываемый святому Владимиру, те и другие? В XIII в. этот устав несомненно существовал и был признаваем за Владимиров: от XIII в. дошли до нас три списка устава, где он прямо и усвояется просветителю России; и в конце того же столетия один из наших святителей в послании своем к князю владимирскому, говоря о судах церковных, перечисляет их точными словами этого устава, замечая в заключение: «То все суды церковныи даны законом Божиим, прежними цари и великими нашими князьми, князю, и бояром, и судиям в те суды нелзе въступатися» . |
| Он представляет собой довольно обширный и скрупулезный список преступлений против христианской нравственности, подлежащих суду митрополита и обложенных каждый определенной денежной пеней в его пользу. Некоторые из этих преступлений считаются настолько строго-духовными, что наказуются только епитимией, а другие, напротив, настолько преступлениями церковно-гражданскими, что судятся совместным судом митрополита и князя и оплачиваются двойной пошлиной в пользу того и другого. Здесь суду митрополита подчиняются различные виды суеверий, грехов против плотской нравственности, драк, обид, краж и т. п. Начало устава, против которого прежде всего направлена отрицательная критика, следующее: «Се аз князь великий Ярослав, сын Володимерь, по данью (вар. по записи) отца своего, сгадал есмь с митрополитом с Ларионом, сложил есми с греческим Номоканоном, аже не подобает сих тяж судити князю и боярам; дал есмь митрополиту и епископам те суды, что писаны в правилах в Номоканоне, но всем градом и по всей области, где крестьянство есть». Здесь говорится, что Ярослав сложил свой устав по данью или записи своего отца. Но является вопрос, если Владимир имел намерение написать такой устав, то что за стать ему была откладывать это дело и поручать его своим детям? Недоумение это едва ли не плод недоразумения. Не говоря уже о том, что подобная же несомненно достоверная грамота Ростислава Смоленского написана именно по завещанию «по повелению» его отца, в древнейшем списке Ярославова Устава, представляющем в тоже время, как показывают некоторые внутренние его особенности, и древнейшую его редакцию, сказано: не по завещанию или «записи», как в других списках, а «по данью». Это слово может буквально значить «дание», «дарование», т. е. Ярослав хочет сказать, что устраивает суд церковный сообразно с теми льготами и условиями, какие «даровал ему еще Владимир», причем может разуметься здесь и письменный устав последнего, как вероятно и понимали это позднейшие редакторы, заменившие слово «по данью» выражением «по записи». |
| Грамота кн. Всеволода Мстиславича Новгородского здешнему Софийскому собору, датируемая в древнейшей части XIII в. 897 , сохранилась в единственном списке XV в. Хотя в основе этого списка лежит восходящий ко Всеволоду оригинал, в дошедшем до нас виде он представляет компиляцию, составитель которой пользовался главным образом пространной редакцией Устава Владимира. Соответственно во введении Фотий вновь назван современником Владимира, а митрополит Михаил – “крестителем” Руси. Также из Уставов Владимира и Ярослава происходит ссылка на Номоканон. Существенна передача судебных полномочий, круг которых детально обрисован, и торговых мер в ведение епископа (!) Софийского собора. Кроме того, сравнительно с Уставом Владимира расширен и уточнен список “церковных людей”, передаваемых под особое покровительство и на попечение церкви. Грамотой князя Всеволода завершается ряд общих княжеских установлений. Устав новгородского князя Святослава Олъговича от 1136/1137 г. касается уже только вопросов государственных отчислений в пользу церкви. Издания: Бенешевич В.Н. (прим. 196). С.99; Памятники права (прим. 897). С. 117–123; Древнерусские княжеские уставы (прим. 894). С. 147–148 [Российское законодательство Х–ХХ веков. Т.1: Законодательство Древней Руси. Μ., 1984. С. 224–232 (подг. текста и комм. В.Л. Янина). – Прим. изд. (А.Н.)]; франц, перев.: Szeftel Μ. (прим. 894). Р. 283 f. Устав Святослава 898 приходится на время, когда новгородскую кафедру занимал Нифонт, но подлинность его подвергается сомнению. Содержание Устава сводится к новому упорядочению и расширению традиционной церковной десятины, в особенности в том, что касается отчислений с “вир и продаж”. Опять-таки материальным обеспечением церкви занята главным образом и Уставная грамота Смоленской епископии от 1136 г. Издания: Бенешевич В.Н. (прим. 196). С. 102–107; Памятники права (прим. 897). С.37–52; Древнерусские княжеские уставы (прим. 894). С. 141–145 [Российское законодательство Х–ХХ веков. Т.1: Законодательство Древней Руси. Μ., 1984. С.212–223 (подг. текста и комм. Я.Н. Щапова). – Прим. изд. (А.Н.)]; франц, перев.: Szeftel Μ. (прим. 894). Р. 289–294. |
| а) Памятники государственного законодательства относительно церкви. Церковный устав Св. Владимира. По содержанию своему он заключает в себе пожалование десятины в пользу церкви, а также определение круга предметов и лиц, подведомственных церковному суду, с предоставлением в заведывание церкви торговых мер и весов. В числе предметов, входящих в состав компетенции церковного суда, указываются: преступления против нравственности, все дела о завещаниях и наследстве, а также касающиеся семьи, гражданские и уголовные и проч., а в числе лиц, подлежащих суду духовенства: клирики, сироты, изгои – вообще лица, находившиеся под особым покровительством церкви. Некоторые ученые оспаривают подлинность этого памятника в виду: 1) того, что в нем упоминаются такие лица и учреждения, которые не могли существовать во времена Св. Владимира 17 , и 2) многочисленности