| митроп. Киевским), ревизовавшим в июле 1816 года Тульского духовно-учебного заведения. При этом П. Азбукин был рекомендован Семинарией, что все училищные должности проходил весьма исправно и поведения отлично-честного. В Московской Академии Петр Азбукин выгодно выдвигался и успехами, и благонравием. Так, инспектором о. Платоном (Березиным) отмечено, что тот к 1-й половине 4-го учебного года (1819–1820) оказал себя в должности ревностным, в поведении постоянно честным и благонадежным, а за вторую половину аттестуется в должности ревностным, по характеру твердым и постоянным, по поведению честным 2 . Выслушал он высший курс наук богословских, философских, словесности всеобщей и церковной, истории всеобщей и церковной и обучался языкам еврейскому и греческому, всегда выделяясь с лучшей стороны. Например, пред рождественскими каникулами 1819 г. студенты II-ro академического курса экзаменовались по Свящ. Писанию, богословию, церковной словесности, церковной истории, по языкам еврейскому, греческому, немецкому и французскому, а затем Петр Азбукин причислен к первому разряду. Выпускные экзамены этого курса производились при участии ревизора Филарета (Дроздова) , архиеп. Тверского, и здесь 21 июня 1820 г. в присутствии митроп. Московского Серафима (Глаголевского) на устном испытании – по классу наук богословских «отличился студент Азбукин» 3 , который после открытых испытаний 24, 25 и 26 июня в выпускном списке поставлен первым, при чем по иным предметам отмечен высшим по тогдашней системе баллом 1 4 . Соответственно вполне удостоверенным способностям этого питомца своего, академическое правление представило Комиссии Духовных Училищ 7 июля, чтобы «должность бакалавра богословских наук поручена была студенту Петру Азбукину», имевшему снова заменить иером. Моисея, предназначенного на ректору в Тульскую Семинарию, – и на запрос из Комиссии Филарет отвечал 25 июля, что обо всем этом деле «было прилежное совещание» и, «кажется, все положено сообразно с пользою места и с достоинством лиц» 5 . |
| Постепенный отход имп. Александра I в нач. 20-х гг. XIX в. от увлечения зап. мистикой и появление в его окружении лиц, имевших традиц. правосл. взгляды, изменили отношение к К. в России. В 1824 г. Голицына на посту министра народного просвещения сменил А. С. Шишков (1754-1841), известный консервативными взглядами и отрицательным отношением к зап. влиянию на рус. культуру. В дек. 1824 г. в поданной имп. Александру I записке он так характеризовал сочинение Гюйон: «В 1822 году издана здесь, в Петербурге, книга под названием «Краткий и легчайший способ молиться». Оставляя всякие другие из сей книги выписки, из которых ясно бы можно было увидеть проповедываемое ею под именем веры безверие и злочестие, скажем об одном только данном ей заглавии. Может ли что быть страннее и неприличнее оного? Обыкновенно говорится: краткий и легчайший способ «красить сукна» или «мочить пеньку», но слыхано ли, чтобы был краткий и легчайший способ молиться? Можно ли молитву уподоблять какому-нибудь ремеслу, к обучению которого предлагается краткий и легчайший способ? Не есть ли это насмехаться над человеческими о молитве понятиями?- И еще просто сказано: молиться, не говоря кому, Богу ли, или диаволу; ибо можно и сему последнему молиться» ( Шишков А. С. Записки, мнения и переписка/Изд.: Н. Киселев, Ю. Самарин. Берлин, 1870. Т. 2. С. 217). Рус. переводы сочинений Гюйон упоминаются в числе «зловредных книг» в «Записке о крамолах врагов России», составленной кем-то из ближайшего окружения Шишкова (опубл.: РА. 1868. Т. 6. Вып. 9. Стб. 1329-1391). Автор ссылается на мнение Боссюэ и соглашается с ним в том, что книги Гюйон «потрясают все основание христианства»; упоминает об их осуждении «собором во Франции и папой в Риме» как «преисполненных заблуждений квиетизма»; отмечает, что единственной целью перевода подобных