| Вот, народ никогда. Может быть, от этого многие и расходились раньше, поэтому в конце пасхального Богослужения храмы уже не были переполнены. Еще, что можно вспомнить: когда выходишь после пасхальной службы на улицу- я обычно ходил с двоюродной сестрой, или потом уже с друзьями- еще особенной радостью того времени был этот проход, возвращение домой. А потом и в гости шел куда – то, к друзьям по ночной Москве. Вот, это была, пожалуй, единственная ночь в нашей столице тех лет, когда наверняка можно было сказать, что люди, встречающиеся тебе навстречу, в абсолютном большинстве свои, православные христиане. Вот, помню, мы шли по Остоженке, она тогда называлась Метростроевской улицей; видишь идет навстречу тоже группа людей, скажем, мы со стороны Обыденского, они со стороны Хамовников или откуда – нибудь из Филиппского храма на Арбате и можно было сказать: «Христос воскресе!», и в ответ услышать: « Воистину воскресе!». Что это такое было в Советском Союзе -нужно почувствовать. Те, кто жил в то время, я думаю, эти воспоминания смогут разделить. Но у нас еще один вопрос, будем надеяться, сейчас слушатель дозвонится. Пожалуйста, Вы в эфире. - Добрый день. У меня даже больше воспоминаний, потому что я тоже в середине семидесятых годов ходил в этот храм, и иногда мы вместе даже с Вами стояли, хотя так лично знакомы и не были. Хочу напомнить, что там читался акафист преподобному Серафиму Саровскому по понедельникам, наверное, он и сейчас сохранился. Я сейчас там уже редко бываю, но этот акафист, это была, так сказать, молодежная сходка. А так как я учился в МГИМО, то я уже в те годы подтягивал МГИМОвцев туда. У МГИМОвцев был большой интерес к православию, у нас не было научного атеизма, и свободное мышление, вопреки марксизму, некоторыми профессорами приветствовалось. В отличие, например, от ИНЯЗа. И что там происходило, во – первых, люди медленно постигали церковное пение, а во – вторых, была такая широкая огласка литературы, иногда даже самиздатовской. Конечно же, эти минуты были дороги, потому что это сильно контрастировало с тем, что мы видели на улице, и, когда выходили из храма, и когда в храм входили- все там было тепло. |
| Приюты: 1) Горихвостовский дом призрения (на 92 семейных вдовы); 2) дом призрения бедных духовного звания в селе Остров (65 муж., 248 жен.); 3) Александровский приют для заштатных и неизлечимо больных священников (27 лиц.); 4) Георгиевский приют для бедного духовенства (14 муж., 10 жен.). Богадельни: 1) Лазаревская (50 жен.); 2) Даниловская (59 жен.); 3) Пятницкая (17 муж.); 4) Мазуринская (23 жен.); 5) Обыденская (12 жен.); 6) Миусская (10 чел.); 7) Николоявленская (12 жен.); 8) Морозовская (6 жен.); 9) Докучаевская (5 жен.); 10) Тешиловская (3 муж., 16 жен.); 11) Калитниковская (14 жен.); 12) Медведниковская (25 муж., 16 жен.) 204 . Всего, таким образом, обеспечивалось 801 место (626 женских и 175 мужских) – ничтожно малая цифра на 24 тыс. лиц духовного звания. Богадельни предоставляли кров и пропитание, но средств на лечение у них не было – очевидно, что социальное обеспечение духовенства оказывалось недостаточным. В газете «Церковные ведомости» (1 марта 1908 г.) корреспондент писал о необходимости увеличения числа богаделен. «Каждый крестьянин имеет свой земельный надел, имеет свой угол... (Духовенство. – Ю.Б.) лишено возможности прожить спокойно остаток своих дней, если болезни, бедность прихода и другие условия помешали обеспечить свою старость или если до выслуги пенсии болезнь или преждевременная немощь заставила выйти за штат. Всего несчастнее положение вдов и сирот священно-, церковнослужителей. Ничтожной поддержкой для них служат просфорнические места, но и эта поддержка непродолжительна, так как многие причты вынуждены ходатайствовать о закрытии места просфорни, вследствие дробления прихода и недостатка церковных средств на поддержание просфорнических помещений» 205 . Некоторые особенно нуждавшиеся церковнослужители и их родственники получали единовременное пособие из сумм Св. Синода, который в 1903 г. обеспечил его 59 клирикам, их вдовам и детям общей суммой в размере 2075 руб. 70 и 60 руб. получали священники, их вдовы и дети; 50 руб. – диаконы и вдовы; 30 руб. – псаломщики, их родственники. Среди просителей оказались два священника, пять священнических вдов, девять детей, два диакона, две диаконских вдовы, три дочери. Больше всего пособий получили самые малоимущие из клириков – псаломщики (восемь человек), а также 15 диаконских вдов и 13 их дочерей 206 . § 5. Пенсионное обеспечение приходского духовенства 207 |
