| Данная публикация составлена на основе доклада кандидата филологических наук, ректора Курской православной духовной семинарии архимандрита Симеона (Томачинского) на Знаменских чтениях в Курском государственном университете, прошедших 17 марта 2015 года. Автор обращается к теме счастья, рассматривает придаваемые ему значения и его отражение в русской литературе. Иеромонах Симеон (Томачинский) в этой заметке знакомит читателей с результатами опроса, проведенного в одном из древнейших европейских университетов – Ягеллонском (Краков, Польша). Полученные данные позволяют сделать выводы о представлениях современных католиков о чистилище. Фильм «Голгофа» ирландского режиссера Джона Майкла Макдонаха, вышедший на экраны в 2014 году, получил приз независимого жюри Берлинского кинофестиваля. И это не случайно. Публикуемая рецензия на кинокартину приоткрывает секрет ее успеха. Является историческим фактом, что догмат о чистилище был утвержден Римско-Католической Церковью в 1439 году в рамках Ферраро-Флорентийского собора. Автор представленной статьи иеромонах Симеон (Томачинский) выдвигает смелую теорию того, что влияние на формирование данного вероучительного положения оказала " Божественная комедия " Данте Алигьери, написанная почти за сто лет до начала собора. Читателям предлагается доклад иеромонаха Симеона на международной конференции «Патриарший визит в Украину: отвечая на вызовы времени». В нем автор касается вопросов и проблем современности: массовой культуры, глобализации, духовного истощения общества, а также призывает россиян хранить свою культуру и свое наследие, особенно литературное. Другие публикации на портале: © 2007-2024 Портал Богослов.Ru. Издатель: БОГОСЛОВ.RU Адрес издателя: 141300 Московская область, город Сергиев Посад, территория Троице-Сергиевой Лавры. Все права защищены. Свидетельство о регистрации СМИ Эл ФС77-46659 от 22.09.2011 При копировании материалов с сайта ссылка обязательна в формате: Источник: Портал Богослов.Ru . Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов публикаций. |
| Поэтому нужно с обеих сторон приложить к этому всякое старание. Мы слышали, что еще будучи в Константинополе вы встречались с тамошними мудрецами и ученейшими людьми и с рассуждением нашли некую середину, через которую полагаете объединиться с нами. Итак, мы хотим, чтобы вы и нам сказали об этой середине, которую вы нашли для единства» 155 . Такого рода вещи Юлиан говорил весьма долго и разумно, со знанием и ораторским искусством. [Митрополит] Эфесский на это ответил: «То, что мы прибыли сюда, презрев труды и опасности рада совершения божественного дела единства, если оно будет угодно Богу, это очевидно. И мы тоже готовы явить ради Бога возможную заботу и труд, поскольку ради этого мы и пришли. Впрочем, на эти встречи мы договорились собираться лишь ради некоторых вопросов, слушать и говорить о них, но не говорить об учении, в котором мы от вас отличаемся, так как это было решено исследовать по прошествии установленного времени. Поэтому если есть у вас какие-либо иные вопросы, скажите, и мы ответим. Середины же мы никакой не нашли, но когда мы устроим собеседование об учении, то возможно, что из этих собеседований найдется некая середина, за которой последует единство». 8. Так ответил [митрополит] Эфесский. Дойдя до этой части слова, я свидетельствую тем, кому случится знать, что я на подготовительных встречах и во время подготовки дел, как и на других [встречах], по возможности точно, и часто дословно, передаю в то время сказанное и сделанное, и считаю самым полезным ничего не прибавлять к сказанному и сделанному тогда, и ничего не опускать. Что касается собеседований, то невозможно изложить их подробно, поскольку речи говоривших весьма простирались по длине, но я, касаясь их в главном, отправлю к [соборным] деяниям желающих знать сказанное на них подробно. Но основное желающие пусть ищут в этом [сочинении], поскольку в [моих] воспоминаниях о чистилище они в точности найдут то, что было сказано с обеих сторон. Пусть настоящее слово идет согласно положенной изначала цели. |
