| С течением времени происходили различные перемены в епархиях. Некоторые епископы возвысились на степень архиепископий и даже митрополий; митрополии переносимы были из одного города в другой. Некоторые епархии, по причине, опустошений, произведённых вторжением в Империю разных народов с востока и севера, совсем пали; некоторые возникли вновь среди народов, прежде находившихся в язычестве. Но важнейшим приращением для округа Патриарха Константинопольского было присоединение к нему восточного Иллирика, Калабрии и Сицилии. Это произошло в VIII столетии, по воле императоров Константинопольских. Причиною такого распоряжения поставлено было то, что папа Римский, доселе заведовавший Церквами упомянутых областей, сам окружён варварскими народами 120 . Все сии обстоятельства должны были произвести значительное изменение 121 во взаимных отношениях епархий, и требовали новых распоряжений правительственных относительно их степенен. Такое распоряжение правительства можно видеть в переписи епархий, дошедшей до нас с таким названием: постановление Императора Льва мудрого о порядке престолов церковных, подлежащих Патриарху Константинопольскому. Оно встречается во многих рукописях греческих, в западных библиотеках 122 , и с разных списков, более или менее исправных, издано в свет, между прочим, в известном каноническом сборнике Леунклава: Ius Græcoromanum 123 , в прибавлениях Гоара к изданию Кодина 124 , в «Священной Географии» Caroli a S. Pavlo 125 . Хотя не в полном виде, это постановление известно и в древнем славянском переводе, и издано Шлецером в его «Несторе» 126 . В списке, с которого напечатано сие постановление в «Священной Географии» сообразно с некоторыми греческими рукописями сказано: «настоящее изложение последовало в 6391 году, при Императоре Льве мудром и Патриархе Фотии» 127 . Показание не вполне достоверное, во-первых, потому, что в г. (883 г.) Лев ещё не был самостоятельным Императором, но жив был отец его Император Василий; во-вторых, потому, что распоряжение о епархиях приписывается вместе Имп. Льву и Патриарху Фотию, – тогда как Фотий, со вступлением Льва на престол, был удалён с своего престола. Не признавая надписи вполне достоверною, мы, однако же не сомневаемся, что самое постановление должно принадлежать времени Патриарха Фотия и Императора Льва. Когда приобретение Иллирика и других областей, не смотря на возражения Пап, утвердилось за престолом Константинопольским, и это несогласие, уступить Иллирик Папе Римскому, ясно высказалось на Соборах по делу Патриарха Фотия: тогда было нужно учредить правильные отношения новоприсоединённых Церквей к завесившим прежде от Патриарха Константинопольского. |
| Оба письма датированы 25 сентября 860 г. В письме к Фотию папа ничего не говорит о своих верховных правах в церкви; но эти права сами собою предполагаются, так как на них основывается принятое папой постановление. Фотий не признан епископом, и это на единственном основании, что он избран из мирян. Но непризнание временно и условно. Поставление из мирян не помешает папе обнять Фотия братской любовью, как епископа восточной столицы, если он убедится в его ревности к кафолической вере. Подобное заявление достаточно ясно показывает, как мало придавал значения нарушению данного канона папа Николай, конечно, хорошо знавший, что его предшественники не раз мирились с таким нарушением. Письмо давало повод думать, что гораздо больше папа ценит в кандидате ревность о вере и церковных пользах. Но с этой стороны Фотий мог удовлетво- —471— рить самым высоким требованиям. Если впоследствии Николай его все-таки не признал, то очевидно, не в силу канонической спорности его выборов или его неправославия, а по другим причинам. Их приходится искать в том, что Фотий иначе понимал интересы церкви, чем папа, и не хотел отожествлять их с интересами римского епископа. Папа ждал от К-поля двух огромных уступок: от правительства – возвращения национально и политически связанных с Византией областей; от патриарха – признания своего главенства в церкви. Нужно думать, что получив желаемое, Николай осуществил-бы своё условное обещание признать Фотия и, оградив так или иначе личные интересы Игнатия, в общем санкционировал-бы политику Варды. 