сочинений на рус. язык может быть желание «развратить русских читателей» (Там же. Стб. 1358). По предложению Шишкова, поддержанному Серафимом (Глаголевским) , митр. Санкт-Петербургским, Святейший Синод принял в мае 1825 г. определение по поводу рассылавшихся Голицыным книг мистиков, в т. ч. всех изданных сочинений Гюйон: «Отобрав оные книги неотменно от всех... мест и лиц и запечатав казенными печатями, хранить впредь до особого о них предписания... и если до сведения дойдет, что подобные книги производятся в продажу или имеются у кого рукописные, не менее печатных вредные, и посредством коих хозяева их рассевают лжеучения, то, уведомляя местные гражданские правительства для отобрания тех книг, представлять оные с замечаниями Святейшему Синоду» (ПСЗ. 1830. Т. 40. С. 269-272. 30343). Во исполнение распоряжения Синода книги конфисковывались как в духовных б-ках, так и у книготорговцев. Несмотря на цензурный запрет сочинений квиетистов, в XIX в. они имели ограниченное хождение в некоторых группах рус. сектантов духовно-мистического и протестант. направлений (напр., у молокан , духоборцев , последователей различных рус. течений пиетизма). |
| 15 мая 1824 года Император назначил Александра Семеновича Шишкова министром народного просвещения. Десять дней спустя Государь принял его с докладом и запиской об искоренении тайной крамолы с помощью ужесточения цензуры. Оба рассуждения были Высочайше одобрены. 13 сентября того же года министр Шишков пишет письмо соратнику Императора Алексею Андреевичу Аракчееву о провокациях Библейских обществ в России. Вот выдержка из этого документа: «Если Библейские общества будут по-прежнему существовать и, проповедуя пользу и распространение в христианском государстве христианства, а в самом деле умножать только ереси и расколы; если церковные книги для того, чтоб уронить важность их, будут с высокого языка, сделавшегося для нас священным, переводиться неведомо кем и как на простонародный язык, каким мы говорим между собою и на театре; если при распространении таковых переводов (разве для того только нужных, чтоб со временем не разуметь церковной службы или чтоб и обедни служить на том языке, на каком пишутся комедии); еще сверх того с иностранных языков, вместо наших молитв и евангельских нравоучений, переводиться будут так называемые духовно-философические, а по настоящему их смыслу карбонарские и революционные книги; если, говорю, все это будет продолжаться по-прежнему, то я Министром Просвещения быть не гожусь, ибо по моему образу мыслей просвещение, не основанное на Вере и верности к Государю и Отечеству, есть мрак и вредное заблуждение». Аракчеев ответил: «Все изъясняемые Вами рассуждения я нахожу весьма справедливыми и дельными, совершенно с ними согласен». К делу подключается митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский). 2 ноября 1824 года министр Шишков пишет А. А. Аракчееву еще одно письмо «о перекладке Священных Писаний с высокого и важного языка на простонародное наречие — двух сильнейших орудий революционных замыслов одержимых раскольников». Два дня спустя оба государственных деятеля едут к первенствующему члену Синода высокопреосвященнейшему Серафиму. Общее заключение выработалось такое: «Библейские общества прекратить, переводов Священных Писаний на простое наречие не выпускать». 9 ноября — аудиенция у Государя Александра I. Вносится проект рескрипта. Неделю спустя А. С. Шишков записал в дневнике: «Был у Государя Императора и по окончании докладов прочитал ему записку митрополита Серафима с требованием закрыть масонские ложи, а все производимые по оным дела и переписки, запечатав, прислать для хранения в Синод». Решено было призвать на время в Петербург Киевского митрополита Евгения (Болховитинова), стойкого защитника чистоты Православия. Тогда же А. С. Шишков представил Государю разъяснение о подрывной деятельности Библейских обществ в России с требованием переменить монаршее к ним благоволение на решение полного и неукоснительного запрета (письмо прилагается). |
