| Он высказывает, наконец, крайне либеральный взгляд по вопросу о времени празднования Пасхи, порицает стремление к иудейской точности соблюдения праздника и умеет защитить свою точку зрения (V, 22). Очевидно, история Сократа имеет свои крупные и солидные достоинства. Слог его, пренебрежительно охарактеризованный Фотием (Bibl. 28), может, однако, служить приятным отдыхом для читателя, утомленного аффектацией Евсевия, на которого и намекает историк своим нерасположением к риторической напыщенности (I, пред.; III, 1; VI, пред.; VI, 22; VII, 27). Он хочет сохранить стиль в чистоте и простоте и передает свои рассказы в прямых выражениях; часто он дает простую форму повествования, которую Созомен с его любовью к деталям расширяет. Он – большой любитель приводить пословицы (II, 8; III, 21; V, 15; VI, пред.; VII, 29. 31), и его цитаты обнаруживают начитанность не только в области христианской письменности, но и в произведениях языческой литературы; он цитирует Софокла, Менандра, Ксенофонта, Порфирия, Юлиана, Ливания, Фемистия и др. Его собственные наблюдения отличаются проницательностью (VI, 16; V, 13) и его известия возможною точностью. Он не раз уверяет, что взял все данные из книг и от компетентных свидетелей, чтобы подтвердить факты (I. пред.; V, 19; VI, пред.). Его историческая добросовестность видна из того, что, написавши две первые книги своей истории по Руфину, он снова переписывал их, после того как ознакомился с новыми источниками (II, пред.; II, 17). Он усердно изучал Афанасия и в некоторых случаях прямо отсылает к нему читателя за подробностями (I, 14), но он не копирует Афанасия. Скорее ему можно поставить в упрек то, что он не следует точно этому авторитету и, потому, впадает в погрешности. Афанасий кажется иногда ему несправедливым, как напр. в благоприятном суждении о богословских воззрениях Евсевия; подобным, образом, Маркелла и Аполлинария он трактует, как еретиков, хотя Афанасий, как известно, и не лишал их своей старой дружбы. Во многих случаях он пополняет Афанасия: приводит письмо Константина, которого нет у Афанасия (II, 22), и дает выдержку из послания Юлия к Александрийцам, о котором Афанасий умалчивает из скромности (II, 23). |
| 244 См. Vita Basilii, II, Migne, gr. s., t. 29, pp. X-XII; Klose, Basilius d. Grosse, Stralfund, 1835, ss. 114–119 и у Herzog’a R–E., 1, 713. О годе отъезда из Афин ср. Ullmann., Gregoris v. Nazianz, Gotha, 1886, s. 27. fg. 248 Быть может в Антиохии, как догадывается Дрэзеке. Dräseke, Apollinarios v. Laodicea, Leipzig, 1892, s. 14. 257 Слова Юстиниана, что «Василий похвалил Аполлинария» могли быть просто выводом из того, что сказано об Аполлинарии в письмах Василия к другим лицам; они не требуют необходимо предположения о том, чтобы Юстиниан (или автор эдикта) сам видел и читал письма Василия именно к Аполлинарию. 258 Довольно распространенное мнение, что Ефрем Антиохийский знал и пользовался в полемических целях одним письмом Василия к Аполлинарию, на наш взгляд лишено твердых оснований. Мнение это вызвано словами Фотия о прочитанном им сочинении Ефрема, из которых видно, что этот последний приводил свидетельство Βασιλεου... κ τς πρς πολινριον (πιστολς) в доказательство той мысли, что Бог Слово страдал плотию, а не природой Божества (Phot. Biblioth., с. 229; ed Beckeri, р. 255). Но, во-первых, этот Ефрем, о котором идет речь у Фотия, – не Ефрем Сирин , как это принимает Дрэзеке (Zeitschr. fur Kirchengesch., VIII, 98, 99), а Ефрем, патриарх Антиохийский , современник Юстиниана, сочинение которого «pro ecclesiasticis dogmatibus» и описывается Фотием в с. 229 (Ср. Cave, Histor. liter., р. 507). Во-вторых, выражение Фотия «κ τς πρς