2126 Но этого не случилось. Письмо к императору было изготовлено в трех экземплярах: один адресату, другой для предполагавшегося в К-поле собора и к руководству легатов, третий остался в римских архивах. 2127 Признав низложение Игнатия незаконным, папа однако уклонился и от общения с ним, почему не написал ему никакого письма. Это доказывает как осторожность папы, так и то, что интересы Игнатия сами по себе стояли для него на втором плане, и он вовсе не собирался непременно стать на его сторону. 2128 |
| В собраниях церковных правил (Регино, Бухарда, Грациана) помещено много извлечений из капитулярий (Baluzii Praefatio. c. 18–20). Наконец силу капитулярий признавали в свое время и римские епископы (ib. cap. 21. 23. 26). Б) Сборники церковных правил и государственных постановлений по церковным делам Пособия: Кроме указанных выше сочинений, Biener, De collectionibus canonum ecclesiae graecae: 1827. Berolini. – Bicfcell. Geschichte des Kirchenrechts. B. 1. Giessen. 1843 – Zach. von Lingenthal. Die griechischen Nomocanones. St. Petersbourg. 1877. Zach. v. Ling. Uber den Verfasser und die Qnellen des (pseudo-photianischen) Nomocanon in XIV Titeln. St. Pet. 1885. – Mortreuil, Histoire du droit bisantin. Paris. 1843–1846 b. t. I-III. – Maassen, Geschichte der Quellen und der Literatur des canonischen Rechts im Abendlande. Gratz. 1870. – Номоканон патриарха Фотия. Дух. Вестник. 1866. Июне, Июль. – Заозерский, Происхождение и образование византийского номоканона, в Чтен. Общ. Люб. д. пр. 1882. ч. II. Отд. 1. стр. 103–155. Синтагма в XIV титулов, в Чтен. Общ. Люб. 1883. Март, Апрель. – Остроумов, Введение в Православное церковное право, т. 1. Харьков 1893. – Нарбеков, Номоканон Фотия с толкованием Вальсамона. Ч. I-II. Казане. 1899. – Иером. Каллиста, Номоканон Св. Фотия патр. Константинопольского. Москва. 1899. – Васильевский. Законодательство иконоборцев. Жур. Мин. Н. Пр. ч. 199. стр. 258–309. Павлов. Мнимые следы католического влияния в древнейших памятниках югославянского и русского церковного права. Москва, 1892. 14. Первоначальная история собрания церковных правил О заповедях Христа Спасителя и апостолов мы знаем из Евангелия, Деяний и посланий апостольских. Но книги Нового Завета не составляют сборника этих заповедей исключительно; в них заключается кроме того Богооткровенное учение веры и нравственности, а также история пастырской деятельности Христа Спасителя и апостолов. Книги Н. 3. т. обр. составляют источник познания заповедей Господних и апостольских. Во втором и третьем веке христианства источниками церковного права служили глав. |
| М., 1972. Жмакин В., свящ. Погребение константинопольского патриарха Гpuropuя V в Одессе//Русская Старина. 1894. С. 204–205. Пыпин А. Н. Исследования и статьи по эпохе Aлekcahдpa I. C. 359. Ср., впрочем: К[арнович E.J Фотина Павловна//Русский Архив. 1870. Стб. 893–900. Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, цит. по: Автобиография архимандрита Фотия//Русская Старина. 1894. 1895. 1896. Там же. Остается надеяться, что записывавший за Фотием его «Автобиографию» о. В. Орнатский что-то перепутал. Вопреки Пушкину, отнюдь не эротическим огнем, но хуже, гораздо хуже, чем эротическим! Цит. по: Карнович Е. П. Архимандрит Фотий, настоятель Юрьева монастыря. 1798–1838//Русская Старина. 1875. 8. С. 310. В письме к Орловой-Чесменской экзальтированный министр восклицал: «Назидательный разговор Фотия имел такую силу, которую един Господь дать может» (там же). Здесь и далее цит. по: о. Феодосии Левицкий. Описание духовных подвигов и всех случаев жизни свящ. Левицкого…//Русская Старина. 