| Н. уделял большое внимание и духовно-учебным заведениям. Во 2-й пол. 1834 г., во время отпуска, по пути через Воронеж в Одессу и Крым и обратно через Киев и Белоруссию Н. ревизовал нек-рые из них (в частности, киевские) и представил всеподданнейшие доклады «о состоянии всего им виденного и о достоинствах и недостатках духовных правительственных лиц» (Мат-лы для истории. 1902. Т. 1. С. 154). Н. с большим уважением относился к архиеп. Херсонскому и Таврическому свт. Иннокентию (Борисову) , к-рому признавался: «Я люблю талант Ваш, и за то особенно, что единственно им украшается период моего обер-прокурорства» (Письма к архим. Иннокентию. 1911. С. 173). Он просил архиеп. Иннокентия помочь советами о необходимых переменах в устройстве духовных уч-щ и делился планами ввести в них преподавание общего гражданского права, необходимое буд. благочинным, депутатам, ректорам, секретарям академических и семинарских правлений. Н. предлагал устроить особый юридический класс при духовных академиях, желал исключить из преподавания предметы, излишние для сельского священнослужителя. «Не будем тосковать, что того-то или другого-чего сделать нельзя и не даются к тому способы: сделаем хоть то, что действительно сделать можем, на что имеем все нужные способы»,- писал он 25 дек. 1835 г. (Там же. C. 172). Переписка с архиеп. Иннокентием продолжалась и после удаления Н. из Духовного ведомства. 28 февр. 1836 г. Н. получил разрешение на 4-месячный отпуск и уехал в Крым к умирающей жене, исполняющим должность обер-прокурора был назначен гр. Н. А. Протасов , В отсутствие Н. первенствующий член Синода митр. Серафим (Глаголевский) лично представил имп. Николаю I доклад, в к-ром члены Синода просили дать Н., как человеку обширных гос. способностей, более высокую должность, а обер-прокурором назначить гр. Протасова. Именным Высочайшим указом 25 июня Н. был уволен с должности обер-прокурора и произведен в тайные советники с назначением присутствовать в Сенате, оставлен членом Комиссии духовных уч-щ; тем же указом обер-прокурором назначен Протасов ( Исмайлов. 1882. С. 76-79; Лесков. 1882; Муравьёв А. Н. Мои воспоминания. М., 1913. С. 33-36, 43-48). |
| А. Михайловский, который сбежал в десятом часу в «Кружок» 664 , и А. П. Басистов. Последний заражен брюзжанием по поводу продовольственных неурядиц. Я ему доказывал, что в борьбе с мировыми экономическими явлениями, с расстройством международного обмена бессильно всякое правительство, из кого бы оно ни было взято. Наивным мне представляется это сваливание вины в продовольственном кризисе на правительство. С одинаковым правом можно бы винить его за стоящие теперь морозы и за происходящие на юге России вьюги и снежные заносы. Экономические явления – такая же стихия, как и метеорологические. Спору нашему очень мешала Л[иза] со своими выступлениями, почерпнутыми из передовиц «Русских ведомостей», – эти выступления мне крайне несимпатичны и портят отношения между нами. В книжке «Богословского вестника» за октябрь, ноябрь и декабрь есть статья Глаголева о Ключевском, написанная пошлым и хамским тоном 665 . Можно было изображать и отрицательные стороны личности покойного В. О. [Ключевского], но можно было говорить не таким противным тоном. Приведенные в статье остроты и рассказы Ключевского в глаголевском изложении теряют совершенно тот букет, с которым они выходили из уст самого автора. Влад. А. [Михайловский] сообщил мне, как он выразился, сенсационную новость: Бороздин ему объяснил, что, как причину моей полемики с Веселовским, надо chercher la femme 666 . Попал! За последнее время я себя гораздо лучше чувствую с книгами, чем с людьми. Во-первых, нет этого озлобленного раздражения и недовольства, которое мне неприятно в последних. Я много раз ловлю себя на том, что прямо избегаю видеться с тем или другим и охотнее провожу время за книгой. 14 февраля. Вторник. Много работал над разбором книги Гневушева. Был в университетской библиотеке. Вечером читал Мине несколько страниц из «Мертвых душ», что он слушает с большим вниманием. Получил от Тарановского его учебник энциклопедии права 667 . У меня начался кашель. 15 февраля. Среда. Весь день с 9 ч. до 3 1 / 2 за рецензией: составлял комментарий к документу, напечатанному в Актах экспедиции 668 т. |