πολινριον» допускает перевод такой: «из письма против Аполлинария», под каковым письмом должно разуметь какое-либо из известных писем Василия, где он обличает заблуждения Аполлинария, напр. CCLXII. В-третьих, св. Василий никогда не писал писем к Аполлинарию по христологическим вопросам (а такого именно содержания должна быть выдержка Ефрема), ибо еще в 377-м году он отказывался от всякого участия в изследовании этого рода вопросов (Ер. CCLVIII, ad Epiphan.), но уже в 373-м заявлял, что он не имеет общения с Аполлинарием (Ер. CXXXI, ad Olymp.) Поэтому, если даже признать, что Ефрем действительно имел под руками письмо Василия к Аполлинарию, то это письмо несомненно было подложное. |
| Если же происходит какое-либо несогласие между некоторыми здесь в столице, то сему виною есть неутомимое действие партизанов, скрытнейшим образом действующих, церковных и политических мятежников. Все они весьма ныне ослабели, рассеялись, но еще думают, что не удастся ли укрепиться и собираться им воедино. Хотя они не могут прежних позиций занять, но шуму, молвы, разных беспокойств и неудовольствий много наделать могут, так что начало оных трудно будет отыскать после. И так, помолившись Господу Богу, исполняя долг присяги об узнанном вреде немедленно доносить, представляю при сем записку, на кого нужно теперь особенно обратить внимание. Благодать же и мир и радость буди тебе, Царю, и всем усердным сынам Церкви и отечества от Господа и Бога Спаса Иисуса Христа вовеки. Аминь. 7 августа 1824 года Примечания Большая часть писем и сочинений, представленных в данном издании, публикуется впервые, по сохранившимся в архивах рукописям трудов Фотия. Издания его трудов — как в дореволюционной России, так и ныне — весьма немногочисленны. При жизни архимандрита свет увидел единственный из его трудов — «Устав Новгородского Юрьева монастыря». Самая крупная дореволюционная публикация трудов Фотия — его «Автобиография» (опубликована в журнале «Русская Старина» в 1894—1896 гг.). Из современных изданий трудов Фотия и посвященных ему исследований можно отметить следующие: Фотий (Спасский). Письма желающим приобрести и сохранить духовное благополучие среди суеты. — Калуга, 1998 (переиздание писем 1881 года); Кондаков Ю. Е. Архимандрит Фотий и его время. — СПб., 2000; Улыбин В. В. Архимандрит Фотий (Спасский) и графиня А. А. Орлова-Чесменская. — СПб., 2001; Улыбин В. В. Яко ад сокрушилися… — СПб., 2002; Улыбин В. В. Александр Первый: обратная сторона царствования. — СПб., 2004; Летопись Новгородского Юрьева монастыря. — СПб., 2008 (во второй части «Летописи» опубликован устав монастыря, составленный Фотием). Кроме того, в настоящее время появились сочинения Псевдофотия, т.е. сочинения, приписываемые Фотию ошибочно: Фотий (Спасский). Одиннадцать бесед о страстях. — СПб., 2007; Фотий (Спасский). Первые шаги к небу. — М., 2008. |
| князь Михаил Павлович. Весной 1837 года приезжал наследник престола Александр Николаевич. К его приезду Фотий готовился за два месяца. От сходней корабля до ворот храма было постелено 607 саженей красного сукна. В письме к графине от 4 мая 1837 года по поводу приезда наследника Фотий оставил пророческие слова: «Ежели он когда будет сам все, он утешитель будет во плоти на земле людям» 238 . Николай I несколько раз посещал Новгород, и всякий раз к его приезду готовили Юрьев монастырь. Наконец, в 1835 году Император приехал внезапно, этот визит имел неприятные последствия для архимандрита. К Николаю Павловичу, как и к его старшему брату Александру Павловичу, Фотий относился с глубоким почтением, но, по-видимому, считал возможным указывать коронованным особам на их ошибки. То, что Император в России являлся главой Православной Церкви, архимандрит не признавал. Он считал духовную власть стоящей выше светской. Но при этом внешне Фотий оставался примерным верноподданным, не подавая своей пастве дурного примера. А.