1880. Подробнее см.: Давыдов М. Оппозиция Его Величества. М., 1995; Экштут С. А. В поиске исторической альтернативы. Aлekcahдp I. Его сподвижники. Декабристы. М., 1994. В позднейших записках о. Феодосия об этих двух читаем: «…примечательно то, что они оба безженны, и посреде самой наружной царской пышности, роскоши богатства и великолепия, внутренне, чудною благодатию Христовою, ведут жизнь чистую духовную, в дивной кротости душевной и всегдашнем благоговении находясь пред Богом» (о. Феодосии Левицкий. Описание духовных подвигов и всех случаев жизни свящ. Левицкого… С. 145). Там же. С. 141. В отличие от о. Фотия, о. Феодосия не пришлось долго уговаривать. Во-первых, потому что был он куда добродушнее и мягче, во-вторых, не смел забыть, что «пред лицем Царского Величества… трепещет всякий подвластный ему человек и теряется даже некоторое время во всех своих чувствах» (там же). Чтобы понять весь ужас происходящего в этой сцене, нужно помнить: в греческом мифе именно Филемон и Бавкида, в награду за то, что — в отличие от односельчан — впустили в свою хижину переодетого Зевса, избегают затопления. |
| Он сказал, что надлежит благодарить Бога за то, что древнее и неизмененное мнение Иерусалимской Церкви касательно патриарха Фотия теперь разделяется и подтверждено всеми. Папский легат Петр сказал, выслушав эти мысли: «Папа послал нас утвердить единение Церкви Константинопольской, но если это единение, как открываетсяиз ваших слов, уже совершилось, и Фотий принят, как патриарх, то возблагодарим Бога, подателя мира». Прокопий Кесарийский, принимая во внимание последнее заявление легата, взялся объяснить, почему признание Фотия совершилось с быстротой на Востоке и медленно на Западе и что было причиной того, что некоторые до сих пор не хотят признавать Фотия законным патриархом. Он говорит, что епископы восточные, находясь ближе к Византии, могли удобнее узнать положение дел и оценить, чем епископы, живущие далеко (т. е. на Западе); он замечает, что восточные как бы руками осязали вещи и видели их собственными глазами, а западные принуждены руководиться лишь слухом. Восточные, по словам оратора, все исследовали и все узнали и пришли к той истине, что спасение их и милость Божия для них заключается в единении с патриархом Фотием. Очевидно, оратор хочет провести ту Мысль, что напрасно западные епископы и во главе их папа преувеличивают свое значение в деле умиротворения Византийской Церкви. Воссоединение Церкви с Фотием произошло раньше, чем на Западе; в основу его положены факты более веские, чем какими руководился Запад; Запад, благодаря несовершенству своих сведений, слишком запоздал присоединить свой голос к голосу Восточной Церкви. Ясно, что оратор желал нанести некоторый несильный, но чувствительный удар самомнению западного первосвященника. Продолжая свою речь, Прокопий возлагает на легатов обязанность не совсем легкую – увещевать отщепенцев, не хотевших общения с Фотием. Немногие, говорил оратор, остаются вне общения с Фотием, и их пусть увещевают легаты; ибо предлогом для упорства отщепенцев служат их подписи под определениями собора 869 года. Не будь этого предлога, никто – ни мал, ни велик – не стал бы отрекаться от общения с Фотием. |
| —217— и что он был весьма благодарен тому, кто мог дать лучшее и более правильное объяснение». 975 На таких уроках могли предлагаться для критического разбора теории философов или еретиков. 976 В филологических и философско-богословских занятиях существенную помеху должно было составлять для Фотия его незнакомство с языками; он не знал ни латинского, ни еврейского. Можно поэтому судить, как редко встречались в то время люди со знанием языков. Приобретенные познания, какой-бы области они не касались, не оставались у Фотия мертвым капиталом. Собрав солидные сведения по юриспруденции, впоследствии, уже при Василии Македонянине (867–886), он принимал участие, как канонист, в законодательной работе правительства. 