| Пользуясь кратковременным в Москве пребыванием Иннокентия, видя в нем человека необыкновенного, готового скоро, может быть, оставить земное поприще, по болезненному положению, в коем находился, графиня неотступно просила архипастыря указать ей наставника в духовной жизни. Епископ назвал Фотия. Последовавшая вслед за тем христианская, замечательная кончина преосвященного Иннокентия еще более утвердила слова его в сердце графини Анны Алексеевны. Она решилась непременно ввериться избранному им наставнику, и не отступила от благого намерения. Оставя родную Москву и переселясь в Петербург, графиня искала случая сблизиться с иеромонахом Фотием, но он долго чуждался ее, как бы опасаясь влияния ее знатности и богатства на свое убожество. Не прежде как через два года достигла графиня желанной цели быть его духовной дочерью. Знаем из оставшихся после нее бумаг, что она избрала своим духовным руководителем Фотия также и по совету высокопреосвященного митрополита Серафима, к которому часто обращалась за наставлениями по смерти преосвященного Иннокентия 39 . Эта версия требует детального рассмотрения. С одной стороны, конечно, есть соблазн принять ее на веру, поскольку пишет об этом человек, близкий к кругу Орловой-Чесменской, к тому же пишет вскоре после ее кончины. Но подозрения в истинности сообщения Елагина все же остаются. Прежде всего, неясно, почему сам Фотий, столь многократно упоминающий свт. Иннокентия в своих письмах и других сочинениях, ничего не говорит об этом эпизоде. Из скромности? Как-то не похоже на него. Более того, в письме к митрополиту Серафиму (Глаголевскому) от 3 октября 1827 г., говоря об Орловой-Чесменской, он прямо указывает на то, что познакомился с ней «чрез руки святительские» адресата, а не Иннокентия: Тою же отрадою утешает меня и Утешитель скорбных Господь, коею и отца моего епископа Иннокентия утешал на одре болезни, пред смертью и при смерти. Я говорю о Богоданном мне бывом духовном чаде – чрез твои руки святительские 40 . Точно ли стал бы рекомендовать Иннокентий графине Орловой, своей ровеснице, в духовники иеромонаха Фотия, который был на восемь лет его младше? Дело даже не в соблазне для посторонней публики, а в очевидной для святителя духовной неопытности его постриженика, при всей огромной ревности о Господе. Интересный факт: в одном из писем святителя к графине, от 5 августа 1819 г., есть практически провидческий намек-предостережение от чрезмерного увлечения духовником, к примеру таким, как Фотий. Преосвященный Иннокентий пишет: |
| Таким обозрением был «Исторический очерк преподавания закона Божия» протоиерея Соколова. Таковым же характером отличаются некоторые обозрения, помещенные в «Учебно-воспитательной библиотеке», напр. Д-ва, Б-ва, пр. С-ва, А-ва. Первостепенное значение обозрений заключается в том, что они во многом указывают на многое существенно важное, хотя правда иногда не новое. Так, напр., из тридцати или более книг, разобранных в «Библиотеке» многие оказываются изданными прежде, и явившимися в 1875 году лишь в новых изданиях. Этим прежним изданиям и даются самые лестные отзывы. Из новых же книг удостоились самого лучшего отзыва только весьма немногие: напр., пр. П. Смирнова «О законе Божьем и заповедях» и кажется, только. Прочие новые произведения религиозной педагогической литературы признаются