| Так, пользуясь особенным уважением и доверием тогдашнего Министра народного просвещения князя Голицына, Филарет внушил ему мысль ввести в университеты изучение богословской системы в более обширном объёме, тогда как прежде преподавался в них только катехизис, полагая в том достаточное противоядие развитию мистических бредней, по крайней мере, среди учащейся молодёжи. Но естественно, особенное внимание Филарета было обращено на ближайшую среду – свою духовную Академию, – к чему побуждали его и долг, и совесть, и та пламенная любовь, какую питал он к духовной школе вообще и её питомцам. В частных устных беседах своих со студентами Академии, он со всей ревностью старался подавить их увлечение быстро распространяющимися ложными понятиями о внутреннем благочестии и, так или иначе, поддержать в них доброе настроение. Беседуя с ними, Филарет разоблачал всю неосновательность взглядов любителей мистицизма и те гибельные последствия, какими он необходимо сопровождается; доказывал важность христианского богослужения и различных, установленных Церковью , религиозных обрядов и действий; говорил о необходимости соблюдения постов и вообще касался тех предметов, к которым отрицательно относились мистики. Принимал Филарет в редких случаях и более строгие меры, чем простые наставления и увещания: тех из воспитанников, в которых глубоко западал новый дух злобы, как гнилых членов и весьма вредных для других, он решался даже увольнять из Академии 216 . Этого последнего сведения, представленного автором, т. е. что «новый дух злобы настолько заражал воспитанников, что иных, как гнилых членов и вредных для других, Ректор Филарет вынужден был даже увольнять из Академии», – мы ни отрицаем, ни утверждаем за не имением на это данных. Во всяком же случае описываемое направление студентов состояло не в одной только школьной привязанности к философии, как к науке, а в философском вольноумии, нередко сбивавшем их с пути истины. В этом именно отношении, в смысле даже «исповеди», один из воспитанников второго курса Академии, обучавшийся прежде в древней Академии, а затем в Перервинской Семинарии, (откуда он и поступил с таким направлением в Московскую Академию) – вот что свидетельствует сам о себе. |
| Так же точно поступлено было со стороны Досифея и с Филаретом, к которому он прежде благоволил, а затем готов был, как говорится, стереть его с лица земли». Окончательным поводом к крайнему недовольству Преосв. Досифея на Ректора Филарета послужило именно то, когда Филарет выступил со своей решительной настойчивостью о необходимости перемещения Семинарии из г. Севска в губернский город Орёл: хотя он (Филарет) и не знал тогда хорошенько, из-за чего, как говорится, так сильно сыр бор загорелся. Такое неведение Ректора Филарета свидетельствуется уже известным ответом его Митрополиту Платону, данным конечно, непритворно; да и знать ему что-либо едва ли возможно. Протоиерей Турчанинов, в автобиографии которого главным образом и раскрываются подробности сего дела, говорит между прочим: «Вот как премудры пути Провидения!.. Не приезжай я в столицу и не познакомься дружески с секретарём Митрополита (Санкт-Петербургского Амвросия), причина перевода Филарета из Севска в Уфу осталась бы, пожалуй, для всех тайной... Тайна же эта состояла собственно в том, что Преосв. Досифей имел в настоящем деле свои личные виды, по коим и не хотел во чтобы то ни стало согласиться на перевод Семинарии из Севска в Орёл. – Дело это было так: Ректор Филарет, хотя сознавал необходимость перевести Семинарию из Севска в Орёл по своим верным и основательным соображениям, но начинать это дело при несогласии на то Преосвященного, само собой разумеется, не мог. Но вот как раз к этой поре последовало Высшее распоряжение, чтобы резиденции епархиальных Архиереев, находившихся дотоле в некоторых епархиях в городах уездных, были переведены непременно в города губернские. Это-то распоряжение Ректор Филарет и взял как главную основу и опору для себя, чтобы настаивать на переводе Семинарии в г. Орёл по самым отношениям заведения к главному начальнику – епархиальному Архиерею. Между тем он не знал, как смотрел сам-то Архипастырь Орловский на распоряжение о перенесении кафедры своей в Орёл. Преосвященный Досифей, ещё прежде своего епископства, был Ректором Севской Семинарии, и вот этим-то объясняется, почему ему не хотелось расстаться с Севском. |
