| Павел (Погорилко), епископ Винницкой епархии Родился в 1870 году. Окончил Политехнический институт и духовную академию. В сане священника занимал в епархии руководящие должности. Будучи вдовым, в 1922 году хиротонисан во епископа. Принадлежал к Собору Православных Епископов Украины. Архиепископ Подольский Пимен, перешедший в числе первых епископов в обновленчество, неоднократно предлагал епископу Павлу перейти в обновленчество, но епископ Павел энергично боролся против обновленчества. Он написал много стихов на украинском языке, в которых высмеивал живоцерковников и Липковщину. За время непродолжительного пребывания в Виннице в сентябре 1924 года рукоположил во священника о.Н.Стоянова. Дальнейших сведений о нем не имеем. Литература: Сведения священника Н.Стоянова. Zusammen mit dem verwitweten Priester Stefan Orlik wurde er vom Kirchenrat der Ukrainischen Autokephalen Kirche nach Tiflis gesandt, damit beide dort vom Katholikos von Georgien, dem Erzpriester Stefan Orlik bekannt war, die Bischofsweihe erhielten. Sie kamen jedoch nur bis Char " kov, dann wurden ihnen die Pässe zur Weiterfahrt verweigert. Auch EB Agapit (Višnevskij) von Ekaterinoslavl‘ verweigerte ihnen die Weihe, ebenso EB Parfenij (Levickij) von Tula, unter dessen Einfluß Pavlo schon damals geraten war. Die Bischofsweihe als Bvon Vinnica erhielt er vom Erneuerer-Metropoliten in Moskau. Dann gründete er seine eigene Kirche, die Brüdervereinigung (Brats " ke Ob " ednannja Ukrains " koi Pravoslavnoi Avtokefal’noi Cerkvy). Sein Ansehen in Podolien, der Umstand, daß beim Gottesdienst die Muttersprache verwendet wurde, daß die Priester autokephal und dennoch im Besitz ihrer Amtsgewalt blieben, gewann viele podclische Gemeinden für die Brüdervereinigung. Doch dann zerfiel die Vereinigung und BPavel ging nach Poltava, wo er sich der Buldovskij-Gruppe anschloß. BFeofil Buldovskij war auch ein Anhänger der ukrainischen Autokephalie, ließ sich aber von dem Patr. Tichon treuen BGrigorij (Lisovskij) in Lubny eine gültige Bischofsweihe erteilen. Literatur : Vlasovs’kyj, Narys istorii UPC IV,1, S.97f. R. Armstark, Die Ukrainische Autokephale Orthodoxe Kirche 92, 159–162. M Vasyl‘ Lypkivs’kyj, Istorija UPC 33f, 124–126. F. Heyer, Die orthodoxe Kirche 82, 91. Читать далее Источник: Русские православные иерархи : период с 1893-1965 гг. : [Каталог]/Митр. Мануил (Лемешевский). - Куйбышев. : 1966./Часть 5. Назарий (Андреев) – Руфим (Троицкий). – 1987. - 504 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| 25 августа приехал в Петербург полковник Розен с известием о «генеральной и прежестокой баталии», бывшей 14 числа. «Пополуночи в 9 часу, – доносил Фермор, – началась баталия беспрерывною пушечною пальбою и продолжалась полтора часа, а потом загорелся из мелкого ружья огонь, который, пушечною ж пальбою подкрепляемый, продолжался до самой ночи, в которое время неколикократно по переменам одна сторона другую сбивала и места своего не уступала, пока напоследок в 10-м часу прусская армия российской место баталии уступила, где российская чрез ночь собралась и не токмо в виду прусской ночевала, но на другой день имела ростах, собирая своих раненых и пушек, сколько неприятель допускал. Урон раненых из генералитета, штаб – и обер-офицеров весьма знатен, токмо по краткости времени точно показать неможно. Я не в состоянии вашему императ. величеству о поступках генералитета, штаб – и обер-офицеров и солдат довольно описать, и аще бы солдаты во все время своим офицерам послушны были и вина потаенно сверх одной чарки, которую для ободрения выдать велено, не пили, то б можно такую совершенную победу над неприятелем получить, какова желательна, и тако донести должен, что в рассуждении великого урона, слабости людей и за неимением хлеба принужден сегодня (15 августа) до тяжелых наших обозов и хлеба 7 верст до Грос-Камина следовать, а потом до Ландсберга, где надеюсь с третьею дивизиею, при Швете стоящею, соединиться и субсистенцию армий сыскивать по реке Варте. Денежная казна поныне почти вся сохранена, и дела секретной экспедиции купно со всеми цифирными ключами сожжены. Его высочество принц Карл (саксонский) и генерал С. Андрэ, не дождавшись совершенного окончания баталии, знатно заключая худые следствия, ретировались в Швет. Я при сем неудачном случае по моей рабской должности всевозможные меры употреблять не оставлю». Дополнением к известиям о Цорндорфской битве служит дело, начатое по доносу волонтера русской армии польского шляхтича Казновского на бригадира Стоянова. Казновский показывал: 14 августа после битвы вечером он и Стоянов съехались вместе и Стоянов сказал: «Какой-то лютеранин, командующий генерал, поставил армию под ветер и всю погубил; только бы время пришло удобное, съехался бы с ним и застрелил; а теперь куда нам деваться? Мужики нас прибьют! Лучше сыскать трубача и ехать в Кистрин». |