| 5. Написал его монах Амвросий, латинянин, поскольку был опытнейшим в греческом образовании. [Митрополит] же Никейский захотел изменить некоторые слова [только] для большего изящества греческого языка. Итак, собрались ученейшие из латинян, и если [митрополит] Никейский предлагал слово, то они исследовали и проясняли его долгое время, иногда до двух часов. И если избранные для этого латиняне соглашались со словом, то оно утверждалось, если же кому-то из них оно не нравилось, то оно отвергалось. Это происходило в течение десяти дней, и они написали определение, каким его можно [сегодня] видеть. Желающие могут понять, для какой цели составили [они] определение, и в ряду с кем поставили имя императора. 6. В эти дни исследовали еще некоторые темы, среди которых – [тема] о чистилище и о власти папы, что очень огорчило императора, поскольку [митрополиты] Росийский и Никейский сказали, что «право апелляции принадлежит папе, и он должен исправлять, если Патриарх или император сделает что-то недолжное, и латиняне хотят, чтобы и об этом было сказано в определении». Император страдал от этих заявлений, и на одном из обсуждений этих вопросов он сказал: «Если бы латиняне не имели разъяснений со стороны наших, то они бы не говорили об этом и не требовали такого. Но я знаю, кто их подстрекает». И во время другой беседы, говоря о давлении и требованиях латинян, император проговорил: «Я вижу, что есть неверные люди, вечно готовые настаивать на своем мнении [т. е. отстаивать мнения латинян]. Они до такой степени стараются опровергнуть все сказанное другими, что если бы кто из наших сказал, что Христос есть истинный Бог наш, то они стали бы спорить и день, и два, и всеми способами старались бы это опровергнуть и доказать, что Христос не есть истинный Бог наш». И это при том, что вначале, говоря с ними и испытывая их, император утверждал, что они легко убеждаются и что будет легко вести с ними диалог и привлечь кардиналов, с которыми он говорил, на нашу сторону. Этими кардиналами были камерарий, Юлиан и Фирман. |
| [Митрополит] Кизика после праздничных дней Пасхи вышел из дома без мантии и, пересекая площадь и улицы Феррары, так взошел во дворец и искал быть представленным императору. За ним следовали два монаха и держали архиерейскую мантию. Архонты, увидев его и решив, что такая одежда недостойна его, просили его надеть мантию. Он же говорил: «Я не хочу больше быть архиереем, так как Монемвасийский [митрополит] оказался впереди меня. Я хочу увидеть императора и оставить здесь свою мантию». Архонты сказали ему, что «ты не можешь увидеть императора. Он в гневе, и даже мы не видели его». Но тот обещал, что не уйдет из дворца, пока не увидит его. Архонты вознегодовали, и после многих просьб, уговоров, советов и обещаний, что с их помощью император окажет ему подобающую заботу, они позднее и с трудом устыдили его. И он ушел домой, впрочем, без мантии. Такое вот вступление к готовящемуся объединению предоставило нам провозглашение Вселенского собора. Ведь вместо того чтобы положить начало единства с теми, с кем мы были в разногласии, это для нас самих оказалось началом разделений и раздоров. Часть V В которой [говорится] о том, как [митрополит] Эфесский написал папе, и с каким негодованием воспринял это Патриарх; о состоянии дискуссий по поводу чистилища; о том, как эмир готовился напасть на Город, и папа ничего не сделал для помощи Городу, хотя его многократно просили; и о том, что произошло по ходу дискуссий о чистилище Воспоминание пятое 1. Итак, когда все это, как сказано выше, было совершено, папа сразу же приказал переписать грамоту провозглашения [Собора] и послать ее ко всем латинским народам, что и было сделано. Послом во Францию он отправил епископа Критского Фантино 148 – одного из его советников и ближайших к нему людей, с тем, чтобы, как казалось, позвать и приготовить к прибытию оттуда посольство, подходящее и соответствующее такому Вселенскому собору. Патриарх, видя, что [митрополит] Сардский заболел к смерти, стал просить храм, чтобы похоронить его в нем, или же кого другого, если случится [кому] умереть. После многих его просьб с трудом выделили ему маленький храм, названный в честь св. Юлиана 149 . Когда митрополит скончался, то, воспев над ним внутри храма все, что подобает, похоронили его снаружи напротив стены храма. Было это 24 апреля. Мы совершили над ним одну заупокойную службу, но не служили в нем [т. е. в храме] литургию. [Незадолго до этого], когда наши, занятые лечением [митрополита] Кизического, увидели, что [митрополит] Сардский при смерти, то они сказали ему, и он своей грамотой передал местоблюстительство, каковое имел, Монемвасийскому [митрополиту], поскольку и это содержалось в грамотах Патриархов. Когда это было сделано и тот принял грамоту, упокоился и [митрополит] Кизический. |