977 Хорошо знакомый с медицинской литературой, он охотно оказывал врачебные услуги обращавшимся к его помощи. 978 Но занятия юриспруденцией и практической медициной оставались только побочными; Фотий прежде всего был ученым и преподавателем. Как ученый, он обладал бесспорно крупными достоинствами. Громадная память, выдающееся трудолюбие, обусловленная ими эрудиция, стремление к строгой объективности, 979 ясность мысли и точность изложения могли-бы обеспечить —218— ему ученую славу в любую эпоху. Не пустое тщеславие и стремление к многознайству, а могучий инстинкт исследователя побудил его приняться за нелегкую работу собирания и систематизации литературного наследства древности. Такая работа едва-ли была понятна современникам; но она была в высокой степени своевременна и впоследствии доставила автору почетное место в истории всемирной духовной культуры. К средине IX века «большая часть древних сочинений была отчасти уже потеряна, отчасти скрывалась без вести. Более близкую связь с духовной жизнью времени сохраняли лишь немногие произведения, прежде всего пустые грамматические и риторические учебники, затем избранные из древних поэтов, историков и ораторов, но все лишь в небольших отрывках, приспособленных для скромных потребностей школьного обучения. Тогда-то и выступил Фотий литературным Колумбом. Что оставалось еще от древней литературы, он должен был по большей части открывать прямо-таки вновь; и много «старых книг, наследия предков», спас он от гибели. Светлая радость открытия, упрямая настойчивость поисков ясно просвечивают в его сообщениях. Он рассказывает о старых книгах с такою радостью и живостью, как будто дело идет о литературных новинках». 980 |
| —95— Всё было тщетно. 1610 Переговоры продолжались и далее. 1611 Убедившись в их безрезультатности, правительство и действовавшие в согласии с ним епископы объявили кафедру вакантной и приступили к выборам нового патриарха. 1612 Нет сомнения, что среди духовенства и столичного общества было немало лиц, недовольных низложением Игнатия и не желавших себе другого патриарха. Но с общественным мнением правительство считалось мало, а большинство сторонников Игнатия из духовенства не проявило ни достаточной сплоченности, ни последовательности взглядов, ни мужества. Если уже в первые дни изгнания Игнатия началось бегство из его партии, то потом её ряды редели еще быстрее. Сначала делались попытки отстоять —96— старого патриарха. 1613 Но они были не энергичны, и Варде без большого труда удалось доводами, обещаниями и угрозами склонить на свою сторону почти всех епископов. 1614 Оставалось найти кандидата, около личности которого могли объединиться враждующие церковные партии. К выборам приступили с большими предосторожностями. При новом соотношении сил, партия Асбесты могла оказать самое решительное влияние на выбор кандидата, и едва-ли у неё не было мысли провести на патриаршую кафедру своего вождя. Но такой шаг грозил вызвать ожесточенный отпор со стороны игнатиан и создать новую смуту. После долгих совещаний, 1615 епископы и светское правительство 1616 остановились на кандидате, имя которого делало честь избирателям: выбор пал на Фотия. «Фотий не происходил, как Григорий Асбеста, из отда- —97— ленной провинции, не заявил себя, как тот, главой партии; он пользовался репутацией строго православного человека, был богат и знатен, даже царский родственник. У него были блестящие духовные дарования, много энергии и силы, обширнейшие познания, как ни у кого в его время. Он обладал утонченным светским образованием, крайне привлекательным обращением, его занятия, простиравшиеся и на богословие, его ораторский талант, его знание людей могли быть в высшей степени пригодны для него в новой предназначавшейся ему должности; его духовное превосходство на первой епископской кафедре государства должно было открыться в полном блеске: казалось, в нём соединилось всё, чего можно требовать и желать от столь высокого положения». 1617 |
