| Трамп открыто высказывался в пользу Бориса Джонсона как преемника Терезы Мэй. Два политика обладают не только заметным внешним сходством (это не касается их физического роста), но и явной «личной химией», так что американское направление представляется одним из самых перспективных (но далеко не самых простых, поскольку речь идёт, прежде всего, о мировой финансовой системе) для нового британского премьер-министра. Тем более, что в США уже осенью фактически будет стартовать новая президентская кампания, и здесь нужно будет правильно распределить ставки. Что касается Китая, то терять свою долю участия в его гигантских финансовых потоках Великобритания, разумеется, не намерена. Но и провокации, наподобие гонконгской, ей лучше всего прекратить, а неизбежные противоречия и возникающие в связи с ними спорные вопросы решать какими-то менее конфликтными способами - в противном случае, если сегодня этот шанс не будет использован, «эффект 2015 года» может исчезнуть, и не бесследно, а с достаточно серьёзными последствиями для лондонского Сити. Что же касается отношений Туманного Альбиона с другими странами современного мира, то они во многом будут зависеть от того, как будут решаться проблемы с описанной выше «большой четвёркой». Борис Джонсон после Терезы Мэй - как Уинстон Черчилль после Невилла Чемберлена. Спасатель-«эмчээсник». Как у него получится - отдельный вопрос. Но шансы пока есть. Источник Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть В Саранске за дорогую аферу арестован директор «Спецсервис» УЖАС: Молодая жена Петросяна рассказала в СМИ о тяжелой болезни В России водителей на любой заправке могут оштрафовать за это Актриса Уколова ужаснулась от Сызрани и написала мэру: читать Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| Но безграничная тоска Орфея и его чудный дар привели его к возлюбленной Эвридике и победили непобедимый Аид. Все, передает поэт старинное предание, замерло в подземном царстве, когда запел Орфей: Тантал перестал гнаться за убегающей волной, остановилось колесо Иксиона, Данаиды забыли о своих бездонных бочках, и даже Сизиф присел на своем камне. Великой любовью и вдохновением Орфей преодолел законы ада. Верно, он о себе, как Тереза о себе, думал, что он несчастнейший человек во всем свете, что он только один несчастен, что на всем свете вообще нет ничего, кроме его Эвридики и его любви. Он заблуждался, конечно, – Анаксимандр это ясно бы увидел, а Аристотель мог бы доказать с очевидностью, которая не оставляла ничего более желать. Но боги решили иначе. Своей верховной волей, волей той potentia absoluta, которая ничем уже не отличается от произвола, они превратили его заблуждение в истину, в великую истину, которой прежде и не было, нигде не было, ни на небе, ни на земле, которая могла бы совсем и не появиться. Истины тоже имеют начало. Вечные истины имеют начало и, быть может, не имеют конца… Каков путь к ним? Если вы последуете за Дон-Кихотом, Св. Терезой или Орфеем – вы никогда никуда не придете, а если придете, то придете не туда, где были ваши вожатые. Когда вы потеряете путь, когда путь потеряет вас – тогда… Но ведь я начал говорить о лабиринте, а что можно сказать о лабиринте, кроме того, что он лабиринт? «Deus non est bonus, non est melior, non est optimus. Ita male dico quamdumque voco Deum bonum, ac sic ego album vocare nigrum». Это сказал человек, много видевший и слышавший на своем веку. Но где же тогда правда? Кого слушать? Кому верить? Анаксимандру и Платону или Тертуллиану и Оккаму? Нащупала ли эллинская философия в лице своего Адама верный путь, или и здесь Адам, как в Библии, соблазнился блестящим видом древа познания добра и зла, и человечество, питаясь, по его примеру, плодами с этого дерева, не приближается к заветной цели своей, а удаляется? Или, что еще хуже, т. е. |