| И, в конце концов, вышло, что куда мы ни заезжали – только не солоно хлебали. Сие глаголю не в притчах... и потому имеяй уши слышати да слышит, – сказал Владыка, взглянувши пристально на меня. ΝΒ : Заметим здесь, кстати, для читающих о самом говоре Высокопр. Филарета. Во-первых, произношение его, в значение так называемого жаргона, было на «а» (например, харашо, абайдемся и т. п.); во-вторых, звуки его выходили с большим пришамкиванием (от старости); в-третьих, говорил он протяжно, в чём выражались какое-то спокойствие и с тем вместе величавость, свойственная его лицу и сану; в-четвёртых, речь вёл всегда самым простым образом и особенно любил употреблять простонародные слова и выражения с разными поговорками, пословицами и прибаутками и весьма остротно, сколько и приятно и всегда к месту и к делу. Но вышесказанное произношение – на «а» он не позволял себе употреблять при Богослужении и чтении священных книг, – и не терпел, когда произносят например: Ва имя Атца и Сына и Святова Духа… и делал замечание об этом. 68 См. Полное собрание Законов Российской Империи с 1649 г. т. IV (с 6 Ноября 1796 г. по 1798 г.) Изд. 1830 г. 71 На своём месте увидим, что и сам Высокопр. Филарет совершил так же точно рукоположение одного Иеродиакона в Великой Лаврской Церкви, который был впоследствии Благочинным Лавры. 72 См. в Записках, лист 1, в слове, сказанном Архимандр. Иоанникием при погребении, – в подстрочном примечании на странице 94. 75 См. Заметки о жизни Высокопр Филарета (1879 г. Казань). К этому покойный Высокопр. Антоний присовокупил следующее: «По причине столь долго мучившей Владыку Филарета болезни – лихорадки, он в Январе 1802 г. ездил, по обещанию, на богомолье в Киев, где был Митрополитом тогда Гавриил (Бонулеско), весьма приветливо отнёсшийся к юному учёному монаху. Тут же он особенно хорошо (в значении духовно-иноческом) познакомился и с бывшим тогда Наместником Киево-Печерской Лавры Архимандритом Антонием, отличавшимся примерно-высокою духовною жизнью и бывшим с этой стороны известным и почитаемым Самим Государем AЛEKCAHДPOM I, Который поэтому Сам лично изволил назначить Архимандрита Антония Епископом в Воронеже, где при его Святительстве обретены и открыто прославлены Св. мощи Святителя Воронежского Митрофана». Со своей стороны присовокупим, что оба духовные знакомцы – Антоний и Филарет имели ещё личное свидание в Воронеже, куда приезжал по особенному же обещанию и по причине болезни же, Филарет, бывший уже Архиепископом Казанским, на поклонение новоявленному тогда угоднику Святителю Митрофану. Это было в Апреле 1836 г., когда Высокопр. Филарет вызван был из Казани в Санкт-Петербург для присутствования в Св. Синоде, – каковым вызовом он и воспользовался, чтобы на пути в Санкт-Петербург заехать в Воронеж. Об этом свидании будет сказано нами подробно в своём месте. – Авт. |