| – Из Франции вы вернулись в Белград, выбирали между литературой и киноискусством. Что повлияло на ваш выбор? Почему были колебания? Как складывалась жизнь в Белграде? – Колебания – это мягко сказано, скорее был период онтологического смятения, которое привело к большим душевным потрясениям, пробуждавшим дух в нашем смысле слова – христианском, монашеском. Все было в русле поиска идеи, поиска Слова , в жажде найти смысл, но не абстрактный, каким были наполнены и литература, и кино, и все виды творчества, которыми я в той или иной степени занимался. А только Лик , только живая Личность как носитель смысла и податель его мог насытить душу. Христос , Которого я в детстве знал как икону, как Спасителя, как Человеколюбца, появился в душе как зов, как жажда. И позже мне стало понятно, что это была жажда Христа и богоискательство . И, последовав за этим зовом, за этим тихим гласом, за тихим дуновением, я предпринял богоискательские путешествия, как стало ясно потом. Этот зов привел на Святую Гору , там произошло то, к чему я так стремился: встреча с живым Христом, не с картонным, не с воображаемым, но с живым. Это случилось в Хиландаре , когда в один из вечеров в церкви Пророка Илии, в том месте, которое описывается в книге « Старец Силуан » – там состоялась встреча старца со Христом, – некая искра в один миг осветила всю мою тьму, это изменило меня, укрепило, окрылило. В тот же год я отправился в Иерусалим . И тогда стало ясно, что толкает вперед некий внутренний эрос, божественный эрос к монашеству и к богословию – к одному и к другому как к священнодействию. И в этом был обретен душевный мир, умиротворение после онтологического смятения, соответствовавшего молодому возрасту, как и у других это бывает: молодой человек отправляется завоевывать мир и не успокаивается, пока не найдет искомое или искомого. – Были ли какие-то особенные встречи, которые помогали в вашем духовном поиске? – Моими любимыми преподавателями в Академии кинематографии, театра, радио и телевидения были Радош Новакович, профессор кинорежиссуры, и Душан Стоянович, профессор теории и эстетики кино. Педагогическая позиция Новаковича гласила: прежде всего говорить о том, что в человеке лучшее. Стоянович же своим талантом, с помощью умелого подбора фрагментов из шедевров киноклассики, умел окутывать свои лекции мистикой. На богословском факультете все мы, тогдашние студенты, были в восторге от наших преподавателей – епископов Афанасия (Евтича) , Амфилохия (Радовича) , Даниила (Крстича) и протоиерея Душана Кашича. |
| Стоянович находит нужным обосновывать свои мнения об авторстве Климента доказательствами, он прибегает к тому же приему, каким приурочиваются к перу Климента некоторые безымянные произведения и у А. И. Соболевского, и у Π.А.Лаврова, каким естественнее всего в подобных случаях пользоваться: резко выраженное сходство словарного материала, слога и манеры изложения, наблюдаемое в подлинных словах Климента и в анонимных произведениях, при наличности определенных сведений о широкой проповеднической деятельности Климента, приводит исследователей к уверенности, что и сходные анонимные произведения написаны тем же автором. Но этот прием разыскания творений Климента может быть плодотворным, разумеется, при условии крайне осторожного применения его. Между —556— тем на некоторых страницах труда Стояновича нельзя не видеть непростительного злоупотребления этим приемом: в одних случаях решающее значение здесь имеет сходство в выражениях совершенно нехарактерных, слишком обычных; в других – совпадения по своему количеству оказываются недостаточными для решительных заключений; в третьих – и это особенно часто – за совпадения выражений и слога принимаются одни и те же выдержки из Св. Писания, и отсюда делаются заключения относительно единства авторов целых произведений. Результатом является то, что ни представители группы проложных поучений, ни представители известной группы поучений великопостных под пером Стояновича не приобрели убедительного решения вопроса о своем происхождении, что Клименту приписаны некоторые поучения столь же близкие, по лексическому запасу и стилистическим приемам, к его сочинениям, сколько близки к ним и многие другие памятники церковно-славянского языка. За злоупотребления методом, по существу верным, Стоянович достаточно наказан в своей книге тем, что, по его догадке, в числе сочинений Климента оказался даже славянский перевод общеизвестного слова на Пасху, читаемого всегда на светлой заутрене (прилож. 1). Параллельно с появлением в свет многих поучений и слов, связанных издателями с деятельностью Климента, изучение ее подвигалось вглубь и расширялось путем привлечения к делу все новых и новых материалов. |