| И вереницей подобных слов они венчают себя в качестве победителей. Если мы перейдем сейчас к собеседованиям о вере, где они, как думают, имеют некоторую силу от западных святых, то они смогут говорить против нас, что угодно, и себе припишут победные трофеи, имея опору и в своей власти, тогда как мы не имеем судьи в истинности. По этой причине, если до начала собеседований о прибавлении я примыкал к тем, кто считал, что надо начинать с собеседований о вере, то сейчас, когда я узнал точнее их обыкновения, я больше не считаю нужным говорить об учении». На это сказал император: «А до каких пор, ты считаешь, нужно говорить об одном и том же?» «До тех пор, – ответил я, – пока не будет в этом решения. Мы заслуживаем большого упрека и осуждения, поскольку ни в вопросе о чистилище, ни в вопросе о голосовании, ни сейчас о прибавлении мы не пришли ни к какому заключению, и это при множестве слов и борьбы в каждом случае. И мы заслужили большого смеха со стороны самих латинян, что, берясь за темы и подъемля борьбу, мы отказываемся от заключения и переходим к следующему». «Мне кажется более необходимым, – ответил император, – оставить заключение об этом на время, которое, как я считаю, нам будет куда более полезно». За моим мнением последовал и протекдик. После нас говорили игумены, и они последовали за мнением архиереев. Кроме Патриарха и нас троих, все высказались за то, чтобы перейти к собеседованиям об учении. Это и было решено, а император вновь сказал, что «для нас очень удобно то, что дискуссии о прибавлении остались без заключения». 24. На этом мы вышли из императорского дворца, скорбя о происшедшем, и попрекали [митрополита] Ираклийского, говоря: «Разве об этом мы тебя просили? Разве такое мнение было у тебя о данном вопросе? И твоя великая святость считала, что Патриарх скажет и будет действовать так, как он постановил с императором. Но вот, Патриарх высказал доброе мнение. Надо было и тебе последовать за его мнением. Но если бы даже Патриарх говорил что другое, тебе следовало сказать свое мнение, которое, мы знаем, ты имеешь по этому вопросу». |
| Окончательное определение собора 1439 г. относительно чистилища было в основном латинским по содержанию. Согласно ему, некоторые души «очищаются через очистительное наказание после смерти», другие, уже очищенные, поднимаются на небо, а третьи, если они некрещенные или умирают в состоянии смертного греха, «немедленно спускаются в ад». И тем не менее это формальное определение является несколько смягченной версией западного учения. В него не были включены два положения, против которых греки возражали особенно резко. Это положение о материальном огне и сама идея места или состояния очищения, которое называется чистилищем. Так что нельзя признать этот пункт безоговорочной победой латинян. Вопрос остался неопределенным и неубедительным для обеих сторон. Учение о чистилище, как оно было сформулировано в формуле унии 1439 г., стало богословским основанием доктрины об индульгенциях. И развившаяся позже повсеместная торговля индульгенциями (которые якобы могли сократить время пребывания в чистилище) во многом была плодом разработанных во Флоренции определений. 2. Такой же провал характеризует и пункт соглашения, касающийся еще более сомнительного учения о filioque. Дискуссии о Filioque касались двух аспектов этой проблемы: насколько законной была папская интерполяция в соборный Символ веры и насколько богословски правильной была сама теория двойного исхождения Св. Духа. Византийцы открыли дискуссию с объявления неопровержимого факта, что дополнительная фраза, вставленная в Символ латинским Западом, была незаконной интерполяцией; более того, III Вселенский Собор в Эфесе ясно постановил, что к Символу нельзя ничего прибавлять или убавлять от него. Латиняне ответили, что отцы Эфесского Собора имели в виду изменение не слов, а изменение смысла, латинская же вставка не только не изменила смысл Символа, но и прояснила его. Не сумев достигнуть соглашения по первому пункту, стороны перешли к обсуждению самого содержания учения. Латиняне, как всегда, с жаром уверяли, что их понимание проблемы не подразумевало «двух принципов» или «двух источников» в Божестве. Но греков не убедили их заверения. |