| – А что нужно, чтобы детям было хорошо? – На самом деле, немного. Надо их там не гонять, не заставлять вставать на стул и читать стихи, а предоставлять свободу и возможность общаться друг с другом. Ну и все. Если на них не орать, то они будут любить это. Общесемейная подготовка – Как дети участвуют в подготовке к праздникам, сборам? – К Пасхе – обязательно участвуют. Это общесемейное дело. Если возвращаться в мое детство, то у нас было принято, что дети помогают куличи месить, особенно когда стали постарше подростки, то долгие годы только я месил куличи в нашей семье. Потому что это физически тяжело: десятилитровая емкость с тестом, тем более с куличным тестом, которое очень крутое, ее вымесить хорошо трудно. А если не очень хорошо вымесить, то куличи будут невкусные. Надо вымешивать долго и мощно. Теперь мой сын этим занимается. – С какого возраста? – А когда силы появляются. Скажем, мои средние дети, 12–13 летние, им еще это не поручишь. Нужно 15 лет. Другие протирают творог для пасхи через сито – это тоже занятие нудное и долгое. А если его не протереть, то тоже будет пасха невкусная. А в моем детстве еще и творога не было толком. Точнее, мы жили совсем не богато, скорее бедно, и на центральный рынок на Цветной бульвар за творогом не ездили. А в магазине творога не было, а если и был, то в таких мягких колбасах, совершенно невозможный для пасхи, кислый и неинтересный. Поэтому когда я был мал, то мы покупали, (и это была моя задача) гигантское количество пакетов молока, из которого мама делала домашний творог, из которого уже делали пасху. Еще одно общесемейное дело – красить яйца. У нас мама художник, поэтому луковой шелухой мы никак не могли ограничиться. Это замечательный, но не достойный истинного художника цвет. Первую половину дня Великой субботы мы этому традиционно посвящали. Мама доставала всегда специальный художественный ящик с темперными красками: в моем детстве считалось, что только так можно красить яйца. Пасха – это момент усилия общесемейного во всех отношениях. Надо же было еще за свечами сходить вовремя перед пасхальной ночью. Сейчас это удивительно, но как вспомнишь, когда я был маленьким, не было ни малейшей надежды, что когда придешь ночью в храм, у тебя будет возможность подойти к свечному ящику и купить свечи. Потому что была опасность, что вообще не попадешь в храм из-за милиции и загородок, которые вокруг храма выставлялись, была такая толпа, что было совершенно невозможно чего-либо купить. Хотя и раз в год на пасху на улицу выставляли специальный киоск в Обыденской церкви. Но все это было очень ненадежно и сомнительно. За свечами надо было сходить заранее обязательно. |
| Доступ к святыне в храме Христа Спасителя организован до 14 октября 9 октября. ПРАВМИР. Московские бездомные могут поклониться мощам святителя Спиридона Тримифунтского. Замруководителя департамента национальной политики и межрегиональных связей Константин Блаженов рассказал , что в очереди к святыне работают представители департамента соцзащиты. Сотрудники ведомства занимаются так называемой социальной очередью, в которую попадают беременные женщины, люди с болезнями опорно-двигательной системы, родители с грудными детьми. Всех их пропускают в упрощенном режиме от 3-го Обыденского переулка. «Также работает социальный патруль с людьми без определенного места жительства. Им предлагается проехать в учреждения, где они могли бы переночевать, принять душ – такая стандартная работа. И их доступ осуществляется к мощам на общих основаниях», – отметил Константин Блаженов. Мощи святителя Спиридона Тримифунтского принесли в Россию с греческого острова Корфу 24 сентября. Святыня посетила более десяти российских городов. 21 сентября мощи доставили в храм Христа Спасителя, где их встретил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Паломники в столице смогут поклониться мощам до 14 октября, на следующий день ковчег со святыней торжественно отправится обратно в Грецию. Всю актуальную информацию относительно доступа к святыне, времени ожидания в очереди паломники могут узнать из специально созданного сайта и групп в социальных сетях. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 27 ноября, 2021 16 ноября, 2021 6 сентября, 2010 14 сентября, 2010 2 октября, 2009 17 декабря, 2022 25 июля, 2022 8 февраля, 2022 15 января, 2022 27 ноября, 2021 16 ноября, 2021 6 сентября, 2010 14 сентября, 2010 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. |