| У меня не были выписаны тексты сии (я не считал их нужными): потому я прочитал период без текстов. Но меня беспрестанно останавливал о. Евлампий, требуя произнесения текста на каждый член периода. Когда я молчал, то Евлампий требуя, произносил сии тексты сам. – В это время Филарет нетерпеливо взглядывал то на меня, то на Евлампия; потом, когда я на силу протащил период, Филарет возбужденно заговорил, обращаясь к Евлампию. «Священным Писанием надобно доказывать полную истину, а не часть её. Если скажете: «Чем действие чище по намерению», и затем тотчас придадите изречение Священного Писания , вы сделаете глупость; потому что будете доказывать слово, а не мысль, которая ещё неизвестна. Посему вы напрасно сбивали с толку монаха (указывая на меня) и навязывали ему вашу бессмыслицу: он не захотел её предлагать; он умнее вас«. Таким образом, вместо того, чтобы мне получить посрамление за плохое затверживание уроков, получил горькое наставление мой учитель. Затем Владыка стал слушать другого читающего. Михаил Россов читал параграф о единстве Закона Моисеева и Закона Евангельского». Владыка дал прочитать параграф, (Россов читал хорошо и приводил все тексты Св. Писания), потом начал опровергать прочитанное. В параграфе доказывалось единство законов Моисеева и Евангельского единством Законодателя, Сына Божия. Филарет на это сказал: «Императрица Екатерина написала Соляной Устав и Устав о Губерниях. Следовательно, соляной Устав и Устав о Губерниях суть один и тот же закон». В параграфе доказывалось единство законов единством цели. Филарет отвечал: «Петербургская дорога ведет в Москву и Дмитровская дорога ведет в Москву же. Следовательно, Петербургская и Дмитровская дороги суть одна дорога». После того Филарет довольно оскорбительно начал упрекать о. Евлампия в незнании Богословия, в тусклости и путанице мышления, в неумении пользоваться Священным Писанием и извлекать из него твердые понятия». (См. Брошюру: О Филарете Московском моя память». Издание Император. Общества Истории древностей Российских при Московском университете. |
| ноябр. 18-го 430 и в этот же день даровал ему алмазный знак этого ордена при Высочайшем рескрипте 431 . В 1818 г. 12 янв. удостоил его ордена св. Равноапостольного кн. Владимира 3-й степени, а через 6 месяцев ордена св. Равноап, кн. Владимира 2-й степени, большого креста со звездою. Этот орден обычно давался только епископам, и то по порядку, после св. Анны 1-й степени. Филарет же получил его будучи архимандритом. Таким образом, все это свидетельствует опять об особенных трудах его в Академии, что и отмечено в грамотах, присланных вместе с последними орденами 432 . Что же, собственно, сделал Филарет для блага академии? Получив назначение на должность инспектора Академии в конце 1814 г., Филарет de facto был и ее ректором, так как 1-й ректор, архимандрит Симеон 433 , был человек слабый, да притом еще болезненный, почему и мало занимался академическими делами. Таким образом, все обязанности инспекторства и ректорства лежали на нем одном до тех пор, пока он окончательно не утвердился в ректорстве. «Прибыв на сию инспекторскую должность в самом начале сентября месяца, – пишет Филарет, – я и устроил и открывал новую Академию». Под устроением нельзя, конечно, здесь разуметь каких-нибудь первоначальных капитальных работ. Они были сделаны до Филарета. При Филарете же получился «надлежащий, округленный и законченный вид», что видно из донесения Моск. архиеп. Августина Петерб. митр. Амвросию 434 от 28 августа. «В Академии, – пишет он, – строение кирпичным делом кончено. Теперь покрываем оное». Но должно было произвести размещение и распределение отстроенных академических зданий, аудиторий, жилых комнат и т. д. Все это и делал Филарет отчасти по инструкции, данной ему архиеп. Августином, а отчасти, и в большинстве случаев, вполне самостоятельно. Так, он отводил место для аудиторий, академического правления, цензурного комитета, для ректора, инспектора и т. д. Каково было самое устройство этих новых помещений и др. принадлежностей, можно видеть из воспоминаний одного воспитанника этого времени. |
