| Сельчане относились к Лукичу с уважением, называли мудрым и часто обращались за советом. Всех он называл на «ты», и у него получалось это как-то мягко, ласково… Больше всего Лукич любил потолковать о Божественном. Говорил просто, понятно, а главное, убежденно. На лекцию Демьян Лукич пришел со своим внуком, десятилетним Трофимушкой. — Очень уж мудрено говорил этот лектор, — заметил кто-то из сельчан. — Каких только народов нет на свете, и у каждого своя вера. Страсть! Что тут ему скажешь? — Ну как, Лукич, чувствуешь себя? — поинтересовался другой. — Найдется, о чем с ним потолковать? — Да уж, как Бог вразумит, — ответил тот смиренно. — А не пойти ли нам, Лукич, домой? — предложил самый близкий его друг. — Что связываться с безбожниками, засмеют, да и только. — Я так думаю: защищать веру нужно не ради безбожников, а чтобы предостеречь от соблазна верующих. А то некоторые стали колебаться… Посидим, послушаем, что они еще скажут, — и Демьян Лукич пошел на свое место. Он сидел и думал: «Какой народ нынче маловерный! Свои и те готовы бежать, боятся насмешек… Раньше христиане шли за Христа на мучения, на смерть, как на праздник. Неужели можно сомневаться в Боге?» Демьян Лукич не мог себе представить, чтобы разумный человек мог жить без Бога. Всех безбожников он считал обманщиками: они только притворяются, что не верят в Бога, а в душе вера у них все-таки тлеет… Разве они не обращаются в мыслях к Богу, пусть и бессознательно, а то и бегут в церковь в трудную минуту! А лектор этот? Наговорил много чего, а доказать ничего не доказал. Посмотрим, как он ответит на некоторые вопросы… Начало диспута Перерыв кончился, все расселись по местам. Директор Дома культуры Альтшулер пригласил желающих выступить, но никто не отозвался. Он повторил приглашение, и тогда в первом ряду не спеша поднялся Демьян Лукич. Альтшулер пристально посмотрел на него. — Вы желаете? Пожалуйста. Демьян Лукич откашлялся. — Много ты, милый человек, — обратился он к докладчику, — нам тут всякого наговорил. Сравнил даже религию с прялкой — мол, ее тоже скоро в музей сдадут… Да разве может такое быть? Религия — ведь не предмет какой-то, взял да выбросил, это жизнь народа, а к серьезным вещам надо относиться серьезно. И насчет того, что Бога дикари выдумали от страха, тоже скажу: это не так! Дикари выдумали не Бога, а богов, идолов, потому что — ты сам говорил — обожествляли природу, поклонялись солнцу, деревьям, камням. Это были языческие боги, а мы в таких не верим. Мы верим в единого Бога, Творца неба и земли, и нам нечего Его выдумывать, потому что Он есть, был и всегда будет, — Демьян Лукич немного помолчал. |
| П.В. Долгоруков Воейковы В 1384 году выехал из Пруссии в Москву, к великому князю Димитрию Иоанновичу Донскому, знатный чужеземец Воейко, Войтягов сын, владелец Терновский и с ним приехало 150 человек. Он принял Святую православную веру с именем Прокопия; обряд совершён был в Чудове монастыре митрополитом Киприаном и святым чудотворцем Сергием Радонежским. Великий князь пожаловал ему в кормление город Дмитров, а при великом князе Василие Дмитриевиче он находился боярином. отцовский КОЛЕНО I: Прокопий Воейко Войтягович Терновский, боярин КОЛЕНО II: Михайло Прокофьевич Воейков, боярин Степан Прокофьевич Воейков, боярин КОЛЕНО III: Иван Михайлович Яков Михайлович Семён Степанович Иван Степанович КОЛЕНО IV: Василий Иванович Андрей Яковлевич КОЛЕНО V: Константин Андреевич КОЛЕНО VI: Прокофий Константинович КОЛЕНО VII: Григорий Прокофьевич КОЛЕНО VIII: Тимофей Григорьевич Семён Григорьевич семейко Иван больший Григорьевич Фёдор Григорьевич малышек Василий Григорьевич Лука Григорьевич Иван Григорьевич ивка КОЛЕНО IX: Лука-Богдан Тимофеевич Максим Тимофеевич Андрей Тимофеевич Василий Семёнович † 1577 Матвей Семёнович † 1585 Борис Семёнович Семён Семёнович булгак Савелий Семёнович истома Андрей Семёнович Демид Фёдорович Пётр Фёдорович Логин Фёдорович шмет Игнатий Фёдорович Михайло Фёдорович Иван больший Фёдорович Семён