| Определили: Принять к сведению и руководству. II. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «22 июня 1915. В Совет Академии – для исполнения – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 18 июня за 8272: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: прошение окончившего полный курс Феодосийского учительского института Петра Орловского о допущении его к приемным испытаниям для поступления в Императорскую Московскую духовную академию, с освобождением от экзамена по греческому языку. Приказали: Прошение это препроводить, при указе, к Вашему Преосвященству, с тем, чтобы по содержанию прошения, с возвращением оного, представлены были Святейшему Синоду сведения и заключение». б) Прошение на имя Святейшего Правительствующего Синода окончившего в 1915 году полный курс Феодосийского учительского института Петра Орловского: «Желая поступить в студенты Императорской Московской Духовной Академии, имею честь покорнейше просить —522— Святейший Правительствующий Синод разрешить мне держать вступительные экзамены в нынешнем году и освободить от экзамена по греческому языку, который я обязуюсь, в случае принятия меня в Академию, сдать в течение пребывания в Академии». Определили: Просить Его Высокопреосвященство представить Святейшему Синоду, с возвращением прошения г. Орловск ого: 1) что никаких сведений о просителе в делах Совета Академии не имеется; 2) что в § 137 академического устава, коим Совет руководствовался при допущении тех или других лиц к поверочным испытаниям для поступления в Академию, воспитанники учительских институтов не упомянуты. III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «4 авг. 1915. В Совет Академии – для сообщения по содержанию сего указа Правлению Моск. Семинарии и объявления воспитаннику Стоянову» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода, от 31 июля за 10333: По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представленный Преосвященным Председателем Учебного Комитета, от 1 сего июля за 2151, журнал Комитета, 377, о разрешении окончившему, на правах слушателя богословских предметов, Таврическую духовную семинарию Григорию Стоянову держать экзамен на звание студента семинарии. Приказали: Признавая стремление окончившего, на правах слушателя богословских предметов, Таврическую духовную семинарию Григория Стоянова, состоявшего в течение 1914–1915 учебного года вольнослушателем Императорской Московской духовной академии, держать экзамен на звание студента семинарии с целью продолжения дальнейшего образования в духовной академии, заслуживающим внимания и имея в виду свидетельство Преосвященного Полтавского о церковной настроенности Стоянова, Святейший Синод, согласно заключению Учебного Комитета, определяет: разрешить, в виде изъятия, Правлению Московской духовной семинарии допу- |
| д.). «Восстановленная» Л. а. И. плохо соотносится с подлинным богослужением древнего Иерусалима: в ней по-прежнему нет тропаря на умовение рук, др. песнопения, которые должны быть изменяемыми, остаются фиксированными, выбор литургических чтений не ориентируется на древний иерусалимский Лекционарий (даже день ставшего уже обычным совершения Л. а. И.- на память ап. Иакова - выбран не по иерусалимскому, а по к-польскому календарю!), в чине присутствуют перечисленные выше поздние интерполяции и искажения. В слав. правосл. мире санкция на «восстановление» Л. а. И. была впервые дана Синодом РПЦЗ, одобрившим издание слав. текста Л. а. И. 1938 г., подготовленное еп. (на тот момент) Филиппом (Гарднером) на базе редакции Хризостома (Пападопулоса). Порядок Л. а. И. в этом издании, как и в его рим. версии 1970 г., содержит те же недочеты, что и в греческих изданиях. Но и язык перевода оставляет желать лучшего: Гарднер, вместо того чтобы воспользоваться аутентичными слав. переводами XVI-XVII вв., к-рые были ему вполне доступны благодаря изданию Сырку, сам сделал перевод, часто неудачный и изобилующий русизмами. В 1939 г. болг. архим. Парфений (Стоянов; впосл. епископ Левкийский) представил собственную версию славянского текста литургии, основанную не на греч. тексте, а на его немецком переводе ( Партений (Стоянов). 