| Спасибо Вам огромное! Дайте Вас еще раз обнять!». Тут и я не отказал себе в удовольствие прикоснуться к красно-потной щеке Апельсинова, но она была холодна и колюча. Слов, кроме междометий, светило атеистической науки не произнесло, но надеюсь, что притчей во языцах, хотя бы на некоторое время, среди своих коллег он стал. Вот такая маленькая месть состоялась. Но вот когда я теперь вспоминаю эту историю, то прошу Бога об одном – чтобы никому из нас, преподающих в духовной школе или преподающим детям в школе Основы православной культуры, никогда не пришлось встретиться с бывшим учеником, который стал бы благодарить за уроки, препроводившие его к безбожию. Потому что об этой ответственности в наше время мы должны особенно помнить. В первой половине 80-х годов, когда мы с о.Артемием учились в МГУ, на историческом факультете преподавал и заведовал кафедрой древних языков блистательный профессор и один из лучших университетских просветителей, христианских, той поры Андрей Вячеславович Казаржевский. Он помнится, конечно, и как блестящий знаток древних языков, и как автор учебника по древнегреческому языку, которым пользуется поколение студентов, как автор курса по языку Нового Завета (невозможно представить, как такое могло состояться в советское время), который он читал филологам, классикам и некоторым другим студентам, но главным образом, как выдающийся просветитель. Его лекции, посвященные русской культуре, архитектуре, которые он сопровождал показами даипозитивов, они собирали всегда полные аудитории. Андрей Вячеславович, никогда не занимаясь тем лобовым миссионерством, через сам рассказ об этих удивительных памятниках как о смысле иконы, о храмах, о нашей истории, подводил своих слушателей к ограде церковной. Мне кажется, методология этих лекций в значительной мере и сегодня сохраняет свою актуальность. При этом сам он был церковным человеком от юности своея, духовным сыном расстрелянного в 1937 году о.Виталия Лукашевича, в самые страшные годы - прихожанином Обыденского храма, человеком, который никогда не отходил от Церкви. |
| Кассеты экономили, и записывали их полностью. А.Ч. сделал множество записей (особенно хора Н.В. Матвеева). Потом он обычно использовал их в своих многочисленных лекциях. До поры до времени А.Ч. мечтал стать священником (когда А.Ч. испрашивал совета по этому вопросу, особенно у уважаемых им духовных лиц, то все ему единодушно советовали оставаться в прежнем состоянии светского просветителя), и на рукоположении во чтеца его иерархическое «продвижение» остановилось. А во чтеца он был поставлен (настоятелем Ильи-Обыденского храма Виталием Лукашевичем), как только освоил грамоту. В родном храме его привилегией было чтение Шестопсалмия. И уже на склоне лет он бывал несказанно счастлив, когда иногда получал благословение прочитать Трисвятое или те же экса-псалмы. Шесть псалмов Давида, выражающих вздох «скорбящей и озлобленной» души, были ему особенно по вкусу. Вот он приступает: «Господи, что ся умножиша стужающии ми? Мнози востают на мя, мнози глаголют души моей: Несть спасения ему во Бозе его». Отчаяние! Тьма непроглядная! Кругом беспощадные враги, нет помощника, и говорят еще вдобавок: нет тебе спасения от Бога! Прочитав два стиха, А.Ч. выдерживал небольшую, но явственно безнадежную паузу, а потом начинал «из глубины», но совсем другим тоном, в полной уверенности на Бога: «Ты же, Господи, Заступник мой еси, слава моя, и возносяй главу мою. Гласом моим ко Господу воззвах, и услыша мя от горы святыя Своея». А.Ч. был большой мастер создавать контраст: от мрачной безысходности до торжествующей уверенности! Я слышал, что у него был (так и не осуществленный) замысел написать пособие для чтецов «Как читать Шестопсалмие». А.Ч. вообще как-то интимно, душевно, по-личному боготворил «родимого», «дражайшего» Давида, царя-псалмопевца. Он мог бесконечно слушать псалмы, беззвучно проговаривая слова вслед за чтецом-анагностом. Знал множество псалмов наизусть и, конечно, все прокимны, алилуиарии, антифоны и т.д. «Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит» (Пс. 22) я полностью слышал из его уст, и неоднократно. |