Фёдорович Иван средний Фёдорович Марко Фёдорович Иван меньший Фёдорович Афанасий Иванович Семён Иванович Иван больший Иванович Алексей Иванович Иван меньший Иванович КОЛЕНО X: Михайло Лукич Семён Лукич Афанасий Лукич Фёдор Лукич Пётр Лукич Василий Лукич Пётр Максимович Савва Максимович Дмитрий Андреевич Евстратий Андреевич Клементий Андреевич Аристарх Андреевич Афанасий Андреевич Игнатий Андреевич Иван Васильевич губа † 1580 Матвей Васильевич Ефим Васильевич баим, думный дворянин † 1592 Иван меньший Васильевич Фёдор Васильевич глухий Григорий Васильевич Пимен Матвеевич Андрей Матвеевич, ясельничий и думный дворянин † 1607 Григорий Матвеевич Сергий Матвеевич, во иноках |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Федор Лукич Рассказ 29.09.2020 661 Время на чтение 4 минуты – Вот постельное белье для Вас. Служба через два часа. А пока с дороги можете в келье передохнуть, - деловито скомандовал архондаричный монах Свято-Пантелеимонова монастыря. А потом, улыбнувшись, добавил: – Соседа Вашего по келье Матерь Божия привела на Афон. Познакомитесь с ним, – с этими словами он встал из-за рабочего стола и направился куда-то по своим делам. Я поднялся на второй этаж, отыскал свою келью. Она оказалась открыта, но внутри никого не было. Одна кровать была занята, и я расположился на свободной. Через пару минут в келью вошел мужчина лет шестидесяти. Жилистый, чуть выше среднего роста с очень живым веселым лицом. Мы поздоровались. – Федор Лукич, – представился мой сосед и, чуть помолчав, задал мне необычный вопрос. – Это правда, что на Афон без специального разрешения не пускают? – А как же?! – удивленно воскликнул я в ответ, – а у Вас его разве нет? – Теперь есть, – улыбаясь и показывая мне «Деомонитерион» (въездную визу на Афон) ответил Федор Лукич. – Сам я с Волги. Пятнадцать лет руковожу яхтклубом. Занимаюсь с подростками: от десяти лет до призывного возраста. Яхточки у нас небольшие, самодельные. Но одна – наша гордость. Мы с ребятами в нее душу вложили. Получилась на славу. Кто-то из моих пацанов, уже и не припомню, кто точно, предложил отправиться в поход по пути апостола Андрея Первозванного. Мы стали готовиться. Года два на все ушло. Получили все разрешения, экипировались. Деньгами нам помог один благотворитель. Вот ведь как! На счет перечислил, а имя свое не раскрыл… Я до этого и в церковь-то не ходил. А тут стал бывать на службах, книги духовные начал читать. Перед походом батюшка отслужил молебен о путешествующих, окропил нас святой водой и благословил. Шли, порой, непросто, – продолжал Федор Лукич, – и в шторм попадали, и погода часто менялась, особенно в Крыму. В море молитва была от сердца. Часто молился Богородице, все больше по ночам. За ребят молился, чтобы вернулись благополучно. Трое их со мной: 14, 16 и 17 лет. Жизнь свою «перебирал». В море ты не как на суше. Господь там ближе что ли, всем существом своим чувствуешь Его присутствие и помощь. |
| И Демьян Лукич пошел на свое место. Он сидел и думал: «Какой народ нынче маловерный! Близкие – и те готовы бежать, боясь насмешек… Раньше христиане шли за Христа на мучения, на смерть, как на праздник. Неужели можно сомневаться в Боге?» Демьян Лукич не мог представить, чтобы разумный человек мог жить без Бога. Всех безбожников он считал обманщиками: они только притворяются, что не веруют в Бога, а в душе вера у них все-таки тлеет… Разве они в мыслях не обращаются к Богу, а то и бегут в церковь в трудную минуту! А лектор этот? Наговорил много чего, а доказать ничего не доказал. Интересно, как он ответит на некоторые вопросы… 1. Начало диспута Перерыв кончился, все расселись по местам. Директор Дома культуры Альтшулер пригласил желающих выступить, но никто не отозвался. Он повторил приглашение, и тогда в первом ряду не спеша поднялся Демьян Лукич. Альтшулер пристально посмотрел на него. – Вы хотите? Пожалуйста. Демьян Лукич откашлялся. – Много ты, милый человек, – обратился он к докладчику, – нам тут всего наговорил. Сравнил