| – Вот уж хитрая-то, – бормочет она и улыбается. Но бледное личико и горючие слезы испаночки между березами смутили даже и бабушку. – Чего ты плачешь? – Головка болит. – А может быть, и животик? – И животик тоже болит. Бабушка все поняла, и, делать нечего: приходится Терезу лечить. С трудом, опираясь на костыль, поднимается бабушка, за ней медленно движется Тереза, за Терезой – большая курица, за курицей бегут чистенькие цыплятки. Вот добрались наверх, в комнату бабушки. Тут на постели такое местечко, где Тереза чувствует дом, знает, что она у себя. Бабушка ничего не спрашивает, а только одно: – Так у тебя головка болит? – Болит, бабушка. – На-ко, вот тебе от головки. И дает ей чашечку молочка с сухарем. – Что у тебя еще, кажется, животик болит? – Да, и животик. – Ну вот, на тебе и от животика. И дает ей еще ломтик хлеба с морковным повидлом. Тереза поела, повеселела, улыбнулась и говорит бабушке: – Ну вот, бабушка, мне кажется, теперь у меня все прошло. – Вот и хорошо, дитятко, иди с богом! – благословляет русская бабушка испанскую внучку. Предрассветный час Почему это в предрассветный час те же самые звезды приходят к нам на душу совсем по-иному, чем вечером? Я думаю, оттого это, что не одни мы, а вся природа трепещет, вставая навстречу солнцу, и эта сила жизни нам передается, и сильному утренняя звезда указывает новый путь. И еще самое главное, что вечерние звезды – хозяева, и ты входишь в их власть, а утром не они тебе, а ты сам им говоришь свое «здравствуй». И когда при красной заре последний бесенок в лесу превратится в сучок, ты обернешься назад на голубое и сам, сильный, скажешь бледнеющим немощным звездам: «Прощайте!» Ну, вот и совсем рассвело, и черные стволы высоких деревьев легли на белый снег длинными голубыми тенями. Даже палочка можжевеловая и та процвела, и заголубели серебряные волны моего прекрасного пути. Да, много еще до весны света, но бывает такой счастливый денек и в декабре: и мороз невелик, и на небе ни одного облачка, и все хорошо. В этих голубых волнах на серебряном показываются черные, как жуки, детишки с салазками. Навстречу им идет собачка по тропе, остановилась, спросила ушками: «Кто это?» |
| Рассказывая о медведе, мы сидели на широком пне, а дети плотно прижались к нам, как, бывает, многочисленные отпрыски обступают тесно пень материнского дерева. Все дети были чистенько и заботливо убраны, вполне здоровые, с розовыми и загорелыми личиками. Но только как-то уж очень плотно они к нам прижимались, слишком тянулись к нам. Так бывает в лесу, когда срежут дерево и корневая сила выбрасывает пуки свежих отпрысков, и листки на них как-то очень уж зелены, кора слишком нежная, стволики чересчур частые, кругом обнимают пустое место, дерева-матери нет, а внизу пень. Маленькая девочка Мария-Тереза, дочь испанской комсомолки, умершей в Ленинграде, гордая, нелюдимая, робко-застенчиво опустив глаза, спросила не позволим ли мы ей называть нас папой и мамой. Вслед за Терезой все начали просить нас об этом. Так мы были на месте умершего дерева-матери, и бедные человеческие отпрыски спрашивали нас: — Не вы ли пришли, наши папа и мама? Что нам было сказать… Когда видишь крошечные существа четырех, пяти лет, тянущиеся к нам с вопросом: “Не вы ли папа и мама?” — это потрясает. Жизнь возле пня Нигде не найдешь в лесу жизни более обильной и страстной, как возле старого пня. И мы тут сидели на пне, радуясь, что ребятишки так жадно слушают нас. Мы спросили одного мальчугана: — Скажи, милый, кого ты больше любишь папу или маму? — Папу, — ответил мальчик, — я, конечно, больше люблю: папа с нами играл, наш папа был, как мы. — А мама? — Мама готовила на кухне, стирала белье. Это значило у мальчика, что папа мог играть с ним, а маме было трудно. И еще это значило: мама умерла, но это страшно, об этом лучше молчать, а папа жив. — Твой папа на фронте, что он там делает? — Пишет письма. Значит, есть надежда, что он вернется и опять будет играть. Короче говоря, мальчик ответил, как ответил бы любой из побегов, обступающих старый пень: — Мне хочется жить, и это я “больше люблю”. Бедный мальчуган! Сколько весен еще надо петь соловью свою песенку, чтобы ребячьему сердцу победить пережитое, чтобы снова вошла в это испуганное сердечко и навсегда там осталась прекрасная мама его первого детства. |