| Другого рода дела встречаем там, где неизбежны были отношения к другой сфере, и где потребен был иной образ действования. На это-то обратил внимание высокопр. Филарет тоже с самых первых пор. Существовал закон о правах и условиях, на коих разрешалось так или иначе устроять римско-католические костёлы, особливо в тех местах, где населённость была смешанная, т. е. из католиков и Православных. За исполнением или нарушением этого закона и следил строго высокопр. Филарет, несмотря даже на то, что со стороны власти гражданской бывали там или сям разрешения. Напр. в местечке Пятигорах Киевский гражданский Губернатор разрешил в новоустроенном костёле открыть богослужение, но высокопр. Филарет приказал спросить г. Губернатора: «так как из дела не видно, было ли дано дозволение на это от министерства Внутренних Дел, то пусть доставит» 25 . Или напр. – Консистория представила протокол по делу о предположенном к постройке католическом костёле в местечке Монастырищах. Высокопр. Филарет написал: «По моему личному обозрению в прошедшем году Православные церкви в местечке Монастырищах все деревянные и найдены в жалком положении: почему уведомить г. Гражданского Губернатора, что во исполнение благочестивой заботливости Государя Императора о привидении Православных церквей в приличное их святости благолепие, не прежде можно допустить построение каменного костёла, как когда помещик, имеющий все способы исполнить лежащую на нём обязанность – исправить все ветхости сказанных церквей и снабдить приличною утварью» 26 . Принимая управляющего Киевскою Палатою Государств имуществ Генерала Шийко, Владыка весьма резко отозвался о новом проекте Министра Муравьёва касательно постройки церквей в здешнем крае для государственных крестьян. «Предположение Министра вашего мне чрезвычайно не понравилось, и я никак не мог с этим согласиться. Как это можно?! Какие он вздумал строить здесь церкви?! Это стыд и грех , если где, то здесь-то особенно и должны быть устрояемы храмы со всем, подобающим месту святому, благоприличием. Здешние костёлы, большею частью каменные, отличаются богатством и изяществом постройки, а Православные храмы по новому плану, не знать – что такое. Впрочем я представил своё мнение Св. Синоду, Св. Синод вступился за это дело. Да и самому Муравьёву я писал тоже». Что делать, – сказал Шийко, – доселе у нас в этом отношении все было хорошо; немного осталось и построить новых храмов и вот вздумали экономничать. Со своей стороны во время 12-ти летнего управления я старался от всей души содействовать в устроении для поселян храмов Божиих. Вот и недавно ещё Ваше В-ство изволили дать благословение на постройку в Ешинках нового храма усердием прихожан. Я дал свободу благочестивому их усердию, и теперь храм этот готов; селяне пожертвовали на него 6 000 руб.». «Так и всегда действуйте, – сказал Владыка, – и Господь благословит вас за то» 27 . |
| Вот как один из них, (Филарет Киевский) засвидетельствовал сам об этих отношениях их в описываемую пору и личных, и в приложении к Академии. «При окончании первого учебного года (в 1815 г.) Московская Академия была ревизована Филаретом, бывшим тогдашним Ректором Санкт-Петербургской Академии, чтобы испытать и дать дальнейшее направление. С этого-то времени особенно началась та внутренняя, искренняя, духовная связь между нами, которая и во всю службу продолжалась непрерывно». Далее, когда через три года (1818) при окончании первого академического курса приезжал с той же целью тот же Ректор Филарет, (бывший уже в сане Епископа Ревельского – Викария Санкт-Петербургской митрополии) снова ревизовать Московскую Академию, то эта связь скрепилась на всю жизнь, и вместе с видимым знаком, с залогом её, – перешла за пределы жизни. Это была панагия, которую Филарет ревизор снял со своих персей и подарил Ректору Филарету, а этот впоследствии завещал возложить её на себя по смерти, что и было исполнено» 274 . О таких же точно отношениях имели мы счастливый случай услышать свидетельство из уст другого из описываемых лиц. При прежде упоминаемой беседе с Первосвятителем Московским (в 1866 г.) когда на вопрос его ко мне: «что? Нашли ли вы и достаточно ли материалов в архиве Академии? мной было