даже религию с прял кой – мол, ее тоже скоро в музей сдадут… Да разве может такое быть? Религия ведь не предмет какой-то, взял да и выбросил. Это жизнь народа, и к серьезным вещам, милый мой, надо относиться серьезно. А насчет того, что Бога дикари выдумали от страха, тоже скажу: это не так! Дикари вы думали не Бога, а богов, потому что, сам ты говорил, обожествляли природу, поклонялись солнцу, деревьям, камням всяким. Это были языческие боги, а мы в таких не веруем. Мы веруем в единого Бога, Творца неба и земли. И нам нечего Его выдумывать, потому что Он есть, был и будет всегда. Демьян Лукич немного помолчал. – Говоришь: «Бога нет». Слыхали мы такое! Выступал тут один, из бывших священников, отрекся от Бога. «Я, – говорит, – вас раньше обманывал, внушал, что Бог есть, а на самом деле Его нет». Конечно, я не вытерпел, поднялся и говорю ему: «Если ты раньше нас обманывал, кто же тебе теперь поверит?» Ну, а ты, милый мой, можешь нам доказать, что Бога нет? |
| — Что ж, Яков Лукич, пасть львина уж не так страшна? Победили мы с вами коминтерн — два таких воеводы? — Изумляюсь, поистине… Он встал и отворил шкафчик. — Тут у меня на лимонной корочке настойка есть, то и следовало бы по случаю поражения иноплеменных чокнуться. Нашлись две рюмки. И мы чокнулись. — Разоряют Москву, стервецыс, — сказал вдруг грустно Яков Лукич. — До всего добраться хотят, это чтос, квартира наша, типография. Пустяки. Подробность. Они глубже метят. Им бы до святыни добраться… Он помолчал. — А что мы с вами так фуксом выскочили, это действительно… — И то слава Богу, Яков Лукич. Я не наделялся. Он вдруг засмеялся тихим светом, погладил стол, кресло. — Все теперь опять наше… И квартира, и типография. А как вы скажете, ежели по второй? Выпив, Яков Лукич поднялся. Невысокий, сгорбленный, показался он мне дальним потомком дьяков московских, родственником Ключевского. Трепаная бороденка — не то хвост лошадиный, не то редкие кустарники по вырубкам. — У св. Андрея Неокесарейского про этот самый коминтерн весьма даже ясно сказано… И трижды показав дулю невидимому врагу, обернулся ко мне. Что-то строгое мелькнуло в умных его глазах. — А Гаршина вы все-таки изволили позабыть. Прощание с Москвой Много в Москве было для нас всяческого: и радостного, и горького, и большого, и малого — и через нашу жизнь Москва прошла насквозь — проросла существа наши, людей московских. Но в судьбе некоторых из нас было и удаление из Москвы, расставание с нею… — временное ли? Или навсегда? Есть в Москве улица Арбат. Некогда названа она была Улицей Св. Николая — по трем церквам святителя на ней: Никола Плотник, Никола на Песках, Никола Явленный. Вокруг всякие улочки и переулки, с именами затейливыми — Годеинский, Серебряный, Кривоарбатский. Этот последний в самой середине Арбата, рядом со зданием Военно-Окружного суда — и переулок действительно кривой: назван правильно. Вспоминая новую свою жизнь, видишь, что и началась она и окончилась близ Арбата. На углу Спасопесковского было первое, юное наше пристанище, в этом Кривоарбатском последнее. Вижу его теперь, через пятнадцать лет, взором неравнодушным. Пристанище для времен революции и совсем неплохое: мы снимали в квартире артистки одной огромную комнату, сами ее обставили, устроили печку, в зимнюю стужу обогревали и боками своими. Прожили в ней полтора года. В эту-то комнату и пришел раз, поздно вечером, друг наш, издатель. Вполголоса, в полутьме, говорили мы об отъезде: сам он уезжал в Берлин, там основывая издательство, вывозя и меня, и мою семью. В эту комнату пришла первая иностранная виза — из Италии! Отсюда мы уезжали. |