| Сборник из 113 новелл Льва VI охватывает широкий круг вопросов, касающихся церковного 350 и брачного права, семейно-имущественных отношений 351 , наследственного, обязательственного, процессуального и уголовного права, регламентации городского строительства. Широкую известность снискали новеллы, содержащие «рабское законодательство», с их общей тенденцией уменьшения замкнутости рабского состояния, расширения путей выхода из рабства, смягчения различий в статусе между рабами и близкими к ним по своему положению угнетенными, но юридически свободными людьми, хотя рабство как институт оставалось для Льва VI нерушимым 352 . Характерной чертой сборника новелл Льва VI признается господство в них критического отношения к старому и вообще писаному официальному праву, мысль о постоянно меняющихся условиях жизни и необходимости приближения старого законодательства к новым условиям, акцентирование внимания законодателя на расхождении официального императорского законодательства с обычным правом и столь необычное для консервативной Византии (особенно в устах императора) признание за обычаем его преобладающей в сравнении с писаным законодательством роли в общественной и частной сферах жизни византийского гражданина, признание, особенно отчетливо сформулированное Львом VI в предисловии к сборнику, в новелле 18, и подкрепленное в ходе рассмотрения конкретных правовых вопросов (из 21 случая расхождения писаного закона с обычаем в 16 отдано предпочтение обычаю и только в 5 или 6 – закону) 353 , – словом, все то, что делает, казалось бы, оправданным вывод исследователей о Льве VI как «не консерваторе, а новаторе» 354 . Тем более неожиданен приговор, вынесенный Льву VI в последнее время весьма компетентной в его творчестве Марией-Терезой Фэген, как «совершеннейшему лентяю» в области текущего законодательства 355 , который к тому же, настаивая, что контрактам не обязательна пенальная клаузула и что они действительны, если снабжены постановкой святого креста (символическая подпись сторон), тем самым «демонстрирует свое заведомое незнание доктрины римского права, будучи не сведущим в том, кто контракты, писаные или неписаные, с крестом или без него, действительны в силу консенсуса сторон». |
| – Неужели вам никогда не было весело в эти годы поисков? Можете ли вы просто так расслабиться, отдохнуть, пошутить? Он качает головой: – Нет, мне было одиноко, очень одиноко. Всегда. Как ни странно, человеком, который в Индии произвел на него самое большое впечатление, стал приверженец христианства – религии, от которой он окончательно отказался после долгих лет издевательств в юности. Этим человеком была мать Тереза, которую он встретил в Калькутте: – Она была мне ближе матери, – говорит он резко. – Она была первым человеком, у которого было столько любви ко мне, безграничной любви. Я думал, что такой человек, как она, не может быть христианином, и даже пытался обратить ее в индуизм! Встреча с Матерью Терезой стала шагом в новый этап путешествия Клауса – путешествия обратно в христианство. Вот почему его зовут выступать в храмах. Это путешествие, достойное того, чтобы написать о нем книгу (что он и сделал), включает, помимо прочего, два важных события, которые непременно нужно упомянуть. Первое – чудесное спасение в Южной Америке, когда Клаус был похищен колумбийскими повстанцами, которые, понимая, что никакого выкупа за него не получат, решили его убить. Лежа голым в грязной канаве под прицелом семи винтовок, Клаус воскликнул: «Господи, если Ты есть, спаси меня сейчас!» И тут, словно по команде, другая повстанческая группировка вышла из джунглей, вступила в перестрелку с первой группой, и он сбежал, пользуясь возникшей неразберихой. Это было в 1981 году, всего за несколько месяцев до второго чудесного происшествия, когда он говорил со Христом в одной из церквей Лозанны. «Иисус, — произнес подавленный Клаус вслух, — хочешь ли Ты, чтобы я пришел к Тебе, или нет?» – Я услышал голос Иисуса, так же четко и ясно, как Вы сейчас слышите меня. Он говорил по-французски, благозвучным голосом, который невозможно описать: «Да, приди ко Мне. Я все тебе прощаю» Никогда ничьи слова не трогали меня настолько, – говорит он тихо, – мое сердце, все мое существо. Конечно, все было не так просто. Единению с Господом нашим предшествовали два (вместо одного) обряда изгнания нечистой силы, по настоянию священника из Лозанны, и еще то, что он сам называет «контр-наступление Сатаны». Мы не упомянули еще много удивительных событий – чудо в сирийской пустыне около 1971 года, история с Джорджем Макговерном, парение над землей. Я смотрю на Клауса, не зная, что сказать. |