отвечено, «не совсем-то», он сказал: «да, думаю так». «Особенно интересно было бы, – сказано было мной, – знать о ревизиях, произведённых Вашим Высокопреосвященством». «Едва ли я могу быть пособником в этом деле в формальном его производстве. В этом может изменить мне и память» – был ответ. Тем не менее, он с явной готовностью стал рассказывать о бывших ревизиях. Когда же упомянуто было им о третьей ревизии, и я осмелился указать, что это было уже после ректорства Филарета, – последовал один из тех стремительных взглядов, коими обладал говоривший. Я повторил своё указание с присовокуплением объяснения, что при служении Филарета в Академии были только две ревизии, и последняя произведена была Вашим Высокопреосвященством в бытность Вашу Епископом Ревельским, и что в эту-то пору Вы изволили подарить ему на память Вашу панагию, которую он и унёс с собой в могилу». |
| А, наконец, самое произнесение речи Филаретом в присутствии своего Архиерея и в его покоях пред таким высоким Посетителем запало особенно в душу Преосв. Досифея. Он стал с этой поры считать его, как говорится, выскочкой... Можно сказать более, что под влиянием неприязненного чувства Преосв. Досифей, вероятно, не удержался высказать что-либо прямо не в пользу Филарета, – хотя сам Митрополит, как оказывается, этот невыгодный отзыв Начальника о подчинённом понял иначе – в обратную сторону, так что отнёс его к роду тех, какие свойственны злым только людям. Что это последнее так, – вот подлинный факт, записанный со слов самого Высокопр. Филарета: «Когда он (Филарет) ехал к месту своей новой должности в Уфу, то на пути через Москву был у Митрополита Платона на Перерве. Митрополит принял его ласково; вспомнил о нём по бывшему свиданию с ним в Севске и пожалел, что ему не удалось в своё время переместиться к нему, в Троицкую Семинарию, и что теперь он так далеко послан... Когда же на это Филарет ответил, что «видно так угодно было Богу», – Митрополит Платон сказал: «Нет! не говори этого... Богу угодно было другое, да злые люди помешали» 85 . Ясно, что в числе этих- то злых людей был, разумеем, и чуть ли не главный, – именно Преосв. Досифей; во всяком случае, едва ли мог иначе разуметь эти слова Первосвятителя и сам Филарет, хотя бы и не имел в душе своей таких понятий о своём Архипастыре, вообще бывшем к нему расположенным, и не могшем, по-видимому, стать для него злым человеком... Но что Преосв. Досифей действительно был способен измениться в отношениях к лицам подчинённым, к которым имел даже особенную расположенность, – об этом ясное свидетельство встречаем в другом лице, – свидетельство такое, которое имеет самое прямое отношение и к описываемому нами делу, так как оно и приведено собственно в объяснение положения Филарета, подпавшего под опалу Преосв. Досифея. Свидетельствующее об этом лицо, прежде упоминаемый о. Протоиерей Пётр Ив. Турчанинов, в своей автобиографии говорит о себе самом, что «зависть и клевета вооружили против него Досифея, несмотря на его бывшее дотоле совершеннейшее к нему расположение и покровительство, чуть не родственное... |
| Не ограничиваясь своими различными притеснениями, в нередких случаях, они старались даже подорвать к ним любовь и высшего епархиального начальства, – подавая на них жалобы, лишённые по большей части, всякой правдивости. Преосвящ. Филарет не давал в обиду своих подчинённых, всегда внимательно рассматривал все подобные доносы, назначал по ним строгие следствия и удовлетворял лишь одной справедливости. Конечно, бывали и законные жалобы. Калужское духовенство не могло составить собой счастливого исключения: и оно было несвободно от многих тёмных сторон. Бывали священнослужители, не отвечавшие своему званию и заслуживавшие потому должной взыскательности. Излишнее употребление разгорячающих напитков, грубое обращение со своими прихожанами, небрежное отношение к своим обязанностям, исправление