| Спасск (акватория Куйбышевского водохранилища). Собор Троицы Живоначальной. /// Объект утрачен Карта и ближайшие объекты 31 августа 1851 года. Спасский купец Корноухов заключил договор с помещичьими крестьянами села Ключищи Свияжского уезда, согласно которому они обязались выработать в своей местности тесовый камень для строительства спасского Собора. 20 мая 1852 года. Из акта по освидетельствованию места под строительство Троицкого Собора. «1852 года мая 20 дня Казанский губернский архитектор, Академик Иннокентий Платонович Бессонов…прибыл в город Спасск. С членами Строительного Комитета свидетельствовали и испытывали земляной грунт под предполагаемое к построению каменного здания Троицкого Собора и нашли, что на плане местность постройки показана на том самом месте, где в настоящее время существует деревянная церковь, которую при самом начатии работ следует сломать и через это город не будет иметь у себя в продолжение нескольких лет, пока не сделается новое здание, для отправления богослужения никакого храма. Для построения же временной церкви, Комитет, по ограниченности своих средств, никакой возможности не имеет… Господин архитектор при всех присутствующих свидетельствовал материалы для строения приготовленные, как то: кирпич, бутовый камень, известь и прочее и нашёл все заготовленные материалы в дело совершенно годными. А для производства каменных работ рекомендует известного ему каменных дел мастера, крестьянина Семёна Петухова, за знания которого ручается совершенно... " Господин архитектор также рекомендовал для прочности главного купола начать постройку церкви одновременно с трапезой, которая, видимо, служила с западной стороны храма упором и противодействующей силой на распор столбов, поддерживающих купол. А для отопления он предложил устроить «амосовские» печи, предварительно сделав для них подвалы, а во время самой кладки проводить в стенах трубы. 15 июня 1852 года. Заключен контракт с каменщиком Семёном Андреевичем Петуховым, который обязался произвести постройку каменного Собора согласно проекту, в планах, фасадах и разрезах: под фундамент рвы вырыть глубиною четыре аршина, кладку кирпичную начать железняком, не доходя до горизонта земли восемь вершков… |
| Документы 1788 г. свидетельствуют о недостатке в штате Спасского монастыря 3 монашествующих, отмечая наличие игумена, казначея, 4 иеромонахов и белых священников, 2 иеродиаконов и белых диаконов, 2 - в искусе. В 1786 г. на территории Спасского монастыря располагались: настоятельская каменная келья включала восемь покоев и кухню с палаткой для хранения посуды; пять братских келий, которые вместе с настоятельской кельей и надвратной церковью составляли один протяжённый флигель; хлебня; небольшая палатка; деревянные конюшня и конюшенный сарай; каретный сарай с колодцем; каменная часовня; каменная палатка с погребом и баней. Монастырь окружала ограда, частично деревянная. К концу века в монастыре, обнесённом каменной оградой, значились две каменные церкви : Преображения Господня и Спаса Нерукотворного Образа. Скажем несколько слов о Коломенской семинарии, ректором которой в 1788 году был игумен Спасского монастыря. Коломенская семинария ведёт свою историю с 1723 г., когда епископом Варлаамом III (Леницким) на основании духовного регламента от 23 февраля 1721 г. при архиерейском доме была учреждена архиерейская школа, преобразованная в 1731 г. при епископе Вениамине (Сахновском) в семинарию или Славяно-Латинскую школу; при епископе Киприане (Скрыпицыне) в 1739 г. семинария получила полную организацию. После крупного пожара 1739 г. семинария размещалась вплоть до конца 1760-х гг. в стенах Бобренева монастыря. Численность обучающихся в семинарии была значительной. В 1725 - 1727 гг. в ней было собрано 720 учеников. В 1770-е гг. духовная школа была возвращена на епископский двор в центре Коломенского кремля. В 1788 г. при семинарии находилось 6 учителей (игумен Серпуховского Высоцкого монастыря, игумен Спасского монастыря, 4 бельцов) и 322 ученика. Н.