| ριστρχου. Φωτου λγοι κα μιλαι. ν Κωνσταντινουπλει. Τομ. I, 1900. σελ. γ′ σημ. 3; σελ. 256). Если выражение современник принимать буквально (что вовсе не обязательно), то и тогда рассуждение Аристархи оказывается недоразумением: в 815 г. Никифор был удален с кафедры (Ср. И. Андреев. Константинопольские патриархи от времени халкидонского собора до Фотия. В. И. Сергиев Посад 1895, стр. 200); но он жил еще 13 или 14 лет и умер в 828 (Hergenröther I, 288), или в 829 г. (Karl Krumbacher Geschichte der byzantinischen Litteratur. München 1897, 2-te Ausgabe, S. 72). Фотий имел право называть Никифора современником и в том случае, если бы родился даже несколько позднее 820 г. Что касается замечания Аристархи, что Фотию было по крайней мере 28 лет от роду, когда его отправили в 838 г. послом в Ассирию (op. cit. σελ. γ′), то совершенно непонятно, откуда извлечена дата 838 г. В источниках, приведенных в примечаниях (σελ. ε′), не содержится ни прямых, ни косвенных данных для определения указанного года, и напрасно поэтому Kattenbusch придал замечанию Аристархи некоторое значение (Herzog. Realencyklopädie für protestantische Theologie und Kirche. В. XV 3 , S. 377). 878 Вслед за Schwalue. Disput. acad. de discidio Eccl. Lugd. Bat. 1829, p. 51. Hergenröther I, 316 Anm. 3. 879 Βαλττα op. cit. Προλεγμενα σελ. 23 σημ. 2. Παπαηγοπολου στορα το λληνικο θνους, θναι 1886 III, 724. Γεδεν, Πατριαρχικο Πνακες. Κωνσταντινουπλει 1890 σελ. 283. Krumbacher. Geschichte byz. Litter. 1897. S. 515. Bury-Gibbon. The History of the decline and fall of the roman empire. London 1898 Vol. VI, p. 515. Herzog. Realencyklopädie XV 3 S. 377 (815–820). 880 Annales Symeonis Magistri et Logothetae. Bonnae 1838, p. 668–674. Migne P. G. CIX, 729–736. О хронике Псевдо-Симеона – Hirsch. Byzantinische Studien. Leipzig 1876, p. 303 flg. Krumbacher op. cit. 358 flg. В. Васильевский. Хроника Логофета на славянском и греческом. Византийский Временник II (1895)? 78–151. Рассказы Псевдо-Симеона представляют собою выдержки из злостного памфлета на Фотия, куда вошли самые недоброкачественные сплетни и темные слухи, распускаемые врагами патриарха. |
| Почему же исследователи церковных древностей и в прежние, и в позднейшие времена не знали о писателях степенных Антифонов, Анатолиевых стихир и Митрофановых Троичных канонов? Причиною тому были обстоятельства песнописцев и судьба служб Октоиха. Доколе жили св. Феодор Студит , Студийский монах Анатолий и Митрофан, Митрополит Смирнский, дотоле, может быть, носилось по дерквам предание о писателях указанных служб: но когда составился Параклитик или великий Октоих и явился отдельно от него малый Октоих, а песнописцы перешли в блаженную вечность: тогда предание о службах Октоиха, написанных помянутыми писателями, мало помалу начало ослабевать. Притом Антифоны св. Феодора Студита не имели никакой надписи; потому их почли творением св. Дамаскина, и только Никифор Каллист первый доказал, что они принадлежат св. Феодору. Анатолий, Студийский монах имел, кажется, несчастие перейти на сторону иконоборцев, хотя вскоре и покаялся. Ибо о его падении с горестью и участием говорит св. Феодор Студит в письме к Навкратию, бывшему после него настоятелем Студийской обители 100 . Поэтому об Анатолии, Студийском монахе 9-го века, осталось предание только, как о песнописце. Его стихиры и песни, помещенные в Октоихе, в Триоди и в месячных Минеях, приписали св. Анатолию, Константинопольскому Патриарху 5-го века, между тем, как в 5-м веке не было известно ни восьмигласнаго пения, ни Триодей, ни Миней 101 . Предание о творениях Митрофана, Митрополита Смирнского на некоторое время также затмилось. Сей Пастырь, но запутанным тогда обстоятельствам, был на стороне противников Патриарха Фотия 102 . Потому о его творениях, с восстановлением памяти Фотия, скоро забыли, и Троичные каноны на восемь гласов приписали