| 18. Но еще когда были собеседования о чистилище, то многие из нас собрались перед лицом императора, и он говорил нам, что «нужно изгнать из нашего образа мыслей предубеждения: не считать, что латинское учение ошибочно, и не предполагать, что наше безупречно, но к обоим подходить с сомнением, пока они не будут исследованы. А то, что будет предпочтено соборным решением и исследованием, то должно возлюбить как истинное и несомненное». Тогда присутствовал Гемист, и, услышав это, он сказал нам и в особенности – [митрополиту] Никейскому: «Сколько лет я знаю императора – и не слышал от него ничего хуже, чем то, что он сейчас сказал. Ведь если мы будем сомневаться в учении нашей Церкви, то не стоит и верить в то, чему она учит. А что может быть хуже этого?» 19. Но вернемся к тому, о чем идет речь. Прошло несколько дней, и император захотел собрать нас, чтобы приготовить и волей-неволей принудить к собеседованиям о вере. Сам он лежал больным и не мог прийти к Патриарху, так что позвал его [к себе]. Патриарха принесли на носилках поздним вечером, и он ночевал там. А утром пришли мы, будучи призванными во дворец. Мы сопровождали, я и протекдик, [митрополита] Ираклийского и других архиереев. По пути мы сказали [митрополиту] Ираклийскому: «Вот, ныне предстоит борьба, чтобы мы замолчали о прибавлении и говорили об учении. Поэтому нам предстоит выбрать более полезное и удобное для нашей Церкви. Поскольку мы видим, что латиняне требуют от нас отказаться от бесед о прибавлении, – так как совершенно не имеют ничего сильного, что бы им противопоставить, и это очевидно, – то нужно и нам наипаче держаться этих слов, как надежнейшей крепости, и не оставлять противникам наш акрополь. И более всех других нужно бороться и выступать за полезное для нашей Церкви твоей великой святости как представителю Александрийского Патриарха, проэдру ипертимов, первому митрополиту, старейшему, знающему и всеми уважаемому. Если противостанет твоя великая святость, как должно, то ты будешь иметь в единомышленниках большинство архиереев, а нас – в первую очередь». [Митрополит] же Ираклийский ответил: «Что вы говорите, люди Божии? Разве вы не знаете образ действий и мыслей императора? Он с вечера и до полуночи продержал у себя Патриарха, и они [все] обсудили и постановили, как хотели. И они сделают, как они постановили, хотим мы того или не хотим. А ныне они призвали нас, чтобы посмеяться над нами. И что мы на это скажем? Что бы мы ни сказали, это будет вменено ни во что, а они поступят так, как захотят». |
| П.А. Пашков Полемика о чистилище на Ферраро-Флорентийском Соборе, «Исповедание» патриарха Досифея Нотары и православное учение о посмертной участи душ после частного суда Источник Содержание Значение дискуссий в Ферраре для православного учения о посмертной участи души «Исповедание» патриарха Досифея о посмертной участи душ «Исповедание» патриарха Досифея и дискуссия о чистилище в Ферраре Заключение Источники Аннотация . В настоящей статье предпринята попытка проследить влияние полемики о чистилище на Ферраро-Флорентийском соборе (04.06–17.07.1438) на богословскую традицию последующих веков. В первую очередь рассматривается вопрос, в какой степени богословие духовных школ XVII – первой половины ХХ вв., опирающееся на т. н. символические книги, следует за позицией свт. Марка Евгеника, сформулировавшего систематический православный ответ на проблему чистилища (до него эта тема лишь ситуативно затрагивалась в полемических сочинениях и богословских прениях). Сопоставление текстов речей Эфесского святителя с учением об участи душ после частного суда Божия, выраженным в «Православном исповедании Восточной Церкви» патр. Досифея Нотары, показало, что «Исповедание» во всех своих основных положениях близко следует за св. Марком и достаточно точно воспроизводит его суждения. Именно «Исповедание», как показывается в настоящей статье, стало основой для осмысления проблемы чистилища в последующей традиции академического богословия. Общий вывод об определенной близости учения о чистилище (за исключением представления об «очищающем огне», страдания в котором якобы имеют умилостивительное значение) православным воззрениям оказывается вполне точно соответствующим позиции св. Марка. Все это позволяет заключить, что распространенное мнение о «латинской псевдоморфозе» православного учения в догматических документах раннего Нового времени и следующем за ними богословии духовных школ, по крайней мере в данном отношении, оказывается неверным. Цитирование . Пашков П. А. Полемика о чистилище на Ферраро-Флорентийском Соборе, «Исповедание» патриарха Досифея Нотары и православное учение о посмертной участи душ после частного суда//Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2021. 36. С. 54–68. DOI: 10.24412/2224–5391–2021–36–54–68 |