| – Нет никакой надежды, что это убийство? – Надежды? – Самоубийство… – вымолвил отец Клэй. – Это такой ужас! Человек теряет право на милосердие божие. Я всю ночь только об этом и думал. – Он ведь не был католиком. Может быть, это меняет дело? Согрешил по неведению, а? – Я и сам стараюсь так думать. На полдороге между олеографией и статуэткой он неожиданно вздрогнул и сделал шажок в сторону, словно повстречал кого-то на своем коротком пути. Потом быстро, украдкой взглянул, заметил ли это Скоби. – Вы часто бываете у нас в городе? – спросил Скоби. – Девять месяцев назад я провел там сутки. Почему вы спрашиваете? – Перемена обстановки всякому нужна. У вас много новообращенных? – Пятнадцать. Я стараюсь убедить себя, что молодой Пембертон, пока умирал, имел время… понимаете, имел время осознать… – Трудно рассуждать, когда тебя душит петля, отец мой. – Скоби глотнул лекарство, и едкие кристаллы застряли у него в горле. – Вот если бы это было убийство, смертный грех совершил бы тогда не Пембертон, а кто-то другой, – сделал он слабую попытку сострить, но она тут же увяла, словно испугавшись божественного лика на олеографии. – Убийце легче, у него еще есть время… – сказал отец Клэй. – Когда-то я был тюремным священником в Ливерпуле, – грустно добавил он, и в словах его послышалась тоска по родине. – Вы не знаете, почему Пембертон это сделал? – Я не был с ним близок. Мы друг с другом не ладили. – Единственные белые люди здесь. Жаль. – Он предлагал мне книги, но это были совсем не те книги, какие мне по душе, – любовные истории, романы… – Что вы читаете, отец мой? – Жития разных святых, майор Скоби. Особенно я преклоняюсь перед святой Терезой. – Вы говорите, он много пил? Где он доставал виски? – Наверно, в лавке Юсефа. – Так. Может, он запутался в долгах? – Не знаю. Какой ужас, какой ужас! Скоби допил лекарство. – Пожалуй, я пойду. На дворе уже рассвело, и пока не взошло солнце, свет был удивительно чистый, мягкий, прозрачный и трепетный. – Я пойду с вами, майор Скоби. Перед домом окружного комиссара в шезлонге сидел сержант полиции. Он вскочил, неуклюже козырнул и тут же принялся рапортовать глухим ломким голосом: |
| Потерпевшие поражение в ходе американских выборов либеральные глобалисты называют теперь Меркель «последним защитником свободного Запада», при этом они явно переоценивают возможности канцлерши. Обама назвал Меркель «своим самым близким союзником в Европе», что было расценено как вызов в отношении Великобритании и Франции. Анонсируя берлинский визит, Обама даже не упомянул, что в Берлине он также встречается с президентом Франции Франсуа Олландом и премьер-министром Великобритании Терезой Мэй, лидерами Италии и Испании. Ранее в этом году Обама дал самую высокую оценку политике Ангелы Меркель, открывшей двери для миллионов мигрантов и в то же время подверг резкой критике Великобританию за политику, направленную на выход из Евросоюза. Симпатии администрации Обамы к Ангеле Меркель причудливо сочетаются с активным прослушиванием ее телефонов со стороны американских спецслужб - АНБ и ЦРУ. Хотя скандал с прослушкой вызвал в 2015 году громадный резонанс, Меркель сделала все, чтобы его «загасить». Не стоит также забывать, что администрация Обамы стала чемпионом по «выбиванию» штрафных денег из европейских конкурентов: Deutsche Bank (14 млрд долларов), Volkswagen (15 млрд долларов) и BNP Paribas (9 млрд долларов). Накануне визита в Берлин Обама выступил в Афинах с привычными высокопарными и пустыми фразами о «великом значении демократии», которая превыше личностных разногласий между ним и Дональдом Трампом. Он заверил, что и при новом президенте США союз НАТО сохранит все свое значение. Пропаганда «за НАТО» вызвала в Греции обратную реакцию: тысячи демонстрантов вышли на улицы, протестуя против американской политики в Европе и на Ближнем Востоке. В европейских соцсетях пафосные заявления Обамы вызвали иронические замечания: «У Обамы сплошные „бла-бла-бла " ! Нобелевский лауреат Обама, он же „король дронов " , ничего не решил: остаются войска в Афганистане, тюрьма в Гуантанамо, спровоцированы „цветные революции " на Ближнем Востоке и конфликт на Украине . Очень плохие итоги 8-летнего президентства»! Особо негативную реакцию в Европе вызвала безоговорочная поддержка Обамой миграционной политики Ангелы Меркель. |