| – Вот видите, – сказал Багрицкий серьезно, – даже одесские нищие не выдерживают Надсона! Вся чайная гремела от хохота. Целыми днями Багрицкий пропадал в степи за Сухим лиманом и ловил там силками птиц. В беленной известкой комнате Багрицкого на Молдаванке висели десятки клеток с облезлыми птицами. Он ими очень хвастался, особенно какими-то необыкновенными джурбаями. Это были невзрачные степные жаворонки, такие же растрепанные, как и все остальные птицы. Из клеток все время сыпалась на голову гостям и хозяину шелуха от расклеванных семян. На корм для этих птиц Багрицкий тратил последние деньги. Одесские газеты платали ему гроши: по пять– десять рублей за великолепные стихи. Спустя несколько лет эти стихи знала и заучивала наизусть вся молодежь. Багрицкий, очевидно, считал, что это справедливо. Он не знал себе настоящей цены и в практических делах был робок. Когда он в первый раз приехал в Москву, то никогда не ходил один в издательства и редакции, а брал с собой «для храбрости» кого-нибудь из друзей. Переговоры вел главным образом друг, а Багрицкий помалкивал и улыбался. В Москве он остановился у меня в подвале на Обыденском переулке. Приехав, он предупредил: «Я буду стоять у вас постоем». И действительно, за целый месяц он вышел в город только два раза, а все остальное время просидел на тахте, поджав по-турецки ноги, задыхаясь от астматического кашля. На тахте он был обложен книгами, чужими рукописями стихов и пустыми коробками от папирос. На них он записывал свои стихи. Иногда он терял их, но огорчался этим очень недолго. Так он просидел весь месяц, восторгаясь «Улалаевщиной» Сельвинского, рассказывая невероятные истории и беседуя с «литературными мальчиками» – одесситами, налетевшими на него тучей, как только он появился в Москве. Вскоре он совсем переехал в Москву и вместо птиц завел огромные аквариумы с рыбами. Его комната была похожа на подводный мир. Он мог часами сидеть на диване, думать и смотреть на разноцветных рыб. Примерно такой же загадочный подводный мир был виден с одесского волнолома – так же качались стебли серебряной подводной травы, похожие на кораллы, и медленно проплывали голубые медузы, толчками сжимая морскую воду. |
| Не знаю, писал ли он тогда о Гаршине и Лескове, но разговор об этом был. На верхнем этаже книжной башни у кровати лежал «Свет Невечерний» Булгакова, а из других этажей можно было вытащить «Размышление о Гёте» Э. Метнера, «По звездам» В. Иванова, «Из книги невидимой» А. Добролюбова, «Русский Архив» Бартенева, два тома Ив.Киреевского, «Богословский вестник», романы Клода Фарера, «Кипарисовый ларец» Иннокентия Анненского, какие-то книги о Гоголе, журнал «Весы» и «Аполлон» и даже издание мистических темных рисунков Рувейра. Я, придя вечером, часто оставался ночевать, спать ложился на полу на каком-то старом пальто, и тогда начинались «русские ночи» Одоевского: долгие разговоры о путях к Богу и от Бога, все те же старые разговоры шатовской мансарды, хотя и без Ставрогина. От долгого ночного бодрствования часто хотелось есть, но еды в гостях у С.Н. тогда не полагалось: он забывал о ней, да к тому какая могла быть еда в те голодные годы почти сорок лет назад? Я не знаю, чем питался С.Н. днем, но вечером он обычно ничего не ел, а выпивал только стакан или два вечно остывающего в забвении чая. Впрочем, когда мой голод бывал слишком очевидным (мне было тогда семнадцать-восемнадцать лет), он, весело улыбаясь и в то же время как-то почтительно, вытаскивал из-под кровати деревянный ящик с какой-то сушеной рыбкой, привезенной им из странствований по Олонецкому краю, где он искал народные говоры и колдунские ритуалы, старые леса, «края непуганых птиц», старые деревянные церкви допетровской эпохи. Он жил как монах, и то, что раза два было так, что перед нами на столе стояла бутылка красного кислого вина и он мне говорил стихи Брюсова, не ослабляло, а еще подчеркивало это восприятие его жизни. Это было вольное монашество в миру, с оставлением в келье всего великого, хотя бы и темного волнения мира. У него была одна любимая тоскующая мазурка Шопена, он часто напевал мне ее начало, и до сих пор – через сорок лет, – когда я ее слышу, я точно вновь у него в Обыденском переулке. Помню, как после долгого и восторженного рассказа об Оптиной, где он только что был, он стал говорить об опере «Русалка». |