1939). После 1938 г., познакомившись с гарднеровским текстом, он подготовил новую версию, основанную уже на греч. издании Л. а. И. в редакции Хризостома (Пападопулоса) (Александрия, 1931); к 25-летию интронизации экзарха Стефана на Софийской кафедре эта версия была опубликована ( Партений (Стоянов). 1948) и вошла в практику Болгарской Церкви, где и совершается на память ап. Иакова (23 окт.) и в Неделю праотец. На совр. греч. изданиях основаны и тексты Л. а. И. на разговорных языках, предназначенные для правосл. диаспоры, напр.: «The Divine Liturgy of Saint James (Iakovos), Brother of the Lord» (подготовлено греч. Колледжем Св. Креста: Brookline (MA), 1988); «The Divine Liturgy of St. |
| Две кабалы деревни Соколовой на крестьян на Федьку Парфеньева с товарищи, одна во шти рублех а другая в двух рублех. Кабала села Чернева деревни Гореносовки на Кондрюшку Леонтьева с товарищи в трех рублех. Память села Антонова на крестьянина на Андрюшку Михайлова в полтине. 179 году Кабала на Черневского крестьянина на Куземку Степанова во штидесяти алтынех. Розных годов Столпик, а в нем тридцать одна кабала на монастырских крестьян, которым отданы в цену с конюшенного двора монастырские лошади; доведется взять семьдесят четыре рубля десять алтын. Столпик, а в нем шестнадцать заемных записей на монастырских крестьян разных сел и деревень в тридцати в пяти рублех. Связка, а в ней шесть кабал на монастырских крестьян села Богословского в четырех рублех, да в семи четвертей с осминою овса. Заемная память слуги Ивана Марисова в рубле. 181 года Кабала села Преображенского на крестьянина Петрушку Спи- ридонова, за рукою, в четырех рогожах соли, весом семьдесят девять пуд пять гривенок, платить по цене, за пуд по осьми алтын. Заемная память на гостя на Василья Стоянова, письмо его рука, в заемных деньгах, в восьми рублех в тридцати алтынех. Заемные памяти и росписки Стряпчего Остафья Глумилова в монастырских деньгах, в тридцати рублех. 182 года Заемная память на Курмышских крестьян на Ивашку Олферова в двух рублех. Память на Патриарша Стряпчего на Андрея Рахманинова, за его рукою в рогоже соли 19 пуд, ценою за пуд по восьми алтын. Кабала на Кадашевца на Микифора Алтухова, да Хамовной слободы на Петра Кирпичикова, в трех стах рублех, за их руками; уплаты по той кабале девяносто рублев. Заемная память на слугу Ивана Баранова в трех рублех, за рукою. 183 года Кабала Колуженина Гаврилы Билибина во сте в восьмидесяти рублех, за руками. Кабала Барашские слободы на Сергея Федотова сына Чинова во ста в восьмидесяти рублех, за руками, уплаты по той кабале тридцать рублев. Кабала на Кадашевца на Никифора Трифонова сына во ста в восьмидесяти рублех, за руками. 184 года Заемная память на Алексея Васильева сына Стоянова в заемных деньгах в сороке рублех, письмо его рука. |
| Да, выше мы уже имели случай столкнуться с тем, как П. Н. Милюков в одной своей лекции утверждал, что старое славянофильство погибло, а имеется уже новое славянофильство, к которому как будто бы и принадлежит Вл. Соловьев, который по этому поводу публично заметил, что если неославянофильство есть некоторого рода партия, то единственным представителем этой партии является только он, Вл. Соловьев. И действительно, в России XIX века еще не было столь мало популярной теории, как соловьевская теория папизма и теократии. Можно прямо сказать, что в этом отношении он был совершенно одинок. Как было сказано, в том же номере журнала «Вера и разум» Т. Стоянов отвечал на замечания Вл. Соловьева. Этот ответ не Вносит ничего нового в противоположность взглядов Вл. Соловьева и Т. Стоянова. Прежде всего не очень интересны пространные замечания Т. Стоянова о том, являются ли взгляды Вл. Соловьева окончательными или только предварительными и какие сочинения последнего нужно в первую очередь принимать во внимание. В противоположность этим процедурным замечаниям он продолжает без всяких новых доказательств настаивать на том, что «теософия» Вл. Соловьева не имеет права заменять собой догматы. Но мы уже хорошо знаем, что Вл. Соловьев вовсе и не думал одними голыми философскими конструкциями, а Т. Стоянов, считая «теософию» не только допустимой, но и даже «прекрасной» наукой, настойчиво продолжает поднимать ее субъективистски, в то время как первого можно было обвинять в чем угодно, но только не в субъективизме. Учение Вл. Соловьева о всеединстве есть выдержанный до конца объективный идеализм с уничтожающей критикой всякой субъективистской философии. При этом он прекрасно понимал ограниченность абстрактно–метафизических догматов у Т. Стоянова, а тот ровно ничего не понимал в «Теософии» Вл. Соловьева . Во всяком случае, когда Вл. Соловьев утверждал, что никакая астрономия, то есть никакая, пусть даже самая холодная, наука о движении небесных светил не может уничтожить сами эти светила и что поэтому никакая теософия не может уничтожить догмата, то Т. |