треб без соблюдения важных и вполне необходимых обрядностей и формальностей 347 и многое тому подобное можно было встретить в среде тогдашнего Калужского духовенства. Во всех таких случаях Филарет высказывал законную требовательность и прибегал к известным мерам наказания. Последнее обстоятельство, однако, не возбуждало в подчинённых чувства недовольства им уже потому, что строгим и взыскательным начальником являлся Филарет лишь по требованию крайней необходимости. По большей же части духовенство видело в нём доброго и снисходительного отца. Особенно приятное впечатление производил Преосв. Филарет на духовенство своим обращением и приёмом. Он считал лишним делом обставлять своё отношение к духовным внешним лоском, различными обременительными формальностями и каким-либо этикетом. Определённых, строго установленных часов для приёма лиц из духовного звания у него не существовало; доступ к нему возможен был для них во всякое время дня. Пришедшего священника принимал он всегда очень приветливо и ласково, вступал в откровенную беседу с ним не только о предмете его просьбы, но часто о вещах и других, подходящих к беседе. Выходя от своего Архипастыря, всякий священнослужитель отнюдь не ощущал чувства собственной приниженности: напротив, вследствие такой близости к себе высшего Начальника, самосознание его значительно возвышалось. |
| Отдел VII. Отношения Высокопреосвященного Филарета к делу о переводе Священного Писания на Русский язык Глава XIX. Библейское Общество. Официальное отношение Высокопр. Филарета к Обер-Прокурору Св. Синода Графу А.П. Толстому по делу о переводе Священного Писания на Русский язык «Изложив сии мои мысли с глубочайшим смирением пред Богом, словом Его святым и Православной Церковью, приближаясь ежедневно к кончине моей и готовясь предстать пред нелицеприятный Суд Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, всем сердцем молю Его Благость, да не по мудрованиям человеческим, а по Премудрому Промыслу Своему Сам Он устроит, якоже весть, лучшее и полезнейшее касательно сего чрезвычайно важного дела, и да сохранит мир в Православной Церкви Своей» 372 . В своём месте 373 сделано было нами предуказание на особое изложение дела по вопросу о переводе Священного Писания В. и Н. Завета на Русский язык, предпринятом ещё в 20 годах бывшим тогда Библейским Обществом и затем возобновлённом в 1856–1857 гг. Хотя это дело по окончательному своему результату, на котором, со своей стороны, остановился Высокопр. Филарет в отрицательном смысле вопреки общему его решению в Св. Синоде, относится к самому концу его жизни (1856–1857 г.), но мы считаем необходимым изложить это дело в настоящем именно месте потому, что – во-первых, сам Высокопр. Филарет, в изложении оснований и соображений для своего отрицательного результата в разрешении этого дела, сделал, прежде и главнее всего, указание на самый первоначальный источник его – «источник, – по буквальному его выражению, – мутный и ядовитый, разумея под сим последним именно Библейское Общество. – Во-вторых, этого изложения в настоящем месте (за описываемую пору служения преосвященного Филарета собственно в Калуге) требуют особые обстоятельства, сопривходящие в историю Библейского Общества и других мистических и пропагандистских его действий. – В-третьих, в самом ходе дела, начатого Св. Синодом (в Сентябре 1856 г.) о потребности перевода Св. Писания на Русский язык, против чего выступил со своим отрицательным мнением Высокопр. Филарет Киевский, не раз встречаются официальные указания со стороны, опровергавшего это мнение, Высокопр. Филарета Московского, – именно на время служения первого ещё в Калуге, – указания в том прямом смысле и значении, что в эту-де пору (в 1824–1825 гг.) он (Филарет Киевский) судил о том, что теперь (в 1857 г.) отрицает, совершенно иначе... именно, стоял за потребность перевода на Русский язык 374 . Наконец, |
|
|