П. Гиляров-Платонов в книге «Из пережитого» пишет: «Простота отношений с учащимися и с начальством быта замечательная. Богословский класс располагался летом на чистом воздухе в саду Спасского монастыря, настоятелем которого был ректор. И преподаватель-ректор читал свою лекцию, а ученики слушали его полулежа. По-видимому, отец мой даже не видал в такой, по нынешнему выражению, халатности ничего необыкновенного. Он упоминал о ней только в пояснение другого случая, более существенного, как ему казалось. Иван Лукич, товарищ-одноклассник отца и тоже двоюродный брат ему (по матери), раз указал товарищам на неосторожно раскрывшегося ректора и отпустил вполголоса не вполне печатную остроту, вызвавшую всеобщий смех. Ректор слышал сказанное, а Иван Лукич, чтобы загладить невежливость, на другой день поднес его высокопреподобию в классе же корзинку персиков, поделившись тут же частию и с товарищами. Он слетал за десять верст к садовнику князей Черкасских, с которым был знаком. Ректор принял подарок, и мир быт заключен. Впрочем, Иван Лукич чуть ли не определен был уже тогда, хотя еще не посвящен, во священника». Развитой в Коломне была и система монастырских подворий. |
| 1707 года Стольник Лука Софроньевич Хитрово дал вкладу 100 рублей. В 1742 году августа 12 дня Его Превосходительство Государственный Адмиралтейств-Коллегии Обер- Экипажмейстер, Яков Лукич Хитрово, при Архимандрите Иоанне I, дал вкладу на перелитие большого колокола и с прочими колоколами 100 рублей». Из настоятелей Троицкой обители, управлявших ею в течение 64 лет прошедшего столетия, особенной памяти, по своей заботливости о её украшении, заслуживает Архимандрит Антоний Горский, усердием коего в 1755 году обновлен придел Преподобного Сергия Радонежского в теплой трапезе соборного храма. Главными благотворителями и в этом деле являются особы из фамилии Бояр Хитрово; так во вкладной книге записано, что на означенное обновление пожаловали: 1. Генерал и Кавалер Яков Лукич Хитрово 50 рублей; 2. От Превосходительнейшей Госпожи премилостивой вдовицы Татьяны Родионовны Хитровой на украшение иконостаса 50 рублей; 3. От Николая Ивановича Хитрово на украшение иконостаса на двойное золото 20 рублей. «Было немало и других вкладчиков и доброхотных дателей на это благое дело, из «всякого чину людей», как известные, так и утаившие себя, дабы получить большую мзду от Бога. Например один из вкладчиков записан Настоятелем во вкладной книги так: «старый муж, ветхий деньми, добрый человек подал на украшение иконостаса пять рублей». В 1756 году, старанием того же Архимандрита Антония, приобретены новые сребропозлащенные сосуды и кадило переменою на старые, с прибавкой денег, на что в числе прочих вышеупомянутый Яков Лукич Хитрово дал 10 рублей, племянницы его Головины 5 рублей, а всего Архимандрит Антоний в бытность свою в том году в Москве собрал денег на этот предмет 56 рублей. В 1757 году сделана по правую сторону церкви каменная паперть, а над ней сверху устроена палатка для ризницы, которой как сказано во вкладной книге: «весьма быть при святом алтаре самонужнейше». А в 1760 году Архимандрит Антоний, посоветовавшись со старшей братией, решил: «Чтобы в каменной трапезе, что при Соборной Троицкой церкви, на левой стороне в углу предусмотреть другой придел во имя Святителя Николая Чудотворца теплый, для того чтобы служить раннюю литургию в зимнее время в тёплом храме за упокой, в поминовение всех преставльшихся родителей и сродников «по плоти». |
| Посольство увенчалось полным успехом. Чрез полчаса пришел Малинин в класс, плакал, просил извинения; пенял, что не обратились первоначально к нему лично, объяснял, что виновата его болезнь, не он сек, а она. О другом случае порки вспоминал отец, касавшемся его лично. С двоюродным братом Прокопием, сыном Василия Федоровича, вздумали они прогулять класс и отправились за город. Узнано. Дядя Василий явился тогда в класс, хотя и не в нем учительствовал, и произвел порку. Порка произведена была чувствительная, так что чрез пятьдесят лет живо вспоминалась батюшкою, и притом с одобрением. Простота отношений с учащими и с начальством была замечательная. Богословский класс располагался летом на чистом воздухе в саду Спасского монастыря, настоятелем которого был ректор. И преподаватель-ректор читал свою лекцию, и ученики слушали его