и разнообразия редакций его, отличающихся одна от другой сравнительной краткостью или распространенностью. Другие, наоборот, полагают непреложность факта дарования Владимиром устава церкви. Подлинность доказывается, между прочим, тем, что некоторые списки этого памятника относятся к весьма древнему времени (XIII в.), и в подлинности их до второй половины XVIII в. никто не сомневался; в виду этого можно предполагать, что положения этого памятника имели практическое значение в действительной жизни. Наиболее правильное воззрение на этот предмет таково: Владимир, по основании церкви и по принятии иерархии, имел надобность указать круг ведомства церковного суда. Воля князя, быть может, и не была выражена письменно. Письменная форма явилась позднее, и, конечно, с добавлениями позднейшего характера. Владимиру принадлежит основная мысль; дальнейшее ее развитие есть дело преемников его и практики церкви, которая в частностях руководилась основной нормой первых князей. При постоянном обращении в жизни, устав переписывался и дополнялся в частностях; отсюда происходят различные редакции его. Устав о церковных судах Ярослава Мудрого Владимировича. |
| Византийскими государственными законами относительно Церкви, перенесенными в Россию через Номоканон, руководствовались в начале и русские Государи в определении прав и ведомства русской Церкви; но при этом принимались во внимание особые потребности русского общества и Церкви, которых не было в Византии. Первыми памятниками законодательства русских В. Князей, касающегося Церкви, служат: а) церковный Устав св. Владимира; содержание его касается великокняжеской десятины, данной Церкви, и церковного суда (указываются лица, подлежащие церковному суду, и дела, изъятые из ведомства светского суда); б) Устав Ярослава, подтверждающий и раскрывающий Устав Владимира. По их примеру и образцу некоторыми удельными князьями давались местные Уставы и грамоты. Во все последующие времена русская государственная власть, покровительствуя православной Церкви, принимала близкое участие в церк. делах и в своих законах заботилась как об ограждении ее внешнего благополучия, так и о ее внутреннем благоустройстве, причем всегда действовала в согласии с канонами вселенской Церкви и с правит. церковной властью. Поэтому исторические памятники государственного законодательства могут служить такими же памятниками и для церковного права. К этим памятникам принадлежат: Практическими источниками действующего в русской Церкви права служат: Добавление. Особенности учения об источниках церковного права в римско-католической Церкви и в протестантских общинах Соборов, из которых до 14 Соборов признаются в римско-катол. Церкви за вселенские: Константинопольский (вышеуказанный); 4 Латеранские (1123, 1139, 1179, 1215 гг.); 2 Лионских (1245 и 1274 гг.); Венский (1311г.); Констанцкий (1414г.); Базельский (1431г.); Флорентийский (1438г.); Латеранский пятый (1512г.); Тридентский (1545г.); Ватиканский (1869г.). Сверх того, все многочисленные, под различными наименованиями, постановления римских первосвященников, как Глав Церкви, признаются в ней одним из главных источников права для всей церкви. Собрание церковных правил (сделанное сперва, в форме системы церк. права, монахом Грацианом в XII в. и потом продолженное, по приказанию Пап (Григория IX (XIII в.), Бонифация VIII (XIII в.), Климента V (XIV в.)), присоединением последующих папских декретов) носит название Corpus juris canonici и признается общеобязательным руководством церковного права. |
| К одной из таких невидимых частей можно отнести «Устав» или «Типикон». В отличие от мелодической структуры, воспроизводимой голосом и воспринимаемой на слух, «Типикон» не принимает видимого, непосредственного участия в процессе звучания, однако, предопределяя соединение песнопений в службе, именно «Типикон» предопределяет мелодический облик целого. Можно сказать, что содержание рукописных певческих книг — это лишь кодификация мелодического материала, который превращается в живое целое последование службы только благодаря указаниям «Типикона». Содержание самого «Типикона» не сводится только лишь к указаниям соединения богослужебных мелодий между собой, но поскольку эта мелодическая регламентация является одной из функций «Типикона», то он должен рассматриваться как неотъемлемая органическая часть богослужебной певческой системы. В этом смысле под «Типиконом» нужно подразумевать не только конкретную книгу, но вообще «Устав» как церковную дисциплину, и, более того, нужно иметь в виду историю «Устава». Для понимания формообразующих механизмов богослужебного мелодизма крайне важно изучение и новгородских «чиновников» XVI века, а также и других уставных документов и соборных постановлений XVI-XVII веков. Все это рассматриваемое и изучаемое ныне как самостоятельная, отдельная дисциплина являлось некогда неотъемлемой частью богослужебной певческой системы, причем частью настолько значимой, что любое игнорирование ее как составной части певческой системы закрывает нам доступ к пониманию всей системы в целом. Однако и это не исчерпывает всей полноты богослужебной певческой системы, ибо «Устав», понимаемый как формообразующая сила мелодической структуры, сам может быть рассмотрен как разворачивание в литургическом времени творения Иисусовой молитвы. Изменения, происходящие с «Уставом» в историческом процессе, обуславливаются видом и состоянием, в котором находится практика Иисусовой молитвы, а это уже относится к компетенции аскетики. Именно таким образом аскетика становится составной частью богослужебной певческой системы. |
|
|