св. Митрофану, Константинопольскому, Патриарху 4-го века 103 . Аллатий доискался истины, но только касательно творца Троичных канонов; о творцах Антифонов и Анатолиевых стихир он, а за ним Фабриций и Каве, повторили древнее испорченное предание 104 . Потому то когда Аллатий говорит, что древний Октоих содержал в себе одни службы св. Дамаскина, то вероятно, он присоединял сюда же и Антифоны св. Феодора Студита , и стихиры монаха Анатолия. Ибо, не имея под руками рукописи Никифора Каллиста, в которой показан творец Антифонов, он почитал их творением Дамаскина, хотя, основываясь на каталоге Греческих песнописцев, составленном Никифором Каллистом, сказал, что в Октоихе есть некоторые песни св. Феодора Студита . Тоже должно сказать о стихирах Анатолия. Может быть, Аллатий думал, что св. Дамаскин воспользовался стихирами Патриарха Анатолия для дополнения стихир своего Октоиха, хотя на основании вышеуказанного каталога тоже говорит, что Студийский монах Анатолий 9-го века был песнописцем 105 . |
| Авторитет «Исагоги» Не удивительно, что тексту с такими гипертрофированными и абсолютно папистскими полномочиями Константинопольского престола фанариоты придают чрезвычайное значение. Они считают «Исагогу» «византийским императорским законодательством», сохранявшим в Византии значение действующего кодекса чуть ли не в комниновскую эпоху (XII столетие). Апологеты восточного папизма утверждают, что «Исагога» оказала прямо-таки «огромное» влияние на Византию, глубоко проникла в жизнь общества ромеев, чему приводятся в качестве доказательства заимствования из «Исагоги» в последующие века. Современное грубое вмешательство Константинопольского патриархата на каноническую территории Православной Церкви Чешских земель и Словакии, выразившееся в учреждении антиканонической «ставропигии» Фанара на территории этой Автокефальной Церкви, также обосновывается ссылками на Безусловно, влияние «Исагоги» на умы имело место, но не было огромным. Ее текст имел хождение в Византии, переводился на славянские языки, в частности, русский – однако, не полностью. Это вполне объясняется в частности тем, что в Церкви всегда была активно представлена партия, стремившаяся принизить роль царской власти в пользу духовной, чему ярким примером служит патриарх Никон. Также это объясняется влиянием «Алфавитной Синтагмы» Властаря – так, в славянский мир учение «Исагоги» о власти патриарха и императора проникло через славянский перевод «Синтагмы», выполненный при Стефане Душане. Вместе с тем, не следует забывать авторитетное замечание академика Медведева о единственном в своем роде месте в византийской правовой традиции раздела данного сборника, посвященного власти императора и патриарха. «Исагога» является памятником не церковного, а светского права. Присущее ей специфическое видение полномочий Константинопольского престола не нашло отражения в каноническом сборнике, принятом Вселенской Церковью, хотя многие другие постановления эпохи святителя Фотия в этот сборник попали (правила двух Константинопольских Соборов – 861 и 879 годов). Да и как могли, например, попасть в церковный сборник правил абсурдные и не встречающиеся в церковных законах претензии Константинопольских патриархов на право установления ставропигий на чужой канонической территории? Как пишет выдающийся русский канонист профессор Павлов, «из какого источника вошло в Эпанагогу это своеобразное постановление, нам неизвестно…; но несомненно, что оно стоит здесь совершенно одиноко и не нашло себе отголоска ни в позднейших законодательных актах, ни в сочинениях авторизованных канонистов. Вальсамон, в других отношениях ревностный поборник прерогатив константинопольского престола, о праве ставропигии говорит, как об общем преимуществе всех пяти патриархов, и знаменательно прибавляет: “никому из патриархов не дано власти посылать ставропигии в область другого патриарха, ни брать его клириков, дабы не смешивались права |
|
|