полулежа. По-видимому, отец мой даже не видал в такой, по нынешнему выражению, халатности ничего необыкновенного. Он упоминал о ней только в пояснение другого случая, более существенного, как ему казалось. Иван Лукич, товарищ-одноклассник отца и тоже двоюродный брат ему (по матери), раз указал товарищам на неосторожно раскрывшегося ректора и отпустил вполголоса не вполне печатную остроту, вызвавшую всеобщий смех. Ректор слышал сказанное, а Иван Лукич, чтобы загладить невежливость, на другой день поднес его высокопреподобию в классе же корзинку персиков, поделившись тут же частию и с товарищами. Он слетал за десять верст к садовнику князей Черкасских, с которым был знаком. Ректор принял подарок, и мир был заключен. Впрочем, Иван Лукич чуть ли не определен был уже тогда, хотя еще не посвящен, во священника. К концу курса постигло семинаристов испытание. Царствовал Павел, и, несмотря на затрапез и крашенину, в которые облачены были студенты, они обязаны были, подстригая перед и брея бороду, отпускать и заплетать косы по форме, высочайше установленной. На головах обязательно шляпы. Когда рассказывал об этом отец, он всегда называл шляпы «коровьими». В чем была сущность этого наименования? Понятно, что поярковые, а тем более пуховые шляпы заводить голякам-семинаристам было не под силу, и не в этом смысле отец о коровьих шляпах упоминал; должно быть, ввиду указа изготовлялись какие-нибудь специальные шляпы, получившие, однако, название не от формы своей, а от материала. Любопытное, должно быть, зрелище представлял этот маскарад молодых людей в затрапезных и крашенинных халатах или понитковых кафтанах, без жилетов и без брюк, но с придворною косой и с форменною шляпой на голове! |
| Между прочими выдумками соорудил он однажды, по собственным соображениям, такую огромную семейственную карету, что, несмотря на дружные усилия согнанных со всего села крестьянских лошадей вместе с их владельцами, она на первом же косогоре завалилась и рассыпалась. Еремей Лукич (Пантелеева отца звали Еремеем Лукичом) приказал: памятник поставить на косогоре, а впрочем, нисколько не смутился. Вздумал он также построить церковь, разумеется, сам, без помощи архитектора. Сжег целый лес на кирпичи, заложил фундамент огромный, хоть бы под губернский собор, вывел стены, начал сводить купол: купол упал. Он опять – купол опять обрушился; он третий раз – купол рухнул в третий раз. Призадумался мой Еремей Лукич: дело, думает, не ладно… колдовство проклятое замешалось… да вдруг и прикажи перепороть всех старых баб на деревне. Баб перепороли – а купол все-таки не свели. Избы крестьянам по новому плану перестроивать начал, и все из хозяйственного расчета; по три двора вместе ставил треугольником, а на середине воздвигал шест с раскрашенной скворечницей и флагом. Каждый день, бывало, новую затею придумывал: то из лопуха суп варил, то лошадям хвосты стриг на картузы дворовым людям, то лен собирался крапивой заменить, свиней кормить грибами… Вычитал он однажды в «Московских ведомостях» статейку харьковского помещика Хряка-Хруперского о пользе нравственности в крестьянском быту и на другой же день отдал приказ всем крестьянам немедленно выучить статью харьковского помещика наизусть. Крестьяне выучили статью; барин спросил их: понимают ли они, что там написано? Приказчик отвечал, что как, мол, не понять! Около того же времени повелел он всех подданных своих, для порядка и хозяйственного расчета, перенумеровать и каждому на воротнике нашить его нумер. При встрече с барином всяк, бывало, так уж и кричит: такой-то нумер идет! а барин отвечает ласково: ступай с Богом! Однако, несмотря на порядок и хозяйственный расчет, Еремей Лукич понемногу пришел в весьма затруднительное положение: начал сперва закладывать свои деревеньки, а там и к продаже приступил; последнее прадедовское гнездо, село с недостроенною церковью, продала уже казна, к счастью, не при жизни Еремея Лукича, – он бы не вынес этого удара, – а две недели после его кончины. |
|
|