большею частью бесцветными отражениями прежних опытов в этом роде. Не заслужило похвалы и очень оригинальное произведение о. Глаголевского – «Закон Божий», составляющий некоторую переходную ступень от катехизиса к богословию, о котором между тем в «Церк. Вестнике» в свое время сделан был очень похвальный отзыв. А по поводу некоторых произведений говорится даже, что «авторы их пишут учебники и другие книги нравственно-религиозного содержания не потому, что они придумали новый метод, или прием преподавания, или изложения учебника и вообще что-либо, посредством чего они надеются облегчить трудное дело преподавания закона Божия, а потому, что ныне лишь ленивый не пишет» (21 стр.). После всего этого понятно, каким великим отрадным явлением должна была представиться недавно явившаяся в свет книга г. Ширского «О преподавании закона Божия в начальных народных училищах». Объявление об этой книге, разосланное в «Церк. Вест.», возвещало, что в конце книги находится прибавление с краткими замечаниями, о применении сказанного в ней к преподаванию закона Божия в домах родителей, в воскресных школах, приютах, уездных училищах, учительских семинариях, гимназиях и проч., а также при катехизических собеседованиях пастырей с пасомыми. |
| Благодаря родственным связям с президентом Академии художеств и директором Публичной б-ки А. Н. Олениным , И. вошел в круг столичной дворянской интеллигенции и литераторов. В салоне Оленина он познакомился с Н. И. Гнедичем, Н. И. Гречем, И. А. Крыловым, К. Н. Батюшковым, А. С. Пушкины м, В. А. Жуковским, М. И. Глинкой, а также с братьями Муравьёвыми (буд. видными военными и гос. деятелями). В это время И. писал стихи, к-рые, однако, не сохранились. Духовное становление И. пришлось на период волнений в церковной жизни, вызванных деятельностью Библейского общества и первыми переводами Свящ. Писания на рус. язык, распространением мистических сект, активностью правосл. консерваторов-охранителей. И. стремился осмыслить разнообразные явления александровской эпохи: «Понятия мои были уже зрелее; я искал в религии определенности. Безотчетные чувствования религиозные меня не удовлетворяли; я хотел видеть верное, ясное, Истину. В то время разнообразные религиозные идеи занимали и волновали столицу северную, препирались, боролись между собою. Ни та, ни другая сторона не нравились моему сердцу; оно не доверяло им, оно страшилось их» (Плач мой//Полн. собр. твор. Т. 1. С. 515). Отец, мечтавший о карьере сына, и начальство училища обращали особое внимание на досуг И., создавая условия, препятствующие его частому посещению церковных служб и общению с монахами. По просьбе родных митр. С.-Петербургский и Новгородский Серафим (Глаголевский) сделал выговор иером. Афанасию и запретил ему принимать на исповедь молодых юнкеров Брянчанинова и Чихачёва, однако после беседы с И. снял свой запрет. В 1826 г. И. окончил инженерное училище и подал прошение об отставке, к-рое было отвергнуто имп. Николаем I. Весной 1826 г. И. заболел тяжелой формой туберкулеза. Присланные императором врачи уверяли в невозможности для него монашеского образа жизни при таком состоянии здоровья. Однако, вопреки предсказаниям врачей, И. выздоровел. В янв. 1827 г. вел. кн. Михаил Павлович сообщил И., что император предлагает ему вместо отставки перевод в любой гвардейский полк, причем готов принять на себя материальное обеспечение и предоставить службу в южных губерниях России, благоприятных для здоровья. |