| Согласно биографии Пия IX, написанной английским историком И. Хэйлсом, будучи архиепископом Имолы, Мастаи-Ферретти имел тесные отношения с настоятельницей местного монастыря Розой Терезой Бренти, что согласно Хэйлсу привлекло внимание церковных властей. Данный факт по понятным причинам не отражен ни в одной официальной биографии Пия IX и выяснить его историческую достоверность в данное время практически невозможно. Также достаточно трудно проверить достоверность факта из биографии этого папы, известного в истории под названием «великая кастрация» и тесно связанного с именем этого понтифика в современном обществе. Учитывая личный вклад Пия IX в развитие Ватиканских музеев и в комплектацию их коллекций новыми экспонатами (в том числе и античными статуями), можно предположить, что «великая кастрация» –не что иное, как вымысел. Не вызывает сомнения тот факт, что в истории Пий IX остался как покровитель искусства. Он продолжил начинания Юлия II и других пап в расширении коллекций, особенно в христианской части – Пий IX является основателем в 1854 г. одного из 8 постоянно действующих Ватиканских музеев под названием «Пио-Христиано». Данная экспозиция, первоначально располагавшаяся в Латеранском дворце, а позднее перенесенная в Ватикан, является собранием раннехристианских произведений искусства, найденных в римских катакомбах. К самым известным произведениям этой коллекции относится статуя «Добрый пастырь», бывшая частью раннехристианского саркофага из катакомб св. Каллиста. Личным вкладом Пия IX в экспозицию античного искусства стала впечатляющая своими размерами бронзовая статуя Юпитера (III–IV вв. н.э.), случайно найденная в Риме в 1864 г. Помимо этого в понтификат этого папы неоднократно проводились реставрационные работы в ватиканских экспозициях и во многих древних церквях и базиликах Рима. Также Пий IX известен тем, что перенес папскую резиденцию из Квиринальского дворца на Ватиканский холм, где она и находится до настоящего времени. На фоне европейского сообщества Папская область представляла собой один из самых отсталых в экономическом плане регионов, поэтому такие мероприятия, как постройка первой в Церковном государстве железной дороги и устройство газового освещения на улицах Рима, осуществленных с разрешения Пия IX, представили молодого понтифика в самом выгодном ракурсе. |
| У придорожной канавы стояла коляска с опущенным верхом, свет от ее фонарей падал на крупы поджарой пароконной упряжки. Справа и слева от дороги темной стеной высился лес. С обоих дорожных откосов первые сосны протягивали навстречу друг другу длинные ветви, переплетались верхушками, и под этим зеленым сводом дорога уходила в таинственный мрак. Сквозь спутанную сеть сосновых веток в вышине проглядывало небо. Кучер смотрел на Терезу с явным любопытством. Она спросила, поспеют ли они на станцию Низан к последнему поезду, и он успокоил ее, но сказал, что все-таки лучше не мешкать. — Вот задала я вам работы, Гардер. Но это уж в последний раз. — Больше, стало быть, незачем приезжать? Она кивнула головой, а кучер по-прежнему не сводил с нее глаз. Неужели всю жизнь ее будут так разглядывать? — Ну что? Ты довольна? Отец, казалось, заметил наконец, что она тут. Тереза бросила быстрый, испытующий взгляд на его желчное, землистое лицо; фонари коляски ярко освещали желтоватую седую щетину бакенбардов, окаймлявших его щеки. Она тихо ответила ему: — Я столько выстрадала... Я совсем разбита... И она умолкла: зачем об этом говорить? Ведь отец не слушает ее, совсем не замечает. Какое ему дело до переживаний дочери! Для него важно только одно: его карьера — восхождение к высотам сената, прерванное из-за скандала с Терезой («Все бабы — истерички или идиотки!»). По счастью, она уже не носит фамилии Ларок, теперь она Дескейру. Она избежала суда присяжных, и отец облегченно вздохнул. Но как помешать противникам растравлять его рану? Завтра же он поедет к префекту департамента. Слава богу, владелец газеты «Ланд консерватрис» у него в руках из-за скандальной истории с совращением малолетних... Г-н Ларок подхватил Терезу под локоть. — Садись скорее, пора ехать. И тогда адвокат — быть может, с коварным умыслом или просто желая что-то сказать Терезе на прощание — спросил, встретится ли она уже в этот вечер с г-ном Дескейру. Она ответила: «Ну, конечно. Муж меня ждет...» — и только тут, впервые после суда, представила себе, что через несколько часов она переступит порог спальни, где лежит ее муж, еще не совсем оправившийся от болезни, и что ей придется жить множество дней и ночей в тесной близости с этим человеком. |
|
|