| Разумеется, речь идет не об отрицании необходимости нравственного совершенства личности в католическом учении о спасении, скорее, можно говорить лишь об изменении приоритетов в спасении, которое мыслится в первую очередь как смягчение Божия гнева через удовлетворение Его справедливости и уже во вторую – как внутреннее перерождение самого человека. Следствием спасения, понимаемого как удовлетворение справедливости Бога добрыми делами, является римско-католическое учение о чистилище , сверхдолжных заслугах и индульгенциях . Не все люди успевают в своей земной жизни принести полное удовлетворение правосудию Божию, поэтому те из них, чья совесть не отягощена смертными грехами, после смерти попадают в некое подобие ада, называемое чистилищем, дабы там страданиями возместить недостающую часть долга. Возможность спасения человека после смерти никогда не отвергалась еще в Древней Церкви, хотя отчасти она связывалась с апокатастасисом и отрицанием вечности ада. Собственно о чистилище упоминал святой Киприан Карфагенский , хотя и не вполне обоснованно, явно об этом свидетельствовали блаженный Августин и святой Григорий Великий . После Великого раскола этот вопрос часто оказывался в центре полемики при попытках восстановления церковного единства, учение о чистилище было догматизировано Ферраро-Флорентийским Собором и подтверждено Тридентским. Основной соблазн учения о чистилище состоит в том, что Богу нужны страдания человека, которыми Он насыщает Свою неумолимую справедливость. Православное понимание спасения исходит из идеи Бога, Который не хочет страданий человека, но жаждет обращения грешника. Часто чистилище сравнивают с идеей небесных мытарств, которая имеет распространение в православной агиологической традиции, но между ними существует принципиальное отличие. Мытарства есть род посмертного суда, они выявляют, но не изменяют загробную участь человека, как это происходит в чистилище, мытарства не имеют того значения удовлетворения правде Божией, какое имеет чистилище. Учение о чистилище повлекло за собой идею сокровищницы сверхдолжных заслуг и индульгенций. |
| " Дантово " Чистилище " стало неподражаемым завершением долгого генезиса чистилища. Кроме того, из всех возможных, иной раз несовместимых образов чистилища, которые Церковь, утверждая догматическую основу, оставляла на выбор чувствам и воображению христиан, этот - самое выдающееся воплощение чистилища " , - резюмирует Ле Гофф . Сходным образом оценивает вклад Данте и отечественный культуролог, философ, профессор А. Л. Доброхотов: " Если изображение адских мук имело в средневековом фольклоре и богословии долгую традицию, то чистилище длительное время оставалось неопределенной идеей... По существу Данте был первым, если не единственным, кто дал развернутую образную и идейную интерпретацию картины чистилища " . Фактически Данте был первым, кто наглядно и в яркой художественной форме провозгласил идею чистилища, поэтому можно предположить, что «Божественная комедия» повлияла на учение Католической Церкви. Эта гипотеза кажется особенно вероятной, если учесть тот факт, что Данте был родом из Флоренции, принимал активное участие в жизни страны и отобразил в своей поэме многие события и реальных исторических лиц Флоренции. Таким образом, его авторитет был невероятно высок именно в том месте, где проходил Ферраро-Флорентийский Собор. И я второе царство воспою, Где души обретают очищенье И к вечному восходят бытию. Так говорит Данте в «Божественной комедии» . " Из всех географических образов, которые воображаемое потустороннего мира за столько веков предложило Данте, он выбрал единственный, выражающий подлинную логику чистилища, логику восхождения, - гору " . Восхождение в данном случае синонимично очищению. Гора Чистилища, в концепции Данте, находится в южном полушарии как антипод Иерусалима. В ней 7 этажей карнизов, окружность которых уменьшается по мере движения к вершине, на них происходит очищение от 7 смертных грехов: гордыни, зависти, гнева, уныния, сребролюбия, чревоугодия, сладострастия. Данте видит в чистилище " временный ад с меньшей степенью инфернальных мук, положенных за те же самые грехи, но содеянные в менее тяжкой форме, либо отчасти снятые раскаянием и покаянием, либо менее закоренелые, нежели у проклятых, либо лишь отчасти запятнавшие жизнь, в остальном исполненную божественной любви " . |
|
|