Г.Слезскинский замечает, что в письмах графине Фотий хвалил Императора тогда, когда ему передавали лестный отзыв Николая I. В переписке он именовал Царя «Ангелом правды». В 30-х годах архимандрита стал особенно тяготить надзор викарных епископов, и он просил графиню исходатайствовать у государя права превратить монастырь в ставропигиальный, подчиняющийся только Св.Синоду. Через обер-прокурора ей было отказано в просьбе. Видимо, в утешение в 1833 году всем настоятелям Юрьева монастыря было дозволено иметь жезл с сулком. 239 Но ещё через год Фотий обратился к А.Ф.Орлову с просьбой ходатайствовать перед Императором, чтобы тот повторил разрешение на свободный приезд архимандрита в Петербург. Через графиню был получен ответ Николая I, что если Фотий не оставит своих претензий, то будет примерно наказан 240 . Царский гнев висел над Фотием как «дамоклов меч». По свидетельству А.Г.Слезскинского, графиня писала архимандриту о том, что Царь, раздосадованный слухами о возмущении Фотием незаконными церковными обрядами народа, хочет отослать его в дальний монастырь. |
| культуры и распространению Библии на польск. языке, созданию школ с обучением польск. грамоте. В авг.-нояб. 1819 г. Г. временно управлял Мин-вом внутренних дел. Вопреки позиции имп. Александра I, связанного договорами Свящ. союза, призывал поддержать единоверных греков, начавших революцию в 1821 г. Деятельности Г. противостояла оппозиция, возглавляемая С.-Петербургским митр. Серафимом (Глаголевским) , архим. Фотием (Спасским) , гр. А. А. Аракчеевым, А. С. Шишковым , М. Л. Магницким , Ф. П. Уваровым. Иерархи были недовольны подчинением Синода «двуединому» мин-ву, Г. обвинялся в крайнем либерализме, потворстве распространению атеизма и вольнодумства. Митр. Амвросий в 1818 г. подал имп. Александру I записку, в к-рой уличал Г. в «нерадении ко благу господствующей Церкви». Митр. Серафим жаловался на публикацию при содействии Г. несовместимых с Православием мистических брошюр. Наиболее резкой была позиция архим. Фотия, к-рый в 1824 г. предал князя анафеме (не имея на это права) за оскорбление Церкви и императора. С др. стороны, против Г. выдвигали обвинения в насаждении обскурантизма и разгроме ун-тов. После столкновения с архим. Фотием Г. подал прошение об увольнении. 15 мая 1824 г. имп. Александр I упразднил «двуединое» мин-во и уволил Г. с поста министра, функции обер-прокуратуры, департамента духовных дел иностранных исповеданий и Мин-ва народного просвещения были распределены по отдельным ведомствам. Президентом Российского библейского об-ва вместо Г. был назначен митр. Серафим, после чего с 1824 г. все издания об-ва были прекращены, а 12 апр. 1826 г. оно было закрыто. Г. сохранил звание статс-секретаря и должность управляющего Почтовым департаментом Мин-ва внутренних дел (последнюю занимал в 1819-1842) и не утратил расположения имп. Александра I, к-рый посвятил его в державшийся в строгом секрете план передачи престола вместо Константина Павловича Николаю Павловичу. С 1830 г. Г.- канцлер российских орденов, в 1839 г. временно председательствовал в Общем собрании Гос. |