| От Вифанской Семинарии поднесены были ему в день его тезоименитства, 1808 г., ноября 18, стихотворения: Орган сердец; прочитав их, он надписал на них своею рукою: Lectis his ingenii lusibus, agnosco libenter et docentium labores et discentium diligentiam et meam curam non vanam fuise. Deus faveat coeptis promoveat ulteriora. Plato. M. Et A. Bethania. «Прочитав сии произведения ума, охотно признаю труды учащих и прилежание учащихся и моё попечение не тщетным. Да благоприятствует Бог началу и споспешествует дальнейшим успехам!» На стихах, поднесённых ему от Перервинской Семинарии, Платон написал: Pererva! ne te deterreat denominatio tua! Nec enim unquam perrumpi patietur Deus. Gratias refer ita tibi providae Numinis curae, et cursum, quem feliciter inchoasti, felicius continuare ne desistas unquam т. е. «Перерва! Да не устрашает тебя имя твоё! Бог никогда не допустит тебе прерваться. Принеси благодарность пекущемуся о тебе Провидению и никогда не преставай счастливо начатое течение успешнее продолжать». На экзамене в Перервинском училище Платон заметил одного ученика из Латинского класса, бойко отвечавшего ему на вопросы. Ученик этот был бедный сирота Алексей Васильев Виноградский. При другом случае, Виноградский поднёс ему Латинские стихи выражавшие благодарность; они так понравились Архипастырю, что он велел их напечатать золотыми буквами и один такой экземпляр послал к юному стихотворцу с такою собственноручною надписью: DominoWinogradsky versus aureos auro imprimendos censuit Plato Metropolita Mosquensis. 1787, April. 3, т. е. «Господину Виноградскому. Платон Митрополит Московский признал золотые стихи достойными быть напечатанными золотом». Когда же Виноградский написал латинскую элегию на бедственную кончину в Крыму своего наставника Моисея Гумилевского, тогда Платон, как говорят современники ему, сам перевёл, или поручил префекту Академии Серафиму Глоголевскому перевести её слово в слово Русскою прозою и напечатал её 1792 года 46 . Виноградский, подобно Глаголевскому, по убеждению своего покровителя, принял монашеский образ и оба были его преемниками. |
| Из трех петербургских митрополитов рассматриваемого периода, на долю первого, Высокопр. Амвросия Подобедова , выпало весьма важное дело открытия и устроения семинарии на основаниях новой реформы; второй – Михаил Десницкий , известный своими проповедями и духовно-нравственными сочинениями, управлял Петербургскою митрополией только три года (с 1818 по 1821 г.) Преемник его Серафим Глаголевский (1821–1843 г.), хотя не обладал ученостью и высокодаровитостию своих предшественников, но в частности к семинарским делам выказывал особое внимание и заботливость. 15 Кроме самого митрополита, к семинарским делам, согласно с уставом (§ 5), имели то или другое отношение его викарии, которые, или в отсутствие митрополита, или по его поручению, рассматривали семинарские дела, полагали свои резолюции и давали те или другие советы и указания; тем более, что некоторые из них в тоже время были ректорами академии, наприм. епископы ревельские: Филарет Дроздов , Григорий Постников , Смарагд Крыжановский. Иногда викарию поручалось наблюдение за известною частию семинарского устройства, напр. Никанор Клементьевский в 1830–31 г. должен был иметь особый надзор за нравственною частию в семинарии. Впрочем, подобное наблюдение, как и вообще отношение епархиальной власти к петербургской семинарии, ограничивалось собственно официальною и бумажною стороною дела, или посещениями заведения только во время публичного экзамена. Обычай запросто посещать семинарию во всякое время, существовавший особенно в дореформенную эпоху и поддерживавшийся некоторыми архипастырями и после 16 , в Петербурге, по-видимому, не практиковался. 9 Ректор спб. академии Филарет Дроздов , при открытии 1-й конференции 1814 г. в следующих словах характеризовал это живое отношение к педагогическому делу: «здания сооружаемые из стихийного вещества, созидаются единожды, и потом дают покой трудившимся: но то, что зиждется из живых камений, по совершении первоначального созидания, требует непрестанного воссозидания, утверждения, возвышения, расширения, украшения, по размерам возрастающего внутреннего совершенства». (Журн. первого собр, конфер. Спб. ак. – Спб. 1814. Стр. 8. ) |
|
|