| 317 и ни с чем несообразную ложь, эти еретики однако имеют великий успех и даже привлекают к себе большую часть церкви, которая в этом случае как бы говорила: я признаю, что я никогда не верила в то, во что я, как известно, всегда с самого начала верила. И чем же кончается дело согласно этому странному взгляду? Собираются православные епископы, н так как спорного догматического вопроса не могло быть, ибо истина о двух волях как и все прочие истины веры была изначала готовым и всегда бесспорным догматом, то собору оставалось только повторить то прежнее догматическое положение, против которого заведомо лживо восставали еретики, и вот это простое повторение старой всем известной истины внезапно производит необычайное действие: еретики поражены и теряют под собою церковную почву, православие торжествует, и множество людей, перед тем неизвестно почему отступивших от своего всегдашнего убеждения, опять к нему возвращаются единственно потому только, что услыхали повторение догматической аксиомы, известной им самим спокон века как дважды два четыре! Мы вполне уверены в православии почтенного писателя «Веры и Разума», но взгляд его, согласно которому все ныне обязательное и неоспоримое в церкви имело всегда и с самого начала тот же характер обязательности и неоспоримости, — этот взгляд мы не можем назвать иначе как скрытым староверством, не имеющим однако тех извинений простоты и незнания, какие принадлежат явному староверчеству. Некоторые рассуждения нашего почтенного автора прямо напомнили нам ту уверенность, с какою иной старовер заявляет, что двуперстное сложение крестного знамения преподано апостолом от Самого Христа, Г-н Стоянов, излагая те или другие наши мысли, неоднократно восклицает: «так не может мыслить православный богослов!» Мы не желаем воздать ему тем же. Мы нисколько не сомневаемся в его качестве православного богослова. Поэтому мы не скажем: «православные богословы не могут мыслить так, как мыслит г. Стоянов», — мы скажем только: православные богословы не должны так мыслить. |
| В этой непростой ситуации Ванга объявляет себя пророчицей и начинает зарабатывать на жизнь тем, что предсказывает будущее жителям г. Струмица, оккупированного немцами. К. Стоянова вспоминает: «К тому времени едва ли не все мужчины городка были мобилизованы или угнаны на принудительные работы в Германию, и о каждом она говорила, жив ли он, когда вернется, что с ним случится. Слава Ванги как ясновидицы быстро разнеслась по всему городу. К ее дому стали стекаться толпы людей». Множество человеческих трагедий, обусловленных Второй мировой войной, обострили в населении интерес к мистицизму. Люди хотели знать — что ждет их в будущем, какова судьба близких? Слепая малообразованная женщина, объявившая себя «ясновидящей», отныне могла не беспокоиться о средствах к существованию. К. Стоянова пишет: «Каждый хотел узнать о своих близких, и Ванга всем рассказывала. За короткое время она завоевала бесспорный авторитет во всей округе. Люди советовались с ней по самым различным вопросам». Весной 1942 г. Ванга познакомилась с 23-летним солдатом болгарской армии Димитром Гущеровым, с которым зарегистрировала брак и стала проживать в болгарском городе Петрич, расположенном на самой границе с Грецией. Здесь она вначале вела прием посетителей в собственном доме. Затем деятельность «пророчицы» стали контролировать государственные органы. В местечке Рупите, что в 11 км от г. Петрича, был построен дом с садовым участком, куда каждое утро Вангу увозил автомобиль, выделенный советом общины Петрича. Здесь Ванга ежедневно принимала посетителей, контроль за которыми осуществлял государственный «кассир», выписывавший квитанции. Иногда по поводу оплаты «пророчеств» возникали конфликты: имел даже место случай, когда большое число подарков, накопившихся у Ванги, было изъято государственными чиновниками. Писательница Елена Андреева, посещавшая Вангу в 60-х гг. минувшего столетия, вспоминает: «Прежде чем попасть к Ванге, нужно было отправиться в городской народный совет и заплатить деньги за то, что ты к ней допущен. Болгары платили по 10 левов, граждане социалистических стран — 20 левов, западники — 60 левов. |
|
|