| В письме А.А.Орловой-Чесменской Фотий оставил подробное описание обстоятельств своего знакомства с князем. А.Н.Голицын, прибывший на освещёние церкви, попросил митрополита Серафима представить ему присутствующих священников. Князь, видимо, уже слышавший о Фотии, попросил его благословения, пригласил посетить свой дом и назначил время визита. 66 В тот же день состоялась их беседа на приеме в доме митрополита Серафима, на которой Фотий был приглашен в гости к князю. Их переписка была начата письмом, назначающим Фотию день аудиенции 67 . Как можно понять из письма А.Н.Голицына к А.А.Орловой-Чесменской, это событие произошло между 18 и 21 мая 68 , после чего встречи князя с Фотием стали постоянными. Переписка князя и Фотия продолжалась до 1824 года. В автобиографии Фотий писал, что в этот приезд в Петербург трудился на пользу веры и святой Церкви: «Каждодневно авва Фотий был зван то к тем, то к другим лицам на беседу о Господе, о церкви, о вере, спасении души; на беседу же собирались знатные и ученые бояре и боярыни, ревностные к слову и делу святой церкви и веры» 69 . Чаще всего эти встречи проходили в доме А.А.Орловой-Чесменской, Д.А.Державиной и в Таврическом дворце, где жила С.С.Мещёрская. Как видно из автобиографии Фотия, он стремился наладить отношения между первоприсутствующим членом Св. Синода и министром духовных дел и народного просвещёния. А.Н.Голицына, в свою очередь, толкала на контакт с Фотием не только необходимость добиться благоволения императрицы Марии Федоровны, но и воля Императора. Александр I, осведомленный о существовании православной оппозиции, решил использовать её в своих целях. По ходатайству А.Н.Голицына Фотию вскоре была предоставлена аудиенция у Императора. С 14 мая по 3 июня 1822 года Александр I объезжал смежные с Петербургской губернии, устраивая смотры войскам. Сразу же по возвращении 5 июня 1822 года Император назначил Фотию день и час приема. В своей автобиографии архимандрит отмечал, что Серафим и А.Н.Голицын придавали особое значение аудиенции. 4 июня 1822 года князь отправил Фотию два письма с просьбой прибыть к нему, но не для беседы о Боге, «это надо приберечь для Царя», а для получения наставлений. Устраивая Фотию аудиенцию, князь преследовал не только собственные цели. Вспоминая встречу с Императором, архимандрит привел слова Александра I, сказанные ему: «Я давно желал тебя видеть, отец Фотий, видеть и принять твое благословение» 70 . Вероятнее всего, аудиенция была устроена по прямому указанию Царя, данному ещё до отъезда: мало вероятно, что князь самовольно решился представлять Императору молодого монаха после двухнедельного знакомства с ним. |
| В октябре 1824 года началось следствие в Сенате по делу В.С.Попова. А.С.Шишков был занят сбором новых улик. А Фотий и митрополит Серафим вместе с графом А.А.Аракчеевым расследовали ересь донского есаула Е.Н.Котельникова 194 . Следы этих трудов остались в письме Серафима к А.А.Аракчееву от 2 ноября 1824 года: «Честь имею уведомить ваше сиятельство, что я ныне по вечеру, в начале седьмого часа приеду к вам вместе с отцом Фотием и втроем переговорим обо всем» 195 . В 1824–1825 году архимандрит Фотий пользовался полным доверием Императора. Ему поручали еретиков и при решении их судьбы руководствовались его рекомендациями. В этот период Фотий продолжал тесно сотрудничать с высшими чиновниками. В январе 1825 года Фотий был награжден драгоценной панагией и отмечен монаршим благоволением. Митрополит, обращаясь с просьбой к А.А.Аракчееву, писал: «Что сказать о пламенном усердии и ревности архимандрита Фотия к соблюдению веры отцов наших неприкосновенной? Как исчислить труды и подвиги, понесенные им для блага Святой нашей Церкви, воюемой злоухищренными кознями врага Божия и возмущаемой косвенными нападениями исчадий ада, тем опаснейшими, что прикрыты личиной любви к ближним и усердия к пользам человечества? Архимандриту Фотию, посвятившему себя Богу и восходящему к совершенству христианской жизни, чуждо всякое желание возможных наград; он, по слову Спасителя, возжелал единого на потребу, он твердо решил нести крест свой и по нему идти» 196 . 