| Среди лиц знакомых мне, а также незнакомых циркулирует нижеследующий слух: будто бы я нахожусь в связи с двумя девицами, причем от той и от другой у меня есть дети, которые воспитываются в мезонине того дома, где я живу 41 . Слух этот исходит от В. Ф. Эрна и А. В. Ельчанинова, которые, передавая его, заявляют, что факт этот им известен из достоверных источников, причем когда я, узнав об этом, пожелал объясниться с Эрном, он категорически отказал в разговоре. Я не считаю для себя возможным ни подтверждать, ни опровергать этот слух, ни защищаться, ни привлекать за клевету к законной ответственности, ни каяться в своих грехах, словом, входить в какие-либо обсуждения или объяснения вопроса по существу. Но ввиду того, что в связи с этим слухом многие считавшие себя моими друзьями не считают возможным продолжать со мной отношения, я решил довести об этих фактах до сведения всех моих знакомых, хотя бы и шапочных, дабы при встрече не ставить ни себя, ни их в тяжелое положение. Тех, кто желает продолжать со мной прежние отношения, я прошу так или иначе довести об этом до моего сведения. Лиц не приславших ответа буду считать давшими отрицательный ответ 42 . Адрес: Остоженка, д. Белова Вал. Свенцицкий ПРИМЕЧАНИЯ 1 С конца XIX в. дом семьи Шер (Остоженка, 1–й Зачатьевский пер.) стал местом сбора и общения гимназических знакомых Свенцицкого, впоследствии он с Эрном снимал там квартиру, где и была зарегистрирована канцелярия Московского религиозно–философского общества памяти В. Соловьева (МРФО). 2 По–видимому, именно в этот день на квартире Эрна (Обыденский пер., д. Ковригина, кв. 44) состоялся философский спор, о котором говорится в следующем письме. 3 " Была у него и дача–избушка в селе Крекшино… С крошечным окном она стояла, покосившись, на краю выгона и утопала в навозе. Внутри закоптелые бревна и заплесневевшее одеяло на нарах " ( Вишняк М. Дань прошлому. Н. — Й., 1954. С. 168). 4 Ср. описание диспута с И. И. Фондаминским летом 1903 г.: " И " грянул бой " , или, вернее, началось состязание " певцов " … Неумолимой логикой, широтой подхода, негодующим сарказмом Свенцицкий загонял противника в такие глубины, или на такие высоты, куда тот вовсе не расположен был идти. Это было захватывающее — умственно и эмоционально — состязание… Фактически поле битвы осталось за Свенцицким, и несдержанность Илюши это подчеркнула… В споре не участвовавшие… считали его победителем " (Там же. С. 75–76). |
| Отец Илья вылез с вытаращенными глазами из алтаря и показал нам потир, у которого на дне было выгравировано: «Дар великой княгини Елизаветы Федоровны». Так мы получили такой храм. Мы его отмыли, отчистили и начали служить. Это был такой период, с одной стороны, очень большого постоянного напряжения, трудностей и тяжести, с другой стороны, очень большого вдохновения. В общем, я на этом ставлю точку и прошу извинения, я не замечала, что я столько времени говорю. Во Францию мы уехали по очень печальным и тяжелым семейным обстоятельствам, исключительно по семейным. Причем, когда уезжали, мы не думали, что покидаем Израиль. Мы собирались уехать, нужно было везти младшую дочку лечиться, Анюта вышла замуж в Париж. Одним словом, мы временно свернулись и уехали во Францию. Но я бы сказала, что с духовной точки зрения, самое главное я вам рассказала. Потому что во Франции было уже все по-другому совсем, там были у нас прекрасные друзья, и очень много эмигрантского одиночества, отчуждения, взаимного непонимания и всяких таких вещей, но все-таки мы прожили там 14 лет. Потом с большим восторгом вернулись на родину, хотя теперь это даже неприлично говорить, но это правда. Ответы на вопросы – Вопрос очень краткий. Как звали священника Обыденского храма, у которого вы крестились? Кажется, отец Константин, но я не уверена. Единственное, я знаю точно, у что него был сын – астроном… Так что, может быть кто-нибудь из вас знает? – Меня зовут Анна Нафтуловна Куртик. Я преподаватель, экономист. Во-первых, я хочу сказать огромное спасибо! Мой был сначала: как все началось? Вы все это время рассказывали именно то, что про начало. Вот теперь такой вопрос. Нельзя ли устроить продолжение? (общий смех) Я могу бесконечно продолжать, как ты могла заметить, но дело в том, что в каком-то смысле я рассказала самое главное, что мне больше всего хотелось рассказать. Конечно, мне очень хочется рассказать про батюшку, каким он был батюшкой и всякие такие вещи. Я не знаю, это уже как решат устроители. – Ольга Филиппова, КПЦ «Преображение». Если можно, расскажите немного о той социальной реальности, с которой вы столкнулись в Израиле. |
|
|