31 января граф ответил на письмо митрополита: «Свидетельство Вашего Высокопреосвященства о возведении архимандритом Фотием Новгородского первоклассного Юрьева монастыря в цветущее состояние, пламенное его усердие к Церкви Божьей и благочестивое его рвение на пользу отечества, обратили на него особое внимание Государя Императора и Монаршее благоволение. Во изъявление онаго и в ознаменование отличных заслуг архимандрита Фотия, Е. И. Величество всемилостивейше пожаловать соизволил панагию и повелел мне препроводить оную к Вашему Высокопреосвященству для доставления отцу архимандриту Фотию» 197 . |
| Он же писал графине А. А. Орловой-Чесменской 21 мая 1823 года: «Милостивая государыня графиня Анна Алексеевна! Я недавно познакомился с отцом Фотием и сожалею, что сего не сделал прежде, когда он имел здесь свое пребывание. Его разговор назидателен и имеет силу, которую един Господь может дать». Вскоре обер-прокурор, наслышанный о проповедях монаха и его подвигах, назначил день и час для регулярных встреч с Фотием. Так начались беседы с князем, графиней Орловой и другими представителями высшего света об учении Православной Церкви, продолжавшиеся от трех до девяти часов кряду. В Собрании Санкт-Петербургской духовной академии отдела рукописей Российской национальной библиотеки хранится тетрадь с копиями писем князя к архимандриту. Эта переписка представляет значительный интерес для характеристики той эпохи. Вот что писал князь монаху 21 июня 1822 года: «Отче преподобный Фотие! Большое писание Ваше вчера вечером я перечитывал и мог об нем вообще получить понятие… сие письмо чрезвычайное – исполненное Духа и помазания Господня. Счастлив я, что прочел о мире Божием, а как счастлив тот, кто его вкусил – надеюсь, что молитвами Вашими о мне грешном и моим желанием пламенным полюбить Бога во Иисусе Христе Он когда-нибудь и в то время, когда будет Святая Его воля, пошлет и мне оного, хотя не в такой полноте, но хотя каплю, которую я просить Его же буду, чтобы послал мне способ сохранить ее, а сия капля, может, притянет другую, отец же Фотий по любви своей ко мне попросит и восполнит мой недостаток своим переизбытком и Господь благословит пустыню мою и оживит. Сего надеюсь – сего прошу – сего жажду. Целуя Ваши ручки, пребуду навсегда преданным Вам во Господе всем сердцем». А вот слова из письма от 6 июля 1822 года: «Вы мне сказали при отъезде, чтобы я, пришел домой, положил за Вас три земных поклона, что я исполнил, и теперь мне так любезно сие поручение, что хотя Вы его дали на один раз, но я утром и вечером кладу сии три поклона за Вас при сердечной молитве Господу. Во время последней беседы с графиней, – сообщал он далее архимандриту, – в алтарь моей домовой церкви влетело три голубя». |
| Выступить против Фотия Апполос решил, когда в Юрьев монастырь был доставлен есаул Е.Н.Котельников (7 августа 1825 года). Фотий назначил Апполоса для вразумления есаула. Перед назначением Апполоса ввели в курс дела, и он даже снимал копию с письма Е.Н.Котельникова, в котором Фотий и А.А.Аракчеев обвинялись в государственном заговоре 218 . Уже первый разговор с есаулом убедил Апполоса, что в этом письме есть доля правды. На допросе Апполос показывал, что Фотий часто порывался «произвести что-то необыкновенное» и говорил: «да не миновать мне Сибири». По его словам, Фотию совместно с А.А.Аракчеевым удалось уничтожить Министерство духовных дел и народного просвещёния, остановить Библейское общество, запретить многие полезные книги, «каких он ни смысла, ни духа не понимал» 219 . Е.Н.Котельникову удалось убедить Апполоса, и между ними состоялся сговор против Фотия. Фотий быстро заметил, что Апполос, что-то задумал. Через четыре дня посещёния были прекращены, и к Е.Н.Котельникову вместо Апполоса были назначены иеромонахи Иоанникея и Лампада, а затем наместник Петр. Фотий приказал Апполосу составить письменное мнение об учении есаула. Через семь дней эта записка была составлена. Апполос заявил, что учение Е.Н.Котельникова ни в чем не противоречит православной вере. Он считал, что секты есаула не существовало, а его последователи лишь занимались на дому чтением Библии . «Во всем я видел только одну живую веру в Сына Божия и совершенную преданность Всевышнему», – писал Апполос 220 . После представления своего мнения Апполос был заключен в своей келье. Сам Апполос в дальнейшем утверждал, что был заключен Фотием за то, что отказался передать настоятелю тайны, сообщенные ему есаулом. Уже первого сентября 1825 года в содержании Апполоса было сделано послабление, и он смог выходить в город. Он немедленно воспользовался этим, чтобы начать борьбу с Фотием. На следствии Апполос показывал, что ходил в Новгород, надеясь встретить там картеж Александра I, направлявшегося в Таганрог. Но жалобу Императору передать не удалось. Тогда между 4 и 11 сентября Апполос разослал письма, в которых обвинял Фотия в государственном заговоре. Послания были направлены обер-прокурору Св. Синода П.С.Мещёрскому, чиновнику за обер-прокурорским столом А. А.Павлову и А.Н.Голицыну. |
| Фотий Спасский (1792–1838) после окончания в 1814 г. Новгородской семинарии был в течение года студентом Петербургской Академии, где тогда ректорствовал Филарет. Без сдачи выпускных экзаменов он стал преподавателем духовного училища при Александро-Невском монастыре. В 1817 г. по совету Филарета Дроздова он принял монашество и был назначен законоучителем в Кадетский корпус. За страстные проповеди против христианского универсализма Голицын удалил Фотия в провинцию в качестве настоятеля небольшого монастыря. Но вскоре Фотий был не только возвращен, но и 21 августа 1822 г. поставлен архимандритом Юрьева Этим успехом он был обязан протекции графини А. А. Орловой-Чесменской, которая выхлопотала ему аудиенцию у императора Александра I, чему, как это ни странно, способствовал и Голицын. Впоследствии графиня поселилась вблизи монастыря, чтобы жить под постоянным руководством своего духовника. Она не раз жертвовала монастырю крупные суммы и оставила ему миллионное состояние. Из писем Филарета Дроздова графу В. Г. Орлову видно, что он одобрял отношения между Фотием и Н. Барсов, в целом положительно оценивая борьбу Фотия против мистицизма и сектантства, писал: «Не получив хорошего академического образования, Фотий не был ученым богословом», однако, «стоя твердо на почве конфессионального, т. е. чисто православного, религиозного учения, в пределах Катехизиса и Символов был достаточно компетентным борцом против мистицизма и Ораторский дар Фотия эффектно дополнялся его монашеско-аскетической внешностью. Впрочем, биограф замечает: «Его самохвальство и заносчивость вовсе не подходят под уровень иноческого смирения, и только продолжительные молитвы и воздержание от пищи составляют отличительные черты его монашеских Постоянно полемизируя с приверженцами мистицизма, Фотий и сам имел некоторую склонность к Через два года после первой аудиенции у императора, во время которой экстатические речи архимандрита произвели на Александра сильное впечатление, Аракчеев, познакомившийся с Фотием в ходе строительства военных поселений и оценивший это знакомство как полезное, исхлопотал для Фотия разрешение на еще одну продолжительную встречу с императором 20 апреля 1824 |
|
|
